Убийства в десятиугольном доме

– Наш бедный Карр попробовал на днях подкатиться к Агате и получил от ворот поворот. Тяжелый случай!

– К госпоже Агате? Ого! Какой храбрец!

– Может, со злости, а может, еще почему-то он сунулся к Орци – и тут ничего не выгорело.

– К Орци… – Ван нахмурил брови.

– Ну да. То есть нашему писателю невесело.

– Да-а, какое уж тут веселье… Под одной крышей с девчонками, которые тебя послали.

– Так что, дорогой Леру, тебе придется сильно постараться, если хочешь, чтобы Карр что-то написал для журнала.

В этот момент юноши увидели направлявшуюся к ним Агату. Она остановилась возле арки, образованной ветвями черных сосен, и замахала им руками:

– Обед готов. А где По и Карр? Они разве не с вами?

* * *

Узкая тропинка начиналась от заднего двора Десятиугольного дома и вела в сосновую рощу.

Он намеревался пройти по ней, чтобы посмотреть на утесы на восточном берегу острова, но чем дальше он шел, тем у́же становилась тропа. Кроме того, она все время виляла из стороны в сторону, и через каких-то пятьдесят метров он перестал ориентироваться.

В роще было сумрачно и уныло. Стебли бамбука, росшего между деревьями, цеплялись за одежду при каждом шаге. Он несколько раз спотыкался о кочки и едва устоял на ногах. Думал повернуть назад, но его охватила досада – с какой стати! Островок крошечный, и потеряться здесь невозможно.

Высокий ворот свитера, пододетого под куртку, промок от пота. Когда, казалось, терпеть это неудобство стало невозможно, тропинка наконец вывела его из рощи.

Он очутился на вершине утеса. Яркая синева моря слепила глаза. В конце тропинки лицом к морю стоял высокий человек. Это был По.

– Ты что здесь…

По обернулся на звук шагов и, увидев Карра, снова перевел взгляд на море.

– Это северная часть острова. А вот там, наверное, Кошачий остров.

Он указал пальцем на островок, торчавший из воды в нескольких десятках метров от берега. Его и островом назвать было нельзя. Скорее риф, на круглой макушке которого росло несколько низких кустиков. Формой он напоминал сжавшееся в комок, покрытое темной шерстью животное. Отсюда и название.

Поглядев на остров, Карр повел носом: «Фу-у!»

– Что с тобой? Чего ты такой кислый?

– Хм-м… Жалею, что приехал сюда. Не надо было. – Нахмурившись, он принялся жаловаться на жизнь: – Если в прошлом году здесь что-то произошло, это еще не значит, что сейчас нас ждет что-то интересное. Я думал, поездка поможет стимулировать воображение, вот и поехал. Но как представлю, что целую неделю придется видеть эти физиономии… Поневоле скиснешь.

Карр, как и Эллери, учился на третьем курсе на юриста. Он поступил в университет с первого раза, поэтому был ровесником четверокурсника По. Карр был среднего роста и средней упитанности, но из-за сутулости и короткой шеи казался ниже, чем на самом деле.

– Ты чего тут один-то?

– Да так…

По сощурил под густыми бровями и без того узкие глазки. Извлек сигарету из похожего на коробочку для лекарств портсигара, сделанного из березовой коры и висевшего у него на поясе, и сунул в рот. Потом протянул портсигар Карру.

– Сколько пачек ты привез? Так все сигареты раздашь, самому не останется… Ты же много куришь.

– Да, люблю покурить, хотя и медик.

– И только «Ларк»… Интеллигенция такие не курит, – бесцеремонно заметил Карр, однако предложенную сигарету принял. – Но все ж лучше, чем ментолки малыша Эллери…

– Послушай, Карр, я не советовал бы тебе все время собачиться с Эллери. Ничего интересного в этом нет. Что толку его задирать? Он просто посмеется над тобой, и всё.

Карр прикурил от своей зажигалки и отвернулся:

– Кто бы говорил…

Слова Карра По не задели. Он молчал, с удовольствием вдыхая дым сигареты.

Постояв немного, Карр швырнул недокуренную сигарету в море, сел на камень и достал из куртки фляжку с виски. Нетерпеливо выдернув пробку, сделал большой глоток.

– Прямо днем начинаешь?

– Не твое дело.

– Молодец! – Тон По стал жестким. – Ты бы как-то себя ограничивал. Кабы только днем, а то…

– А-а! Так ты все об этом переживаешь?

