Полная версия
Таганский перекресток (сборник)
В глазах Мустафы вспыхнул гнев.
– Я спрашиваю: это понятно?!
– Я сделаю все, чтобы найти перстень, – твердо ответил Хасан.
– Так-то лучше. Но все равно недостаточно. – Батоев закурил сигарету. – Мне не надо, чтобы ты что-то там делал. Мне надо, чтобы ты нашел.
* * *Улицу перегородили полностью, не пройти, не проехать. Машины, участвовавшие в перестрелке: тягач, мусоровоз, похожие на решето джипы, разбитый всмятку «Мерседес». Помимо них – патрульные «Жигули», микроавтобусы экспертов, кареты «Скорой помощи». Количество сотрудников милиции просто не поддавалось счету – армия! Врачей чуть меньше. И масса журналистов, поспешивших на место шумной разборки. Щелкают затворы фотоаппаратов, толкают друг друга операторы, торопливые вопросы людям, вдруг кто чего видел? Вдруг наткнешься на свидетеля, до которого еще не добрались милиционеры? Вдруг именно твой кровавый репортаж станет лучшим?
Комментарий, который дал вышедший к репортерам офицер, вызвал ажиотаж. Милиционера окружили плотной стеной, требовали говорить громче, перебивая друг друга, задавали вопросы. Когда все закончилось, «говорящие головы» принялись позировать, требовали от операторов вместить в кадр расстрелянные автомобили, трупы. Побольше трупов. С лихорадочной поспешностью проговорили тексты сообщений и бросились к фургончикам перегонять картинки в редакции – приближалось время новостей. Работа кипела. Трупы ждали отправки в морг. Эксперты собирали гильзы.
Димка, не сумевший пробиться к комментировавшему происшествие милиционеру, угостил сигаретой стоявшего рядом мужика:
– Не слышал, кого шлепнули?
– Ибрагима Казибекова, – важно ответил тот.
– Ни фига себе… – пробормотал Орешкин.
Даже Димка, не особо следящий за новостями, знал это имя – Ибрагим Казибеков. Его давно перестали называть бандитом, но все знали, что огромное состояние преуспевающего бизнесмена создано отнюдь не праведным путем. Впрочем, доказать что-либо можно только в суде, а с этим у Казибекова было все в порядке: свидетелей нет, доказательств нет, значит, чистый и честный. И все, нажитое непосильным трудом, – гостиницы, рестораны, сеть бензоколонок, ночные клубы – твое по праву. Владей, передавай по наследству.
– Большим человеком был, – продолжил мужик. – Миллионами ворочал, и что? Пуля в лоб, и до свидания. Вот и думай теперь, что лучше: миллионы или зарплата честная.
Сказал с таким видом, будто еще до полудня должен сделать нелегкий выбор: отказываться от богатства или нет?
– Менты, я слышал, говорили, что теперь в Москве большая буза начнется. У Ибрагима три сына, они за папашу всех рвать станут. Крови будет – море.
Нет, порой на улице можно встретить настоящих самородков. Не просто свидетелей, а глубоких аналитиков, способных мгновенно обрисовать вам всю подноготную происходящего. Мыслителей.
Следующие слова мужичонка произнес так, словно тщательно изучил оперативную обстановку в городе и пришел к выводу:
– Трудные времена начинаются. Усиление будет.
Димка растоптал сигарету, поежился, бездумно разглядывая искореженные машины. Перстень, лежащий в кармане куртки, заставлял нервничать. Казалось, его видит каждый встречный. И каждый знает, что именно с ним, с Дмитрием Орешкиным, говорил перед смертью могущественный Ибрагим Казибеков.
«А ведь узнают! – Димку прошиб пот. – Там же дома вокруг! Меня в окно могли видеть!»
Ноги ослабли.
– Это, наверное, из-за автосервисов, – продолжил между тем мужичок. – У меня племянник в автосервисе работает. Говорил, что Казибеков к автосервисам подбирался. Под себя хотел подмять. А это же какие деньги, да?
