Материнский инстинкт

Покинув палату, Яна почувствовала облегчение. Чужое прошлое давило на неё, словно бетонная плита, не давая нормально дышать и думать. Выбежав из больницы, Яна позвонила Иннокентию.

***

С третьего этажа гостиницы, которую выбрал Кеша, были видны корпуса родильного и детского отделений больницы. Травматологию, к счастью, заслоняло здание поликлиники. Яна задёрнула фиолетовые шторы и села на диван.

Номер состоял из двух комнат и предназначался для четырех человек. Скромный и строгий дизайн был выдержан в оттенках фиолетового. Два смежных помещения соединялись через общую ванную комнату. Большие панорамные окна впускали в комнату городскую суету. Безликая мебель с минимальным количеством деталей казалась современной и одновременно потёртой. Техника – телевизор и холодильник – располагалась в разных комнатах, видимо, по логике владельцев отеля, тот, кто выберет «зрелища», сможет обойтись без «хлеба».

Кеша увлечённо тыкал пальцем в планшет, просматривая почту. Его лицо кривилось, он недовольно бурчал себе под нос. В архиве не удалось раздобыть полезную информацию. Оказалось, что Славянск, бывший чуть больше полувека назад станицей, хранит документы весьма своеобразно. Записи о тех, кто родился до пятидесятых, в архиве не хранили. Так что поездка туда оказалась бессмысленной тратой времени. Именно это он сейчас и узнал из интернета. Можно было не расходовать силы и обаяние на хмурых женщин, оберегающих метрические книги, как философский камень.

Яна растерянно бродила по комнате, не зная, чем занять время ожидания. Демьян задерживался и не удосужился позвонить, объяснить причину. Она переставила стаканы на столе, выровняла покрывала на кроватях, соорудила двух бумажных аистов без помощи книги, приготовила бутерброды и остановилась у телевизора. Она выглядела уставшей и подавленной. Кеша бросил не неё короткий взгляд:

– С ним всё в порядке.

Яна включила новости и только потом ответила:

– Я знаю, что с Демьяном всё в порядке. Просто хочу быстрее узнать, что он выяснил.

Кеша отложил планшет и расслабленно потянулся:

– Завтра наш корабль отчалит от этих печальных берегов. Я предам эти дни забвению, а в Краснодаре куплю контрамарку в цирк. И вам советую почистить черепную коробочку.

– Хотела бы я научиться так легко забывать, – мечтательно протянула Яна и невидящим взглядом уткнулась в телевизор.

Дверь скрипнула, и в комнату вошёл Демьян. Он казался взволнованным и раздражённым.

– Вы уже ужинали?

Вопрос удивил Яну своей неуместностью. Она подошла к холодильнику и поставила на столик тарелку с бутербродами. Демьян переоделся, помыл руки и вернулся к друзьям. Они наблюдали за его неторопливыми действиями, словно зрители за фокусником, неотрывно и жадно. Демьян взял бутерброд и сел на диван рядом с Яной. Она развернулась и нетерпеливо спросила:

– Что ты узнал? Подозрения соседки подтвердились?

Кеша в ожидании ответа наклонился вперёд, но Демьян не спешил и сначала хорошо прожевал.

– Свидетельств о рождении не было. Мать Анастасии Павловны рожала дома, и о том, что её семья пополнилась, сообщала, только когда дети умирали. Ни один новорождённый не прожил больше месяца. За три года умерли пять младенцев.

Яна прикрыла рот ладонью, её лицо вытянулось:

– Как можно за три года родить пятерых?

– В принципе, можно, если они были недоношенными. Насчёт этого нигде не сказано.

Кеша нервно закусил губу, Яна зло выпалила:

– Рожала, словно копировальный автомат, а потом взяла и так просто утопила предыдущих четырех детей. Да она монстр!

Демьян потянулся за пультом и выключил телевизор. Остановил на Яне пристальный взгляд.

– Видимо, Анастасия Павловна была в сознании, и вы побеседовали. Что ещё она сказала?