– Да ты пойми…

– Нечего тут понимать. Сколько уже времени прошло… Что теперь, до самой смерти об этом думать?

Не обращая внимания на неодобрительный взгляд, который, не сказав ни слова, бросил на него По, Карр еще раз приложился к фляжке.

– Меня не только Эллери достает. Это же необитаемый остров. Бабы что здесь делают?

– Ну да, остров необитаемый. Но у нас все-таки не игра на выживание.

– О’кей, пусть так. Но у меня нет никакого желания торчать здесь вместе с Агатой, которая только и может, что нос задирать. И еще эта Орци… Так получилось, что за последнюю пару лет у нас образовалось что-то вроде «дружной семерки». Так что громко об этом не скажешь, но это ничего не меняет – толку от этой угрюмой, совершенно никчемной девицы никакого, зато самомнение ого-го!..

– Что ты к ней придираешься?

– А-а! Вы ведь с Орци друзья детства…

По с угрюмым видом раздавил ногой окурок и посмотрел на часы, будто вспомнил о чем-то.

– Уже полвторого. Пошли обратно, а то без обеда останемся.

* * *

– Пока не сели за стол, я хотел сказать… – обратился к членам Клуба детективов Эллери, на носу которого красовались пижонистые очки в золотой оправе. – Точнее, наш будущий редактор имеет кое-что сказать.

На десятиугольном столе уже был накрыт ланч – яичница с беконом, простой салат, багеты и кофе.

– Э-э… прошу извинить, что отрываю всех от еды, но позвольте мне несколько слов… – лучезарно улыбаясь, официальным тоном начал свою речь Леру и тут же закашлялся. – На нашем новогоднем вечере мы говорили, как было бы здорово приехать в Десятиугольный дом. Тогда еще никто не думал, что это получится. Но через некоторое время выяснилось, что дядя Вана приобрел этот дом, и Ван пригласил нас сюда.

– Да никакого особого приглашения не было. Я просто сказал, что могу попросить дядю, если мы соберемся ехать сюда.

– Ну-ну! Не надо скромничать. Как мы все знаем, дядя Вана занимается торговлей недвижимостью. У него фирма в S. Он большой мастер в своем деле и планирует в скором времени превратить Цунодзиму в базу отдыха для молодежи. Так ведь, Ван?

– Не думаю, что у него такие уж широкомасштабные планы…

– Так или иначе, мы находимся здесь, можно сказать, в качестве тест-группы. Ван приплыл сюда первым рано утром, чтобы подготовиться к нашему приезду, и мы должны поблагодарить его. Спасибо тебе от всей души.

Неожиданно для всех Леру отвесил Вану глубокий поклон.

– А теперь о главном…

– Яичница стынет, и кофе тоже, – прервала его Агата.

– Я уже почти закончил. В самом деле все остынет… Прошу вас, приступайте, а я буду говорить. Э-э… За всеми, кто собрался здесь сегодня, старшие члены нашего клуба, уже окончившие университет, признали кое-какой талант и передали нам свои имена, которые мы с благодарностью приняли. Можно сказать, мы – главная пишущая сила клуба.

Со времени создания в Клубе детективов университета К** был такой обычай: члены клуба называли друг друга по псевдонимам. Десять лет назад его основатели – фанаты детективного жанра, а их тогда было немного – решили поребячиться и взяли себе имена знаменитых европейских и американских писателей. По мере роста числа членов имен стало не хватать, ведь заметных авторов не так много. Вышли из положения, введя систему «наследования имен». Выпускники, покидая университет, передавали свои имена кому-нибудь из младших по собственному выбору. Потом уже преемников стали выбирать по их вкладу в выпускаемый клубом журнал. Расположившиеся в Десятиугольном доме студенты, каждый из которых имел псевдоним, считались «мозговым центром» Клуба детективов и в силу этого часто собирались вместе по разным поводам.

– …и начиная с сегодняшнего дня ведущие члены клуба в течение недели будут жить на этом безлюдном острове, где ничто не будет нас отвлекать. Так не станем же терять время даром. – Леру обвел всех взглядом. – Я захватил с собой довольно много бумаги и хочу попросить вас написать за это время по одному рассказику для нашего апрельского номера.

– Ага! – воскликнула Агата. – Теперь понятно, почему только у тебя такие большие сумки. Вот что ты задумал!

– Да, это мой план. Агата… И ты, Орци… Напишите тоже что-нибудь.

