Хорошенькие девчонки. Рассказы

В голове действительно просветлело.

– А теперь держись, – все так же монотонно сказал старик, глядя перед собой. – Тебя может вырвать. Запоминай! – его голова резко повернулась в мою сторону, и его взгляд пронзил меня насквозь. Его глаза слезились, они заплыли кровью – ни зрачка, ни белка. -Запоминай! 24! 41! 3! 78! 24! 41! 3! 78! 24! 41! 3! 78! 24! 41! 3! 78! 24! 41! 3! 78!

Снова и снова он орал эти цифры, будто ему вонзили в горло ржавый гвоздь, и он пытался спасти меня от той же участи. Вместо слез из глаз лилась кровь. Вокруг быстро темнело. Цифры стали видимыми, они стали ощутимыми. Они стали реальнее, чем все вокруг. Но что они означали, понять было невозможно. Старика трясло. Он продолжал орать загробным голосом, от которого мурашки были по всему телу. Да что уже там, все тело было одной большой мурашкой от этого крика. Его крик все повышался и повышался, и вскоре достиг ультразвука, что уши закладывало. Закрыв руками уши и веками глаза, я стал, почему-то шепотом, просить:” Заткнись, заткнись…”.

Вдруг шум прекратился, я открыл глаза и уши. Резко потемнело, старика уже не было, лишь в воздухе на его месте повисла какая-то рябь, а вдалеке виднелись огни окон. Это казалось благоприятной новостью для меня. И я рванул к очередной деревушке. Чем ближе я подходил, тем больше понимал – это та же самая деревушка. Тело будто свинцом налилось и никуда не хотело идти. Усталость мгновенно вонзилась в рассудок и плавно расплылась по телу. Изо всех сил я сопротивлялся этому наваждению. Голова опустилась вниз, только сейчас я увидел прокусанную руку. Странно, до этого я не чувствовал боли, но как только я увидел свою кровь, смешанную со слюной этих псин, боль стало невыносимой. Появилась решимость и злость, от усталости не осталось и следа. Во что бы то ни стало, я сожгу эту деревню.

24… 41… 3… 78…

Цифры, цифры, цифры. От мысли о них стала невыносимо болеть голова. Я пустился бегом, спотыкаясь на пути – левая и правая не могли договориться, кто первый. Они сговорились между собой и с этими убийцами. Ноги предали меня! Их надо отрезать, но после. Для начал сжечь дотла деревню. Убить всех, кого найду, и найти всех, кого надо убить. Да, да, отличный план. Руке совсем не больно. От неё такое тепло. Оно согревает меня, несмотря на снег, падающий с неба. Откуда же взялся снег? Это не важно – деревня рядом. Все мои мысли обратились на эти предательские окна, за которыми раздавались смех и песни. Все эти люди веселятся пока у меня несчастье. Я умираю, возможно, прямо сейчас, от этого пойла. Может поэтому старик истек кровью.

Я подошел к двери той хаты, в которой я оставил свой рюкзак. Из неё раздавался смех. Противный смех, который издевался надо мной, он заставлял меня признать своё ничтожество и убожество перед владельцами дома. Я выбил дверь и влетел в хату, махая тесаком. Она была пуста.

Мой рюкзак лежал посередине пустого дома. Смех усилился, это хохотали стены. Дом ходил ходуном, заливаясь истерикой. Он высмеивал мой страх. Я стоял между четырёх стен и искал, кому дать по морде. Кто ржет!? Но никого вокруг, только стены, пол, потолок, рюкзак, окно и дверь. И смех, который стал больше чем смех, он стал, как и цифры, видимым. Я буквально чувствовал его объём; его длину, ширину, высоту. Это все напоминало плохую комедию – я не сделал ничего плохого, но закадровый смех гремит, будто это последняя шутка. Не просто последняя. Лучшая!

Я не понимал юмора. Я начал врываться в остальные дома. Но и там, кроме этого ужасающего смеха, ничего не было. На улице уже была тьма. Врываясь в последний дом, я был уверен в его безлюдности – меня вновь напугают пустой комнатой смеха. Но я был пренеприятно удивлен наличием в комнате двух уродливых существ. Это были старик со старухой.

Они въелись в меня бешеными глазами, из которых текла кровь. Они бубнили какую-то чушь себе под нос.

