Империя тюрков. Великая цивилизация

Нам неизвестно, что стало с кланами эфталитов в Пенджабе после Михиракулы. Должно быть, они продолжали беспокоить своих соседей, хотя уже не были настолько опасными: во второй половине VI в. махараджа Танесвара по имени Прабхакара (605 г.) разгромил их. В 605 г. его старший сын Раджиавардхана тоже воевал с ними, а позже великий индийский император Харша Силадитья (606–647 гг.) прославился своими победами над теми же эфталитами. Тем не менее, начиная со второй половины VIII в., эфталиты Индии исчезают из поля зрения истории. Очевидно, их орды истребили друг друга или влились в население Пенджаба. Некоторые из их кланов сумели пробиться в индийскую аристократию.

Историческая судьба Эфталитской державы удивительно напоминает судьбу средневековой Швейцарии. И там, и тут воинственные племена добились возможности объединения, используя временный упадок и затруднения соседних монархий; и там, и тут были одержаны блестящие победы, там – над австрийцами и бургундцами, тут – над персами и индийцами, но в обоих случаях удержать захваченные территории и закрепить успех не удалось. И как впоследствии швейцарские наемники украшали собою гвардию французских королей, так и эфталитские воины умножили ряды раджпутов, облегчив им победу над остатками развалившейся империи Гупта.

Эфталиты были народом воинственным, но немногочисленным. Успехи их объясняются глубоким разложением захваченных ими областей. Это же разложение Согдианы обусловило слабость эфталитской державы, так как многочисленных подданных бесполезно было мобилизовать. Сами эфталиты, видимо, не переоценивали своих сил и в авантюры не пускались. Режим, установленный эфталитами в Центральной Азии, очевидно, был непопулярен, так как при нападении орд кочевников в 560–570 гг. согдийцы и юэчжи никакой помощи эфталитам не оказали.

Религии Великой степи

Проследим процесс проникновения религий в Великую степь во временном периоде с III в. и, забегая вперед, по XI в.

Во все времена каждый отдельный человек, будучи одиноким, чувствовал себя беззащитным. Не играла роли принадлежность ни к семье или определенному кругу, ни даже к политической группировке, потому что предательство было заурядным явлением, и каждый человек вынужден был искать людей, близких себе хотя бы по духу.

Зачастую религиозные общины совпадали с определенными территориально-политическими образованиями. Например, буддистов тянуло в Тангут или в Кидань, а христиан – к уйгурам или шато.

Входя в ту или иную религиозную общину, человек попадал в среду людей, которым мог доверять, потому что общину он выбирал согласно своим вкусам и наклонностям, и тем самым решал многие проблемы бытия.

Начнем с концепции персидского мыслителя Мани (III в.), объединившего идеи христианские, зороастрийские и даже индийские. Мани учил, что существует «беснующийся мрак» – пространство вечной тьмы, имеющей сгустки еще более темные, чем вмещающая их среда. Эти скопления мрака движутся беспорядочно, как молекулы в броуновском движении, но однажды они случайно приблизились к краю своего пространства, к границе «вечного Света» и попытались проникнуть туда, чтобы омрачить «царство Света». Против них вышел сражаться носитель светлого начала, которого Мани называет Первочеловек, и придает ему качество Ормузда. Силы мрака победили, растерзали Первочеловека и облекли тьмой частицы Света, которые теперь томятся в плену. На выручку этим частицам, т. е. душам, приходил Христос, а вслед за ним он, Мани, воплощение Святого Духа, Параклета-Утешителя. Цель их прихода – освобождение душ от материи – кристаллизованной тьмы; отсюда вытекает, что все материальное, все, что привязывает человека к миру и жизни, – греховно.

С этой концепцией боролись христиане, утверждавшие, что создатель мира благ, а мир, созданный им, прекрасен. В противовес возникли монистические мысли: неоплатонизм, утверждавший, что материя – ничто (мэон), а мир – это истечение из Божественной Плеромы – полноты всего сущего, и христианский монизм в учении Оригена, проповедовавшего, что после светопреставления и Страшного суда по милосердию Божьему дьявол будет прощен.