Леру склонил в поклоне голову и, прижав ладони к круглым щекам, захихикал. В такой позе он очень напоминал куклу «фукусукэ»[5], только в очках. На лицах сидевших за столом появились ядовитые усмешки.

– Все сочинения будут на одну тему – «Серийное убийство на покинутом острове». Что будешь делать с этим счастьем, Леру? – решил уколоть приятеля По.

Леру выпятил грудь.

– Скажу, что это специальная тема номера. А что? Давайте так и сделаем. Так даже лучше будет. Ведь журнал называется «Остров мертвых». Это название романа Агаты Кристи «Десять негритят» в японском переводе.

Эллери, который смотрел на Леру, облокотившись о стол, шепнул сидевшему рядом Вану:

– Боюсь, мы недооценили нашего нового редактора.

5

Первый день прошел без происшествий.

Кроме просьбы Леру о рассказах для журнала, больше ничего заезжих островитян не напрягало. Они были не такие люди, чтобы ходить толпой и водить вместе хороводы, так что свободное время каждый проводил, как ему заблагорассудится.

Наступил вечер…

– Ты что, Эллери? Сам с собой в карты играешь?

Агата вышла из своей комнаты. Косынка цвета золота, которой она повязала длинные волосы, ярко выделялась на фоне монотонного наряда – белой блузки и черных кожаных лосин.

– В последнее время увлекся. Не мания, конечно, но что-то вроде этого. – Эллери вытянул из колоды карту и улыбнулся.

– Увлекся чем? Гадать, что ли, начал?

– Уж ты скажешь! Гадание нам без надобности. – Эллери ловко перетасовал карты и добавил: – Меня интересуют фокусы.

– Карточные фокусы? – Глаза Агаты на секунду округлились, но она тут же понимающе кивнула. – Вот, значит, чем ты решил заняться…

– Чем же?

– Людей дурачить – и радоваться.

– Ничего у тебя формулировочки…

– Да? – Агата вдруг рассмеялась. – Ладно, покажи мне что-нибудь. Давно фокусов не видела.

– Любительница детективов и не интересуешься фокусами? Редкий случай.

– Не то чтобы не интересуюсь… Просто случая не было. Ну, давай же.

– Уговорила. Иди сюда, садись.

Солнце садилось, в холле Десятиугольного дома сгущались сумерки. Агата села за стол, Эллери собрал карты и положил их перед собой. Потом достал из кармана пиджака еще одну колоду.

– Итак, имеем две колоды – с красной и синей «рубашкой». У каждого должна быть своя колода. Какую выбираешь?

– Синюю, – тут же прозвучал ответ Агаты.

– Хорошо. Синяя так синяя. Вот, держи.

Эллери передал ей через стол синюю колоду.

– Сначала проверь, что все честно, и перемешай карты, как тебе нравится. А я перемешаю свою колоду.

– Готово. Обыкновенные карты… Американские?

– Классические «Байсикл Райдер Бэк». Видишь, на «рубашке» картинка – ангелок на велосипеде катит? Самые популярные карты.

Эллери положил на стол тщательно перемешанную колоду.

– Теперь поменяемся колодами. Ты мне – синюю, я тебе – красную… Так, поехали дальше. Возьми из колоды одну карту и запомни. Я тоже возьму карту из колоды, которую ты перемешала, и запомню.

– Любую?

– Угу. Запомнила? Теперь положи ее на колоду сверху… Так, правильно. Теперь сними один раз, как я. Верхняя и нижняя часть колоды поменялись местами. Отлично! Повтори два-три раза.

– Так, что ли?

– Ага. Молодец! Теперь еще раз меняемся колодами…

Синяя колода вернулась к Агате. Эллери посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

– Порядок. Что мы с тобой сделали? Из двух перемешанных колод вытянули по одной карте, запомнили их, положили обратно и снова перемешали колоды.

– Ну да.

– А теперь, Агата, достань из своей колоды карту, которую ты запомнила, и положи на стол «рубашкой» вверх. А я найду свою карту в этой колоде.

Через несколько секунд на столе лежали две карты – синяя и красная. Эллери сделал глубокий вдох и попросил Агату перевернуть карты вверх лицом.

– Ой! Как ты это сделал?! – воскликнула изумленная Агата. Обе карты были одинаковой масти и достоинства.

– Четверки червей? – Эллери удовлетворенно рассмеялся. – Ничего фокус, скажи?