24… 41… 3… 78…

Да, это те самые цифры. Что, черт возьми, они значат? Немного подумав, я принял логичное решение. Я начал наносить удары по бабке и дедке. Их мало смущало наличие рваных ран, которые оставлял мой ржавый тесак. Они все так же противно смеялись и не могли найти, чем ответить на столь грубое обращение с ними. Видимо их защита заключалась в том, что я должен захлебнуться в их крови.

Всё моё тело превратилось в кровавое пятно, которое уже точно не отстирать. И вот взмахнув, уже который раз, ножом, я понял, что лезвие оказалось в этой вредной, смеющейся старушенции. Они перестали смеяться, они начали медленно подходить, скаля зубы в улыбке. Их желтые зубы раскрасила алая кровь. Из них вытекло столько крови, что ванну можно принять. Но видимо этим тварям все нипочем. Я выбежал на улицу, где в небе висела прожектором луна, и где меня уже ждали изувеченные мною псы, забитые камнями и мною лошади. А на фоне луны летали птицы.

Одни лаяли, другие фыркали, третьи летали над головой, постоянно крича на своём отвратительном птичьем диалекте. Позади меня уже приближались к выходу изрубленные старики. Бежать было бесполезно, я задумался о цифрах. Только они могут выручить, в этом сомнений нет. Всё, что я тут получал или узнавал, спасало меня. Разве что «пиво», оно перемотало время…

Время. Я достал телефон. Есть сеть! Я судорожно начал вводить цифры.

24… 41… 3… 78…

Гудки. Кому я звоню? Может, я просто кого-то разбужу перед смертью. Это не худший вариант. Он единственный, а значит верный.

– Алло, – в трубке раздался женский голос.

– Да, да, да! – возрадовался я. – Девушка, я не знаю как, но вы должны меня спасти. Видите ли…

– Секундочку, – она отодвинула трубку и что-то начала объяснять кому-то.

– У меня нету секунды! – заорал я в трубку.

Всё это время никто из этих разъяренных тварей не двигался, даже перестали рычать, смеяться, каркать и фыркать. Надежда на спасение дала телу невероятную лёгкость. Но вдруг снова взвыла левая рука и в глазах начало мутнеть, когда девушка снова обратилась ко мне.

– Я знаю, чем вам помочь, – её голос звучал уверено.

– Говорите же скорее! – моё терпение давно иссякло.

– Вам надо лечь, очень тихо и аккуратно лечь. Руки по швам. Слышите меня?

– Да, я слышу-слышу, но в глазах темнеет. Что там надо сделать

Сконцентрироваться становилось всё сложнее, тело снова налилось свинцом.

– Лечь на землю! – повелительным голосом сказала она и добавила уже мягче. – Руки, желательно, по швам. Можно на груди скрестить. Слышите?

– Да! Слышу, уже ложусь.

Я потихоньку опустился, нащупал левой рукой землю и сел.

– Девушка, все черным-черно перед глазами. Я не вижу этих тварей. Мне страшно.

– Потому что ложиться надо быстрее! – она кричала уже в бешенстве.

– Хорошо, – робко ответил я.

– Вы легли полностью?

– Да.

– Закройте глаза и задержите дыхание.

– Сделал.

– Прощайте, – она повесила трубку, и я услышал отрывистые гудки.

И это всё? Просто лечь и закрыть глаза? Но ведь вокруг те, кто жаждет моей смерти. Надо срочно открыть глаза, но что-то мешает. Что лежит на моём лице. Что падает на меня. Я начал ощущать привкус и запах мела.

Я лежал покрытый мелом и землёй. Надо мной возвышался крест.

Иманов Сергей Владимирович. Года указано не было. Адреса тоже.

Дорога

Ты всё портишь с того момента, как приступил к реализации своих замыслов. На самом первом шаге ты запнулся, упал, выбил колено и пошёл зализывать рану соплями и слезами, рассказывая всем, какой тернистый путь ты для себя избрал. Ты злишься на людей, которые пытаются тебе помочь, в их помощи ты видишь насмешку и презрение. Единственные люди которые могут быть для тебя полезными уже внесены в чёрный список, зато те, кто тебя жалеют и шепчут тебе на ухо слова успокоения, восприняты как спасители.

