Находка, что изменила жизнь

Я был в шоке, увидеть девушку среди тайги да в таком виде. Я очень сильно надеялся, что она придет в сознания и объяснит, как она оказалась в тайге в таком виде. Спустя несколько минут я лежал в постели и грел своим телом эту находку. Я где-то читал, что лучше всего греть теплом своего тела в таких случаях. В тот момент я не секунды не сомневаясь лег рядом с этой девушкой и не каких мыслей о том, что она может быть чем-то больна, не было. Это скорее всего связано с тем, что я привык жить в небольшой общине и какая-то зараза для нас была не известной. Поэтому и я не мог даже в мысли представить, что она может быть больной. Я обнял эту девушку, мое сознания было перегруженным, и я считай сразу утратил его. Мое сознания поглотил сон. Мне снился отец, только молодым. Он на лодке с мамой, мама тоже молодая. Они плывут по Енисею, а я на берегу бегу за ними.

– Папа. Плыви сюда. Я тут.

– Дима. Сынок, тебе с нами нельзя. – Мне с лодки кричала мама.

– Мама. Папа. Куда вы?

Я упал на колени и стоя на них на берегу все кричал.

– Стойте, заберите меня.

– Живи. – Донеслось мне с лодки в ответ.

А вот пробуждения было очень неожиданным. Я почувствовал, как мне больно, что-то тычется в бок. Я открыл глаза и в первый миг даже не понял, что это. Какая-то обнаженная девушка стоит перед кроватью и тычет в меня ружьём. Пока я спал, я забыл, что принес в дом какую-то девчонку и поэтому я воспринял это все как сон. Поэтому, я просто повернулся на бок накрылся одеялом с головой и дальше начал отключатся. В меня заново ткнули стволом и тут уже сознание начало просыпаться, и я начал вспоминать эту девку.

– Ты зачем ружьё схватила?

– Почему ты меня похитил? – в паники выполнила она.

– Ты дура! Или как? – чуть разозлившись выполнил я.

Она, сделав шаг назад заплакала, но ствол не опустила.

– Я застрелю тебя если не скажешь, зачем ты меня похитил.

Я засмеялся. Меня начал раздирать смех. Она отшатнулась от меня еще на шаг назад и чуть тише стала всхлипывать. А меня начал раздирать гнев, ярость и злость. Меня разозлила эта ситуация, я ее спасал, а в благодарность на меня ружьё наставили.

– Стреляй! – закричал я.

Она перестала всхлипывать и при этом напряглась.

– Стреляй говорю. Что ты? Только на словах такая? Стреляй, давай оборви – это никчемное существования. Ну давай! – громкость моего крика усилилась.

Она полностью опешила. Ее руки начали опускать оружие, и она снова заплакала.

– Почему вы меня похитили и изнасиловали? – голос был полностью подавлен.

– Кто тебя похитил? И как ты оказалась по среди тайги в ста пятидесяти километрах от ближайшего населенного пункта? И кто, тебя изнасиловал? —грубо спросил я.

Она зависла. Было заметно что она в полном шоке. А еще она ноги сжимала так, как это делают люди, когда уже ели терпят чтоб не описаться.

– Так дура. Всё, клади ружьё и накидывай вон тот тулуп. – чуть спокойнее сказал я.

– Зачем? – В полнейшем шоке сказал я.

– Ты же не собираешься мне тут насать? Или ты просто так жмешь ногу к ноге?

– Хочу. А зачем одевать тулуп? Что туалет на улице? – шок, та и не отпускал её.

– Улица и есть туалет, другого туалета тут нет. Так что идем? Или ты одна сходишь?

Она посмотрела на меня и в её глазах отразилась работа мысли. Затем она выдала.

– Подожди. Ты говорил тайга?

Я положительно качнул головой.

– Тут и волки есть?

Я просто ткнул на шкуру с головой медведя. Она со страхом на нее смотрела пока я ее не отвлек.

