Следы Сиятельного. Белоцветье

Маг очищает ману и начинает ее сжимать, создавая ядро внутри ядра, формируя таким образом первый круг магии. Сложность растет по экспоненте. Чтобы стать магом второго круга, надо приложить десять условных единиц. Третьего – уже сто. Четвертого – тысячу. Поэтому основным критерием, отличающем хороших магов от не очень, является их мастерство контроля маны и, как следствие, более быстрый прогресс в рангах-кругах. По этой причине у родов и кланов, несмотря на то, что многие из них одарены магией, в статусе прописана их специализация: воители-игроки, банкиры, элитные ремесленники, маги, некроманты. Даже на то, чтобы после пробуждения стать магом первой ступени, у слабо одаренных уходят годы, в то время как у сильно одаренных – месяцы. Важным является и то, что маг может использовать только чистую ману, на восполнение резерва которой у него уходит от пяти до десяти дней. Таковы средние показатели.

В целом магом быть хорошо, но и весьма непросто. Мана восстанавливается пассивно. Ее также можно собрать путем медитации, долго и целенаправленно вращая источники маны, отсеивая таким образом примеси и оставляя только подконтрольную тебе ману.

Страницы, описывающие душу как третью силу человека, усеяны отпечатками пальцев. Видно, что их перечитывали, ища тайный смысл между строк, не один десяток раз. «Душа – это семя, которому надо дать энергию для созревания и почву для роста», – так Фонсекаль Эйдеремма описывал базовую кон-цеп-ци-ю развития души. В шесть лет, в день выбора бога-покровителя, считается, что душа человека созревает достаточно для принятия сознательного решения о пути религии. Разумеется, нам рассказывают только об Ахенди и пяти других божествах, состоящих с ним в союзе, не давая объяснений о том, кто оставшиеся сорок восемь божеств Карна.

В день шестилетия у человека выскакивает сообщение о том, что ему надо «выбрать во что верить». Верный знак того, что пора идти креститься! Ходить с клеймом безбожника – все равно что поставить себя в оппозицию всему цивилизованному обществу. Вера должна быть обязательно! Для выбора бога-покровителя верующий в этот день приходит в храм, начинает молиться, направляя прану и ману в область души, в свое сердце, до тех пор, пока семя души не проклюнется, отправляя сознание в особое пространство, обитель богов, где и проходит крещение в одну из религий. После ее выбора душа с нейтральной круглой формы меняется на некую иную, соответствующую выбранному богу-покровителю.

После крещения этап выбора божества пройден. В характеристиках появляется такой динамический параметр, как «вера». Чем больше данный параметр – сильнее вера – тем сильнее святая сила человека. Значение параметра скачет от 10 до 100 единиц первого предела, в зависимости от силы веры человека. Нижнее значение, те самые десять единиц, можно повысить путем вложения очков характеристик или пройдя путь доказательства веры, принимая аскезы, обеты, посещая святые места и пути паломничества. Только этими двумя способами можно преодолеть первый предел веры.

Сам размер души, выступающей сосудом святой силы, растет по мере его постоянного перенасыщения и удержания силы внутри. Опять же, огромную роль играет мастерство управление святой силой. Чем оно выше, тем больше шансов со временем увеличить размера сосуда под духовную силу. Нам же на уроках мистер Джа говорил, что чем больше молишься, тем сильнее становишься. Это несколько упрощенная версия толкования того, на что сам Фонсекаль делал акцент. Мастерство управления святой силой важнее постоянных молитв.

Сама святая сила во многом работает как бафф, усиливающий физическое тело человека. Жрецы, священники всех санов, паладины, герои, выбранные церковью, отшельники и монахи, преодолевшие первый предел, могут использовать божье чудо – заклинание на основе святой силы – и придавать святой силе материальные формы для защиты или атаки. Они могут мгновенно исцелять раны, использовать силу как антидот, снимать проклятия, избавлять от болезней. Именно из-за чудес, требующих много святой силы, священники и прокачивают веру выше сотни и размер сосуда души.

Я совсем не удивился, тому, что стоило мне закончить читать вторую часть, как Матильда выхватила книгу из моих рук и убежала. Даже понимая то, что хозяин знает, она продолжает играть роль глупого раба.