Но вот твоё здоровье поправилось, и колено зажило. Ты даже приоткрыл глаза, чтобы видеть, куда идёшь. Увиденное тобой было настолько мрачным и туманным, окутанным мифами и легендами, что ты снова вернулся домой, отыскал своих спасителей и стал с пылом и жаром рассказывать об открытых тобою тайнах. Их глаза расширялись ровно в те моменты, когда ты делал акценты. Ты слышал, как они восклицают: “Ничего себе!” Почувствовав свою значимость, ты решил простить глупцов, критикующих тебя. Разорвав чёрный список, ты принял их со снисходительной улыбкой за дорогим ужином. На первое был рассказ об увиденных чудесах, на второе твои страдания под соусом метафор. До десерта дела не дошло: твои враги всё так же презирают тебя и считают умственно отсталым. Они спорят с тобой, приводят детские аргументы, читают тебе лекции обо всём на свете. Твоя голова начинает раскалываться, и ты прогоняешь их навсегда. Больше не будет в твоей жизни этих ленивых, высокомерных негодяев.

Дорога снова зовёт. Твой походный рюкзак набит всем, что может тебе понадобиться: мотивирующие цитаты, биографии великих людей, любимые песни, кубки и медали за первые и вторые места с местных соревнований из трёх человек, список твоих желаний, список всех твоих хороших дел, все слова благодарности сказанные тебе. Всего этого мусора так много, что в одном рюкзаке не помещается. Ты набиваешь им карманы, складки одежды, засовываешь за пояс, самые мелкие вещи ты запихиваешь за щеки. И вот, ты решительно настроен преодолеть все препятствия, свернуть все горы, победить всех драконов и спасти всех принцесс. Ты встаешь на старт и смотришь на тот самый след, оставленный тобой много лет назад. Ты вспоминаешь хруст в колене, запах земли, чувство страха. Мужественно поборов воспоминания, ты делаешь решительный шаг на этот самый след. Тебе приятно лицезреть свой прогресс, появилось ощущение силы, которого так не хватало. Ты стоишь и озираешься по сторонам. “Смотрите все!” – из-за хлама во рту слышны лишь гласные – “Я преодолел это! Теперь я не спотыкаюсь на этом месте!” Затем тебя начинает одолевать страх: а вдруг второй шаг окажется невозможным? Идти тебе неудобно, по спине начинает струиться пот, хочется освободится от тяжести рюкзака, но там такие полезные вещи. Сквозь ощущение слабости и страха ты делаешь этот следующий, судьбоносный шаг. Это оказалось проще, чем ты себе представлял. И вот уже шаг за шагом под тобой стелется путь. Улыбка растягивает твоё лицо, глаза блестят азартом, во рту привкус величия, в крови эндорфин.

Теперь ничто и никто, не сможет тебя остановить. Вот уже сто шагов ты преодолел с небывалой лёгкостью. Оказалось, ходить это очень легко. Черты города размываются, ты уходишь всё дальше, и постепенно приходит осознание, что на своём пути ты мало кого встретишь. Первые дни ты ещё не веришь этому. Только спустя неделю, когда единственным попутчиком был кенийский бегун, пробежавший не поздоровавшись, на тебя разом свалилось бремя одиночества. Ты устроил привал у ближайшего перекрёстка и стал ждать путешественников вроде себя. Ты очень хочешь встретить своих любимых. Всех тех, кто тебе помогал в трудную минуту, всех тех, кто уважал твой выбор. На второй день привала на перекрёсток выехала машина. В ней сидел один из тех негодяев, презирающих тебя. Он вышел и пошёл здороваться с тобой. Спросил как дела, как успехи, предложил подбросить немного. Наглое, самолюбивое хамло недостойное даже твоего приветствия. Хамло уехало, осталась помесь тоски и надежды.

Барахло из твоего рюкзака уже испортилось, и не годилось в пищу, но надежда отлично утоляла голод. Ты обрёл веру, выбросил рюкзак на обочину и пошёл дальше. Дорога становилась всё более мрачной, но мрак приобрёл иной характер. Если раньше ты ничего не понимал из увиденного, то теперь ты всё понимаешь, но понятия не имеешь, что со всем этим делать. Надежда заставляет тебя двигаться всё дальше и дальше. Она помогает тебе не замечать раскалённого солнца, проливных дождей и крещенских морозов. Ты благодаришь её, ты дружишь с ней, ты любишь её. Она спасает тебя, бережёт тебя, но беспросветно лжёт. На пути начинают появляться знаки “Тупик”, “Проезда нет”, “Движение запрещено”, а надежда тебе говорит: “Значит там ещё никого не было! Значит там ты можешь оказаться первый! Ты можешь дать людям нечто новое!” И ты её слушаешь, и представляешь, что же такое интересное там может быть. Но все твои догадки оказались ошибочными. В конце дороги тебя ждал обрыв “Ты открыл людям обрыв!” – кричит надежда. – “И теперь тебе предстоит понять, как он им может понадобиться!”.