– Так что ты идешь?

– Да. – Слегка заикавшимся голосом произнесла она.

Я первым вышел, пристроился чуть в стороне от домика, она вышла следом и спросила:

– А где туалет?

– Везде. Где застанет там и туалет? Вон села, где-нибудь и посола. Не напрягайся не буду подглядывать. – Я говорил еще злым тоном. Я был еще зол.

Она села чуть в стороне, и я услышал журчание. Затем мы вернулись в дом, не у меня не у нее зуб на зуб не попадал. Вроде, не дольше минуты на улице правили, но промерзнуть успели. Она молчала, да и я не шибко стремился к разговору, только ткнул ей пальцем на стул у стола. Она села, не снимая тулупа, я не стал ей что—то говорить на этот счет. Я понимал, что девушка в одних плавках не очень уютно себя чувствует в обществе, незнакомого мужчины. Сам тем временем подкинул печь, поставил подогреть жареное мясо медведя. Оно считай сразу за скворчало. В голове таилось куча мыслей, и на ее лице тоже отражалась глубокая задумчивость и растерянность. Мясо быстро подогрелось и переместилось за стол. Я достал пузырь и две кружки, в которые насыпал красного перца и налил по половине. Подвинул ей одну кружку.

– Я не пью водку.

– Простите, бананов нема. – Язвительным тоном сказал я – Пей. Во-первых, с перцем это сейчас как лекарство. Всё же ты не слабо промерзла. А во-вторых, ты загружена. И если выпить немного, это облегчит психическое состояние. Пей.

Она выпила одни глотком, её чуть не вывернуло, но она совладала со своим рвотным рефлексом.

– Ешь давай. Тебе необходимо.

– А это что за мясо?

Я ткнул пальцем опять в ту шкуру. Она сглотнула.

– Ты пойми тут магазинов нет и нет другой еды.

Она молча взяла вилку со стола и начала есть. В начале, она вроде пыталась показать будто ей не нравится, но как говорится в пословице, «аппетит приходит во время еды». Она довольно плотно покушала. К концу, я поднес ей вторую кружку, а остатки водки убрал. Выпили, не чокаясь и продолжали кушать. Когда поели, я сел, вытянув ноги на стуле, сидел я в трусах, а она по-прежнему была одета в тулуп.

– Так кто тебя изнасиловал? – спросил я с издёвкой.

– Ты.

– Ха-ха-ха. Это когда?

– А почему я голая?

– Ха-ха-ха. Ну для начала не голая, а в нижнем белье. Да и я в трусах. А главное, мне надо было как-то твои обморожения обработать, да и согреть тебя. А для этого лучше всего подходит другое тело. Или ты думаешь не стоило этого делать?

Она потупилась, опустив глаза в пол и еле слышно сказала.

– Прости, я не подумала.

– Ты лучше расскажи, как ты тут оказалась?

– Я помню, что вышла из дома и пошла на работу. Прошла через двор, вошла в арку и раз я в лесу, и жуткий холод. Я прошла немного и уснула. Проснулась раздетая, рядом раздетый мужик и не далеко ружьё весит, но я его и схватила. Думала ты меня похитил и изнасиловал. Только сейчас вспомнила, лес и то не поняла, как там оказалась.

– Странная история. Прям мистика. А где твой дом?

– Город Краснодар. Да, а где я сейчас? – запалено спросила она.

– Красноярский край, ближайший населены пункт от сюда примерно сто пятьдесят километров, это станок Бахта.

– Станок? Что за станок такой?

– Так, со старины почтовые поселения вдоль Енисея называли станками, так и осталось названия.

– Но. а как я здесь оказалась?

– Я что похож на Нострадамуса?

– Чего?

– Говорю, что в мистике я не силен. А простого и логического объяснения как ты сюда попала, нет.