* * *

Солнце село, и на десятиугольном столе зажгли древнюю керосиновую лампу. Ее привез Ван, узнав о том, что электричества в доме нет. Еще он припас много толстых свечей и разложил их в каждой комнате.

Поужинали. Шел уже восьмой час.

– Эллери, ну почему ты не скажешь, в чем секрет того фокуса? – спросила Агата, тряхнув Эллери за плечо. Она только что принесла всем кофе.

– Все равно не скажу, сколько ни проси. Раскрывать секреты не положено. Это табу. В этом отличие от детективов. Потому что человек расстраивается, узнав, как прост бывает самый необъяснимый фокус.

– Агата, тебе Эллери фокусы показывал?

– Ты тоже о них знаешь, Леру?

– Еще бы мне не знать! Он целый месяц их на мне отрабатывал, как на подопытном кролике. Пока у него не стало получаться втайне от других. Иногда он ведет себя как малое дитя.

– Леру!..

– Что ты ей показал?

– Да так… пару простеньких.

– Простенькие, значит? – У Агаты закипало раздражение. – О’кей. Рассказывай, как ты это делал.

– Я же сказал, что не расскажу. Именно потому, что фокусы совсем простые. Особенно первый. Элементарный даже для ребенка. Дело не в секрете, а в том, как показать фокус, как дезориентировать зрителя.

– Вон оно что…

– Именно. Вот, например… – Эллери протянул руку к чашке с черным кофе и сделал глоток. – Есть такой фильм, «Магия» называется, с Энтони Хопкинсом, который играет иллюзиониста. Там есть сцена, когда Хопкинс показывает почти такой же фокус одной особе, по которой когда-то сходил с ума. Но в фильме этот фокус преподносится не как обыкновенная ловкость рук, а как экстрасенсорный эксперимент. Фокусник заговаривает этой даме зубы, убеждая ее в том, что одинаковые карты могут открыться лишь у тех, у кого сердца бьются в унисон, и в результате соблазняет ее.

– Ого! Ты, случаем, не собирался и меня так же соблазнить?

– Что ты! Я бы не посмел. – Эллери показно пожал плечами; на его ярких губах мелькнула недовольная улыбка. – К сожалению, у меня не хватает смелости, чтобы попытаться обольстить королеву.

– Очень тонкое замечание.

– Спасибочки. Однако… – Эллери поднял чашку с кофе, пристально посмотрел на нее и продолжил: – … сменим тему. Сэйдзи Накамура, о котором мы говорили днем… По-настоящему одержимый. Вот я смотрю на эту чашку, и у меня холодок по спине пробегает.

Фасонные, темно-зеленого цвета чашки они нашли на полке в кухне среди другой кухонной утвари. Сразу бросалась в глаза их форма. Такая же, как у дома, – равносторонний десятиугольник.

– Спецзаказ. Вот эта пепельница, тарелки – все одинаковое, десятиугольное. Что ты об этом думаешь, По?

– Ничего. – По положил недокуренную сигарету в десятиугольную пепельницу. – Конечно, все это не совсем нормально, но богачи иногда любят почудить, ты же знаешь.

– Чудачество, и больше ничего? – Эллери обхватил чашку обеими руками и заглянул в нее. Несмотря на десятиугольную форму, дно у нее оказалось почти круглое. – Из-за одного только Десятиугольного дома стоило приехать на этот остров. Мне даже хочется выпить за тех, кто здесь умер.

– Дом, конечно, классный, никто не спорит, – заявила Агата, – но на самом острове вообще ничего нет. Обыкновенные сосны, и всё. Так ведь, Эллери?

– Нет, не так, – ответил за него По. – Под скалами, к западу от сгоревшей виллы, находится вырубленная в камне площадка, довольно удобная. Там есть лестница; можно спуститься к самому морю, рыбу половить…

– А удочку ты привез? Было бы здорово завтра поесть свежей рыбки! – Леру облизнулся.

– На многое не рассчитывай, – проговорил По, медленно поглаживая бороду. – Кроме того, позади дома растет сакура, несколько деревьев. Почки уже набухли, так что через пару дней появятся цветки.

– Вот здорово! Будем смотреть на сакуру и радоваться.

– Замечательно!

– Сакура, сакура… Почему, как весна, все начинают носиться с сакурой? По-моему, персик и слива цветут куда красивее.

– Эллери! Ты всегда не как все.