Ты проводишь несколько лет в поисках решения этого вопроса. И как-то раз на краю обрыва оказался какой-то человек, ты подошёл к нему и, с трудом вспоминая родную речь, спросил: “Что ты тут делаешь?” А человек голосом пророка ответил: “Придумываю зачем людям может понадобиться обрыв”.

Ты побежал. За все эти годы ты ни разу не пытался бежать, но теперь это показалось единственным разумным решением. Надежда бежала за тобой. Сердце билось в горле, оно горело и обжигало твою грудь, голова кружилась. Надежда же полна сил и энергии, годы её ни капельки не состарили. Ты остановился, пытаясь отдышаться, под выговор своей заступницы и спасительницы. Не выдержав её лекций, ты выпросил у неё прощения и снова двинулся к тому самому перекрестку.

Каждый шаг в тебе возникает вопрос: “Может надо вернуться к обрыву?” Каждый следующий шаг ты отвечаешь: “Нет”. Но вот на пол пути ты встретил своего старого друга на машине, того самого, который всегда тебя поддерживал, кто всегда мог выслушать и сказать доброе слово. Вы мило беседуете, и ты просишь его подбросить до перекрёстка. Но друг отвечает: “Я – не Я, машина не моя. Я так занят. Я бы смог тебя подвезти, если подождешь. Но Я не знаю, когда Я освобожусь. Если у Меня всё получится, то Я вернусь скоро. Но Я не уверен, что Я так быстро справлюсь с Моими делами. У Меня сейчас есть некоторые проблемы, которые Я должен решить. Иначе Я не смогу помочь Себе спасти Себя для Себя… ”

Ты бьёшь его в лицо, выбрасываешь из машины и оставляешь лежать на асфальте. Садишься в его машину и едешь на перекрёсток. Надежда с жаром нашептывает тебе обвинения. Ты громко включил радио и попытался сосредоточится на сводке погоды вместо её надоедливого бормотания. Но надежда становится настойчивее, ей неприятно, что ты её игнорируешь.

Нажал на тормоза, и попытался её угомонить, но ничего не вышло. Вы поссорились, она в слезах вышла из машины. Минутная борьба происходит в тебе: тебе надо её простить ведь она так часто тебе помогала, и тебе нельзя её прощать, ведь её помощь ничего тебе не давала. Ты надавил на газ и даже не посмотрел, как в зеркале заднего видения удалилась маленькая фигурка надежды. “Ты всё правильно сделал” – говоришь ты сам себе. – “А может всё-таки вернуться?” Но ты уже выехал на перекрёсток.

Уже забыты все поиски и эти приключения по пустынным трассам. Ты просто воюешь с собой и со всем, что окружает твоё Я. Уже не существует никаких целей, никаких обрывов, никаких рюкзаков. Мир перестал делиться на добрых и злых. Твоя нога плющит педаль, и тело стремительно отдаляется от метафизических субстанций вроде Надежды, но Разум хочет всё вернуть. “Ты же так к этому привык! Не надо было ничего менять. Какая разница, помогала тебе надежда или нет, она была частью тебя с которой ты сжился” – говорит тебе Разум. И ты принимаешь его голос за свой собственный. Но ты уже забыл, что голос – это когда колеблется воздух, и эти колебания бьют по барабанной перепонке. Для тебя мысли обрели звук, слова обрели форму. Телесная оболочка стала казаться такой незначительной и мелкой по сравнению с космосом в её пределах.

Тебя так поразили эти мысли, что фары встречной машины не ослепляли твои глаза. Осколки лобового стекла не заставили твои рефлексы сомкнуть глаза. Ты всё держишь под контролем. Твоё тело вылетает из машины, но не целиком. Это тоже мало привлекает твоё внимание. Навстречу к тебе летит такой же просветлённый с умиротворением в глазах.

Ваши глаза не встретятся. Вы не порадуете друг друга своими открытиями. Мир не накроет волна вашего просветления, лишь ваш собственный космос будет награждён незримыми плодами познания.

Аборт

На берегу тихой реки жил старик. Его кривая-косая землянка вся поросла мхом. Внутри был беспорядок, который стал для старика привычным образом жизни. Одинокая жизнь уничтожила его аккуратность и заботу о себе.