– А где мои вещи? Там телефон. Надо маме сказать, а то они с дочей будут переживать. – возбуждённо спросила она.

– Да вон твои вещи лежат. Сумочка в самом низу. Только связи тут нет.

Но похоже про связь она не услышала и бегом побежала к вещам. Довольно быстро, но при этом по её лицу было видно, что сквозь боль она одела вещи на себя обратно и затем достав телефон. подняв трубку к потолку, ходила по домику.

– Связи нет.

Она не слышала

– Ау! – я крикнул.

Она вздрогнула и повернулась на меня.

– А?

– Говорю тут нет связи. Только рации и та сломалась. И оделась полностью зря.

Последние слова она пропустила мимо ушей, а заплакав начала причитать.

– Ну как мне связаться с мамой? Она одна с Юлей. Как им сообщить, где я?

Я не стал не чего говорить, а она повторяла эти слова как молитву. Её глаза не переставали изливать слезы. Я в то время подумал, что это божественное величество задумало на сей раз. Мало того, что лишил меня всего, так еще и подсунул городскую истеричку, с которой я даже не познакомился еще. Я усмехнулся про себя. Её истерика раздражала, но я и сам не давно в немногим лучшем состояние был, поэтому просто молчал и думал о том, что еще случится. Я не понял, когда она перестала выть и что-то у меня спросила. Я понял только когда она меня потрясла за плечо.

– Э-э-э. «Ты чего завис?» —с ноткой страха в голосе спросила она.

– А? Что?

– Я спросила ты же можешь меня доставить до вашей станции?

– Не станции, а станка. Нет. – довольно грубо ответил я.

– Почему? – спросила она с обидой в голосе.

– Под навесом стоит снегоход посмотри на него, сама поймешь.

– Ты скажи.

– У него двигатель сломан. Поэтому добраться можно только сплавом. Это конец апреля или начало мая. Ну конечно, я могу дать тебе одежду и лыжи, и ты можешь пройти пешком. На улице минус тридцать всего. Я за день не больше сорока километра прохожу, а ты?

– Но ты же умеешь выживать в тайге? – с надеждой в голосе спросила она.

– Ты видно не поняла. На улице минус тридцать, скоро до сорока опустится. Выжить можно, если уметь и, то не факт, что дойдешь. Гораздо больше шанс замерзнуть. Поэтому хочешь, иди. Я не пойду точно. – с раздражением ответил я.

Она опять начала плакать.

– Я доберусь до дома, и мы тебе заплатим. – с мольбой сказала она.

– Кому заплатите? Трупу? Не дойдем это точно, а у тебя еще обморожений куча. —все тем же тоном сказал я.

– Ну пожалуйста.

Я отрицательно покачал головой, глядя в налитые слезами глаза. Достал обратно бутылку, налил ей еще пол кружки. Она, не задумываясь выпила, глотком. Она сидела за столом одетая в то, в чем я ее нашел, сидела и рыдала, но уже молча. Я тоже не был болтуном, тайга тишину любит, вот и привыкаешь к тишине. Хотя порой сядешь под навесом, приобнимешь собаку и болтаешь с ней. На этих мыслях я снова начал погружаться в пучину боли, потерь и слеза невольно скатилась по моей щеке. Она видимо восприняла мою слезу на свой счет и чуть успокоившись сказала.

– Я поняла. Прости. – тоном сменившегося человека.

– Не напрягайся, а лучше скажи, как звать то тебя?

– Ой, прости мы что-то даже не познакомились меня зовут Маша, а тебя? – затараторила она.

– Меня Дима. «Знаешь: когда в тебя тычут стволом как-то про имя забываешь», —ехидным тоном сказал я.

Она слегка улыбнулась. Такой грустной улыбкой, но все же улыбка. И сказала.

– Я не.

Я ее перебил на полуслове.

– Да все я понял. Нормально всё. Ты давай, раздевайся. – довольно грубо сказал я.

