Две жены для Святослава

И то, что нынешний обоз вернулся невредим, было не просто радостным событием, а поводом принести благодарственные жертвы богам и устроить пир.

Хакон вышел во двор: прежде чем отдавать распоряжения, следовало узнать самые крупные новости. Благополучно ли прошла поездка, нет ли где на пути войны, не умер ли кто из правителей? Рядом с ним стояли Прияна и все трое сыновей. Мальчишки уже знали, что им положено встречать гостей, хотя даже еще не знали – почему. Тут же бегали два здоровенных Хаконовых пса-волкодава – подарок Ингвара ладожского к свадьбе.

Отсюда было видно, как подползает к городу обоз: три-четыре десятка саней, около сотни дружины. Часть саней занимали люди: товары, которые сюда привозят, куда меньше количеством и занимают куда меньше места, чем увезенное. Вместо целой горы голов воска или бочонков меда привозят одну ногату или стеклянную бусину, которую даже Свеня или Туря легко зажмут в своей детской ладошке. А то, что громоздилось на десятке саней при отъезде, вернулось в кошеле за пазухой у Мякоты, старшего смолянского купца.

Но вот обоз остановился на льду под горой. Около десятка мужчин – старших купцов – собрались вместе, оправили пояса и шапки и тронулись вверх по тропе. Вглядываясь в лица издалека, Хакон с удовольствием отметил, что все, кажется, живы, а значит, отбиваться от грабителей по пути не пришлось. Но это еще не значит, что ему привезли хорошие деньги…

Вот купцы подошли и выстроились в ряд. Хакон скользил взглядом по лицам, даже Прияна нашла глазами несколько знакомых – Несыта, Обещан и Первислав были людьми Станибора, и им предстояло отсюда ехать дальше на запад, в Свинческ. Она улыбнулась, видя их невредимыми, и не поняла, почему ответом ей послужили не столько радостные, сколько изумленные взгляды.

Хакон тоже не понял, почему на них таращатся во все глаза, даже позабыв поклониться. Он не сообразил, что купцы ничего не знают о здешних делах. И что они должны были подумать, видя рядом с ним и его детьми не Соколину, а совсем другую молодую женщину, к тому же хорошо им знакомую?

– Будь жив, княже… – Мякота первым поклонился, за ним остальные. – Да… где ж… что же…

– Воевода, ты наново женился? – с потрясенным видом воскликнул Несыта, с трудом оторвав взгляд от Прияны. – Ты взял за себя… Свирькину младшую…

– Никак у тебя хозяйка молодая? – почти перебил его Житислав.

– А где ж старая-то? – загудели купцы.

– Никак померла воеводша?

– Это теперь Свирьковна у нас в боярынях?

Прияна смотрела на них в изумлении: уж не сошли ли купцы с ума все разом? Как ее можно принять за мужнюю жену? И только потом догадалась: под двумя платками, в которые она замоталась ради морозного дня, купцы не разобрали, коса у нее на голове или повой.

– Какая новая боярыня! Вы что? – воскликнул Хакон. – Жива моя хозяйка, в отъезде она! Равдан мне свояченицу прислал по хозяйству помочь, а вы чего напридумывали?

– Ух, гора с плеч! – Мякота улыбнулся и еще раз поклонился. – Прости дураков! Да и нам-то невдомек: боярыни нет, а тут Свирьковна стоит подле тебя, и детки при вас…

Прияна засмеялась и потерла рукой в варежке запылавшие щеки. И больше всего ее смутила вдруг пришедшая мысль: а если бы… Если бы, сохрани чуры, Соколина и правда умерла, а Хакон посватался бы к ней, она пошла бы за него, не раздумывая ни мгновения. Ну и что, что ему за тридцать? Если повезет, еще лет двадцать он проживет, детей вырастит. А там уж как судьба: можно и с семнадцатилетним мужем вдовой остаться.

