Астровойны

Олег Синицын

Астровойны

Пролог

Президентский дворец,

столица Союза галактических государств планета Гея Златобашенная

Башни правительственных зданий, отделанные сусальным золотом, заслоняли половину неба и пылали огнем в лучах красного гиганта Проциона. Их вид приводил в восторг любого провинциала, впервые попавшего в метрополию, и заставлял с дрожью прочувствовать всю мощь Тысячелетнего Союза, воплотившуюся в золоте, стекле и стали. Калигула и сам любил вечерами, выйдя на балкон, насладиться закатным солнцем, поразмыслить после государственных дел о чем-нибудь философском и вечном. Но сейчас вид золотых башен радости не доставлял. Короткое сообщение, которое зачитал Игнавус, вызвало в нем тревогу.

– Седьмая звезда в созвездии Волка? – переспросил президент.

– Именно, – с учтивым поклоном произнес престарелый советник, опиравшийся на трость с костяной ручкой в виде змеиной головы.

– Погасла?

– В последние годы ее активность стремительно уменьшалась. Наши астрофизики так и не смогли разобраться в причинах столь уникального явления. По оценкам Ученых, в недрах ее оставалось еще достаточно водорода для термоядерных реакций на четыре миллиарда лет.

– Извини, Игнавус, но правильно ли я понял… Звезда та самая?

Советник утвердительно качнул головой. В зале президентского кабинета повисло неловкое молчание. Калигула повел подбородком, словно высокий ворот мундира был туговат и давил на шею.

– А что вторая? Та, которая сокрыта в мрачных глубинах Хеля?

– Разрешения наших телескопов не хватает, чтобы разобрать точно. Но, судя по всему, та звезда в полном порядке.

– И что мы должны делать?

– Господин президент, сэр… прежде всего следует обратить особое внимание на границу. Если событие, на которое указывает потухшая звезда, действительно случилось – он не замедлит воспользоваться нашей бедой.

Президент повернулся к окну и взглянул на пылающие под солнечными лучами башни.

– Игнавус, вы умный, образованный человек! Вы служите советником уже у четвертого президента. Неужели вы доверяете этим предрассудкам?

Высокий, худой советник с аккуратной бородкой клинышком нерешительно кашлянул:

– Некоторые вещи, господин президент, существуют независимо от того, верим мы в них или нет.

Калигула перевел взгляд на огромный герб Союза, вывешенный высоко на стене, под самым потолком, – песочные часы под звездами в обрамлении спелых колосьев. Часы символизировали галактику, очень похожую на них своей формой: две обращенные друг к другу воронки. Звезды над ними изображали созвездие Волка. То самое созвездие, в котором одной звезды уже не хватало.

– Так что мы будем делать, господин президент? Ползут слухи, граждане Союза волнуются. На границе неспокойно…

– На границе всегда было неспокойно!

– Сейчас в особенности. Поэтому мы должны выразить свое отношение к столь скорбному событию.

– Комментариев не будет. Исполнительная власть не комментирует предрассудки. Для этого имеется Церковь Единой Веры. Кстати, появилось ли на этот счет мнение Верховного митрополита?

– Высочайшее духовенство совещается по этому поводу второй день. На данный момент мнение церкви пока не определено. Но я убежден, что свое решение они огласят в Храме Десигнатора на ежегодной проповеди в день священного праздника Завоевания Небес.

Часть первая

В ожидании мрака

1

Материковые леса,

планета Рох, Пограничная система Союза

Даймон сидел неподвижно, укрытый листьями молодой ольхи и практически слившийся с ними. Где-то далеко наверху кроны деревьев трепал ветер, но здесь было спокойно. Он прятался в листве, не смея шелохнуться, не смея хлопнуть себя по яремной вене, чтобы убить присосавшегося комара. Комар как прилетел, так и улетит, а покой подлеска у заросшей тропы будет нарушен. Чуткий кентавр сразу почувствует неладное, и последнее, что услышит Даймон, – дробный удаляющийся галоп. Такой исход будет означать лишь одно: полный и безоговорочный крах. Провал экзамена, который устроил ему отец.

