Империя тюрков. Великая цивилизация

Ранее мы говорили о том, что в I в. до н. э. хуннов было 300 тыс. человек. Прирост их численности за I–II вв. был очень небольшой, так как они все время воевали.

В III в. в Китае насчитывалось 30 тыс. хуннских семей, т. е. около 150 тыс. человек, а «малосильных» в Центральной Азии было около 200 тыс. Так сколько же могло уйти на запад? В лучшем случае 20–30 тыс. воинов, без жен, детей и стариков, неспособных вынести отступление по чужой стране без передышек, ибо сяньби преследовали хуннов и убивали отстававших.

Этот отход затянулся на два с лишним года, пока хунны не оторвались от преследователей и не нашли покой в Волго-Уральском междуречье. За это время было пройдено по прямой 2600 км, а если учесть неизбежные зигзаги, то вдвое больше. Нормальная перекочевка на телегах, запряженных волами, за этот срок на столь огромное расстояние не могла быть осуществлена. К тому же приходилось вести арьергардные бои, где и погибли семьи уцелевших воинов. И уж, конечно, мертвых не хоронили, так как на пути следования хуннов «остатков палеосибирского типа почти нигде найдено не было, за исключением Алтая». На запад в 155–158 гг. ушли только наиболее крепкие воины. Это был процесс отбора, проведенный в экстремальных условиях, по психологическому складу, с учетом свободы выбора своей судьбы.

Во II в. началось Великое переселение народов. Миграций в Восточную Европу было две: готы около 160 г. с «острова Скандзы» перебрались в устье Вислы, после чего дошли до Черного моря, и хунны из Центральной Азии в 155–158 гг. достигли берегов Волги.

Итак, на смену тюркскому владычеству во Внутренней Азии пришло монгольское. Вождь сяньби Таншихай, победив Север, двинул свои войска в Западную Монголию до территории усуней Или и разгромил их. В 166 г. он царствовал от Маньчжурии до страны усуней, т. е. до Балхаша, хотя китайские историки явно преувеличивают, и его власть, очевидно, не распространялась в этом направлении дальше земель Богдо-Хана (Тушету-Хан) и Сетсерлик-Мандала (Саин-Нойан).

Оказавшись на вершине могущества, вождь сяньби проникся вожделенной мечтой древних хуннов – захватить Китай. Таншихай напал на китайскую провинцию Лаотон, но нападение было отбито. Тогда он взялся за южных хуннов во Внутренней Монголии, союзников и вассалов Китая, затем договорился с ними и увлек их в поход на Шэньси и Ганьсу, но союзным ордам пришлось отступить под ударами китайской армии (158 г.).

Наконец в 177 г. китайцы решили разбить врага на его территории, и 30-тысячное войско выступило за границу. Сяньби достойно встретили китайский удар, и все три китайские колонны были разбиты наголову. Осенью 177 г. сяньби разбили Ляоси, а в 178 г. перекинулись в Хэси. От этого поражения Китай долго не мог оправиться.

Расходы Китая на войну усиливали налоговый гнет на крестьян, которые наконец ответили восстанием «желтых повязок», подорвавшим силу династии Хань (184 г.). Разложившиеся ханьские войска не смогли справиться с повстанцами. Инициативу взяли на себя аристократы, члены «сильных домов». Победив крестьян, они разделились и, встав во главе отдельных армий, вступили в борьбу друг с другом и большей частью погибли в междоусобной войне. Трое уцелевших основали три царства – на севере, юго-востоке и юго-западе, на полвека разорвав Китай (220–280 гг.), – Цао-Вэй, У и Шу.

Так пала империя Хань, одна из четырех мировых империй (наряду с Римом, Парфией и Кушанской империей) древности.

С 200 г. до н. э. по 150 г. Ханьская династия Китая вела крайне активную внешнюю политику, закончившуюся разгромом державы Хунну. И сразу после этого Китай ослабел настолько, что в IV в. исконные китайские земли в бассейне Хуанхэ попали в руки кочевников.

Хунны, сяньби, кяны побеждали организованные китайские войска с невероятной легкостью.

Для Китая это была настоящая катастрофа. Достаточно сказать, что его население с 221 по 280 г. уменьшилось с 50 млн налогоплательщиков до 7,5 млн. Города лежали в развалинах. При государственном перевороте Сыма Яня к власти пришли вместо землевладельцев и ученых-конфуцианцев безграмотные, морально разложившиеся солдаты, еще меньше понимавшие задачи своей страны.