Яна почувствовала себя неуютно. Ей казалось, что пересказ трагических событий в ее устах будет неубедительным и не произведет на слушателей такого эффекта, какой на нее саму произвела Анастасия Павловна своей искренностью и надломленностью.

– По делу – больше ничего. Она узнала, что родители утопили детей, потому что увидела фотографии, ну, те самые. А потом они наложили на себя руки. Анастасия Павловна корила себя за молчание и страх.

Кеша облегчённо выдохнул:

– Я знал, что бабуленция непричастна! Я чувствую чернодушных людей. – Он обрадовался не столько невиновности старушки, сколько тому, что его чутьё не подвело и он по-прежнему может доверять людям.

Яна тоже легко улыбнулась, но Демьян не разделял их хорошего настроения:

– В любом случае тараканы у неё специфические. Осталась жить в этом доме и регулярно любовалась жуткими фотографиями мёртвых родственников.

– Она тосковала, – нашёл оправдание Иннокентий.

Яна не стала спорить. Не ей судить, какие проявления тоски считаются нормальными.

– Это нас уже не касается. Убийцы мертвы, жертв никто не спасёт, Анастасия Павловна наказана жизнью достаточно. Вернуться бы в Краснодар, а то мой больничный и так затянулся.

Едва закончились новости, Иннокентий отправился спать в соседнюю комнату.

– Не сидите долго. Ради здравия тела и бодрости духа лучше отходить ко сну до полуночи. Нельзя пренебрегать такими дарами природы.

Яна приняла душ, а когда вернулась в помещение, Демьян уже ушёл в смежную комнату. Она почувствовала разочарование и даже немного обиду. Переодевшись в любимую спальную футболку, Яна выключила свет и нырнула под тонкое одеяло.

В комнате мужчин почти сразу наступила тишина, но Яна выспалась днём и теперь ворочалась в поисках удобной позы. Стоило закрыть глаза – и перед ними проносились фотографии детей, кожа покрывалась мурашками, а сердце начинало стучать с перебоями. Сон накрыл внезапно, словно кто-то нажал на кнопку для выключения сознания.

В уши ударила громкая музыка, а вслед за ней гул множества голосов. Яна открыла глаза и ошеломлённо огляделась. Она сидела на высоком стуле возле барной стойки. Просторное помещение заполнилось танцующими парочками. Мужчины и женщины вытанцовывали рок-н-ролл. Мелькали яркие юбки, скрипели башмаки, радостный визг и заливистый хохот разбавляли ритм мелодии. Яна почувствовала, что её пальцы держат прохладный продолговатый предмет, изумленно уставилась на высокий бокал с ядовито-зелёной жидкостью. Пить этот странный коктейль ей не хотелось. С противоположной стороны барной стойки нависла высокая дородная женщина. Яна с удивлением опознала в ней свою умершую бабушку, только порядком помолодевшую.

– Привет, Янковский, – Губы женщины растянулись в широкой улыбке.

– Бабушка Паша! – радостно воскликнула Яна. К ней ещё никогда не приходили родственники.

Женщина отодвинула коктейль в сторону и наклонилась ещё ниже, её шепот прозвучал напряжённо и зловеще:

– Навести соседку, едва не сгоревшую в пожаре.

– Сумасшедшую? – Яна напряглась.

Помолодевшая бабушка огляделась и прищурилась, пытаясь рассмотреть кого-то в толпе. Её лицо удивлённо вытянулось, в глазах промелькнула тень страха.

– Уходи отсюда! – неожиданно закричала она. – Просыпайся!

Яну протянуло через тоннель из цветных острых стеклышек и выбросило в фиолетовую комнату. Она села на край кровати и замотала головой. Футболка прилипла к спине, руки дрожали.

Тёмный силуэт на соседней кровати Яна заметила не сразу. Под впечатлением от сна она чуть не закричала, рукой нащупала рукоять пистолета под подушкой.

Знакомый низкий голос подействовал успокаивающе:

– Неудивительно, что тебя мучают кошмары.