– Неужели? А ты знаешь, Леру, что в старину в Японии августейшие особы и знать предпочитали сакуре сливу?

– Правда?

– Правда, Орци?

Та вздрогнула от неожиданности. Затем, покраснев, еле заметно кивнула.

– Расскажи поподробнее, Орци.

– Э-э… ладно. В «Манъёсю»[6] из растений чаще всего упоминаются веерник и слива. О каждом из них больше ста стихотворений, а о сакуре – всего сорок.

Орци вместе с Леру училась на втором курсе литературного факультета. Специализировалась на английской литературе, но здорово разбиралась и в японской классике.

– Ого! А я не знала, – призналась Агата. Видно было, что слова Орци произвели на нее впечатление. Для третьекурсницы факультета фармацевтики литература была терра инкогнита.

– Еще расскажи, а?

– М-м… ладно, – без особого энтузиазма согласилась Орци. – «Манъёсю» создавалась в период, когда была мода на все китайское. Тренд главенства континентальной культуры. Китай повлиял и на авторов «Манъёсю». Стихи о сакуре вошли в моду с «Кокин вакасю»[7], и то там главным образом об облетающем цвете.

– «Кокин вакасю» – это Хэйан?[8] – решил уточнить Эллери.

– Правление императора Дайго. Начало десятого века…

– Почему так много стихов об облетающей сакуре? Такое время, что ли, было, пессимистическое?

– Как сказать… Время правления императора Дайго известно как «эпоха долгой радости». Но время, когда начинает облетать сакура, совпадает с началом сезона инфекционных заболеваний. Говорят, сакура вызывает болезни, поэтому при дворе императора устраивали праздник «усмирения цветов», во время которого молились, чтобы эпидемии обошли их стороной. Так что, наверное, с этим связано…

– Понятно.

– Эй, Ван! А ты чего такой тихий? – По посмотрел на Вана, сидевшего рядом с опущенной головой. – Плохо себя чувствуешь?

– Да, что-то голова болит.

– Вид у тебя нездоровый. И температура, по-моему…

Ван покрутил шеей, расслабляя плечи, и глубоко вздохнул:

– Пожалуй, я пойду прилягу.

– Давай, конечно.

– Угу. Всем пока… – Опираясь обеими руками о крышку стола, Ван тяжело поднялся. – Можете резвиться сколько хотите. На меня шум не действует.

Пожелав всем доброй ночи, он удалился в свою комнату. Дверь за ним закрылась, и в полутемном холле на миг наступила тишина. Потом едва слышно металлически клацнул замок.

– Ну что это такое? – тихо бросил не проронивший до этого ни слова Карр, мелко подрагивая коленями; глаза его нервно округлились. – Взял и заперся! Прямо как девчонка какая-нибудь!

– Ночь сегодня светлая… – Сделав вид, что ничего не слышал, По посмотрел в десятиугольное окно в потолке.

– Да, два дня назад было полнолуние, – заметил Леру.

В ту же минуту открывшееся в окне пространство наискось прочертил скользнувший по небу луч света. Он шел от маяка, установленного на мысе J.

– Смотрите! Вокруг луны венчик. Завтра будет дождь.

– Ха-ха! Ты что, суеверная, Агата?

– Ты ничего не понимаешь, Эллери. Никакое это не суеверие. Так получается, когда в воздухе собирается пар.

– По прогнозу, всю неделю будет ясно.

– Во всяком случае, я говорю про научный факт. Это тебе не сказочка про лунного зайца[9].

– Лунный заяц… – Эллери натужно улыбнулся.

– А вы знаете легенду про человека с кувшинами, который объявился на островах Мияко?

– Да, слышали. – Круглое лицо Леру расплылось в улыбке. – Это про то, как Бог послал своего вестника к людям с двумя кувшинами – с эликсиром бессмертия и эликсиром смерти? Вестник все перепутал: эликсир бессмертия дал змее, а эликсир смерти – человеку. В наказание Бог обрек его вечно таскать на себе эти кувшины. Про это?

– Похожая легенда есть у племени готтентотов, – сказал По. – Только у них в роли посланца не человек, а заяц. Он не смог передать слова Бога Луны, тот разгневался, запустил в зайца палкой и расщепил ему губу.

– То есть везде истории похожи?

Долговязый Эллери откинулся на затянутую голубой тканью спинку стула, сложив руки на груди.

– Легенды о лунном зайце рассказывают во многих странах – в Китае, в Центральной Азии, в Индии…

– Даже в Индии?