– Зачем? – испугалась она, по её лицу было видно, что она подумала, как будто я сейчас начну её насиловать.

– Обморожения твои обрабатывать будем и спать пара.

– А спать ты где будешь? – непонимающим голосом спросила она.

– На кровати.

– А я?

– Ты видишь вторую кровать. Но если хочешь спи на полу, ну или жди утро я проснусь, а ты ляжешь. – ехидно сказал я.

– А раздеваться зачем?

– Во-первых, обработать твои обморожения, во-вторых, спать. Или вы в Краснодаре в одежде спите?

– В ночнушке. – чуть спокойнее ответила она, но по-прежнему боясь меня.

– Возьмешь мою майку, только ты в ней утонешь, будет тебе ночнушкой. Моя жена так раньше делала.

Она стояла и хлопала глазами, день был тяжелый и настроение было около нуля.

– Короче, не хочешь не надо, твои обморожения и тебе с ними жить. Врачей тут нет, быстро хуже станет.

– Я…… Я не знаю. – растерянно ответила она.

– Чего ты не знаешь? Обрабатывать будем обморожения или нет, а может ты не знаешь будешь ли спать?

– Да, конечно. – все так же растерянно ответила она.

– Что, да конечно? Обрабатываем?

Она утвердительно кивнула головой, при этом прядь ее рыжих волос скользнули на глаза. Я достал гусиный жир, вот кстати интересно как он помогает, но это древний метод и не доверять ему, было бы глупо. Она так и стояла с прядью на глазах, о чем-то задумавшись.

– Если хочешь сама обработай, обморожения свои. Я только рад буду.

Она опять утвердительно кивнула головой, я же подал ей жир и майку. Она так и стояла не подвижно. Я не стал не чего говорить и просто улегся в кровать, отвернувшись к стенке. В свете керосиновой лампы отражался силуэт. Силуэт был не подвижен несколько минут, затем все же видимо взяв себя в руки, она начала переодеваться. Затем села на край, я повернулся и наблюдал красивую девушку в моей майке, в которой она утонула. Она аккуратно плацами взяла жир и начала втирать его в ноги. Я не выдержал подобного извращения и сказал.

– Короче хорош издеваться над жиром, да и над своими обморожениями. Давай сюда, я натру как положено.

Она, чуть отвернув лицо, на котором было заметно смущение, протиснула мне банку с жиром. Я её взял, зачерпнул жирка, взял её ногу в свою руку и начал втирать его в ногу. Она вскрикнула.

– Терпи, надо растирать хорошо или не поможет. У тебя очень сильные обморожения. Вон чуть не чернеют.

Она лишь стиснула зубы. Я же продолжил. Сначала ноги, затем руки, после лицо, а затем ягодицы и пузо. На этих моментах она попыталась сопротивляться, но я сказал.

– Хорош выпендривается.

Она тогда просто опустила руки и стояла, как бедная родственница. В момент, когда мазал ягодицы ей, мое мужское начало подало признаки жизни и Маша, это заметила.

– Прости. Ты девушка и очень красивая.

Она по-доброму улыбнулась и тихо произнесла.

– Спасибо. – но при этом в ее голосе был слышен страх.

– Да не буду я тебя насиловать, может хватит меня бояться. – раздражено сказал я.

– Прости – потупив глаза шепотом произнесла Маша.

Я встал, помыл руки и потушил лампу. Маша лежала у стенки, я лег, рядом повернувшись в сторону от нее. Сон все не приходил, а за место него было состояния полу реальности, это когда ты вроде и спишь, и нет. Все мысли роились в голове. Я все пытался понять, что все же это. За что, мне это прислали. Все же припасы на одного человека я готовил, я про хлеб и крупы, а тут еще один рот. В какой-то момент у меня, было промелькнула мысля, что не стоило её подбирать. Затем я подумал, что возможно её тоже за что-то наказывает, этот Бог. Ведь ей тоже, не сахар. Я не знаю, сколько времени прошло в таком состояние, но в какой-то момент мне приспичило. Я встал, за спиной услышал голос Маши.