А подлый кровосос все никак не мог утолить жажду, и Даймон мысленно пообещал, что найдет тварь, куда бы ни унесли ее хлипкие крылья. Но сейчас приходилось сцепить зубы. В самом деле, если он не может терпеть животное, для лишения жизни которого требуется легкий хлопок ладонью, то что говорить об охоте на такого серьезного зверя, как кентавр. Ростом с человека, он, кроме лошадиного облика, морды и копыт, вдобавок располагал парой мускулистых лап, которыми разрывал пополам оленя, а, случалось, и заблудившегося путника.

Поймать зверя предстояло голыми руками. Таково непреложное условие отца. «Автоматические сети и силовые капканы – игрушки для туристов, приезжающих охотиться по путевкам турагентства, – говорил он. – Ты – потомственный зверолов! Ты должен обладать всеми навыками и приемами, которые существуют для поимки зверя. Может оказаться, что в один прекрасный день весь этот технологический мусор исчезнет и ты останешься один на один с лесом».

Вот так, голыми руками, ни больше, ни меньше, Даймону предстояло взять божью тварь, которая становится бешеной, когда чувствует опасность, и начинает колотить во все стороны чугунными копытами. Малейший просчет угрожает жизни охотника, поэтому у него есть только одна выверенная секунда и только один удар. Быстрый и тяжелый удар «молотом» – кулаком промеж лошадиных глаз кентавра.

Он так сосредоточился на предстоящем событии, что упустил момент, когда послышался топот, приглушенный травой. Даймон спохватился, занервничал. Если бы отец заметил это, то разгневался бы. Ротанг не уставал повторять, что чувства зверолова должны быть острыми, как лезвие клинка, и холодными, как его сталь. Ощущения же, которые сейчас испытывал юноша, образно напоминали разварившуюся картофелину.

Даймон мысленно выругался, а топот тем временем сделался ближе. Жертва находилась уже в десятке ярдов, летящий силуэт мелькал среди листьев.

Мозг мигом просчитал расстояние и подал команду ногам. Юноша вылетел из зарослей с той стремительностью, которую не раз и не два тренировал в нем отец, ставя сына меж раскачивающихся бревен, подвешенных на веревках.

Вылетел Даймон как надо. По науке, которую разработал и отточил до совершенства древний род Звероловов. Кулак прочертил дугу и опустился на покрытую жирными волосами голову.

Удар вышел знатный. Кентавр содрогнулся всем телом. Не задерживаясь, чтобы не попасть под двухсоткилограммовую тушу, Даймон перевернулся в воздухе и упал по другую сторону тропинки. Оглушенное животное шумно повалилось рядом.

Все закончилось. Довольный и счастливый, охотник лежал на спине, глядя на высокие колышущиеся кроны. Из кустов поднялся отец – невысокий, плечистый, с обритой головой.

– Молодец, Даймон, – произнес он. – Великолепное чутье и прекрасный удар. Браво! Пятнадцать лет упорных тренировок, а все для того, чтобы вырубить заблудившегося коммивояжера.

Даймон недоуменно поднял голову и, к своему ужасу, увидел растянувшегося поперек тропинки торговца, невесть как забредшего в эту глушь. Его узкое лицо с толстыми щеками походило на грушу, подбородок покрывала недельная щетина, пестрая от вкраплений седины; длинные сальные волосы разметались по траве, глаза закатились. На бледном лбу багровел отпечаток кулака Даймона. Рядом валялся самоходный чемодан, из которого высыпались информационные диски, а также старинные бумажные книги.

– Отец…

– Ни слова больше! – Зверолов-старший склонился над торговцем, пощупал пульс, заглянул в зрачки. – Как ты мог принять две ноги за четыре!

Даймон взволнованно отер пот со лба.

В дремучем лесу он ожидал встречи с кентавром, но не с человеком. Люди здесь не появлялись. Лес раскинулся на огромной территории материка, и ближайший город находился милях в тридцати… хотя и не город это был вовсе, а селение, которое образовалось вокруг гигантских планетарных орудий Пограничного Гарнизона. Сельчане, в основном фермеры, заботились о своих маленьких полях, разбитых на месте осушенных болот, и в лес ходили редко, справедливо его побаиваясь. Гарнизонные службы контролировали все воздушное пространство над материком, и лес их не интересовал. Поэтому в местах, где жили Звероловы, люди не встречались с незапамятных времен. Когда Даймон не посещал Гарнизонное селение по нескольку месяцев, и чувство отрезанности от мира становилось острым, парню начинало казаться, что он и отец – хозяева этих зеленых владений, которые простирались от тартарийского побережья до гряды Мохнатых гор.