Вновь увидеться с Матильдой удалось на следующий день, в тоже самое время. Она ждала меня около входа в корпус яслей. Уединившись в коридоре, мы болтали о всяких пустяках, пока я наконец не задал вопрос, волновавший меня последние сутки.

– В той книге написано, что источник магии может быть и у обычных людей.

Матильда по-доброму улыбнулась, потрепав меня по голове. Мне нравится, когда она так делает. И ей самой тоже приятно.

– Какой ты все-таки ребенок, Лоан! Вероятность появления магического источника – один из критериев цены раба, маленький Лоан. Даже с шансом в один процент тебя бы с рождения приравняли к мастеровым и обучали в специальной дошкольной и школьной группе для будущих одаренных. У господина Аренсо есть специальный летающий остров, где потенциально одаренных детей тренируют чувствовать ману. Им преподают уроки медитации и заставляют это делать по четыре часа в день. К десяти годам становится ясно, формируется ли у раба источник или нет. Далее будущего одаренного господин передает армии Империи Новы, за вознаграждение, которого хватит на покупку пятидесяти взрослых рабов.

Другими словами, будь я не просто умным, но еще и одаренным, меня бы уже сейчас обучали в другой группе. Значит, шансы есть, но они меньше одного процента.

– А вдруг я все равно одаренный?

– Почему ты решил?

– Я чувствую ману с самого рождения! А если напрягу глаза, вижу ее потоки повсюду.

Матильда посмотрела на меня сначала удивленно, а потом сильно испугалась.

– Никогда никому не говори об этом, Лоан! Даже под страхом смерти! Лучше… умереть, чем стать рабом-магом, не имеющим никакого права вновь получить свободу. Тех, кого выкупает армия, ждет судьба карателя. Бездушной машины для убийств! Лоан, ради меня и себя, скрывай свое умение чувствовать ману и источник, если он у тебя появится! Даже если будешь молиться, никогда не говори о нем богу или священнику!

– Матильда…

– Пообещай мне, Лоан! Ты никогда не расскажешь никому, что ты одаренный, если вдруг станешь таковым!

Никогда не видел Матильду такой напуганной. Она боится того, что я могу быть одаренным? Или того, что ждет раба-мага?

– Я обещаю, Матильда. Я не забуду своих слов.

– Хорошо.

Подождав, когда она успокоится, я задал второй волнующий меня вопрос.

– В книге было непонятное слово «медитация». Я его запомнил, но не понимаю. Что это?

Присев на одно колено, Матильда приложена свою большую ладонь к моей груди.

– Магия повсюду, маленький Лоан! Это мана, что витает в воздухе. Она пронизывает все на свете! Теперь представь, что мана собирается у тебя в груди, закручивается в такт твоему дыханию и биению сердца. Попробуй ухватить ее своим разумом! Крохотные, невидимые глазу кусочки чистой маны входят в тебя и собираются в шарик в твоем сердце. Тук-тук. Тук-тук. Сердце бьется, и шарик в груди становится больше. Это твое ядро маны, твой источник. Так рассказывал мой отец об одаренных.

– Но я ничего не чувствую!

Она тихо хихикнула и щелкнула меня по носу:

– Еще бы он там был! Тебе всего четыре, Лоан, и ты простолюдин, невольник без намека на каплю одаренности.

– На улице конец осени! Скоро мне исполнится пять…

– Иди учится, маленькое дарование! Беги уже! Урок скоро начнется.

Я вернулся в класс последним, с небольшим опозданием, за что заработал наказание в виде стояния на коленях до конца урока. Что за травля? Это уже седьмой подобный случай за последние десять дней. Такое ощущение, будто преподаватели целенаправленно выделяют меня из класса, выставляя образцом плохиша.

Глава 3. Обреченный

Во время очередного скучного урока мистера Джа о религии и боге Ахенди, «который нам все дает», я все больше и больше злился от мысли, что я чего-то не могу. Почему, если я упал, именно бог поможет мне подняться, а не я сам? Почему он лечит меня, а не я сам себя? Те же пользователи ауры могут даже утраченную конечность отрастить, не говоря уже о том, чтобы вылечить простуду или лихорадку. А магия? Шанс в один процент? Даже будь он в тысячу раз меньше, я приложу в сто раз больше усилий, дабы доказать себе и другим, что я сам буду управлять своей жизнью.

Мистер Джа будто услышал мои мысли.

– Ахенди видит все наши греховные деяния! И прощает нас, даруя свое благословение!