На момент распада Ханьской династии северные степные орды, которым за предыдущий период нанесли ощутимые удары китайские легионы, все еще были напуганы или ослаблены, чтобы воспользоваться благоприятной ситуацией. Оазисы Тарима, несмотря на гражданские войны между «тремя царствами» Китая, наследниками Ханей, продолжали подчиняться Вэю, правителю Северного Китая (220–265 гг.). В 224 г. Шаньшань (Лобнор), Куча и Хотан присягнули на верность царю государства Цао-Вэй.

Во время кровавых десятилетий Троецарствия хунны особо о себе не заявляли. В волнениях, захлестнувших китайский народ, они участвовали. Сначала массы хуннов примкнули к «желтому» движению, потом, когда оно пошло на спад, явились к генералу Цао-Цао с изъявлением покорности и передали ему степных коней для обновления кавалерии (203 г.). Это спасло хуннов от истребления.

Правительство Цао-Вэй разделило хуннские кочевья на пять частей, поставив во главе каждого потомка хуннских шаньюев. Однако, вновь назначенные были подчинены чиновникам-наблюдателям.

В конце III в., согласно хроникам, зафиксированы только два возмущения хуннов: в северной ставке хуннов в 271 г. «взбунтовался шаньюй Мэн»; он был убит подосланным убийцей. В 291 г. восстал хуннский Хаосань, но был схвачен своими же старейшинами, и восстание задушили. Таким образом, в этом временном периоде хунны жили относительно спокойно и накапливали силу.

Следует отметить что IV–VIII вв. – эпоха Великого переселения народов. Именно тогда, в IV в., на Дальнем Востоке начались масштабные походы варваров. Тем не менее, в отличие от ситуации в Европе, здесь вторжения были вызваны не внутренними пертурбациями на родине варваров, а ослаблением китайского могущества, в результате чего варвары-федераты двинулись на юг, к центру Китая. Это был период, в общей сложности длившийся четыре столетия, когда кочевники хозяйничали в пределах Китая.

Цивилизация оазисов Тарима

Контроль Китая (Поздние, или Младшие Хани) за Шелковым путем, обеспечивавшим свободу трансконтинентального маршрута через двойную цепочку оазисов на севере и юге Тарима, благоприятствовал распространению буддизма, а вместе с ним индийской литературы и эллинского искусства. Этим путем шли в Кашгарию и Китай проповедники буддизма, индийские миссионеры, а с товарами и религией сюда поступали образцы греко-римской культуры. В этом отношении активность проявляли и агенты Маэса Тицианоса и апостолы Будды. Скорее всего, самой оживленной в ту эпоху была южная ветка, которая проходила через Яркенд и Хотан. В древнем Хотане обнаружены римские монеты императора Валенса (364–378 гг.), в Раваке, к востоку от Хотана, нашли несколько греко-буддийских барельефов и красивые эллинские ткани чистейшего гандарийского стиля. Немного дальше к востоку, в Нийе, городе, брошенном в конце III столетия, найдены римские печати и индоскифские монеты. В Миране, юго-западном Лобноре, в древнем царстве Шаньшань, обнаружены прекрасные греко-буддийские фрески с изображением самого Будды, его монахов и сподвижников, ярко выраженного римско-азиатского стиля, кстати подписанные с использованием индийского алфавита именем Тита, эти находки датируются III–IV вв.

В эпоху Китайского Мира по этому пути прибыли в Китай великие буддийские миссионеры: Нань-Чже-Као, парфянин, пришедший в 148 г., Чу-Шо-Фо, индус, и Чже-Чань из племени юэчжи, которые пришли в 170 г. и основали монастырь в китайской столице Лоян.

В следующем столетии Чже-Кьень, сын посланника юэчжей, за период 223–253 гг. перевел на китайский язык несколько буддийских трудов. Здесь интересно упоминание юэчжей, потому что это свидетельствует о том, что Кушанская империя, простиравшаяся на территории Афганистана, Кандагара и Пенджаба, через Шелковый путь во многом способствовала распространению буддизма в бассейне Тарима и в Китае. Не менее интересно узнать, что наряду с этими кушанскими или индийскими миссионерами там встречались и парфяне, обращенные в буддизм, которые даже проповедовали прозелитизм в Верхней Азии и на Дальнем Востоке.