Яна подобрала ноги и накрыла их одеялом.

– Ты с ума сошёл. Разве можно так пугать? – Она вернула пистолет на кровать и озадаченно потёрла лоб.

Демьян поправил подушку и вытянул ноги вдоль кровати.

– Не ожидала, что я приду? Могу уйти.

– Нет уж, сиди.

Темнота в комнате не была кромешной: в щель между шторами пробивался свет от уличных фонарей. Через минуту Яна смогла разглядеть черты лица Демьяна. Он выглядел сдержанным и собранным.

Она подалась вперёд.

– Не могу представить тебя ребёнком. Может, ты появился каким-то другим способом и миновал этапы детства и юности?

– Инопланетяне вырезали меня из цельного куска металла и продали на аукционе через интернет, – на удивление грустно отозвался он. – Если честно, я был ужасным ребёнком – неласковым и упёртым, а подростком – совершенно невыносимым. Нудным, дотошным и мрачным.

– Не нужно на себя наговаривать.

Яна не смогла рассмотреть его улыбку, но по движению ушей догадалась, что она появилась.

– Если человек говорит о себе гадости, это почти всегда правда. Я мог бы сказать, что я был эксцентричным, непонятым гением, и ты бы поверила. Потому что в хорошее верить проще, особенно если к этому примешивается симпатия.

– Ты был эксцентричным? – воображение тут же нарисовало образ Пеппи Длинныйчулок16.

– Самая большая моя странность заключалась в том, что я себя таковым не считал. В девятом классе школьники готовят выступление на тему «Мое увлечение». У вас такое было?

Яна кивнула, потом сообразила, что в темноте кивок не виден, и добавила:

– Помню, было. Я тогда декупажем занималась, это и была тема моего доклада.

– Ожидаемо, – серьёзно заключил Демьян. Темой моего доклада была жизнь сурикатов.

Яна не выдержала и усмехнулась:

– Где ты их нашёл?

– Я ежедневно смотрел передачу о жизни сурикатов, записывал особенности их поведения, отношения в семье, даже сделал психологический анализ лидерства у этих мангустовых. – Демьян закинул руки за голову и закрыл глаза.

– Ты, наверное, покорил своим докладом уйму девушек.

– Одну покорил. Учительницу биологии. Она дала толчок к моему новому хобби – микроскопу. Представляешь, насколько я был популярным у одноклассниц?

Яна улыбнулась. Впервые за последние дни она чувствовала себя почти безмятежно.

– Дай-ка угадаю: по популярности ты занимал место где-то между чучелом фазана в кабинете биологии и портретом Белинского в учебнике по литературе?

– Я не подозревал, что чудаковат, мне это не доставляло неудобства, а вот родители тяжело переносили мои странности, они разочаровались во мне, когда я ещё был ребёнком.

Улыбка на губах Яны угасла, она почувствовала, что Демьян коснулся очень болезненной для него темы.

– Когда молодые родители мечтают о будущем детей, они не видят их в роли неудачливого, некрасивого, глупого человека. Ожидания всегда далеки от реальности и порядком приукрашены. Никто не мечтает, что ребёнок будет изгоем или забитым заучкой, поэтому так сложно смириться с посредственностью.

Демьян какое-то время молчал. Он сидел, скрестив руки на груди и пристально глядя в блестящие в темноте глаза Яны.

– Я хочу, чтоб мой ребёнок был хорошим человеком. Мне этого будет достаточно.

– Ты так говоришь, потому что у тебя не было детей, – голос Яны предательски дрогнул, в этот момент она была рада, что темнота скрыла подступившие слезы. – Любовь к собственному ребёнку – это что-то сумасшедшее, она ослепляет и не дает мыслить здраво. То, что раздражает в чужих детях, в своём видится как особенность характера. Другие чада могут быть упёртыми, а твой – целеустремленный, другие – шумные и непоседливые, а твой – эмоциональный и подвижный, другие болтливы не в меру, а твой – прекрасно изъясняется для своего возраста. Это бесконечный список. Очень тяжело быть объективной, когда речь идёт о собственном ребёнке. Тебе будет недостаточно вырастить хорошего человека, ты даже не заметишь, как начнешь лепить из него идеальное существо.