Купцы доложили, что в целом все благополучно, Хакон позвал их в гридницу. Прияна велела подавать на стол, что в погребах нашлось, но купцы ликовали уже потому, что наконец дома! В тепле и безопасности! Распоряжаясь, Прияна то и дело ловила на себе взгляды, которые приезжие бросали на ее девичью косу и очелье, и подавляла улыбку. Как ни смешна была их ошибка, Прияна не могла выбросить ее из головы. И подавить нелепое сожаление, что ничего подобного нет. Как бы она важничала и гордилась собой, если и правда стала бы смолянской боярыней-воеводшей! Род и судьба предназначили ее для еще большего, но это большее оставалось журавлем в небе. А Хакон… кроме возраста, она не видела в нем недостатков, а не зная обещанного Киева, и Смолянск считала вполне себя достойным.

Но хватит этого вздора! Здесь хозяйка – Соколина Свенельдовна. И даже думать о том, чтобы занять ее место – накликать беду. Тем более ей, столь коротко знакомой с самим Кощеем…

Вскоре стемнело, и Хакон не долго оставался на пиру: выслушав лишь самые первые рассказы о самом главном, сослался на нездоровье и удалился, оставив купцов догуливать. Он все еще кашлял.

На супрядки Прияна сегодня не успела, но не жалела об этом. Снова одолела обида на судьбу, что так долго лишает ее доли, на жениха, что все никак не едет, и она не хотела, чтобы глазастые девки разгадали ее печаль.

Вон, даже гости торговые и те считают, что ей давно пора замуж!

– А скажи… – начала она, пока Хакон пил свой отвар, как обычно перед сном. – А она… ну, ты говорил, что у него… у Святослава… есть еще другая невеста! – решилась она наконец, поняв, что мямлить еще более стыдно, чем сказать прямо. – Ты что-то знаешь о ней? Какая она? Красивая? Ты видел ее когда-нибудь?

– Нет. – Хакон внимательно посмотрел на Прияну. – Никогда не видел. Я и отца-то ее, Олега Моровлянина, встречал всего несколько раз… Мы в Киеве одновременно прожили ту зиму, когда погиб Ингвар и разразилась Древлянская война. А потом он уехал в Деревлянь, я – сюда, и больше я не видел ни Олега, ни его семью.

– Жаль… ну а хоть что-нибудь ты о ней знаешь?

– Я знаю… – Хакон наморщил лоб, вспоминая. – Когда умерла Мальфрид, Олег жил у Земомысла ляшского. А у того была дочь. Овдовев, Олег почти сразу к ней посватался. Мы его не винили за это: он тогда попал в очень трудное положение, ему срочно требовались союзники. Он женился на Земомысловой дочери и с помощью тестя сумел вернуться во владения своих предков, в Велиград. Эта дочь, которую сосватали Святославу, кажется, их единственный ребенок. Я о других не слышал.

– А как ее зовут?

– Кажется, Горяна… или Горица, как-то так. В честь ее бабки по матери, жены Земомысла. Перед тем как началась Древлянская война, Олег оставил семью у Земомысла и приехал один. Поэтому я их не видел. Мне кажется, тогда эта девочка была совсем мала. Думаю, она моложе тебя. Поэтому Эльга не устраивает свадьбу: ждет, пока невеста подрастет.

Прияна опустила глаза, стараясь лицом не выдать охвативший ее гнев и стыд. Ничего особо нового Хакон сейчас ей не сказал, но отчего-то она стыдилась смотреть ему в лицо, когда он знает, как киевский жених пренебрегает ею ради какой-то… ляшской малявки. Небось поневу едва надела… И какое право Эльга киевская имеет так позорить ее, Прияну? Ее обручение состоялось раньше, чем этой Горяны… или Горицы. Она старше и первой обручена – значит, ей и первой идти замуж! И быть княгиней! А какую участь они там, в Киеве, готовят ей – прислуживать Горяне? Ей, правнучке смолянских князей и конунгов Северного Пути!