– Он из Прейтона, – сообщил отец, заглянув в электронный бумажник торговца. – Видимо, ехал в Гарнизонное, чтобы продать какие-то книги, но сбился с пути и угодил под твой бестолковый кулак.

Зверолов-младший виновато переступил с ноги на ногу.

– К счастью, он жив, – вздохнул отец. – Возьми его на спину. Я соберу книги.

Межконтинентальный экспресс,

Гея Златобашенная

Вагон для особо важных персон был искусно отделан красным деревом, платиной и бархатом. В просторном купе расположились четверо человек, среди которых выделялась ослепительной красоты молодая девушка, одиноко пристроившаяся у окна. Задумчивая, в неброском декольтированном платье, она походила бы на восходящую кинозвезду или выпускницу академии межзвездного бизнеса, но бриллиантовая диадема в ее волосах недвусмысленно указывала на принадлежность к высшему свету.

Серафима, сиятельная дочь Великой Семьи Морталес, смотрела в окно, не слыша спора наставницы и пресс-секретаря. Пожилая Нина Гата непреложным, как и всегда, тоном изложила свое крайне негативное отношение к региональной политике Союза, и неугомонный Антонио, считавший ее взгляды до неприличия ортодоксальными, не упустил возможности съязвить по этому поводу. Как всегда, Нина вспыхнула, сердито отвечала, иногда даже покрикивала на пресс-секретаря, но не могла заставить его умолкнуть. Четвертый человек в купе, паладин Шахревар, высокий, в серебристых доспехах, с увесистым бластером на бедре, молча стоял поодаль. Мысли телохранителя были собраны, экстрасенсорные способности работали в полную силу, обеспечивая безопасность для сиятельной дочери и ее свиты.

Берег континента с высотными зданиями остался позади, поезд на магнитной подушке летел над океаном по изящному, кажущемуся невесомым мосту на высоте полторы тысячи ярдов. Внизу проплывали сферы и колонны водных поселений, фабрики по выращиванию рыбы и водорослей, биологические лаборатории, фундамент которых упирался в морское дно. Серафима задумчиво созерцала постройки, но мысли ее были далеки от творений деятельных рук человеческих. Снова и снова она с волнением вспоминала разговор с матерью, который состоялся вчера в их родовой усадьбе, что находилась в заповедных лесах Тероса на берегу волшебного по красоте озера Заболонь.

– Серафима, доченька моя, рада тебя видеть в это солнечное утро! – сказала Фрея Морталес, когда дочь вошла в кабинет. Слуга почтительно закрыл за ней высокие двери.

– Доброе утро, мама. Девушка поцеловала мать в щеку.

– У тебя есть время до занятий? Тогда присядь. Я вот о чем хотела поговорить. Ты, конечно, знаешь, что завтра состоится ежегодная проповедь в честь священного праздника. На ней должны присутствовать представители всех пяти Великих Семей. Мужчины нашего рода не любят церковные торжества, поэтому сия обязанность досталась женщинам. Со временем стало традицией, что именно женщины демонстрируют духовность семьи Морталес. Двадцать четыре года мое имя в числе других значилось в списках почетных гостей. Но завтрашним вечером газеты и телевидение сообщат, что вместо заболевшей Фреи на церемонии присутствовала сиятельная Серафима.

– Мама, ты больна?! – ужаснулась девушка.

– Конечно, нет. – Мать замолчала, о чем-то задумавшись. – Ситуация на границе с Нижними мирами осложняется с каждым днем. В президентском дворце еще не понимают, насколько все серьезно, насколько опасны орки. Их считают тупыми и дремучими созданиями, не способными к организации, по крайней мере, так характеризуют их «Апокрифы». Но та планомерность и продуманность, с которыми враг испытывает прочность границы Союза, указывают на то, что времена изменились, а утверждения Святых Писаний устарели.

– Ты полагаешь, что волнения на границе связаны с потухшей звездой в созвездии Волка?