В китайской «Трипитаке» приводится список миссионеров и переводчиков, пришедших из Тарима в Китай, и это значит, что в самом Тариме работали монахи из Восточного Ирана и Северо-Западной Индии, которые переводили свои священные тексты с санскрита на местные языки, – с восточноиранского до кучийского. Одним из таких выдающихся переводчиков санскритских текстов на китайский язык был буддийский монах Кумараджива (344–413 гг.). Кумараджива принадлежал к индийскому роду, поселившемуся в Куче. Его предки занимали высокие посты в этой стране. Отец Кумарадживы, ярый буддист, хотел даже отказаться от высоких почестей, дабы уйти в монастырь, но царь Кучи уговорил его остаться в миру и отдал ему в жены свою сестру. От этого брака родился Кумараджива. В юности мать возила его в Кашмир, чтобы приобщить к индийским текстам и буддизму. Вернувшись из Индии, Кумараджива год провел в Кашгаре, продолжая изучать «Абхидхарму». В те времена Кашгар и Куча были очагами индуизма, и цари тех лет считали за честь принимать у себя буддистов. Затем он жил в Куче со своим учителем, индусом Вималакшей, уроженцем Кашмира. Источники отмечают колоссальную работоспособность Кумарадживы. Им были сделаны прекрасные переводы знаменитого буддийского поэта-философа Ашвагхоши. (Умер Кумараджива в 413 г., оставив после себя память как об одном из буддийских светил Центральной Азии.) Китайский генерал Люкуан, захвативший Кучу, увез Кумарадживу в Китай. Кстати, этот генерал пришел в восторг, увидев великолепные дворцы Кучи – произведения индийского и иранского искусства эпохи, которой датируются живописные работы, найденные в пещерах Кызыла.

Цивилизация Верхней Азии делится на две различные зоны. На севере, от русского Причерноморья до Маньчжурии и Ордоса, – степное искусство, главным образом искусство кочевников, для которого характерны бронзовые набалдашники в виде звериных голов и анималистическая стилизация и орнаменталистика. На юге, вдоль Шелкового пути, от Афганистана до Тхунь-Гуаня, через оазисы, окружавшие бассейн Тарима, – цивилизация оседлых народов, проявляющаяся в живописи и скульптуре, вдохновленная греческим искусством, искусствами Ирана и Индии, которые пришли сюда по Шелковому пути.

Истоки таримского искусства в конце древней или античной эпохи и в начале Средних веков следует искать в Афганистане. Здесь, в долине Кабула, в IV в. последние кушанские цари находились под глубоким влиянием Сасанидского Ирана, в орбите которого они вращались. Сасанидо-буддийская цивилизация, сасанидо-буддийское искусство зародились на границе Индии и Ирана. Отметим в этой связи большие фрески в Бамияне и Какраке конца III и всего IV вв., где в типах персонажей и их одежде очевидно сасанидское влияние. Судя по многочисленным находкам той эпохи, Афганистан предстает перед нами как страна, где религия и литература Индии тесно связаны с материальной цивилизацией Ирана времен династий Сапора и Хосрова.

Именно этот сасанидо-буддийский сплав буддийские миссионеры, последователи Кумарадживы, привнесли во все оазисы Тарима на всем протяжении Шелкового пути, который стал, благодаря им, дорогой в будущее.

Этот ирано-буддийский синтез мы встречаем в южной зоне Тарима, в частности в живописных панно на дереве в оазисе, расположенном к северу от Хотана (конец VII в.). Здесь изображены, например, девушка индийского типа, похожая на гибких обнаженных красавиц Аджанты, рыцарь и погонщик верблюдов иранского типа и бородатый бодхисаттва в тиаре, в длинном зеленом халате, штанах и сапогах, т. е. настоящий сасанидский аристократ. Наконец, иранское влияние ощущается во фресках и миниатюрах из района Турфана, Базаклика, Муртука и т. д. В Базаклике низшие божества облачены в кирасу и напоминают сасанидских кучийских рыцарей Кызыла и Кумтура, закованных в латы. Такие же образы мы видим в Муртуке. С другой стороны, изящные миниатюрные скульптуры в Карашаре очень похожи на греко-буддийские фигурки, найденные в Хадде, в Афганистане. Кстати, влияние кучийских фресок распространяется далеко на север, в Сибирь. Например, «скачущие всадники» Сулека, заставляющие вспомнить сасанидские и тангские скачки, могут датироваться VII в. А антропоморфные рисунки на стелах в районе Семипалатинска, в верховьях Иртыша, лишь отдаленно напоминают сасанидское искусство Кучи.