– Да…
– Есть еще сигареты?
– Пожалуйста.
– Вот и подумай. В автосервисах небось своя мафия. Там ведь такие деньги крутые вертятся. А Казибеков наехал. Вот его и грохнули. Точно говорю – все дело в автосервисах. Или в бензоколонках – тот еще бизнес…
– Территорию он не поделил! – подал голос другой знаток.
– Какую еще территорию? – взвился мужичок.
– Знамо какую: московскую. Славяне ее себе вернуть хотели, а Ибрагим на дыбы. Вот его и шлепнули. Чтобы не зарывался, значит.
– А я говорю – автосервисы!
Димка, не сводя глаз с собеседников, сделал два шага назад. Толпа зевак послушно расступилась, выпустила Орешкина на волю и вновь сомкнула ряды.
– Славяне!
– Автосервисы!
Орешкин медленно брел к метро.
Была у Димки мысль выбросить перстень. Была.
Массивное кольцо оттягивало карман, жгло тело, леденило душу. Тяжесть его заставляла ноги подгибаться. А кровь на нем – чужая кровь – вызывала дикий страх. Пальцы дрожали, перед глазами плыло, казалось, выброси перстень – и все пройдет. Как рукой снимет. Потому что в этом случае ты ни при чем.
Но…
«Поздно, русский, поздно…»
Когда они придут, а, бредя к метро, Димка почти не сомневался в том, что его обязательно найдут, то лучше странный подарок отдать, чем рассказывать, в какую помойку его выбросил.
Да и о деньгах старик чего-то говорил…
* * *Насилие всегда считалось одной из низших форм человеческих взаимоотношений. Если ты силен – дави на соперника, используй свой авторитет, репутацию, в какие-то моменты угрожай, в какие-то – иди на компромисс. Иногда, ради получения грандиозного приза, достаточно поступиться сущей мелочью. Другими словами – разговаривай.
Надо ведь хоть чем-то отличаться от животных.
Тех же, кто сразу пускает в ход кулаки, не любят. Лихая бесшабашность хороша в голливудских боевиках, но вызывает раздражение в реальной жизни. Об отморозках слагают легенды, но стараются их пристрелить при первой же возможности.
Батоева тупым громилой не считали. Напротив, в криминальном мире Москвы Мустафа пользовался заслуженной репутацией человека умного и расчетливого. Конечно, коллеги по нелегкой профессии понимали, что Батоев непредсказуем – они и сами были такими же, – но отморозок? Нет, это не о нем.
И потому, узнав о неожиданном и жестоком ударе по клану Казибековых, к Мустафе направили переговорщика – человека, которому одинаково доверяли и Батоев, и московские лидеры. Человека с незапятнанной репутацией.
– Хороший чай, – похвалил Розгин, поднося к губам пиалу.
– Освежает, – кивнул Мустафа.
– И замечательное послевкусие.
– Ты же знаешь – чаи моя слабость.
– Единственная.
Батоев тонко улыбнулся:
– Не могу позволить себе больше.
– Прекрасно тебя понимаю.
Павел Розгин был адвокатом. Умным, удачливым и весьма известным. Он специализировался на международном праве и консультировал едва ли не всех российских уголовников, собравшихся вести дела за рубежом. Стоили услуги Розгина чрезвычайно дорого, но он никогда не ошибался и помог сэкономить не один десяток честно украденных миллионов. К тому же Павел славился щепетильностью: он не воровал и не болтал. Он был полезен многим весомым людям, что защищало его гораздо лучше любых телохранителей. В общем, Розгин оказался едва ли не идеальным человеком для непростых переговоров внутри сообщества.
– Мустафа, – осторожно произнес адвокат, – ты понимаешь, зачем я приехал: люди удивлены твоим поведением.
– Они напряглись?