– Зажги свет, а то я ненароком лоб расшибу, пока в туалет схожу.

Я выполнил её просьбу, она взяла тот же тулуп и вышла за мной. Про домик мой нужно сказать отдельно. Главный домик мы с батей построили не давно, и не как у всех. У нас была комната примерно три на четыре, с кирпичной печкой по средине, была вторая комната не отапливаемая, перед этой комнатой, как веранда, а перед ними был навес. У моей спутницы в руках была лампа. Я же по привычки быстро прошел через веранду и навес, и пристроился в сугроб. Сделав свои дела, я пошёл в дом, за спиной раздалось.

– Подожди пожалуйста. Я боюсь.

Я остановился и подождал. Пока она не закончила свои дела и не обогнала меня. Мы все таким же Макаром поместились в кровать, и на сей раз сон пришел сразу. Проснулся поздновато, но все же до рассвета. Еще ночью в раздумьях, я решил, что буду, как и раньше промышлять. И так же решил, что придется научить с утра эту девочку, как подкидывать печь, да и так по мелочи. Я растолкал Машу, она с горем пополам продрала глаза. Её опухшие глаза были красными, что свидетельствовало о том, что она много плакала.

– Утро доброе. Вставай буду объяснять тебе, что и как делать пока меня не будет.

– Ты меня бросаешь? – со страхом в голосе спросила она.

– Не глупи. Если ты не заметила, я охотник и мне надо ежедневно обходить ловушки и собирать рухлядь. – грубо ответил я.

– Пожалуйста, не оставляй меня одну. – с мольбой в голосе произнесла она.

– И как ты себе это представляешь. Есть ты что собираешься?

– Мне страшно.

Я не стал не чего говорить, просто подошёл к печке и позвал её.

– Ходи сюда и запоминай как печь топить.

Она молча подошла, и так же молча наблюдала за мной. После того как печь разгорелась, я поставил чайник и кастрюлю на нее. Она спросила.

– А воду, где брать.

– Вон ведро, а снег на улице.

– А кран? – с удивлением спросила она.

Я просто засмеялся.

– Ха-ха-ха, какой кран? Кто сюда водопровод проведет? Ты о чем? Ты еще унитаз попроси.

Она была в шоке, но все же спросила.

– А куда по большой нужде?

– Бумага у входа на полке, тайга большая.

– Я боюсь одна.

Я достал второе ружьё и подал ей.

– Оно не заряжено, попробуй по стрелять в стенку. – она взяла его и прижав приклад к плечу, начала направлять его в стену – Вот правильно и даже приклад правильно приложила. Вот сюда смотри – при этих словах я пальцем показал на то, что надо смотреть. – это прицельные приспособления, когда эта будет на ровне с этой, значит попала в прицел и нажимай спуск. – она нажала на спуск – Вот верно. Теперь смотри как заряжать.

Я показал, как переламывать ружьишко. Показал, где патроны и дал ей зарядить ружьё.

– Одевай тулуп, пойдем.

– Куда? – её удивлению не было предела.

– Пару патронов обстреляешь для практики.

Она оделась. На улице тридцать три, но не плюса. Она сделала три выстрела в дерево, что неподалеку от дома стояло. Первый мимо, второй и третий достигли цели. В прочем удовлетворительно.

– Теперь не боишься?

Спросил я, заходя в дом.

– Всё равно боюсь оставаться одна. – с надеждой сказала она.

– Но ты же понимаешь, что мне все равно придется уходить на промысел и добычу пищи.

– Не оставляй меня. Мы тебе заплатим, когда я домой попаду.

– На богатую ты не похожа, да и подачек мне не надо. А за едой, мне по любому придется ходить. Ты же должна понимать, что я рассчитывал провиант на одного.