– Не грусти! – Хакон протянул руку и взял ее кисть, лежавшую на коленях и сжатую в кулак. – Я уверен, что ты куда красивее ее. И из тебя выйдет прекрасная киевская княгиня.

– Нужно, чтобы в это верил Святослав! – Прияна сердито взглянула на Хакона. – И это оскорбление – заставлять меня так долго ждать! И посадить меня ниже этой ляшки! Это унижение для всего моего рода! Не о таком мы договаривались! Когда нас обручали, киевляне обещали, что я стану княгиней Святослава, и никакой Горицы ждать речи не шло!

– Это правда, но что делать? Жизнь – как незнакомая река, не знаешь заранее, что ждет тебя за поворотом. Эльга не могла предвидеть, что Моровлянин вернется на Русь, а ей придется без мужа воевать с Деревлянью. Знаешь, я думаю, она тогда испугалась… ну, немного испугалась. Ведь Моровлянин – внук Вещего, его прямой потомок и мужчина, а она – женщина и всего лишь племянница. Ингвар погиб, она осталась одна с сыном-отроча, который еще не мог защитить ее, а ей самой приходилось за него стоять. И она пошла на этот уговор с Олегом, чтобы только не дождаться худшего. Чтобы предотвратить опасность для себя и Святослава. Понимаешь, тогда ей приходилось бороться за себя и сына, она не могла думать о девочке, которая живет так далеко и тоже еще мала… К тому же она, возможно, держала в уме, что одна из вас до свадьбы может умереть. Ведь ждать предстояло еще чуть не десять лет, а ты знаешь, как часто умирают девушки-недоросточки.

– Но мы обе не умерли! – с издевательским огорчением подхватила Прияна. – Насчет нее, знаешь, я не слишком рада! Ах да! – помолчав, будто спохватилась она. – Я-то ведь умерла. Только еще до обручения.

– Ты слишком много об этом думаешь! – Хакон сжал ее руку. – Ты ведь живая. И всегда была живой. Мы об этом знаем. И Эльга знает. Она не из тех женщин, кого обманут слухи, и ей известно, что с того света не возвращаются. Но я попробую помочь тебе.

Прияна подняла глаза.

– Я уже пообещал твоим родичам. С весенним обозом я поеду в Киев и постараюсь убедить Эльгу либо справить вашу свадьбу со Святославом, либо освободить тебя от обручения. Она ни разу с тех пор тебя не видела и, возможно, не помнит, что ты давно уже взрослая девушка и тебе зазорно оставаться дома. Правда, я не думаю, что она так просто освободит вас от слова. Наверное, постарается подыскать тебе другого жениха из нашей родни.

– Другого? А у вас есть другой?

– Я уже думал. – Хакон недовольно скривился. – Но не знаю… Мы с Тороддом уже женаты и стары для тебя, а наши сыновья еще малы. Братья Эльги тоже женаты, а племянники – дети. Но, надо думать, в Киеве есть кто-нибудь…

Прияна снова опустила глаза. Этот «кто-нибудь в Киеве» мог быть только из числа воевод, а значит, ниже ее родом. Она получит такого же малопочетного жениха, как сестра Ведома, но только уж не по своему выбору…

Правда, на свете есть еще женихи достойного ее положения. И их немало. Они – из числа тех «светлых князей и великих бояр», что правят своими владениями, но признают над собой главенство Киева. Вот только это подразумевает, что никто из них не может взять знатную жену без одобрения киевского князя. То есть Святослава и матери его Эльги.

– Я постараюсь добиться, чтобы Эльга подыскала тебе жениха княжеского рода, пусть и не своего, – сказал вдруг Хакон, будто услышал ее мысли. – Мне будет жаль, если тебя увезут куда-то далеко и мы больше не увидимся, но… так нам всем будет лучше.