– Разумеется, – подтвердил Розгин. – Но пока воздерживаются от решений. Хотят послушать, что ты скажешь.
– Павел, – спокойно ответил Батоев, – пожалуйста, передай людям, что все произошедшее касается только меня и Казибековых. Шли переговоры, которые Ибрагим не афишировал. Сегодняшние события стали следствием возникшего между нами недопонимания.
– Ты ведь приходишься родственником Казибековым?
– Ибрагим мой двоюродный дядя.
– Он помог тебе подняться.
Мустафа помолчал.
– К чему этот разговор?
– Людей удивило то, что произошло, – объяснил адвокат. – Если бы известные события приключились два года назад, все бы восприняли их как само собой разумеющееся. Но сейчас все изменилось. Ибрагим отдал тебе очень хороший кусок, а сам ушел в легальный бизнес. Ваши интересы не пересекались. Тем не менее случилось то, что случилось. Пойми, Мустафа, ты можешь приобрести очень плохую репутацию. И поэтому в твоих интересах объяснить свои мотивы.
Никому не хочется жить на вулкане. Сегодня – Ибрагим Казибеков, завтра – кто-нибудь другой. Или у Батоева был веский повод для действий, или его переведут в разряд отморозков и постараются обезвредить.
Второй вопрос: начнется ли масштабная война? У Ибрагима осталось три сына, старший из которых – Абдулла – не забыл славное семейное прошлое и способен выставить солдат против подлого родственника.
Батоев медленно долил чай в свою пиалу.
«Проклятье! От скольких проблем я бы избавился, завладев перстнем!!»
Не повезло. Теперь приходится вести переговоры, юлить, оправдываться.
– Кстати, это правда, что почти одновременно с известными событиями кто-то наведался в принадлежащий Ибрагиму пентхаус на «Соколе»?
Мустафа не ответил. Медленно пил чай, не сводя глаз с качающихся за окном веток.
Правда? Конечно, правда. Он давно ждал удобного случая и разыграл партию как по нотам. Ранним утром купленный человек из окружения Казибекова сообщил, что ночь Зарема и старик провели в пентхаусе, после чего Ибрагим в одиночестве отправитлся в офис – он не любил показываться с девушкой на публике. Вечером они должны были вылететь в Париж. Более подходящий момент и представить трудно. За пять минут до того, как кортеж старика попал в засаду, восемь отборных солдат проникли в пентхаус и увели Зарему. Узнав об этом, Мустафа едва не взвыл от радости, но очень скоро последовал холодный душ: перстень раздобыть не удалось.
Но надежда на успех еще сохранялась.
– Павел, – твердо сказал Батоев, – передай людям, что я готов встретиться с ними завтра вечером. Лицом к лицу. Я приеду, куда они скажут, и без утайки расскажу о причинах, которые заставили меня так поступить с Ибрагимом. Я позволю им самим сделать вывод о том, достаточно ли вескими были эти причины. Мне нечего скрывать.
– Завтра вечером? – прищурился адвокат.
– Да, завтра вечером.
Почти через сорок часов. Вполне достаточно для того, чтобы решить проблемы и предстать перед людьми победителем.
– Я думаю, они согласятся, – улыбнулся Розгин.
– Я тоже так думаю, – кивнул Мустафа.
Несколько мгновений мужчины молча смотрели в глаза друг друга.
– Но если за эти сорок часов случится большая война, – негромко произнес адвокат, – тебе ее не простят. Постарайся уладить свои дела без лишнего шума. Хотя… – Розгин покачал головой, – учитывая, что мы говорим об Абдулле, сделать это будет очень сложно.
– Абдулла не станет лезть на рожон, – с уверенностью, которой у него не было, бросил Батоев.
– Почему ты так думаешь?
– Есть основания.
– Ну что ж, надеюсь, ты прав. – Адвокат поднялся. – Спасибо за чай.