Она сначала покачала отрицательно головой, затем положительно.

– Мне страшно.

И слеза скатилась по её щеке.

– Я понимаю. Но всё же мне необходимо занимается промыслом. Так давай осмотрим твои обморожения, а то в свете лампы плохо видно.

– Ладно.

Всхлипнув, она села на кровать. Она была все в той же майке. Я осмотрел ее ноги, руки, лицо. Щеки были хорошо подморожены. Я взял жир и начал втирать его.

– Снимай майку.

– Зачем? – опять тот страх в её голосе.

– Осмотрим обморожения и обработаю сразу.

Она, смущаясь стянула с себя майку. Я быстро ее осмотрел, не выявив не каких следов сильных обморожений, так по мелочи, но обработал. Её лицо заливалось краской пока я её осматривал.

– Одевайся.

Сам достал меховые носки, конечно, большие для неё, но всё равно подал ей.

– По дому за место твоих, и теплее, ноги не так больно будет, как в сапогах твоих. А то вон как морщилась пока снимала.

– Да в них правда больно. Спасибо.

– Не стоит. Вечером по размеру сделаем.

Суп до варился, поставил две тарелки и кастрюлю на стол. Чайник с запаренными травами уже стоял на столе, и исходил паром. Я зачерпнул поварешку супчика себе и жестом предложил ей, сделать тоже самое. Она не заставила себя уговаривать и повторила за мной. Ели и пили чай, мы молча. После оделся и на пороге услышал.

– Ты же меня не бросишь? «Правда», —со страхом в голосе спросила она.

Я улыбнулся.

– Да куда я денусь. Я даже если захочу, пешком далеко не уйду.

И вышил за дверь, краем глаза заметив, как слеза скатилось по щеке Маши. Я взял лыжи и пошел, первым делом на то место, где нашел находку. Решил поглядеть от куда будут ее следы. По дороге снял с капкана одного соболя. Дойдя до места находки, я нашел слегка припорошенный её след. Я было решил, что найду отгадку своей находки, но не тут-то было. Я дошел до места, где она появилась, примерно с километр. Не чем не приметная делянка. Следы появились в промежутке между кедром и березой, с боку валежник осины. Я прошел несколько раз через точку появления. Хотя признаюсь честно, боялся, что не дай бог меня куда-то переместит как Машу. Я долго набирался смелости, а потом плюнул на все, будь как будет и попробовал пройти. И это были напрасные страхи я прошел раз, затем два и три, потом четыре и все бесполезно. После решил вернуться к обходу владений. По дороге решил, что расскажу Маше о том, что нашел это место и что оно не работает, ну или как правильно сказать. Набрал с десяток соболей. Трех из которых застрелил. И одного зайку подстрелил. И к закату я был в домике. Тут признаться честно, меня поразила встреча. Захожу значит в дом, а на меня ствол направлен. Замечаю зареванное лицо, ствол падает на пол и на шеи оказываются плотно сомкнутые руки девушки.

– Ты вернулся. Ты меня не бросил. Я боялась, что ты меня оставил тут одну.

Она плакала. Но при этом крепко обнимала. Мне даже жалко её стало. Да мужское сердце против женских слез не устоит.

– Я же говорил, что вернусь, ты чего?

– А вдруг? Я не знаю. Вдруг ты бы решил, что я обуза и ушел. – причитала она.

– Успокойся. Все нормально. Только вот ствол в меня не тычь, а то какая-то тенденция у тебя, вечером в меня стволом тыкать. И что в тишине сидишь?

– В смысле, в тишине? – немного удивительно спросила она.

– А, прости. Забыл тебе радио показать. Ладно отпусти, дай раздеться.

– Ой, прости. Накинулась на тебя.

Она смущено тут же убрала руки с моей шеи и даже забыла, как плакать, а её щеки приобрели румянец.