Таким образом, до завоевания страны тюркскими народами во второй половине VIII в. индоевропейские оазисы на севере и на юге Тарима, от Яркенда и Хотана до Лобнора, от Кашгара, Кучи и Карашара до Турфана, черпали свою культуру не на Алтае и в степной цивилизации, а в великих цивилизациях Ирана и Индии. Они представляли собой продолжение «внешней» Индии и «внешнего» Ирана до китайской границы. Более того, благодаря им и Индия, и Иран проникли в Китай, о чем говорят буддийские фрески и розетки, обнаруженные под Тхунь-Гуанем, там, где Шелковый путь пересекает границу Ганьсу.

Великие походы в IV в.

К концу Ханьской династии южные хунны, оттесненные сяньби, пришли в большую излучину Хуанхэ, в Ордоские степи и в соседний Алашань, где и расселились. Южные хунны выполняли для Китайской империи функции федератов – примерно такие же, что осуществляли многочисленные германские народы, поселившиеся у границ Римской империи в IV в. Отношения между вождями этих ордоских хуннов-федератов и китайскими императорами династии Вэй (220–265 гг.), затем Северной династии Цинь (265–316 гг.) напоминают отношения между вождями готов, франков или бургундцев в IV в. и римскими императорами семейства Константина или Феодосия. Варварские правители в обоих случаях часто посещали имперскую столицу – Чанань или Лоян и Милан и Константинополь, их тепло принимали при дворе, и по возвращении домой они старались применить у себя все, что познали на чужбине.

Южные хунны, будучи федератами, поставляли империи вспомогательные войска и жили у Великой стены с северной стороны. Их шаньюй Хучуцуань (195–216 гг.) поселился в Пинчэне, в самом центре Шаньси. В Китае был канун падения Ханей. Хучуцуань, памятуя, что ханьская принцесса была его далеким предком, дал своему дому название по имени великой китайской императорской династии – Лю. И легитимность, угасшая в Китае по вине многих узурпаторов, начала возрождаться под куполом юрт хуннов.

В 304 г. один из вождей хуннов, по имени Лю Юань, прочно сидевший в Тайюане (Шаньси), получил от китайского двора Циней титул «шаньюй» и власть над пятью ордами. В 308 г. Лю Юань во главе 50-тысячной армии хуннов, как законный наследник Ханей, объявил себя императором в Тайюане. Основанная этим хуннским царем династия известна в истории под династическим именем Северные Хани (Пей-Хани), или Старшие Чжао (Цянь-Чжао).

Сын и преемник Лю Юаня по имени Лю Цун (310–318 гг.) был для Китая Аттилой. В 311 г. его войска захватили китайскую столицу Лоян, сожгли императорский дворец и взяли в плен императора Цзин-Хуай-ди, затем пришли в Чанань, где истребили половину населения (312 г.). Пленного императора отправили в Пинчэн, резиденцию Лю Цуна, где он был казнен в 313 г.

После ухода хуннов на китайский трон сел новый император, Цзин-Минь-ди (312–316 гг.), но в 316 г. хунны вернулись, осадили город и вынудили слабого монарха капитулировать. И снова на троне Пинчэна оказался хуннский царь, который заставил пленного императора «мыть посуду на праздничных обедах», а затем также казнил его в 318 г.

Один из членов императорской семьи Цинь, которому удалось бежать в Нанкин, отклонив защиту Китая от северных варваров, основал там, за рекой Янцзы, вторую династию Цинь – Восточные Цинь (Дун Цинь) (317 г.). Точно так же последние римляне в V в. уступили германским захватчикам западные провинции, чтобы укрыться от них в Восточной империи. В течение трех столетий (317–589 гг.) Нанкин заменял собой Чанань и Лоян, как в свое время Константинополь выполнял функции Рима и Милана.

Лю Цун, хуннский завоеватель Северного Китая, сразу же сделался крупной фигурой. Он был хозяином старых китайских столиц, Лояна и Чананя, хотя его резиденцией был Пинчэн в Шаньси, он царствовал в центре и на юге Шаньси, в северной части Хэбэя, на юге Хэнаня и на севере Шаньдуна. Но к северу от этого хуннского царства, правитель которого в какой-то мере воспринял китайскую цивилизацию (он воспитывался при императорском дворе), кочевали другие орды, полностью остававшиеся варварами.