– Слово «луна» на санскрите звучит как śaśin, у него тот же корень, что у слова śaśa – «заяц» или «пятно на луне».

– Вау!

По протянул руку к лежавшему на столе портсигару и снова поглядел на окно в потолке. В вырезанном десятиугольнике ночного неба плыла размытая желтая луна.

Цунодзима, Десятиугольный дом.

Слабый свет лампы отбрасывал тени собравшихся в холле молодых людей на окружавшие их со всех сторон белые стены.

Ночь неспешно вступала в свои права.

Глава 2

День первый

Большая земля

1

Тиори, которую вы убили, – моя дочь.

Такааки Каваминами, растянувшийся на разложенной посреди его тесной комнатушки постели, нахмурился.

Было одиннадцать утра. Он только что вернулся домой и нашел это письмо в почтовом ящике.

Такааки всю ночь играл в маджонг у своего приятеля. Как обычно, в затуманенной голове все еще звучал стук перемешиваемых игральных костей, но, увидев письмо, он очнулся окончательно.

– Что… что это такое?

Протирая глаза, Такааки взял в руки конверт и рассмотрел его.

Самый обыкновенный конверт из коричневой бумаги. Почтовый штемпель вчерашний – 25 марта. Отправлено из города О. Единственная особенность – все иероглифы на конверте набраны на цифровом процессоре.

Адреса отправителя не было. На оборотной стороне значилось только имя – Сэйдзи Накамура.

– Сэйдзи Накамура, – пробормотал Такааки. Это ему ни о чем не говорило. Хотя нет! Где-то он слышал эту фамилию…

Такааки сел на постели, скрестив ноги, и посмотрел на лежавший перед ним листок, извлеченный из конверта. Письмо тоже было набрано на процессоре и напечатано на хорошей бумаге.

«Тиори, которую вы убили, – моя дочь».

Имя Тиори он помнил. В письме, видимо, имелась в виду Тиори Накамура. А Сэйдзи Накамура, получается, ее отец?

Это случилось больше года назад. В январе прошлого года Клуб детективов при университете К**, членом которого был Такааки, устроил новогоднюю вечеринку. Тиори Накамура была тогда первокурсницей и моложе его на год. Сам он заканчивал третий курс и в апреле должен был перейти на четвертый[10]. Прошлой весной Такааки покинул Клуб детективов. Это было связано со смертью Тиори Накамуры. А случилось все после того, как вечеринка закончилась и часть ее участников решила продолжить веселье.

Все произошло в его отсутствие – Такааки ушел с вечеринки раньше по каким-то делам. Тиори страдала от хронического заболевания сердца. Причиной смерти стал сердечный приступ, спровоцированный алкогольным отравлением. Когда «Скорая помощь» привезла ее в больницу, было уже поздно.

Такааки вместе с другими ходил на похороны.

Тиори жила в городе О у деда по материнской линии. В его доме и проходила траурная церемония. Но главного распорядителя на похоронах звали не Сэйдзи. Такааки это точно помнил. У него было какое-то другое имя, старомодное. То есть распорядителем был не отец, а дед. А отца на похоронах вроде и не было. Во всяком случае, Такааки его не видел.

Тогда почему человек, назвавшийся отцом Тиори, прислал ему это письмо? Ведь они даже никогда не виделись.

В письме этот Сэйдзи утверждал, что Тиори убили. Его дочь скоропостижно скончалась из-за того, что перебрала на вечеринке, и, наверное, у него были основания считать, что она была убита. Такааки мог это понять. Но зачем он послал это письмо сейчас, когда прошло больше года? Захотел свести счеты?

Такааки резко выпрямился.

Сэйдзи Накамура. Ага!

Он потянул правильную нить в клубке своих воспоминаний.

Такааки резко вскочил с постели, подошел к металлическому стеллажу, прислоненному к стене, и вытащил несколько папок. В них были газетные вырезки, которые он собирал из интереса.

Точно! Где-то в сентябре прошлого года…

Покопавшись немного в папках, он нашел, что искал.

Пожар на Голубой вилле на Цунодзиме.

Загадочное убийство четырех человек?

Такааки уселся на пол с открытой папкой в руках и постучал пальцем по набранному крупным шрифтом заголовку.

– Мне предъявляет обвинение покойник?!

* * *

– Извините, это дом господина Хигаси? Моя фамилия Каваминами, я из университета К**. Можно попросить Хадзимэ?