Мустафа отлично понимал, как ему повезло. Получить от лидеров московских кланов целых сорок часов на решение проблем – огромная удача. Батоев со страхом ждал, что «разбор полетов» назначат на этот вечер, но Розгин согласился на завтра, значит, у него были такие полномочия.
«Зря Ибрагим покинул сообщество. Будь он в прежней силе, они бы засуетились…»
А так решили повременить.
В действительности же переживания Мустафы были вызваны исключительно потерей перстня. Завладей он кольцом, встречаться можно было хоть прямо сейчас – его позиции оказались бы неуязвимы. Батоев строил свои планы исходя из того, что получит и Зарему, и перстень, он и в мыслях не допускал провала и теперь был вынужден лихорадочно искать выход.
– Хасан!
Помощник, ожидавший в соседней комнате, быстро вошел в гостиную.
– Да?
– Что с перстнем?
Хасан развел руками:
– Менты опросили всех жителей двора, в котором нашли Ибрагима. К сожалению, никто ничего не видел. Остается надежда на тех, кто вернется вечером с работы. Может, они дадут какой-нибудь след.
– Бомжи?
– Наши ребята трясут всех бродяг округа. Пока безрезультатно.
– Где Абдулла?
– В загородном доме. – И сразу же, не дожидаясь вопроса: – Наш человек сообщает, что никто подозрительный к нему не приезжал. И сам Абдулла не выказывает желания покидать крепость.
Если старик и попросил кого-нибудь передать перстень сыну, этот кто-нибудь пока не дал о себе знать.
– У нас есть время до завтрашнего вечера, – медленно сообщил Батоев.
– Немного.
– Ты должен успеть.
Хасан кивнул.
* * *«Миллион! Он сказал: миллион!!»
И забавно так сказал: не жадничай, не проси больше, миллион сын даст.
«Миллион!!»
Жадничать? Как вы это себе представляете? Просить больше миллиона? Нет, лучше синица в руках. Жирная, толстая синица, у которой целый миллион зеленых перьев! Девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять долларов! И еще один.
Или попросить миллион евро?
Или миллион фунтов? Они вроде дороже?
Точно – миллион английских фунтов! Старик же не уточнял, в какой валюте должен заплатить его сын за возвращение перстня. Правильно, надо так и сказать: ваш отец сказал, что вы должны заплатить миллион фунтов стерлингов.
«Миллион!!»
Орешкин оглядел комнату. Семнадцать метров, окно на стену соседнего дома, краска на подоконнике потрескалась, осыпается. В дальнем углу отклеиваются обои. Старый диван с протершейся на подлокотниках обивкой. Пыльный сервант, в котором стоят хозяйские чашки. Трехдверный шкаф, скрипящий при открывании. Телевизор с видеомагнитофоном и аудиоцентр – это собственность Димки. Все остальное – чужое.
– А хватит ли мне миллиона? Кто знает, сколько стоит двухкомнатная квартира? Или трехкомнатная? Нет, у человека с миллионом фунтов не может быть трех комнат. Четыре! Не меньше! Я ведь серьезный мужчина!
И обязательно новая иномарка. Квартиру можно купить и в старом доме, в «сталинском», к примеру, а вот машина должна быть блестящей, только что с конвейера. И чтобы кожаный салон, кондиционер, стереосистема… Что еще может быть в крутой тачке, Орешкин не знал, но был уверен, что менеджеры в салоне подскажут.
«Джип куплю! Или „Ягуар“? Или „Феррари“? Нет, слишком крутую не надо, я ведь скромный парень. Ха-ха-ха!»
Жизнь, еще несколько часов назад такая серая и неуклюжая, стала окрашиваться яркими красками.
«Миллион!!»
«Главное – не спустить его, по глупости не растратить! Часть денег в банк, пусть проценты тикают, остальные вложить в дело. В какое?»
– Фирму открою! Буду дверями железными торговать!
И рассмеялся собственной шутке. Представил вытянувшуюся физиономию генерального. Рассмеялся снова. Вспомнил Нину.