Грех – весьма абстрактное понятие.

– Ахенди молвит слово исцеления, и раны ваши заживут!

Сидя тихо у окна ветхого класса, заставленного деревянными партами, я нахмурился от неправды из уст взрослого! На старте святая сила работает как бафф. Чудо доступно только тем, кто имеет сосуд от ста единиц святой силы и больше. Большинство из нас будут всю жизнь иметь сосуд в 10–20 единиц, а этого хватит только на ускоренное заживление ран. Хм, замкнутый круг! Чтобы иметь обещанную Джа силу лечения, надо сильно верить в бога. А если видишь чудо как результат собственных действий, начинаешь верить еще больше. Разве после такого плена веры человек сможет отказаться от нее?

Время шло. Дни превращались в недели, а те складывались в месяцы. Мне исполнилось пять, и это никак не повлияло на мою дошкольную жизнь. Вечерами, когда старшие после занятий и ужина собирали нас с другими детьми в бараках, заставляя повторять вызубренные молитвы, я делал это молча, все чаще думая о магическом источнике. Как правильно медитировать?! Поможет ли это стать одаренным?! Как отличить правильный подход от неправильного?

Где-то в другом углу барака лучшие декурии уже закончили молитвы и легли спать. Крепыш Дилиан храпел. Зубрила Илинай, самая умная голова после меня, тоже готовился ко сну. Изворотливый Рентон пытался о чем-то договориться со старшим, но тот отвесил ему смачный подзатыльник. Универсальное средство против таких приставучих типов!

Рядом со мной ломающимся голосом бубнил Викед, вечный старший по «худшей декурии», с которым мы были знакомы больше полугода. Все-таки меня и его каждый раз отправляли в одну и ту же группу.

– Лоан! Иди к нам и молись со всеми.

Голос Викеда слышно даже в конце огромного барака. Тупой, как пробка, но исполнительный, за что его и ценят надзиратели по трудовой повинности.

– Я уже помолился.

Отвечаю с закрытыми глазами, не оборачиваясь.

– Тогда помолись со всеми еще раз!

– Какой в этом смысл? Мы молимся, но ничего не получаем за свои молитвы.

– Ах ты мелкий выродок! – затрещина была весьма болезненной. Проступили слезы. – Тебе сказано молиться! Потом еще спасибо скажешь за то, что я помог тебе встать на путь истинной веры.

Опять! Будь у меня сила, я бы сам дал тебе затрещину, вбивая знания кулаком, который ты так любишь. Пришлось подчиняться и делать то, что не хочется.

Они правда такие глупые? Дети, старшие, преподаватели?! Ведь запомнить все молитвы так просто!

На следующий день, едва начался урока, я поднял руку, дабы задать вопрос и наконец высказать все свое недовольство. Мистер Джа повелительным жестом руки с довольной улыбкой дал знак говорить.

– Я слушаю тебя, дитя Ахенди.

– Мистера Джа, почему мы учим молитвы наизусть, не вдаваясь в детали того, что означают используемые слова? Грех, акт веры, молитва? Что есть бог? Святая сила?

Учитель ответил с легкость, все с той же улыбкой превосходства:

– Дитя, твой ум недостаточно крепок для таких знаний. После первого совершеннолетия старший по декурии рабочих расскажет тебе обо всем.

Меня будто унизили. Это мой-то ум недостаточно крепок?

– Сэр, но я уже сам знаю ответ на эти вопросы. Разрешите мне научить других детей значению этих слов?

Преподаватель остановился, посмотрел на меня и сильно покраснел, едва не задымился от злости. Никогда не видел настолько злого и страшного мистера Джа. Затем он начал громко ругаться, переворачивал парты, называл меня безбожным богохульником, испугав других детей так, что они столпились в углу, не смея покидать класс. Наконец поймав меня, Джа занес руку для удара, но остановился в последний момент.

– Ты! Понимаешь! Свой! Грех! Лоан! – его лицо покраснело, а тело стало светиться от применения святой силы.

– Нет, сэр!

Дьякон Джа схватил меня за шкирку и приподнял над полом:

– Дитя! Лоан! Кто дал тебе право учить вере, которой ты еще не принадлежишь? Как смеешь ты сомневаться в моем учении о пути служению Ахенди? Ты дьякон, посвященный в свой сан вышестоящим священнослужителем? Нет!? Просвещенный из церковной школы? Знаешь ли ты вообще, что такое духовная семинария? Отвечай, отродье!