Он произнес это как-то странно… с каким-то новым и неожиданным выражением. Прияна подняла голову и встретила его взгляд. В полутьме при светильнике его светло-серые глаза казались почти черными, а выражение в них светилось такое, какого она еще у него не замечала. Хакон смотрел на нее так внимательно, пристально… как будто хотел коснуться ее души…

Прияне вдруг стало жарко. В сердце вскипел восторг и вместе с ним испуг. Но восторг все же раньше. Его влечет к ней, а она и не подозревала! Хакон, потомок древних конунгов Севера, один из самых видных мужчин, кого она в жизни встречала… Конечно, ему уже тридцать. Его стан к этому возрасту стал плотен, хотя еще не толст, но благодаря высокому росту это не делало его грузным. Правильные черты белого лица, высокий и широкий лоб, обрамленный волнистыми прядями длинных волос… Небольшая опрятно подстриженная бородка – еще ярче волос, будто мягкое пламя… Прияна вдруг осознала, что и раньше смотрела на него не без восхищения, а теперь ощутила, что это пламя перекинулось в ее грудь и опалило сердце. Нет, так нельзя! Это вовсе ни к чему!

Она отпрянула, глядя на него в испуге – не перед ним, а перед силой собственного чувства. Конечно, они почти родня, но… тем ужаснее и позорнее будет, если между ними сотворится… что не надо.

Хакон переменился в лице и тоже шагнул назад.

– Поверь, я никогда не посягну на невесту моего родного племянника, – торопливо сказал он, поняв, что она разгадала его чувство. – И ты можешь вернуться домой, как только захочешь. Скажи – и я прямо сразу прикажу закладывать тебе сани или пошлю в Свинческ за вашими отроками. Я ни в коем случае не намерен причинять тебе обиды или бесчестья, это было бы немыслимо при нашей дружбе с твоей родней. Твоя сестра отпустила тебя сюда, потому что уверена во мне. И я бы устыдился, если бы ты во мне усомнилась.

Прияна покраснела и почувствовала себя маленькой глупой девочкой. Что она в самом-то деле себе навоображала? Кощного Властелина ей мало… Хакон – не глупый отрок, он почти годится ей в отцы, и у него есть жена – такая, с какой ни один муж не захочет ссориться.

– Прости. – Она бросила на Хакона беглый взгляд. – Но… ты сам виноват! Ты так на меня смотришь, как будто…

Она покраснела еще сильнее. Хакон слегка улыбнулся:

– В своих желаниях человек не волен. Особенно если он своей жены не видел уже довольно давно, а перед глазами у него все время такая красивая девушка.

Сердце снова забилось сильнее. Значит, ничего она не навоображала! И хотя напугалась зря, в главной причине не ошиблась.

– И пожалуй, тебе и правда лучше будет вернуться домой, – помолчав, продолжал Хакон. – Иначе это могут заметить люди, и пойдут неприятные разговоры. Вон купцы уже решили, что я успел за зиму овдоветь и взять тебя в новые жены. Если уже в пашню людских умов заронено зерно мысли, оно быстро даст буйные всходы. А я не хотел бы, чтобы твой свояк вызвал меня на поединок. Не сейчас! – Он откашлялся в кулак.

Прияна молчала, не поднимая глаз и стараясь понять, не лучше ли ей и впрямь уехать. Вдруг представилось, что все в округе – и купцы, и девки с бабами на супрядках – тайком болтают, как тут у воеводы с нею дело ладится… Потом вовсе никто замуж не возьмет! Домой надо ехать!

Она была смущена и в то же время польщена, что воспламенила чувства такого знатного и достойного человека. На миг представилось: не будь у него жены… ей не пришлось бы ждать, пока из-за тридевяти земель приедет его племянник!

– Но в любом случае из этого ничего бы не вышло, – вдруг сказал Пламень-Хакон.