«Нет, такая курица мне теперь не пара».
Восторженные мысли не помешали Димке продумать дальнейшие действия: «Звонить надо только с уличного автомата и ни в коем случае не из моего района. Постараться выведать номер его секретаря. Или службы безопасности. Сказать, что есть информация о смерти отца, но тут же предупредить, что говорить буду только с Абдуллой, дать им время собраться с мыслями и перезвонить через полчаса. За это время они успеют доложить хозяину…»
Хороший план. При удачном стечении обстоятельств во второй раз он уже будет говорить с сыном старика.
«Миллион!!»
– Но за что? – Димка взял в руки отмытый от крови перстень. – Неужели он столько стоит?
Орешкин плохо разбирался в ювелирных изделиях, но ему казалось, что обычное кольцо не может стоить столь дикую сумму – целый миллион! Нет, подождите! Если хозяин готов заплатить за возвращение перстня миллион, значит, стоить колечко должно дороже, гораздо дороже. Раза в три. А то и в десять!
«Десять миллионов?!»
Он покрутил перстень в руке. Массивный, золотой, покрыт тонкой арабской вязью, весомый рубин и… Только сейчас Орешкин разглядел, что внутри камня проглядывает какой-то знак. Димка включил настольную лампу и склонился над перстнем, осторожно повернул его одним боком, другим…
– Есть!
При определенном угле падения света внутри рубина отчетливо виднелась шестиугольная «печать Соломона».
– Ух ты! – Орешкин положил тяжелое кольцо на стол и почесал в затылке. – Круто!
«Не трать время на ерунду! – посоветовал прагматичный внутренний голос. – Действуй, как решил: ищи Абдуллу и возвращай ему перстень. Миллион – это очень хорошие деньги».
«Но колечко-то с секретом!»
«Забудь! Наверняка это просто древняя семейная реликвия, передаваемая от отца к сыну. Что-то вроде символа власти. Поэтому старик так трясся».
«А если оно стоит гораздо больше, чем миллион?»
«И кому ты его продашь?»
«Но ведь я не дурак!»
«Гм… – противный внутренний голос промычал нечто неразборчивое. Кажется, выражал сомнения в последнем высказывании Орешкина. – Не забывай, что тебя могли видеть. А значит…»
Через некоторое время в дверь маленькой однокомнатной квартиры постучат не склонные шутить ребята.
Димка потер лоб.
«Не будь идиотом! Звони!!»
– Это старинный перстень, – громко произнес Орешкин, пытаясь почерпнуть уверенности в собственном голосе. – Антикварный перстень. Или о нем, или о таких, как он, наверняка известно историкам.
«Ты кретин!!»
– Я просто узнаю, что это за колечко, и все. В конце концов, мне интересно.
И Орешкин торопливо, пока не исчез запал, включил компьютер.
* * *Сопение за спиной становилось все громче и громче. Горячее дыхание навалившегося мужчины обжигало шею и плечи, а его твердое естество внутри ее, казалось, долбило прямо в сердце. Движения мужчины ускорялись, они были неприятны, постыдны, себе самой она казалась грязной… но Зарема стонала. Против воли, против желания получая удовольствие от грубой ласки Мустафы. Он прижал девушку лицом к простыням, вошел сзади и пыхтел. Она чувствовала его рыхлый живот и кусала губы, стараясь не стонать, не показать, что вот-вот испытает оргазм.
Она не хотела, не желала.
Но не смогла сдержаться.
Их голоса слились. Последовало еще несколько толчков, после чего удовлетворенный Батоев отодвинулся и позволил Зареме откатиться в сторону.
– Понравилось?
Девушка старалась не смотреть на Мустафу. Легла на бок, поджав ноги к груди, и потянула на себя тонкую простыню.
Батоев погладил большой живот:
– Знаю, что понравилось, слышал. Не печалься, Зарема, тебе будет хорошо со мной.