По утрам он ходил ловить рыбу к запруде на реке, которую сам смастерил. Затем он прохаживался по лесу проверяя свои ловушки. Готовил еду, рубил дрова… Всё это было неизменно из сезона в сезон, из года в год. Он привык к своему укладу жизни.

И вот в один из многочисленных дней старик стоял у запруди и ловил рыбу. Был совсем не рыбный день, и он уже собрался уходить, как вдруг увидел, что вниз по реке что-то плывёт. Старик зацепил удочкой этот предмет и подтянул его к себе.

В маленькой плетёной лодочке лежал завёрнутый в пелёнки спящий младенец. Эта находка обескуражила старика. В складе пелёнок была какая-то записка. Старик достал ее и прочёл.

"Судьба направила этого ребёнка к вам, позаботьтесь о нем пожалуйста"

Старик долго держал в руках эту записку, поглядывая то на неё, то на младенца. Его глаза приняли необычное выражение.

– Ребенок, это перемены, – сказал старик, а затем прокричал. – Я не хочу ничего менять!

Он выхватил нож из-за пояса нанёс три колющих удара в лицо. Услышав что ребенок не вскрикнул старик со спокойной душой перекинул его через запрудь и побрел домой разочарованный безуспешной рыбалкой.

Философия

-В чем же смысл жизни? – спросил алкоголик, опрокинув стакан.

–В пустом лабиринте, который мы называем целью. – ответил героинщик, сцеживая продукт через вату.

–Нет. Поток энергии создаёт ощущение значимости происходящего, которое по факту является погоней за прибылью и властью. Хотя на самом деле этот поток энергии лишь показывает путь к удовольствию, – возразил планокур, затянувшись толстым косяком.

– Заткнись! Хочешь смысла? Это – выжить и выжать максимум из окружающих, – заявил парень под метамфетамином.

– Все это конечно имеет смысл, но познание самого себя единственная объективная цель, – сказал ЛСДшник, проглатывая марку.

– Ты близок к истине, но все же наш разум лишь выполняет функцию оболочки. В этом и вся идея прорваться сквозь оболочку, – подхватил чувак, глотая псилоцибин вперемешку с мухоморами.

В комнату зашел полицейский и его тут же вырвало от запахов – вся комната была обмазана дерьмом, а в углу лежало несколько трупов в форме. Он свалился и потерял сознание от такого сюрприза.

– Эй нарколыги оттащите мента к остальным, – крикнул метамфетаминщик. – И сигарету мне. Бегом, вашу мать!

Ложь

– Веришь ли ты , что тот парень сын господа? – спросил Палач Первого.

– Верую, – ответил Первый.

– А веруешь ли ты? – спросил Палач Второго.

– Никак нет, – отвечал Второй.

– Хорошо, мне всё ясно, – Сказал Палач и тут же отрезал голову Первому.

Первый моментально оказался в пустом, сверху до низу белом пространстве. Вдруг он услышал голос:

– Ты был честен, и теперь ты будешь со Мной.

– Спасибо, – сказал Первый, из его глаз потекли слезы счастья.

Прошли дни и Первый начал сходить с ума от безделья в этом бесконечном пустом мире. И тогда он воззвал к всевышнему:

– Господи неужели я единственный человек в раю, и неужели здесь нет никаких занятий.

Голос ответил ему:

– Ты ошибаешься дважды: ты находишься в аду, и твоё занятие нести своё наказание.

– В аду, как же так? Я ведь был честен и соблюдал все заповеди.

– В результате твоей честности твоя семья осталась без кормильца. Вскоре жена пошла попрошайничать, а дети воровать. В результате твоя жена стала проституткой, а выжившие дети угодили в тюрьму.

– Да что ты такое говоришь? Ты хочешь сказать, что Второй попал в рай?

– Нет, Второй никуда не попал. После твоей смерти он заботился о твоей семье, пока сам не встал на краю нищеты. Затем он с семьёй переехали в другой город и забыли прошлое, теперь Второй – купец и пока что числится в списке рая … А уже нет. Вот и он.

Первый увидел своего старого знакомого, и обратился к нему:

– Теперь и ты со мной. Ну и что ты натворил?! Был единственный раз честен с кем-то?!

– Да нет, Первый, я торговал стульями и обещал менять их на новые если они сломаются в течении недели. И когда такое произошло я ответил, что ничего подобного не обещал. Не мог же я ему вот так запросто стул подарить, пришлось спасать своё дело. Ну покупатель меня и зарезал. Но видимо всё не так плохо, раз я оказался с тобой в раю.

– Да, тебе крупно повезло приятель.