Кровать под Демьяном скрипнула, он встал и, сделав несколько шагов, остановился напротив Яны. Она подвинулась и коснулась ладонью простыни рядом с собой. Демьян сел, сохраняя спину прямой.

– Ты сегодня откровенна.

– Ты тоже. – Яна прижалась лопатками к спинке кровати и немного отодвинулась. Горячее бедро Демьяна чувствовалось даже через одеяло, эта близость волновала и пугала одновременно.

– Откровенность – это наркотик, она расслабляет, всасывается в кровь и делает беззащитным. По последствиям она намного страшнее секса. Здесь два варианта: либо человек, которому ты открылся, станет тебе близок, либо ты всю оставшуюся жизнь не сможешь смотреть ему в глаза.

– Очень поучительно. – Яна почувствовала себя неуютно, с опозданием осознав, что действительно обнажила душу.

Демьян ощутил её напряжение и резко сменил тему:

– Знаешь, почему божья коровка так называется?

– Она дает молоко? – Яна ухватилась за возможность поговорить о чем-нибудь безобидном и даже странном, лишь бы не касаться личной жизни.

– Почти. Если прикоснуться к этой букашке, в изгибах ножек выделяется оранжевая жидкость. Это молочко ядовито. Даже тарантулы их не едят. Версий о происхождении названия на самом деле уйма. Мне нравится славянская: в древности считалось, что это насекомое может долететь до Бога и передать любую просьбу.

– Мило, – автоматически заключила Яна. – Спасибо, что скрасил послевкусие от кошмара, но думаю, что пора спать.

Демьян повернулся лицом к окну. Узкий луч света отразился в его глазах.

– Думаю, ты права.

Яна недоверчиво нахмурилась:

– Насчёт того, что пора спать?

– Насчёт того, что ты мне интересна, – нехотя признался он. – Последнее время я действительно улыбаюсь гораздо чаще, хотя жизнь точно не стала веселее и поводов для этого почти нет. Вывод только один: я глупею от зарождающегося чувства.

– Это приятная новость.

Яна неосознанно придвинулась к Демьяну и попыталась коснуться его руки, но он резко встал.

– Пора спать. Сейчас не время и не место. Детей будем делать в другой раз.

Яна даже не разозлилась на его искренность, граничащую с бесцеремонностью. Её взволновала сама мысль о том, чтобы родить ребёнка.

– Я не готова снова стать матерью, – сдавленно прошептала она.

Демьян вспомнил о смятой и старательно расправленной визитке частного детского сада.

– Готова. Уже готова.

14 глава. Ритуал

Яна не успела открыть глаза, как на её лице расцвела широкая улыбка – но тут же растаяла под натиском других, более жутких воспоминаний.

Сон был розовый и воздушный, как сладкая вата. Демьян держал её за руку и вёл вдоль кромки моря. Их ноги утопали во влажном песке, тёмная вода искрилась, воздух благоухал магнолиями. Это так напоминало заезженную сцену из романтического фильма, что Яна даже не подумала сомневаться в реалистичности происходящего.

Молчанье объединяло их, словно общая тайна, ночь окутывала, даря ощущение, что во всем мире никого, кроме них, не осталось. Демьян постелил на холодный песок пиджак, сел на него и потянул Яну за руку. Нежно коснулся пальцами лица и наклонился. Сначала его поцелуи были несмелыми, словно первые неумелые касания подростка, потом он накинулся на неё со страстью, граничащей с яростью. Его руки скользили по её одежде, будто случайно приподнимали край футболки. И тут Яна почувствовала панику. Она хотела близости и боялась её. Боялась не понравиться и вызвать отвращение. Она уже не была молодой девчонкой с идеальной фигурой, не чувствовала себя привлекательной и смелой настолько, чтобы продемонстрировать свои недостатки. Мужа она не стеснялась, потому что он был причастен к внешним изменениям не меньше её, это происходило на его глазах и постепенно. Она почувствовала себя загнанной в угол и растерянной.