Православная мысль к IV в., усвоив отдельные элементы всех перечисленных концепций, выкристаллизовывалась в особую философему. Но тогда начались новые затруднения, уже чисто богословского, а не философского характера, отразившиеся в жестокой борьбе на Вселенских соборах.

Появились четыре направления христианской мысли: арианское – распространившееся среди германских племен, несторианское – наиболее важное для нашей темы, монофизитское – возникшее как антитеза несторианству, и халкедонитское (от места, где происходил IV собор) – ставшее господствующим исповеданием Византийской империи.

Вулканом вольномыслия в первые века нашей эры был Передний Восток. В начале IV в. александриец пресвитер Арий выступил с проповедью, что Христос-Логос меньше своего Отца, ибо Он Сын и, значит, рожден. Архиепископ Александр и его диакон Афанасий возражали Арию, указывая, что слово «рожден» к Божественной сущности неприменимо, и обвинили его в ереси Павла Самосатского, учившего, что Христос был человек, осененный Божественной мудростью. Спор быстро перерос в гражданскую войну, причем одни императоры поддерживали ариан, а другие – православных. Одновременно проповедовали свои учения гностики, неоплатоники, митраисты, и все боролись против всех.

Не следует думать, что представители этих учений были неискренни в своих привязанностях к исповеданиям веры. В те времена потребность в логически-последовательном мировоззрении была очень острой. Конечно, не случайно, что наиболее рационалистические и буквалистские толкования догмы религии были связаны с антиохийской школой, философские – с александрийской, а эмоционально-эстетические – с константинопольской, где эллинский элемент среди населения был преобладающим. Но нам нет необходимости далее останавливаться на перипетиях религиозной борьбы в Римской империи, а следует сосредоточить внимание на проникновении этой бурлящей, раскаленной мысли в бескрайние пространства Великой степи.

После того, как в 277 г. в Гундишапуре, резиденции персидского шаха, принял мученический венец мыслитель и писатель Мани, объявивший себя наследником Христа и Параклетом, замученный мобедами, зороастрийским духовенством, его последователи вынуждены были бежать из Ирана, но на Западе манихейство подвергалось постоянному гонению и ушло в подполье. На Востоке манихеи нашли приют в Мавераннахре и в оазисах вдоль Великого караванного пути.

В 431 г. на Вселенском соборе в Эфесе был предан анафеме константинопольский патриарх Несторий, неосторожно заявивший, что «у Бога нет матери». Его победители немедленно вступили в борьбу между собою, но как монофизиты, так и православные халкедониты были единодушно нетерпимы к несторианству. Особенно обострилась вражда после 484 г., когда на соборе в Бит-Запате несторианство было признано господствующим исповеданием персидских христиан, в том числе и прихожан Мервской митрополии. Поддержка персидского шаха для византийских несториан оказалась роковой. В 489 г. император Зенон подтвердил осуждение несториан и закрыл эдесскую школу, где несториане преподавали свое учение. Школа переехала в Иран, в Низиб, а в 499 г. в Ктезифоне возникла несторианская патриархия, расцветшая в VI в.

Из Ирана несториане широко распространились по Восточной Азии. В VI в. христиане проповедовали свою веру среди кочевых тюрок не без успеха. Тюрки, захваченные в плен византийцами в битве при Балярате в 591 г., имели на лбах татуировку в виде креста и объясняли, что это сделано по совету христиан, живших в их среде, чтобы избежать моровой язвы. Этот факт отнюдь не говорит о распространении христианства среди кочевых тюрок VI в., но позволяет констатировать нахождение христиан в Степи.

В 635 г. несторианство проникло в Китай и было встречено правительством весьма благожелательно. Первые императоры династии Тан, Тай-цзун и Гао-цзун, покровительствовали христианам и позволяли им строить церкви. Во время узурпации престола императрицей У Цзэ-тянь, связанной с буддистами, на христиан началось гонение, но узурпаторша была быстро лишена власти сторонниками династии Тан. В 714 г. в империи Тан император Сюань-цзун указом запретил буддизм, а в 745 г. разрешил проповедь христианства. С этого времени несторианство начало распространяться в Джунгарии, находившейся под контролем империи Тан, и обретать неофитов среди кочевников, главным образом басмалов, но довольно долго его успехи были незначительны.