– Трудно сказать. Не в этом суть. Угроза извне очевидна и реальна. В таких условиях нужно остановить крестовые войны, которые церковь развязала в планетарной системе Диких Племен. Угроза, исходящая из Хеля, намного страшнее упрямых язычников. Отец собирается проконсультироваться с остальными Семьями и подготовить предложения президенту… Сама видишь, что дел невпроворот. Поэтому прошу тебя о помощи. Отправившись на Центральный континент, ты подаришь мне целые сутки рабочего времени, а сама получишь бесценную практику. Университет высшего руководства и правления, конечно, дает серьезные знания, но без практики ты можешь превратиться в куклу, подобно твоей двоюродной сестре, которая обязательно присутствует на всех светских церемониях, но не может решить ни одного серьезного политического вопроса.

Просьба смутила Серафиму. Опустив глаза, девушка неосознанно принялась мять складку на подоле. В обычных обстоятельствах ее манеры были совершенными, но когда она нервничала, то начинала складывать углы скатертей, рвать на мелкие кусочки салфетки или, как сейчас, портить платье.

– Ну, что тебя беспокоит? – спросила Фрея, взяв дочь за руку.

– Мама, но как же быть? На церковной службе я буду чувствовать себя неуютно. Трудно демонстрировать то, чего нет в душе.

– Я тоже не верю во Всевышнего, доченька. Но официальные принципы нашей Семьи – это поддержание общечеловеческой веры. Именно наша Семья, равно как и другие Великие Семьи, является эталоном морали и этики для всех людей, населяющих ближние и дальние Уездные системы. Эти принципы выработаны много веков назад. Мы обязаны соблюдать их.

– Но как быть? Что отвечать на вопросы о потухшей звезде – вдохновенном символе для многих людей? Меня буду спрашивать верующие, корреспонденты, сам патриарх поинтересуется. А что мне отвечать?

– Ради бога, только не то, что у тебя пусто на душе. Подумай. Выбери тактику ответов. Помни о том, что я тебе говорила: мы являемся эталоном, на нас смотрят миллиарды глаз. Именно в таких напряженных ситуациях оттачивается ум.

Серафима поклонилась, чувствуя в груди волнение. Слегка поколебавшись, еще раз прикоснулась губами к маминой щеке. Хотя это было лишним проявлением чувств, но девушке вдруг очень захотелось снова поцеловать ее. Мама слабо улыбнулась. Она уже погрузилась в текст документа, который изучала до появления дочери.

… Вот и закончились морские поселения, которые тянулись не менее двух сотен миль. За ними последует полоса нетронутого океана, после чего опять возникнут белые росчерки гидропостроек, но ветвиться они будут уже от другого континента.

По-прежнему не слыша спорщиков, столкновение которых принимало взрывной характер, Серафима дотронулась до губ, еще помнивших последний тот поцелуй. Ничего страшного. Церемония будет важным опытом самостоятельного выхода на народ. Сизый перепел обучает птенцов полету, выбрасывая их из гнезда. Полярная собака учит потомство плавать, бросая щенят в студеную арктическую воду. Вот и мама использовала этот педагогический прием. Ничего страшного. Уже сегодня вечером девушка вернется домой.

В недолгой поездке Серафиме думалось еще о многом, но в мыслях ее не было даже намека на то, что случится с ней впоследствии. И уж тем более она не могла предположить, что больше не увидит ни свой дом на острове Заболонь, ни свою мать.

2

Материковые леса,

планета Рох, Пограничная система Союза

Ферма Звероловов стояла на холме посреди небольшого поля, со всех сторон окруженного лесами. С крыльца открывался захватывающий вид на разудалые просторы, раскинувшиеся от одной стороны горизонта до другой. Такое расположение жилища было выгодным, позволяя по небесам читать погоду, по вспорхнувшим птицам следить за передвижением крупных зверей, по дыму, стелящемуся над вершинами деревьев, вовремя заметить пожар.

Они вышли из леса с нехоженой стороны и стали подниматься к бревенчатым постройкам через заросли высокой травы; к этому времени года она как раз набрала сок и ярко зеленела, услаждая взор. В безоблачном небе радостно лучился белый карлик – солнце Роха. Над горизонтом виднелся призрачный контур заорбитальной крепости Союза, вокруг него рассыпались светлые точки космических крейсеров Пограничного флота.