Это оказалось так созвучно мыслям Прияны, что она испуганно вскинула глаза. Неужели она невольно размышляла вслух? Нет, она ощущала, что ее губы плотно сомкнуты, и тем не менее Хакон снова сказал о том же, о чем она думала.

– Я не смог бы взять тебя в жены, даже если бы до сих пор оставался холостым.

– Почему? – пробормотала она, готовая обидеться.

– Нам никто этого бы не позволил. Я – королевского рода, и ты тоже. Если бы ты стала моей женой, мы с тобой получили бы полное право бороться за власть с князем Станибором. А одолев его, стали бы равны моему киевскому племяннику. По счету поколений я ведь старше, а именно по этому счету Эльга утвердила свое право перед Олегом! И теперь я мог бы утвердить свое право перед ее сыном. И тогда… Еще неизвестно, кто из нас писал бы грамоты к грекам о числе торговых кораблей.

Прияна безотчетно вскинула голову. Ее поразили его слова – те блестящие возможности, о которых он говорил. И в то же время… а почему нет? Ее бросило в жар. Она происходит от нескольких владетельных родов, и родичи ее с обеих сторон правили днепровскими кривичами. Хакон тоже ведет свой род от королей, чьи потомки уже несколько поколений носят на Волхове звание конунгов. Объединившись, они составят не менее сильную пару, чем были Эльга киевская и ее покойный муж Ингвар – родной брат Хакона.

Пламень-Хакон смотрел на нее и видел на ее лице отражение этих мыслей. И невольно залюбовался: девушка не только красива и умна, но еще честолюбива и отважна. Она поняла его – и эти замыслы не испугали, а воодушевили ее. К восхищению примешивалось сожаление…

– Но у нас с тобой в родне – исключительно умные люди, – продолжал он. – Они все это просчитали заранее и приняли меры. Твою сестру вынудили выйти замуж за человека доблестного, но не слишком знатного, и тем убрали и его, и их потомков из числа притязающих на власть в каких-либо краях.

– Ее не вынудили. Она сама этого хотела… и убежала с Равданом из дома еще до гибели нашего отца.

– Ей просто повезло, что влечение сердца привело туда же, куда указывала судьба. Будь уверена: если бы она не знала Равдана, ей дали бы в мужья кого-то вроде него. Не знатнее. Святослав, тогда почти ребенок, еще не годился в женихи такой взрослой девушке, и с ним обручили тебя, чтобы отдать Святославу права и на землю смолян тоже. А мне наша мать с молодых лет запретила брать знатную жену, чтобы не множить число соперников для детей Ингвара. Она не хотела, чтобы наши дети передрались за наследство и стали рвать Путь Серебра на части. Чтобы род был могуч и прославлен, он должен быть един. И с тех пор ничего не изменилось. Мне не позволят иметь высокородных детей, а тебе не позволят их иметь помимо Святослава.

Прияна опустила глаза. Щемило в груди от волнения и обиды. Эти люди давно уже задумали отнять у нее то, что принадлежит ей по праву рождения! Кто они – «эти люди», – она представляла не очень ясно, но знала, что их много и они весьма могущественны. А во главе их стоит Эльга киевская, как ранее стояла Свандра волховецкая, мать Хакона.

– И все же я думаю, из тебя выйдет отличная княгиня Руси. – Хакон улыбнулся, желая ее подбодрить. – Сам я никогда не стремился к большой власти и искал лишь такого положения, что не уронило бы чести моих предков. А теперь, мне сдается, что я проживу не слишком долго, поэтому все это меня уже не сильно волнует. Но я очень хочу, чтобы ты получила все, на что имеешь право. А это весьма немало. И я сделаю все, что в моих силах, дабы вас со Святославом наконец поженили. Если к весне мне позволит здоровье, я сам поеду в Киев и не вернусь оттуда без твоего жениха.

Прияна встала, стараясь взять себя в руки и не выдать своих чувств.