Орда табгачей (по-китайски «тоба»), очевидно, тюркского происхождения, обосновалась в 260 г. на крайнем севере Шаньси, севернее Великой стены. В течение последующих лет тоба перебрались на юг от Великой стены, на древние китайские земли Йеньмэня, севернее Шаньси, и на тайские территории (около Ю-Чжеу), т. е. в район Татона, где они прочно закрепились в 310 г. Наконец, один клан монгольской орды сяньби, клан Муюнов, основал новое царство в Лаотоне и Ляоси, на юго-западе нынешней Маньчжурии.

Большая часть этих тюрко-монгольских царств в Китае в IV в. была так же нестабильна, как германские государства на западе Римской империи в V в., и по тем же причинам: они истребляли друг друга.

Лю Цун умер в 318 г., а его преемники смогли сохранить за собой только северо-западную часть своих государств с центром в Чанане, а один из военачальников покойного властителя, Ши Лэй, человек амбициозный, создал отдельное княжество вокруг Сянго на юге Хопея. В 329 г. Ши Лэй сверг потомков Лю Цуна (династию Цянь-Чжао, или Пей-Ханей) и основал новую династию хуннов, известную под именем Младшие Чжао (Хэу-Чжао), которая продержалась с 330 по 350 г.

Ши Лэй сделал своей резиденцией город Йе, а второй его столицей был Лоян. Этому хунну нравилось изучать классические китайские тексты с помощью переводчиков, что делало его похожим на Теодориха.

Преемником Ши Лэя был Ши Ху (334–349 гг.), человек необузданного нрава, которого пытался убить собственный сын – настоящий монстр, заставлявший жарить и подавать к столу самых красивых своих наложниц, кстати, за покушение на отца это чудовище поплатилось жизнью. И вот, как это часто случалось с варварами, соприкоснувшимися с китайской цивилизацией, Ши Ху стал ярым сторонником буддизма. Итак, хуннский царь, столицей которого оставался Йе в северной части Хэнаня, властвовал над Шаньси, Хэбэем, Шаньдуном и даже над северной частью Ганьсу.

Это хуннское царство рухнуло так же быстро, как и создавалось. После смерти Ши Ху его преемник и его генералы просто-напросто истребили друг друга.

Муюны, сяньби, которые сформировали царство в Лаотоне, воспользовались этой анархией и отобрали у хуннов весь Хэбэй (350–352 гг.), Шэньси и Шаньдун. Вождь победителей Муюн Цзюнь (349–360 гг.) сделал своей столицей Янь (350 г.), затем Йе (357 г.). Его династия известна в истории под именем Старшие Яни, или Цянь-Янь (349–370 гг.). В 364 г. его преемник захватил Лоян, затем северный берег реки Хуанхэ (366 г.). Но владычество Муюнов продолжалось недолго.

В 350 г. военачальник, служивший царю хуннов Ши Ху, по имени Пу-Хонь, вероятно монгольской расы, хотя его порой называют тангутом, т. е. тибетцем, создал независимое государство в Шаньси со столицей Чанань. Его династия – дело в том, что все мелкие тюрко-монгольские царьки считали своим долгом основывать настоящие китайские царствующие дома, – известна под именем Старшие Цини (Цянь-Цинь, 350–395 гг.).

Сын Пу-Хоня, Фу Цзянь (357–385 гг.), был одним из самых замечательных в когорте этих тюрко-монгольских царей: он приобщился к китайской цивилизации, показал себя добрым правителем и большим другом буддистов. Он отвоевал у муюнов сначала Лоян (369 г.), затем Тайюань и, наконец, Йе, столицу потомков Муюна, пленив их царя (370 г.). Таким образом, все царство Муюнов – Хэбэй, Шэньси, Шаньдун, Хонань – перешло в руки Фу Цзяня в 370 г. Он уже был правителем в Шаньси, а теперь ему принадлежал весь Северный Китай. В 376 г. он аннексировал еще одно небольшое государство варваров, царство Лянь в Ганьсу.

В 382 г. Фу Цзянь послал своего военачальника Лю-Гуана на завоевание Тарима. Лю-Гуана радушно встретили цари Шаньшаня (Лобнор), Турфана (Передний Кью-Че) и Карашара (Яньци). Царь Кучи (китайцы называли его По-Шуэнь) пытался оказать сопротивление, но был разбит и изгнан (383 г.). Лю-Гуан захватил Кучу и привез в Китай знаменитого буддийского монаха Кумарадживу, выдающегося переводчика санскритских текстов на китайский язык, о чем говорилось выше.