Нищета

Он в пустой комнате. Голые белые стены, гладкая белая дверь без ручки, а с потолка свисает лампа. Все попытки открыть дверь оказались напрасными. Около часа он стучал по двери, по стенам, пытался пробить их с ноги, звал на помощь. Все это тоже не дало никаких результатов. Тогда он стал более тщательно изучать комнату. Каждая стена оказалась в десять шагов длины, до потолка не допрыгнуть, щелей никаких. Ситуация абсолютно безвыходная. Тогда он просто упал на пол и начал ждать спасения. Через какое-то время он осознал, что воздух скоро закончится. Он ещё раз все осмотрел на предмет щелей. Даже дверь прилегала полностью герметично, создавалось впечатление, будто это не дверь вовсе, а своеобразный элемент декора.

Он пришёл к заключению – меньше дышать, больше думать.

"Лампу можно достать"

"Но её не выкрутить"

"И не повиснуть, она лопнет в руке"

"Взять стекло и перерезать вены"

"Лучше сразу сонную артерию"

"А если помощь близко"

"А если меня ударит током"

"Может оттолкнуться сильнее и удастся достать до провода"

"Потолок обрушится и будет хотя бы воздух"

"Что я теряю?"

"Светло, темно – без разницы"

"Или разница есть"

"Думай, твою мать! Решай"

"Так и сдохнешь здесь"

"И никто не узнает"

"Никто"

"А что если…"

"Какая разница идиот!? Делай! Прыгай!"

У него вышло только несколько раз лишь коснуться лампы. Воздуха становилось все меньше. У него появилась одышка.

"Бороться!"

Он лёг у стены.

"Вставай!"

Он свернулся калачиком.

"Сейчас же поднимайся и достань эту чёртову лампу!"

Вдруг свет стал потихоньку стихать. Одышка нарастала. В висках стало постукивать. Свет почти полностью потух и на стенах начали проявляться надписи.

– Если ты читаешь это, значит спасение близко, – гласила одна стена.

– Если свет полностью погас, значит осталось двадцать минут до спасения, – гласила вторая.

–Надеюсь ты экономил кислород.

–Первое правило – оставаться на месте.

Он уже по настоящему задыхался, но не мог себе позволить умереть без боя.

Раздался звук падения и разбитого стекла. Это упала лампа. Он пополз в центр комнаты на полу были осколки стекла, и среди них он увидел маленькую кислотно-зелёную надпись на полу.

–Режь.

"Лучше покончить с собой сразу"

Он взял кусок стекла и вонзил себе в шею от отчаяния. Кровь хлестнула мелкой струёй под большим напором. И вдруг его осенило. Он подобрал другой кусок стекла и начал резать по надписи "Режь". Она поддалась. В ушах шумело, руки почти не слушались, голова кружилась, ещё секунда и он потеряет сознание. Лишь благодаря адреналину ему удалось продержаться чуть больше и прорезать эту надпись до конца. От туда вырвался сильнейший поток воздуха. Он вдохнул кислорода и, истощённый, упал без сознания. Кровь по-прежнему струилась из горла, но потихоньку её напор стихал. Через некоторое время дверь открылась и в комнату проникла прохлада, свет и двое людей в черных костюмах.

– Прямо по горлу.

– И пол ещё смог.

– Как же я люблю свою работу.

– Во-во, где ещё можно увидеть подобную изобретательность? Человек выжил не имея ничего, кроме надежды.

– Выжил?

– Ага, видно же как дышит.

– Добьём?

– Не, пошли на других посмотрим.

– Обожаю свою работу.

– Ладно, приведи его в чувство и пойдём.

Мужчина в костюме подошёл к лежащему и ударил острым носком туфли прямо по ребрам. Он сразу очнулся и сжался от боли.

– Проснитесь, гражданин. На выходе укажите свои паспортные данные мы обеспечим вас необходимым уходом.

В доказательство своих слов он ударил ещё раз но слабее и по ногам.

Он был спасён и довольствовался этим до самой смерти, живя в пустой комнате за закрытой дверью.

Особенные ученики

Средняя общеобразовательная школа №Н была расположена на Н-ской улице в городе Н. Это была ничем не примечательное двухэтажное здание с рассыпающимися ступеньками у главного входа.

Тем не менее, внутри этой школы сегодня происходили волнительные события. Директор школы собрал всех учителей в семь утра и произнёс короткую речь:

– В следующем учебном году, а это буквально завтра, в нашу школу поступит несколько особенных учеников.