– Нет, сэр!

– Тогда как ты смеешь учить тому, чего сам не знаешь? Молчишь?! Хорошо-о-о. Раз уж ты хочешь вести себя как старший, я покажу тебе, как наказывают старших за провинность.

Разъяренный мистер Джа крикнул так, чтобы его слышал весь учебный корпус школьников и дошкольников.

– Внимание, ученики! Всем покинуть классы и собраться перед церковью Ахенди! Вы все! Слышите! Все! Узнаете, какое наказание вас ждет за богохульство и еретическое учение!

Джа тащил меня, как мешок с мусором, через все здание школы, продираясь сквозь толпу детей, так и не опустив на землю. Благо окна класса выходили как раз на единственную площадь поселка, и пройти надо было совсем немного.

Детей выстроили по четыре шеренги слева и справа от входа в церковь, на миниатюрном участке. Дьякон ходил вдоль рядов, тряся мной перед перепуганными школьниками.

– Посмотрите на него! Сеятель хулы об Ахенди! Сомневаетесь в пути служения Ахенди? Кто вы такие, чтобы позволить себе сомневаться в учении великого бога? Вы появились на свет под его взором! Вы едите и живете под его взором! Вы даже умрете под его взором, и он определит ваше посмертие! Хотите до конца времен вариться в котлах с кипящем маслом? Страдать, пока разум вас не покинет, получая тысячи ударов от чертей?! Никогда! Запомните! Никогда не смейте сомневаться в вере в Ахенди! Иначе вас будет ждать та же участь, что и это неразумное дитя!

Джа потряс меня, как мешок.

– Подготовить дыбу! – несколько старших начали готовить место для наказаний, пока разъяренный дьякон ходил вдоль толпы, смотря в глаза детей. – Я лично покажу вам, что ждет таких презренных богохульников!

Началось. Иногда бывает так больно, что сил хватает только на первый крик. Ты будто тонешь в страдании тела, теряешь сознание, но новый удар снова заставляет очнуться. В тот день меня наказали как подростка, прошедшего второе совершеннолетие. Как старшего, коим я не являлся. Жестко, нравоучительно и абсолютно бессмысленно, на глазах у толпы из четырехсот детей всех возрастов.

На следующий день, сразу после выписки из лазарета, меня освободили от работ, но присутствовать на них всех я был обязан. Эдакое пугало, глядя на которое дети понимают, что их ждет за попытку пойти против веры в Ахенди. Даже худшая декурия, во главе с Викедом, не стала поднимать бучу из-за того, что им приходится работать больше обычного. Пока я сидел на улице под прохладным зимним небом, у меня было время подумать над своим поступком.

Я не сомневаюсь в правильности вопроса и собственного суждения о том, что важно учить смысл молитв, слов и четко представлять, что именно ты хочешь от бога. Ошибкой было пойти на поводу у гордыни, показав свой ум и непохожесть на других, за что я и поплатился публичным наказанием. Унижение? У рабов не должно быть гордости, но я знаю, что она у меня есть. Как и гордыня, необузданный порок. В следующий раз… нет, не будет следующего раза. Возможно, мне надо просто найти свой путь веры.

Раны на спине заживали две недели, оставив первые в жизни шрамы. Видя мои мучения, класс присмирел и стал смотреть в рот мистеру Джа, вслушиваясь в каждое его слово о вере в Ахенди. Дьякон стал ходить на уроки с кнутом, специально клал его на учительский стол, недовольно поглядывая на меня. Он смотрел и понимал, что я остался при своем мнении. И в то же время он боялся снова меня наказывать, опасаясь попросту убить ребенка на дыбе. Дети в классе сидели, как на иголках, сформировав вокруг меня пустоту. Одно дело, когда бьют незнакомого тебе человека, и совсем другое, когда ты видишь, как беззащитен твой сверстник перед волей Ахенди. Для класса я был тем самым сверстником. А мистер Джа – воплощением воли Ахенди.

В один из дней я снова утром встретил Матильду около дверей, ведущих в корпус яслей. Ее живот стал совсем большим.

Она пригляделась ко мне и первое, что сказала…

– Твой взгляд стал взрослее, Лоан.