– Я… пойду в девичью избу ночевать, – пробормотала она, не сообразив даже поблагодарить Хакона на заботу.

– Ты все-таки не доверяешь мне? – Хакон усмехнулся – скорее польщенно, чем обиженно, – и протянул к Прияне руку, будто предлагая ее коснуться в знак примирения.

– Я… нет… – Прияна не находила слов и даже спрятала руки за спину. – Если бы… Я хочу быть русской княгиней, но только если твой племянник хоть сколько-нибудь похож на тебя!

Она повернулась и выскочила вон, подхватив на бегу свой кожух.

Хакон долго сидел неподвижно, глядя на закрывшуюся за ней дверь. Он знал, что племянник Святослав совершенно на него не похож. Ни по внешности, ни по духу. Сумеет ли сын Ингвара поладить с этой девушкой? Сам Ингвар когда-то поладил с не менее знатной и многообещающей невестой, и это принесло великую честь и пользу не только ему, но и всей Руси. Святослав мог повторить судьбу отца, и тогда слава русов в следующем поколении поднимется еще выше, воссияет еще ярче. Но если нет…

Чем более славен твой род в прошлом, тем больше исполинов подпирает тебя плечами. Но тем выше падать тому, кто не справился, и тем больше позора ждет того, кто загубит труды прежних поколений. Хакон сын Ульва с юности был слишком умен, чтобы этого не понимать. И сейчас в сердце его мешались обида на судьбу, что обрекла его подлаживаться под чужую волю, и облегчение, что от него в деле славных предков зависит так немного…

Глава 3

Возвращение купцов с восточных рек издавна производило в Свинческе не меньше шума и волнения, чем приход киевского обоза. По этому случаю здесь собирался торг, где местные жители могли начать выменивать меха нынешней зимней добычи на привозные ткани, посуду, оружие, серебро. Частью купцы ехали дальше, главным образом на север, к Ладоге, но в Свинческе делали длительную остановку на отдых. Сперва князь устраивал пир, чтобы смоляне и приезжие могли обменяться новостями, и на много дней поселение оживало, наполнялось шумом, скрипом санных полозьев, конским ржаньем, людским говором.

Перед пиром князь Станибор устроил охоту. Послал, как полагалось, приглашение и воеводе Акуну в Смолянск, но тот поблагодарил и отказался, сославшись на слабое здоровье. Зато многие старейшины и купцы откликнулись охотно: лов был излюбленным, если не вовсе единственным, зимним развлечением.

Купцы, на другой день приехав из Смолянска в Свинческ, со смехом рассказывали о своей ошибке: как посчитали Прияну новой женой воеводы. Княгиня Прибыслава заволновалась: заподозрив, что нет дыма без огня, она испугалась раздора между мужчинами своего рода и приказала Ведоме вернуть Прияну домой, пока не поздно.

– Видать, воевода от хвори оправился, коли на девок стал коситься! Пусть-ка сам хозяйничает. За детьми некому ходить – пусть к нам присылает, мы приглядим. А сам он не дитя!

Ведома не спорила. В Свинческе сейчас толкалось довольно чужих людей, и она не хотела, чтобы земли полнились слухом, будто воевода Хакон, деверь Эльги киевской, пытается отнять невесту у своего племянника… Мужчины между собой разберутся, а вот о девке пойдет дурная слава. Не отмоешься потом.

Станиборовы ловцы выследили лосиное стадо – голов из восьми. Угощение ожидалась богатое, и жители свинческого предградья охотно шли в загонщики. Толпы мужиков с дубинами и бубнами выступили раньше, позже выехали нарочитые мужи – князь со старшими купцами, отец и братья воеводы Равдана, другие старейшины Свинческа и ближней округи.