Распространяющееся несторианство встречало сопротивление не со стороны местных религий, пришедших в упадок после падения Тюркского каганата, а от подобных ему прозелитических религий: буддизма, ислама, манихейства и бона. Первые две религии долгое время не находили последователей в Степи. Тонь-кук воспрепятствовал пропаганде буддизма на том основании, что «учение Будды делает людей слабыми и человеколюбивыми», а тюргешский хан Сулу ответил послу халифа Хишама (724–743 гг.) так: «Среди моих воинов нет ни цирюльников, ни кузнецов, ни портных; если они сделаются мусульманами, и будут следовать предписаниям ислама, то откуда же они добудут себе средства к жизни». Ислам представлялся кочевникам исключительно городской религией, и они относились к нему так же, как и бедуины Аравии век назад. Зато манихеи, изгнанные в 732 г. из китайских владений императором Сюань-цзунов, нашли сторонников среди уйгуров и поддержали хана Моянчура в тяжелой внутренней войне.

Поскольку христиане оказались противниками уйгурского хана, то после победы он склонился на сторону манихеев, которые его поддержали. Вскоре Уйгурия быстро превратилась в теократическую державу, где правила манихейская община. Хану оставили только военные дела.

Манихеи, оказавшись у власти, проявили такую религиозную нетерпимость, что рассорились со всеми соседями: тибетскими буддистами и последователями религии бон, сибирскими шаманистами, мусульманами, китайцами и уж, конечно, несторианами. Здесь мы не станем прослеживать политическую историю Уйгурии, поскольку это будет рассматриваться далее, отметим лишь, что, когда эта страна была сокрушена в 840–847 гг. кыргызами, вместе с ней погибла и манихейская община. Опустевшие после ухода уйгуров на юг степи постепенно заселились монголоязычными племенами. Культурная традиция на время оборвалась, но как только восстановился кое-какой порядок, несторианство буквально затопило Центральную Азию.

Зато в Китае, где несторианство было терпимо с 635 г., в 945 г. специальным указом Танского правительства оно было объявлено вне закона вместе с буддизмом и манихейством. Это событие совпало с разгромом Уйгурии, в которой до сих пор Китай нуждался как в союзнике и которая охраняла интересы и жизнь кочевников, обитавших в пределах Срединной империи. Последовавшим за указом гонениям христиане оказали куда более сильное сопротивление, чем буддисты и манихеи. Но позиции христианства в Китае были сильно подорваны. В 987 г. христианский монах, вернувшийся в Константинополь с Дальнего Востока, рассказал, что «христиане в Китае исчезли и уничтожены по разным причинам и что только он один убежал». Можно быть уверенным, что здесь имеется некоторое преувеличение и что осколки несторианства оставались на северной границе Китая вплоть до начала XI в., когда развернулась интересующая нас вторая волна христианской экспансии на Дальнем Востоке.

Буддизм выдержал натиск куда более успешно, чем христианство. И даже манихейство не было полностью подавлено, хотя для того, чтобы удержаться, оно прибегло к обману. Манихеи начали притворяться буддистами. Сначала это была сознательная мимикрия: нельзя же было, в самом деле, каждому неофиту объяснять, что он вступает в запрещенную правительством общину, которая маскируется под буддийскую, будучи в действительности манихейской! Такими разъяснениями можно было только оттолкнуть неофитов, да еще и нарваться на предателей. Поэтому, выдавая себя за буддистов и соблюдая соответствующий декорум, китайские манихеи постепенно слились с буддистами, и даже такие ученые, как Бируни, перестали различать их. Особенно интенсивным было это смешение в тех областях, где позже возникло Тангутское царство: манихейские божества светил в буддийском облике обнаружены на иконах Хара-Хото.

Итак, в аспекте борьбы мировоззрений влияние китайской и мусульманской культур в Степи было ограничено и остановлено византийской культурой, понимаемой в самом широком смысле. И самое любопытное в этом явлении было то, что успех «степного византийства» (Л. Гумилев), т. е. проникновение христианства и манихейства в Степь, нельзя подвести под рубрику «культурных влияний». Всякое влияние предполагает какую-нибудь форму принуждения, хотя бы моральную, интеллектуальную, эмоциональную.