Планета Рох являлась одной из двух планет, что лежали на единой орбите белого карлика. Крохотная по космическим меркам звездная система Пограничная была стратегическим объектом Союза. Когда-то давным-давно она входила в состав Нижних миров, но тысячу лет назад во время Бездонных войн люди отвоевали ее у орков.

Представляя собой перемычку между двумя воронкообразными галактиками, Пограничная система (в простонародье Бутылочное Горлышко) являлась единственным путем, соединяющим территории людей и орков. Обходных дорог не существовало: массивное кольцо из тысяч вырожденных звезд засасывало любой корабль, который рискнул бы пройти за пределами системы. Природа сама разделила добро и зло, Верхний и Нижний миры галактики, людей и орков, оставив им узкую тропинку для возможных контактов. Эту тропинку войска Союза сторожили так же тщательно, как цепной пес охраняет хозяйскую калитку…

Возле примыкающих к дому клеток Даймон остановился, чтобы поправить съехавшее тело коммивояжера. Почти все клетки были заполнены. Сиамские волки грызли стальные прутья, лесные козы били копытами и нервно блеяли, потому что сожрали всю траву в кормушке; трехклыкий тигр ходил взад-вперед, заставляя животных из соседних клеток жаться к стенкам. «Скоро поедем в Прейтон, – подумал Даймон. – Выполнены почти все заказы». Вот именно – почти! Не было только кентавра. Не поймали. Вместо него Даймон тащил сейчас на плечах пожилого торговца книгами.

В доме они сразу прошли в спальню.

Отец и сын Звероловы жили небогато, обходясь минимумом удобств, которые предоставляла людям цивилизация. Робот-уборщик колесил по дому, собирая мусор и пыль; портативный ядерный генератор питал энергией стиральную машину и кухонный комбайн. В остальном семья обходилась ручными инструментами, оставшимися от предков.

Едва бесчувственного торговца положили на кровать, как он открыл глаза.

– Где я? – спросил старик, пытаясь подняться вопреки усилиям Даймона уложить его обратно.

– Все в порядке, не волнуйтесь, – поспешил заверить отец. – Вы на ферме Звероловов. Меня зовут Ротанг. Это мой сын Даймон.

Старик некоторое время смотрел на них, затем откинулся на подушку.

– Уф! Я Кристофер из Прейтона, – представился он слабым голосом. – Правда, обычно меня называют Суеверным Букинистом. Я направлялся в Гарнизонное селение, но сбился с пути. Мой гравилет угодил в болото. Его засосало так быстро, что я едва успел вытащить чемодан с книгами… Книги! Господи, где мои книги?!

– Они здесь.

Отец указал на чемодан, оставленный возле двери.

– Ох… Спасибо вам. – Торговец умолк было, но вскоре продолжил: – Что же случилось со мной?.. Помню, как я бежал от дикого животного. Я столкнулся с ним возле заброшенной тропинки. У него мощные ноги, круглые бешеные глаза, оно страшно гоготало мне вслед.

– Это был кентавр, – объяснил Даймон и грустно вздохнул.

– А потом… Что же было потом? – Суеверный Букинист задумчиво потрогал лоб, на котором все еще пламенел след кулака. – Кажется, я наткнулся на дерево.

– На большое… – произнес отец, глядя на Даймона, – … и очень деревянное дерево.

– Вы, наверное, голодны! – с энтузиазмом воскликнул Зверолов-младший.

Гравилет старика утонул больше двенадцати часов назад. Поэтому, хотя он в первый момент и взирал на жареную утку со стеснением, но умял ее за кротчайший срок. Зверолов-старший сидел напротив, с другой стороны длинного обеденного стола, и задумчиво курил трубку. Он несколько раз пытался бросить дурное увлечение – дым листьев одурмана вреден для печени, да и животные иногда чуяли впитавшийся в кожу запах, – но не мог, как ни старался. Самый младший в комнате – Даймон – присесть не смел и тихо стоял возле стены под тяжелым угловатым черепом латодонта, которого отец убил в стародавние времена.

– А что вы сами не кушаете? – спросил Кристофер, дожевывая утку одной стороной челюстей. Зубы с другой стороны отсутствовали. Видать, достаток не позволял старику-букинисту обратиться к стоматологу, чтобы вырастить новые.

– Мы не едим по вечерам… Попробуйте вина из красноягоды.