По всей очевидности, Фу Цзянь, покорив все варварские государства в Северном Китае, готовился покорить Южную Китайскую империю и объединить всю страну под своей властью, как сделает восемь столетий спустя другой тюрко-монгольский завоеватель – Хубилай. В 383 г. он действительно атаковал империю на реке Хуанхэ, но в верховьях реки потерпел поражение, от которого так и не оправился.

Один из потомков древнего сяньбийского клана Муюнов по имени Муюн Чуй, служивший клану, взбунтовался и отобрал Хэбэй и Шаньдун, основав царство Младших Яней (Хэу-Янь), которое продержалось с 384 по 407 г. Его столица находилась в городе Чжуншане, к югу от Баодина, в Хэбэе. Другой член муюнского семейства в те же годы (384 г.) основал другое царство – Западный Янь (Си-Янь) в Шэньси, но в 394 г. его присоединил к своим владениям Муюн Чуй. Наконец, Шэньси и часть Хэнаня отобрал у царствующего дома Фу Цзяня один бывший генерал Яо-Чань (тибетец), который основал здесь династию Младших Циней (Хэу-Цинь) со столицей в Чанане, которая просуществовала всего с 384 по 417 г. Надо отметить, что и другие генералы-тюрки основали в Ганьсу два других княжества – Западные Цини (Си-Цинь, 385–400 и 409–431 гг.) со столицей Ланьчжоу и Младшие Ляни (Хэу-Лянь, 386–403 гг.).

Династия Вэй – «тюркский Китай». Военные кампании против жужаней

Рядом с ордами, чьи царства рушились одно за другим, крепла тюркская орда табгачей (в китайской транскрипции тоба), которая в конце концов поглотила их всех и сформировала в Северном Китае прочную власть. Точно так же франки, пережившие бургундцев, вестготов, ломбардцев, создали Каролингскую империю, которая объединила в себе германское настоящее с римским прошлым. Такая же судьба была у тоба, которые объединили остальные тюрко-монгольские государства Китая (северной его части), китаизировали их и все смешали с китайской массой, а их приверженность буддизму сродни приверженности Меровингов и Каролингов христианству. Наконец, так же, как франки превратились в защитников романского мира против новых германских завоевателей, так и тоба стали на страже на Хуанхэ против монгольских орд, остававшихся дикими в своих родных степях.

Итак, в течение III в., смутного времени в китайской истории, когда варвары, сменившие хуннов, заполняя пустоту, хлынули повторяющимися потоками на север страны, в 260 г. в Северном Шаньси обосновалось племя тоба, выходцев с берегов Байкала и, вероятнее всего, говоривших на тюркском языке. Об этих людях, которым суждено было сыграть большую роль в истории, мы имеем достаточно сведений, чтобы точно идентифицировать их.

На протяжении нескольких сот лет о них почти ничего не было слышно. Но в конце IV в. их предводитель Тоба Гуй (386–409 гг.) покорил шансийцев и быстро вышел на историческую арену. В 422 г. тоба взяли столицу Лоян и под династическим именем Вэй (Тоба-Вэй) стали настоящими китайскими императорами. Они захватили всю территорию Китая, включая его протектораты, оазисы Центральной Азии, которые прибрали к рукам около 448 г. (Куча и Карашар) и 456 г. (Хами); они почти завоевали его северную половину, аннексировав Шаньси (436 г.), Шандунь, Хэнань и часть Ганьсу (446 г.). Только утрата исконных кочевнических качеств стала причиной их поражения в борьбе с Южным Китаем после 469 г., когда они бросили свои войска на стены Нанкина.

Однако не блестящие военные операции сделали их известными и определили их историческое значение, а их исключительное приятие цивилизации и тот факт, что они стали защитниками китайской цивилизации от остальных варваров.

Разумеется, в самом начале, в царствование Тоба Гуя, Тоба Сэ (409–423 гг.) и Тоба Дао (423–452 гг.), которые были у тоба самыми заметными правителями, они проявили все свои лучшие качества и одновременно все пороки, присущие варварам. Но, начиная с царствования Тоба Сюня (452–465 гг.), они приняли буддизм и стали усиленно насаждать его в Китае: к примеру, в Лояне насчитывалось не менее 1300 пагод. Тоба Хун I проявил такое религиозное рвение, что отказался от трона и ушел в монастырь. Его сын Тоба Хун II (471–499 гг.) прославился тем, что при нем были созданы скульптурные гроты Лоньшеня. В таких условиях буддизм стал государственной религией.

Пятисотлетнее владычество тоба в Китае и вытекающие отсюда значительные политические и военные последствия обязывают нас более подробно остановиться на завоевательных устремлениях этого народа.