А кочевники были всегда очень чувствительны к любым формам принуждения и умели весьма успешно отбиваться от них. Но Византийская империя, находясь далеко от степей Центральной Азии, не давила и не могла давить на кочевников. К тому же проповедь христианства среди кочевников вели те, кого в самой Византии считали еретиками. Поэтому распространение христианства в Степи было не «культурным влиянием», а пересадкой идейных ценностей.

Универсализм христианства, в котором «несть ни варвар, ни скиф, ни еллин, ни иудей», привился в кочевом мире, потому что он не третировал кочевников как неполноценных людей и не вел к подчинению чужому хану, будь то Сын Неба или Наместник пророка. Напротив же, победа «китайского гуманизма», т. е. стремление избавиться от чужеродных элементов в своей культуре, свелась к расправе над беззащитными подданными и потому не перехлестнула Китайскую стену.

К 1000 г. несторианство в Китае исчезло. Сунское правительство объявило войну религии как таковой и победило. Но кого? Кучку монахов и немногих пограничных метисов, искавших утешения и покоя! Уцелевшие китайские несториане бежали в Степь, и с этого момента несторианство стало антикитайской силой, во много раз более мощной, чем до гонений.

Глава 2

Империя Аттилы

Гунны – возвращенная молодость хуннов

В середине II в. хуннская эра во Внутренней Азии закончилась, но с этого времени начинается новый этап их истории – гуннская инвазия в Европу и их завоевания в Старом Свете.

Если Птоломей прав, гунны обосновались в районе Нижней Волги во II в.

История хуннов с 158 по 350 г. совершенно неведома. Можно лишь констатировать, что за 200 лет они изменились настолько, что стали новым этносом, который принято называть «гунны».

По этому поводу существует легенда, что король готов Филимер, при котором готы во второй половине II в. появились на Висле, привел свой народ в страну Ойум. Предполагается, что эта страна располагалась на правом берегу Днепра. Там Филимер разгневался на женщин, обладающих сверхъестественными силами, одним словом, колдуний, и изгнал их в пустыню. С изгнанницами встретились «нечистые духи», и потомки их образовали племя гуннов. Видимо, так и было. Хунны, спасшиеся от стрел и мечей сяньби, остались почти без женщин. Ведь редкая хуннка могла вынести тысячу дней без отдыха. Описанная в легенде метисация – единственное, что могло спасти хуннов от исчезновения.

Хунны и гунны – пример этнической дивергенции.

Мы не знаем, каков был социальный и политический строй гуннов периода миграции из зоны периферии китайской цивилизации в Поволжские степи и периода нашествия на земли аланов и готов Северного Причерноморья, но гунны должны были принципиально упростить свои социально-политические структуры с началом миграции на запад. Несомненно, однако, что гунны, тем не менее, сохраняли ту или иную меру памяти о своем прежнем социально-политическом опыте.

А каково же было положение в Европе?

К середине III в. германские племена между Эльбой и Рейном, обессилившие и спившиеся, стали образовывать военные союзы. Так, на базе древних племен, уже превратившихся в реликты и не способных отразить наступление римской армии Германика, возникли новые этнические образования с условными названиями: франки – свободные, саксы – ножовщики, алеманны – сброд, свевы – бродяги. Это были организации, созданные исключительно для войны, то есть военная демократия, уживавшаяся в Европе с родовым строем, так как некоторые племена сохранили его.

Предки славян – лугии и венеды – не уступали германцам в энергии, а иногда превосходили их, и за короткое время они распространились до Балтийского моря, а в последующие века овладели Балканским полуостровом. Позднее восточные славяне и росомоны слились в единый древнерусский этнос. Но в III–IV вв. они были только союзниками, ибо их общими врагами были готы, победившие римлян и отторгшие у них в 271 г. целую провинцию – Дакию. Кровь лилась обильно.