– Нормально все. «Я понимаю: тебе очень страшно в тайге одной», —успокаивающим тоном сказал я.

Я занес соболей и зайца в дом, затем дров и набрал два ведра снега, после чего только разделся. Затем показал, где радио.

– А вот и радио, тут только несколько радиостанций, есть еще MP3, но там только шансом и так несколько песен подобных. А я пока займусь шкурами.

– А что ты с ними потом делаешь?

– Сейчас сниму шкуры и уберу пока, а потом дома обработаю как следует и на продажу.

– А тебе не жалко зверят?

– Не знаю. Наверное жалко, но не чем другим у нас в станке не заработаешь.

– Понятно. Семью кормить то надо.

При этих словах её моё сердце напряглось, и я остановился. Она заметила и сказала.

– Да не переживай ты так, твои вон сто пятьдесят километров от сюда. И не беда, что снегоход сломан, они же знают где ты, а мои не знают где я.

В моей голове пронеслось всего сто пятьдесят километров до них, до их могил. Мои глаза не произвольно выпустили слезы. Я не мог их сдерживать. Мои родные не далеко. Сто пятьдесят километров и метр или чуть больше земли разделяли меня с родными. Разделяли меня с любимой женой, не родившемся ребенком, папой и мамой. Мои мысли ушли в боль, боль пронзала моё сознания. Я ощутил, как Маша трясет меня за плечо.

– Э-э-э-э… Ты чего? Что с тобой?

– У меня нет больше родных.

– А куда они делись?

Я не чего не ответил, только скупые мужские слезы были ей ответом. Она, видно, поняла, что расспрашивать будет неправильно и постаралась сменить тему.

– Знаешь, а я всего лишь воспитатель в детском саду, в который Юля ходит, но она ветрянкой заболела вот и осталась дома с мамой. Мама в отпуске пока. Я даже рада что она не провалилась со мной сюда.

Я кивнул головой в знак того, что да мол это хорошо, сам достал сигареты, я курил мало штук пять за день, но в такие моменты, когда сердце на пределе сигаретку выкуривал на раз. Достал сигаретку и сделал предлагающий жест Маше.

– Нет, я не курю.

Я же сел у печки и закурил, состояние потихоньку возвращалось в норму. Но Маша видно решила, что чем-то меня сильно обидела.

– Прости я не…

Я ее перебил, не дав договорить.

– Ты не в чем не виновата. Моя семья погибла этой весной, погибли все. Мама, папа, жена и наш не родившийся ребенок.

– Как?

– Давай потом, как-то об этом не хочу сейчас вспоминать. Больно.

– Ладно, давай. Я понимая.

Я лишь усмехнулся, на это я понимаю. Мало кто способен понять момент, когда теряешь не одного, а всех. Это кардинально отличается. Когда кого-то одного, то у тебя есть те, с кем ты разделишь эту боль, а как у меня, только мне вся эта боль предназначена. Она видимо приняла усмешку в серьезе и начала оправдываться.

– Нет правда, у меня отец умер, когда….

Я не дал ей закончить.

– Ненужно. Правда. Пожалуйста.

Она замолчала, по виду было заметно, что она обиделась. Но честно, мне не до ее обид было. Я до курил и приступил к сдиранию шкурок. Когда закончил, помыл руки и поставил суп греть.

– Маш я сегодня нашел место, из которого ты появилась, я попробовал через него пройти.

– А если бы получилось я бы одна осталась? Ты. Ты. – голос бы злым.

– Не получилось. И на этом остановимся. Я тут с тобой. – зло ответил я.

Она была зла на меня. Но я делал вид что мне нет дела до нее, хотя мне на самом деле было фиолетово на её чувства. Я сам был раздраженным до сих пор. Суп разогрелся и оказался на столе. Поели и я взялся выполнять обещания. Достал нитки с иглой, взял мех волка.