– Мистер Джа говорит, что я смотрю на него, как бешеная собака. А бешеных животных ловят и убивают.

Она нежно положила руку мне на шею, но не стала обнимать на глазах у других детей.

– Пойдем, Лоан. Тебе надо кое-что понять.

И снова мы в знакомом коротком коридоре, соединяющем ясли с этажом дошкольных классов. Только теперь мне уже пять, на спине у меня десять полосок шрамов, а живот Матильды стал совсем большим. Она потолстела и стала еще красивее.

– Было больно?

Хотелось плакать, но слезы не шли. Матильда обняла меня, и наружу вырвались чувства, так долго сдерживаемые внутри.

– Поплачь, Лоан. И тогда тебе станет легче.

– Я хотел кричать! А он бил и бил! Я дышать не мог!

Она погладила меня по голове:

– Иногда взрослые вырастают телами, но в душе они все еще дети. Я слышала, что случилось в классе. Своими словами ты начал подрывать авторитет мистера Джа как учителя и фигуры, знающей ответы на все вопросы.

– Но я не хотел ничего подрывать! Что такое авторитет? Нет, не то. Я слушал его и понимал, что он делает неправильно.

Матильда улыбнулась:

– Кто главный в классе, когда идет урок?

– Учитель.

– Твои слова ставили под сомнения, кто из вас учитель. Это и называется подрывать авторитет, Лоан. В свою очередь мистер Джа в глазах детей – это образ бога Ахенди. Дарующий силу и знания за праведность и карающий за богохульство.

– Но это же глупость?! Мой вопрос был самым правильным из возможных! Нет смысла повторять слова, смысл которых молящийся не осознает. Какой смысл он в них вкладывает? Что хочет получить в итоге?

– Лоан, ты считаешь себя правым?

– Да!

– А ты готов ради правды снова оказаться на той дыбе? – ответом было мое бледное лицо. – Тогда молчи о своей правде. Будь как все и не выделяйся. Я же говорила, что тебе опасно быть странным.

Мысль о том, что будет, если я спрошу у Джа: «Что такое слепая вера?», заставила снова вспомнить дыбу. Неправильно подчиняться, когда тебе дают только один или два выбора. Всегда есть третий и четвертый.

– Матильда принесла книгу?

– Не сегодня, – она потрепала меня по голове, как обычно. – Мне просто захотелось тебя увидеть. Теперь я знаю, что с тобой все в порядке.

– Даже после наказания?

Несколько секунд Матильда смотрела мне в глаза с некоторой грустью.

– Трудности делают нас теми, кто мы есть. Ошибаясь, ты учишься. Единственным неправильным выбором было бы ничего не делать. Ты ошибся! Теперь знание неправильного пути и его последствий делают тебя умнее и опытнее других! Это и зовется жизненным опытом. А теперь ступай на урок.

– Единственный неправильный выбор – это сидеть и ничего не делать?

Матильда резко побледнела, схватилась за живот и начала звать нянечек на помощь, выгоняя меня в корпус дошкольников. Стоя за дверью, я не понимал, что сейчас вообще произошло. Последние слова Матильды заставили задуматься не об уже сделанном, а о том, что я могу сделать в будущем.

Несколько дней я проходил со странной пустотой в голове, будто искал нечто, что сам пока не успел осознать. Слова о том, что единственный неправильный выбор – это ничего неделание, меня сильно тревожили.

Вопрос веры и магии. Спустя неделю раздумий, когда я подметал школьный двор, мои сомнения и несогласие с идеей заучивания молитвы наконец приняли завершенную форму. Все молитвы имеют три основа. Сама молитва, будь то слова или их отсутствие, в виде аскезы молчания. Форма запроса – как текст, песнопение или жертва. И желаемый результат. Но при этом мы обращаемся к богу, как бы говоря от имени своей души. А душа находится в сердце. Значит…

Молитва, деяние от сердца.Чувства в сердце приобретают форму.Чувства в сердце приносят плоды.

Стоя с метлой под зимним небом, я будто впал в состояние прозрения. Три строчки! Всего три простые строчки смогли вместить в себя все, что я знаю о религии, проведя настоящую революцию в сознании. Хаос знаний сменился четкой структурой. Религия – это вспомогательный инструмент веры! Верить во что-то можно и без религии! Верить в магию, верить в себя, верить в бога или природу. Вера, как суть, не ограничивает религией! Важно, чтобы вера шла от сердца, имела четко выбранную форму и вела к желаемому результату. Можно верить в себя, учиться по книгам и в итоге стать образованным свободным!