Но где же в эту эпоху – 160–360 гг. – царил мир? Какой этнос избегал столкновений, потрясавших Европу, Ближний Восток и Центральную Азию? Кто сумел избежать кровопролитий? Только те, о ком не вспоминают историки тех лет: это гунны. Можно подумать, что античные историки просто не уделяли внимания кочевым народам. Но это не так. Об аланах сообщают Иосиф Флавий, Лукиан и Птоломей, а о гуннах подробно рассказывает только Аммиан Марцеллин.

Аланы были одним из сарматских племен. Вот что писали о них историки: «Постепенно ослабив соседние племена частыми над ними победами, они стянули их под одно родовое имя». Об этом же сообщают китайские географы эпохи Младшей Хань, называя вновь образовавшееся государство Аланья. Территория аланов включала Северный Кавказ и Доно-Волжское междуречье. Хозяйство их было основано на сочетании скотоводства с земледелием, а ремесла и искусство были на очень высоком уровне. Культура их являлась продолжением скифской, хотя царских скифов и скифов-кочевников сарматы истребили так, что тех вообще не осталось, кроме как в степном Крыму. Последних прикончили готы.

Западные сарматы, роксоланы и язиги постоянно воевали с римлянами на берегах Дуная; восточные, проходя через «Аланские ворота» – Дарьяльское ущелье, вторгались в Армению и Мидию. Короче говоря, аланы 200 лет постоянно воевали.

Где в это время были гунны – историческая загадка.

Марцеллин дает следующий портрет гунна (очевидно, под впечатлением от ужаса при известии о вторжении гуннов в Старый Свет): «Гунны превосходят в жестокости и варварстве все, что можно себе представить. Они уродуют шрамами щеки своих детей, чтобы не росла борода. Их приземистая фигура с огромными руками и непропорциональная голова придают им чудовищный облик. Они и живут, как животные. Они не жарят и не варят пищу, питаются кореньями диких растений и сырым мясом, протухшим под седлом. Они не имеют понятия о плуге, о жилищах оседлых людей. Это вечные кочевники, с детства привыкшие к холоду, голоду, жажде. Они повсюду водят с собой свои стада, а семьи перевозят в повозках, где женщины ткут и шьют одежду, нянчат и воспитывают детей. Спросите у этих людей, откуда они пришли, где они родились – они этого не знают. Их одежда состоит из льняной туники и накидки из крысиной кожи. Они меняют одежду только когда она уже сгнила от пота. Шлем или шапка, сдвинутая на затылок, и обмотки из козьей кожи на ногах дополняют одеяние гуннов. Бесформенная обувь не дает им возможности ходить, поэтому они неспособны сражаться в пешем строю, зато в седле, будто сросшиеся со своими небольшими уродливыми лошадьми, – это неутомимые и быстрые, как молния, всадники. Они проводят на лошади свою жизнь – то верхом, то сидя, свесив ноги в одну сторону, на женский манер. На лошадях они проводят свои собрания, покупают и продают товары, едят и пьют и даже спят, склонившись на шею животного. В сражении они запугивают противника жуткими воплями. Встретив сопротивление, они рассеиваются в стороны, но тут же вновь возвращаются с невероятной быстротой, круша все на своем пути. Однако они не умеют закрепляться или осаждать укрепленный лагерь. Но ничто не сравнится с ловкостью, с какой они посылают на большое расстояние свои стрелы с острыми костяными наконечниками, твердыми и смертоносными, как железо».

Аполлинер, который объясняет физический облик гуннов намеренной деформацией тела в детстве, с таким же страхом пишет об этих «брахицефалах» с плоским носом («бесформенный плоский выступ на лице»), с выступающими скулами, глубоко сидящими глазами («из глазниц, как из пещеры, их острый взгляд охватывает далекие пространства»). Это орлиный взгляд кочевника, привыкшего обозревать огромную территорию, различать стада оленей и ланей или диких коней на самом горизонте степи. А вот портрет вечного степного всадника, написанный тем же автором: «Пеший гунн – роста, ниже среднего, а верхом на коне он огромен».