– Право, мне как-то неловко, – ответил старик, но бутыль вина осушил с ловкостью завидной. После этого откинулся на спинку деревянного стула и рыгнул, деликатно прикрывшись сморщенной ладонью.

– Вы по-прежнему хотите ехать в Гарнизонное? – спросил Ротанг.

– Даже не знаю. Думаю, нужно возвращаться домой, в Прейтон. Поездку в Гарнизонное придется отложить до лучших времен.

– От Южных Буровых в Прейтон раз в неделю летает пассажирский транспорт. Следующий рейс как раз завтра в полдень. Я могу связаться с авиабазой, чтобы они приземлились на старой посадочной площадке и прихватили вас и ваши книги. Переночевать можно здесь, места в доме много.

Старик посмотрел в окно, за которым разливался вязкий сумрак. Лишь на небе ярко светилась далекая заорбитальная крепость.

– Я вам бесконечно признателен.

– Не стоит.

– Ну что вы! Мне было суждено провести ночь в темном лесу. Вряд ли бы я дожил до утра с моей стенокардией. Я должен… просто обязан как-то отблагодарить вас!

Отец затянулся из трубки, а потому задержался с ответом, но поднял руку, показывая, что благодарности не требуется. Даймон не замедлил воспользоваться моментом:

– Мы давно не были в городе. Расскажите о новостях внешнего мира!

Отец подавился дымом и закашлялся.

– Проклятый одурман, – пробормотал он, очистив легкие. Влажными глазами взглянул на сына, но тот не спешил ловить очередной укоряющий взор. Даймону не терпелось услышать ответ букиниста.

– О, вы находитесь так далеко, что не можете принять сигнал?

– Тут глухие места. Гарнизонная антенна транслирует лишь в пределах фермерских поселений, а геостационарные спутники… вы же знаете, что они сплошь военные и направлены исключительно в сторону орков.

Старик, на лбу которого красовался гомеопатический пластырь (Даймон собственноручно приклеил его), поежился.

– Орки, – вздохнул он. – Чернь. Мерзкое отребье. Выродившаяся нация рода человеческого. Если существуют дурные новости, то они обязательно связаны с ними.

– Не желаете ли одурману? – предложил отец.

– Нельзя мне курить одурман, – пробормотал Кристофер. – Поэтому хочу его ужасно.

– Давайте сядем в каминной комнате, там удобнее курить трубку, можете мне поверить.

Камин, сложенный одним из предков, на первый взгляд выглядел угрюмо – темный, громоздкий, слегка неуклюжий. Но морозным зимним вечером, когда за стенами завывает вьюга, охвативший поленья огонь кажется третьим жильцом утопленной в глуши звероводческой фермы. И не найдется в доме другой комнаты, которая создавала бы подобный уют. Однако внимание старика приковал не камин. Едва переступив порог, букинист уставился на вытянутое зеркало в углу.

– Откуда у вас оно? – спросил гость, с некоторым испугом разглядывая массивную, но строгую оправу из окаменевшей лавы, изрезанную узорами в виде темных лилий, лепестков с острыми краями, стрел какой-то травы, не растущей на Рохе. За семнадцать лет своей жизни Даймон привык к зеркалу, оно было для него таким же близким, как и камин, растопленный зимним вечером. Но сейчас, взглянув на него свежим взглядом, он увидел темное чудище, закравшееся в угол.

– Зеркало? – Отец вопросительно поднял правую бровь. Затянулся из трубки, затем изрек: – Оно стоит здесь давно, еще со времен моего прапрадеда. По рассказам, он отыскал его в руинах поселений, на которых позже был выстроен Гарнизон. А что?

– Да так, ничего.

Они опустились в кресла, накрытые медвежьими шкурами, причем старик сел в дальнее от зеркала. Букинист поблагодарил за трубку, которую ему протянул Ротанг, Долго раскуривал, затем с первой выпушенной струей зима произнес:

– Новости-новости… Нерадостные новости появляются в последнее время. Хочется света и жизнелюбия, а вместо этого слышишь, что орки зашевелились по другую сторону границы. И не просто зашевелились. Они множатся, подобно гнусу по весне. Говорят, собралась уже целая тьма.

– Кто говорит? – с недоверием спросил отец. – Разве кто-то умудрился побывать на другой стороне?