В то время как религия построена на вере как на святой силе души, ее молитвы созданы из слов, являющихся инструмент владельца. Тогда как влияет длина молитвы на тип и форму воздействия?!

Я начал чертить метлой на земле заметки в виде рисунков. Размеры двора как раз позволяли делать подобное. Уберем переменные в виде вкладываемого объема святой силы и параметра веры в характеристиках…

Вывод породил новые вопросы. Нет прямой пропорциональности между длиной молитвы и длиной бафа, но виден эффект его усиления за счет сокращения времени действия. Может, все дело в силе слов?! Не хватает молитв других богов, чтобы провести более точный сравнительный анализ.

Стоящий рядом Рентон одернул меня. За свою крикливость, громкий голос, наглость и изворотливость он уже третий раз за неделю был отправлен в худшую декурию.

– Ты совсем рехнулся? Зачем метлой по земле водишь? Тут же чисто.

– Показалось, увидел мусор.

– А это что? Тут круг, квадрат, овал и палочки. Решил порисовать каракули, пока мы двор подметаем?!

– Просто задумался.

– Ты полный псих!

Путь думают, что хотят. Хм, дети? Может, молитвы одному и тому же богу разнятся у детей, взрослых, рабов и благородных? У нас разный словарный запас, а значит, и понимание молитвы. Возможно, есть способ оптимизировать или даже переделать молитвы под себя?!

Я не мог понять, почему такую простую истину не видят другие. А потом до меня дошло, что человек не может найти ответы, если не будет задаваться нужными вопросами. Что мешает верить в то, что я могу стать свободным? Или верить в то, что я могу быть одаренным? В обоих случаях надо просто верить в себя и делать то, что ведет к желаемой к цели.

Рядом дорогу подметали другие дети, и мне жутко хотелось поделиться открытием с ними. Но я тут же вспоминал урок, данный мне мистером Джа. Шрамы на спине зачесались. Никто не любит тех, кто умнее их самих!

День прошел странно. Я толком не помню, что было на уроках и чем мы занимались на работах, а только странную пустоту в сознание. Привычная безвкусная еда в столовой, детские шалости и звон ложек о тарелки, разносящийся по большой комнате. Те же измученные лица нянек, гордых учителей, бессмысленные молитвы и опостылевший двор, уборка которого с юных лет приучает нас к мысли о тяжелом труде. Окружение не давало ответа на невысказанный вопрос. Кому я должен молиться, чтобы стать одаренным и свободным?

На следующее утро, поднимаясь после завтрака в класс, я не увидел Матильды. Она куда-то пропала, не сказав ни слова, а нянечки решили отмолчаться. У кого же мне спросить ответ на столь важный вопрос?!

Войдя в класс, сразу уловил атмосферу отчуждения. Меня сторонились, отводили взгляды, отшатывались и вообще старались не находиться рядом. Неестественно громко хлопнула дверь, заставив детей опустить головы. Они не смели поднимать взгляд. Мистер Джа, в черных одеяниях дьякона, положил кнут на стол учителя и в возникшей тишине медленно подошел ко мне.

После наказания кнутом я хорошо научился понимать взгляды. Пару секунд холодного пренебрежительного молчания, затем дьякон резко ударил ладонью по моей парте, заставив весь класс от испуга подпрыгнуть.

– Богохульник! Ты снова решил сеять хулу, думая, что тебя никто не видит?

– Нет-нет, мистер Джа.

– Так ты еще и лгун!? Глаза великого Ахенди повсюду! Они видели, как ты вчера оставлял письмена во дворе школы. Видели скрытый умысел, заложенный в них! Отвечай немедленно! Какую ересь на этот раз ты решил распространить?!

Промелькнула мысль о неизбежном наказании. Джа ищет повод.

– Я изучал молитвы Ахенди.

– ЗАЧЕМ?

– Чтобы…

– Чтобы что? Ну? Лоан, говори, зачем ты изучал молитвы Ахенди? Хотел показать другим, какой ты умный и лучше них разбираешься в учение пути слуги Ахенди? Или, быть может, ты… – он склонился надо мной, как коршун над мышкой, – ты хотел научить детей новой молитве, а?