Интересно сравнить этот портрет с описанием хуннов, которое оставили китайские историки: и физический тип, и нравы – все сходится. Такой же портрет монголов XIII в. дают и китайские, и христианские авторы. Гунн, тюрк или монгол, степняк, брахицефал с большой головой, мощным торсом, короткими ногами, «вечный всадник», «верховой лучник» Верхней Азии, живущий по соседству с культурой и цивилизацией, почти не изменился за пятнадцать столетий набегов на оседлые государства.

Большинство востоковедов считают гуннов тюрками, поскольку эти народы восходят к одной языковой группе. Кроме того, раскопки в Венгрии показали, что речь идет о народе с сильно выраженной брахицефальностью. Наконец, когда гунны окончательно сошли с исторической арены, их место заняли племена, которые, несомненно, являлись прототюрками, их наследниками.

Итак, отношения между пришельцами – гуннами и редким коренным населением Западной Сибири, видимо, повели не к конфликтам, а, скорее, наоборот – к углублению контактов и установлению политических союзов. Это видно из того, что много лет спустя племена булгар и сабир носят приставку – «гунно». Причислять себя к гуннам в VI в. было почетно.

Зато по-иному восприняли эти изменения аланы.

Известно, что гунно-аланская война началась в 360 г. и закончилась победой гуннов в 370 г. И это несмотря на то, что аланы были гораздо сильнее гуннов. Подобно юэчжам и парфянам они применяли сарматскую тактику ближнего боя. Всадники в чешуйчатой броне, с длинными копьями на цепочках, прикрепленных к шее коня, так что в их удар вкладывалась вся сила движения коня и всадника, бросались в атаку и сокрушали даже римские легионы – лучшую пехоту III в.

За спиной у алан было громадное Готское царство, созданное Германарихом из рода Аманов. Оно простиралось от берегов Балтийского моря до Азовского, от Тисы до Дона. Остготы стояли во главе державы; вестготы, гепиды, язиги, часть вандалов, оставшаяся в Дакии, тайфалы, карпы, герулы, их южные соседи – скиры и северные – росомоны, венеды, морденс (мордва) и другие были их подданными. Готам принадлежали степной Крым, Черноморское побережье Северного Кавказа. При этом они были надежными союзниками алан. Так что последние считали, что их тыл обеспечен. Наконец, у алан имелись крепости. Гунны же брать крепости не умели. Так почему же гунны победили и алан, и готов, чего не смогли сделать ни римляне, ни персы? Потому что, когда в 360 г. началась война с гото-аланским союзом, поддержанным Византией, у гуннов уже было много сторонников, говоривших на своих языках, имевших свои религии и свои нравы, но выступавших вместе с гуннами и умноживших их ряды.

Очевидно, здесь следует вспомнить понятие «симбиоз», введенное в научный обиход Л. Гумилевым: «…близкое сосуществование двух и более этносов, причем каждый из которых имеет свою экологическую нишу» (в отличие от «химеры» – чисто хищнического сосуществования этносов в одной экологической нише). Так что именно симбиозом можно объяснить победу гуннов.

Дальнейшее повествование требует исторической справки на готов, остготов, вестготов.

Готы – германские племена, вторгшиеся в Западную Римскую империю. Выходцы из Прибалтийских земель, к III в. они переселились на северное побережье Черного моря и в низовья Дуная. Здесь они смешались с местными племенами, в основном скифо-сарматскими.

Восточная группа племен, населявших Причерноморье, известна под именем остготы.

Остготы вступили в союз с гуннами и в V в. основали свое королевство в Италии во главе с Теодорихом.

Вестготы – западная ветвь готов. В начале V в. вторглись в Италию, в 411 г. разбили Рим. В 418 г. основали в Южной Галии раннефеодальное Тулузское королевство. В V в. захватили большую часть Пиринейского полуострова. Их государство было завоевано арабами в 714 г.

В Испании королевство вестготов пало в 711 г. под напором мусульман.

Итак, к 370 г. стало ясно, что аланы войну с гуннами проиграли, но до полного разгрома и покорения ими аланов было далеко. Мобильные конные отряды гуннов контролировали степи Северного Кавказа от Каспийского моря до Азовского. Но предгорные крепости аланов взяты не были, не была захвачена и пойма Дона, что вообще было не под силу кочевникам. Гунны не пытались форсировать низовья Дона. Они нашли иной путь.