Она вспомнила, как он вошел в комнату. Как остановился, с недоброй усмешкой оглядывая ее, как раздулись его ноздри… Зарема знала, что возбуждает Мустафу, они виделись всего несколько раз, но на каждой встрече девушка ловила его жадный взгляд. Впрочем, ей было не привыкать: большинство мужчин с восторгом изучали ее фигурку, миниатюрную, но очень соразмерную. Высокая грудь, стройные ноги, узкие плечи, тонкая шея, огромные глаза на узком лице и длинные черные волосы. И родинка на левой щеке. Маленькая и изящная, как сама девушка. Зарема привыкла к жадным взглядам, не обращала на них внимания, уверенно чувствуя себя за спиной Ибрагима. И плюгавого Мустафу она никак не выделяла из толпы – он был всего лишь одним из подданных старого Казибекова.
Но вот все поменялось.
В очередной раз.
Сегодня Батоев смотрел на нее по-хозяйски. А Зарема стояла, опустив голову. Беззащитная, покорная. Она ничего не могла сделать, она оказалась в западне. Потом Мустафа велел ей снять блузку, лифчик, долго мял грудь, залез в трусы. Затем уселся на диван, распахнул халат и посадил девушку на колени. Лицом к лицу. Велел целовать себя в слюнявый рот. Показал, кто хозяин.
А потом началось самое неприятное.
Зареме стало горько. И даже еще горше от мысли, что горячему телу понравился молодой мужчина. Она проклинала себя за то, что ей было хорошо.
– Что мог дать тебе старик? – весьма мягко проговорил Батоев, наполняя вином два бокала. – Ничего. Он доживал свой век и ничего не хотел. Со мной же тебе будет гораздо лучше.
Мустафа прилег на кровать рядом с девушкой, подпер голову рукой.
– Ты хандрила, скучала по настоящей жизни.
– Мне было хорошо у Ибрагима, – ровно ответила Зарема. – Я ни на что не жаловалась.
– И теперь не будешь, – пообещал Батоев. – Будь хорошей девочкой, и я стану обращаться с тобой не хуже, чем старик.
«Не хуже? – Зарема едва сдержала горький смех. – Не хуже! Глупый, глупый Мустафа, неужели ты не понимаешь, что Ибрагим начинал точно так же: набрасывался, подавлял, наслаждался властью». Первые несколько месяцев в доме Казибекова стали для девушки непрекращающимся кошмаром. После Ибрагим остыл, утолил голод, а когда обрел могущество и начал играть с судьбами других, изменил отношение к Зареме. В последние годы и вовсе называл девушку «дочкой».
Но память о первой встрече остается навсегда.
– Ты ведь знаешь, что я могу превратить твою жизнь в ад, – улыбнулся Мустафа. – А могу – в рай. Все зависит от меня.
– Пока я этого не знаю, – спокойно ответила Зарема.
Батоев осекся.
«Я угадала!!»
– Ты трахаешь меня, но берешь силой. Не приказываешь. – Девушка выдержала паузу. – Почему?
Мустафа помрачнел:
– Не забывайся.
– У тебя нет перстня!
– Я его найду! – хрипло бросил Батоев.
– Старик тебя обманул! Ты его убил, но не получил перстень!
Зарема звонко рассмеялась. Получила удар по губам, но продолжала смеяться, в упор глядя на злящегося Мустафу. Да и удар оказался не сильным, Батоев отчего-то не хотел делать девушке больно. Ударил, чтобы замолчала.
– Прекрати! – В маленьких глазках Мустафы сверкнуло бешенство. – Заткнись!!
Девушка поняла, что пора остановиться. Пусть Батоев и не имеет над ней полной власти, но сейчас она в его руках, и у Мустафы есть тысяча способов сделать ее существование невыносимым. Зарема перестала смеяться, но продолжила разговор издевательским тоном:
– Что ты теперь собираешься делать, убийца своего дяди?
– Трахать тебя я могу и без перстня, – угрюмо ответил Батоев.