Вызванная домой гонцом от Ведомы, Прияна застала во дворе суету, красные пятна на снегу и кровавые ошметки. Собаки таскали куски требухи – князь с дружиной привез пять добытых лосей. Всю челядь поставили разделывать добычу, так что для двух путешественниц тут же нашлось занятие. Почки, губы и печенку обжарили с луком и подали князю с приближенными тем же вечером, остальное положили на ночь вымачивать в уксусе с ягодами можжевельника и травами.

Прияна радовалась, что для нее, а главное, для всех домочадцев нашлось и чем заняться, и о чем поговорить. То и дело на нее поглядывали, усмехались, и она скорее в досаде, чем в смущении отводила глаза. Стыдиться ей было нечего, но мысли о Хаконе теперь вызывали в ней трепет, и она всеми силами старалась это скрыть. Всю жизнь зная, что знатный жених приедет за ней из Киева, она даже не глядела на смолянских отроков, и лишь в тот вечер ее сердце впервые забилось часто и мучительно. Теперь ей не хотелось думать о Святославе, даже пытаясь воображать его похожим на дядю. Прежнее ожидание сменилось откровенной досадой. Уж слишком много этот Святослав о себе думает, если заставляет ее, внучку князей и конунгов, так долго ждать его! Не стыдится ли он показаться ей на глаза – уж наверное, ему далеко до Хакона!

Дома вдруг сделалось скучно, потому что Хакона здесь нет. Если бы Станибор догадался пригласить его на завтрашний пир, как бы все осветилось вокруг, сам воздух наполнился бы смыслом! Ее тянуло назад, в Смолянск, где все вдруг показалось куда лучше, чем дома. Прияна и досадовала на страхи сестры и княгини, вызвавших ее назад, и все же в самом дальнем углу души благодарила их. Проведи они с Хаконом еще пару дней в его доме, почти наедине… и ей уже нельзя было бы вернуться, и все стало бы куда сложнее. Пока же все эти мысли – о браке с Хаконом и его возможных последствиях – можно считать лишь ее, Прияны, мысленными игрушками. И попытаться жить и дальше так, будто ни о чем подобном она никогда не думала.

Пир ожидался завтра, когда будет готова главная часть добычи. Этим вечером Прияна застала в гриднице лишь пятерых гостей: пока она хозяйничала в Смолянске, приехали посланцы от князя двинских кривичей Всесвята. Полочане бывали здесь раз в два-три года. Свои товары – меха, мед, воск, иные плоды лесных промыслов – они продавали в Витьбеске людям Святослава, а дальше их не пропускали, ибо не было на то докончаний. Вырученные деньги везли в Свинческ и здесь, бывало, покупали кое-что из иноземных товаров: дорогие ткани, оружие, украшения. Уже не раз заходил разговор о том, чтобы позволить полоцким купцам самим поехать к хазарским пределам или хотя бы отдать товары доверенному человеку из смолян для продажи там – что в итоге принесло бы хозяевам товара куда больше денег, чем если сделка совершалась еще на Днепре. Но Святославов воевода из Витьбеска неизменно отвечал: эти милости доступны лишь тем князьям, что под рукой Киева. Не желая идти под чужую власть и платить дань, полочане довольствовались дедовым укладом.

В этот раз полоцкую дружину возглавляли Городислав, последний из трех сыновей князя Всесвята, и Богуслав – его родич по матери. Этих людей смоляне хорошо знали. Шесть лет назад, в последнюю зиму, еще при жизни Сверкера, полоцкий князь пытался помочь ему отбиться от Ингоревой руси из Киева. С дружиной явились все три Всесвятовых сына, дабы побороться с другими за право посвататься к Ведоме. Но богам не поглянулось их сватовство. Средний княжич, Владивой, погиб в сражении с русью Ингвара киевского, два его брата попали в плен. Старшего, Держияра, Ингвар увез с собой в заложники, чем вынудил Всесвята поклясться в дружбе. Но возвратили к отцу в Полоцк только младшего, Городислава, которому тогда сравнялось всего пятнадцать лет. Держияр еще три года прожил в Киев и там умер однажды зимой.