– Но разве ты этого добивался? Тебе нужна вся власть, так?
Мустафа медленно допил вино, поставил бокал на тумбочку, чему-то улыбнулся, глядя на закрывающую окно тяжелую штору, почесал живот и тихо, но ОЧЕНЬ уверенно произнес:
– Все равно, Зарема, все будет так, как я решил. Я добьюсь своего. Меня не остановить.
Улыбка сползла с лица девушки. Если до сих пор она не воспринимала Батоева всерьез, старалась уколоть, ужалить, даже унизить, если получится, то теперь поняла: перед ней Наполеон. Было в негромком голосе Мустафы столько силы, что старый Ибрагим, не убей его племянник, удавился бы от зависти.
А потом Зарема представила, что он может сделать, и ей стало страшно.
– Если ты продолжишь мне дерзить, тебя будут трахать все мои солдаты. И сейчас, и потом. Всегда. Ты станешь их подстилкой. Они будут плевать тебе в лицо и…
– Не надо. Пожалуйста, не надо.
Батоев кивнул:
– Хорошо, что мы начали понимать друг друга. – Снова почесал живот. – Ты меня обидела, Зарема, постарайся загладить свою вину.
Девушка все поняла, тихонько вздохнула и послушно отбросила в сторону простыню.
– Надеюсь, новости действительно стоят моего беспокойства, – пробурчал Мустафа, открывая дверь кабинета. – Что случилось?
Хасан дождался, пока хозяин усядется в глубокое кресло, чиркнул зажигалкой, помогая Батоеву раскурить сигарету, и с тихой радостью поведал:
– Есть след! Менты нашли свидетеля!
Глаза Мустафы сверкнули.
– Говори.
– Отправляясь на работу, один из жителей домов встретил незнакомого мужчину. Обратил внимание, потому что двор глухой и чужие там бывают крайне редко. Нам повезло: свидетель оказался бывшим гэбистом, а сейчас работает в охранном агентстве, так что мужика он описал досконально.
Батоев выхватил из рук помощника лист бумаги, нетерпеливо пробежал взглядом по строчкам: «…тридцать – тридцать пять лет… темные волосы… нос… одет…» Откинулся на спинку кресла, прищурился:
– Это уже кое-что.
Обычный человек опустил бы в такой ситуации руки: как отыскать в десятимиллионной Москве тридцатилетнего мужчину с темными волосами? Опрашивать каждого встречного? Дать объявление в газету? Но Хасан не даром ел свой хлеб.
– Гэбист сказал, что никогда раньше этого мужика не видел, а направлялся тот к метро. Вывод: или ночевал у подружки, или приезжал по делам. Завтра утром два десятка наших пойдут по окрестным домам и офисам. Фоторобот у нас есть. Уверен, к полудню мы найдем урода.
Хотелось приказать действовать прямо сейчас, немедленно: врываться в квартиры и будить людей, но Мустафа понимал, что надо ждать.
– Хорошо, Хасан, я очень тобой доволен.
* * *Говоря откровенно, вряд ли бы Димка решился искать следы антикварного перстня, не будь у него маленького хобби – история Второй мировой войны. У многих интерес к тому времени проходит. Взрослея, дети забывают рассказы дедов-фронтовиков, старые фильмы начинают восприниматься совсем иначе, нежели раньше, и память о самой большой войне в истории человечества оживает лишь 9 Мая. У Орешкина же детская увлеченность не пропала. Не стала, как это иногда бывает, профессией, но никуда не делась. Димка внимательнейшим образом читал документальные материалы, посещал пару военно-исторических клубов и, бывало, до остервенения вел дискуссии на профильных интернет-форумах. На которых – Орешкин знал это точно – появлялись не только такие же, как он сам, энтузиасты, но и люди с соответствующим образованием. С одним из них, использующим в Сети ник fOff, Димка виртуально подружился и на его помощь рассчитывал.