Яна грубо оттолкнула Демьяна и сразу проснулась.

На завтрак Кеша заказал пиццу и купил кофе. Он включил музыку и, сервируя стол, пританцовывал. Его неуемная весёлость распространялась, словно инфекция, воздушно-капельным путем и даже зацепила Яну.

Она нервно улыбалась и бродила вокруг Иннокентия, попутно переставляя пластиковые тарелки, остановилась у окна и с нарочитым вниманием уставилась на полупустую улицу. Пора, когда деревья были облачены в золото, уже прошла, и теперь чёрные ветви на фоне мутно-синего неба выглядели как трещины на фарфоровом блюде. Сухие, скрюченные листья устилали всё ещё зеленый газон и уже начали гнить.

Когда дверь наконец-то распахнулась, Яна схватила пульт и принялась увлечённо переключать каналы. Демьян с удовольствием вдохнул запах кофе и сел рядом с Яной.

– После завтрака в дорогу?

Яна с опаской подняла на него глаза. Он спокойно выдержал её пытливый взгляд и даже улыбнулся.

Яна заправила волосы за уши и отвернулась.

– Пора на работе показаться. Наверное, меня уже заочно уволили. – Она взяла один стаканчик с кофе, другой протянула Демьяну.

Кеша наблюдал за тем, как переглядываются Демьян и Яна, и копался в бумажнике. Его лицо приняло озабоченное выражение.

– Вынужден вас удручить, но я не могу отыскать свою банковскую карточку. Я покопаюсь в вещах, но дом с привидениями тоже надобно ревизовать.

Демьян успел заметить испуганное выражение на лице Яны, прежде чем она нацепила неискреннюю улыбку.

– Подождём Кешу здесь.

– Не получится, – печально ответила Яна. – Я обещала Анастасии Павловне заехать в больницу, кое-что привезти. Я пойду туда, а вы езжайте к ней домой, а когда закончите поиски, заберёте меня.

Она не хотела признаваться, что намеревалась навестить соседку старухи, а вовсе не ее саму.

Демьяну не понравился этот план: он понимал, что встреча с Анастасией Павловной будет болезненна для Яны. Он хотел возразить, но, увидев на её лице мрачную готовность, промолчал.

Кеша театральным жестом захлопнул пустую коробку из-под пиццы.

– Собираем скарб, товарищи кочевники.

Уже через полчаса, оранжевая машина плавно въехала на парковку больницы. Демьян развернулся к Яне. Она, словно загипнотизированная, смотрела на корпус травматологии, пальцами сжимая спинку кресла.

– Давай мы тебя подождём, – предложил Демьян.

Яна слабо тряхнула головой.

– Нет. Я сначала в магазин схожу, потом в больницу. А вы разберитесь с карточкой. В тот дом я не поеду, даже приближаться к нему не хочу.

Купив в магазине бутылку питьевой воды, туалетную бумагу, яблоки и сдобную булочку, Яна направилась к корпусу травматологии. Сегодня на посту дежурила другая медсестра. Она расслабленно листала книгу, иногда поднимая глаза над краем страницы. Увидев Яну, села ровно и даже слегка смутилась, может, из-за этого и проявила вежливость.

– Доброе утро, вы к кому?

– К бабушке, пострадавшей в пожаре, – Яна на секунду замялась и добавила: – К Максимовне. Мне продукты передать.

Она приподняла пакет над столом, демонстрируя его содержимое.

– К Тучилиной Ольге Максимовне?

– Да. Я уже вчера здесь была у её соседки. А Ольга Максимовна в какой палате?

– В четвёртой. Купите бахилы,– закончила разговор медсестра и снова уткнулась в книгу.

Яна надела заранее купленные бахилы и медленно двинулась по коридору, мысленно ругая себя за то, что последовала совету из сна, а не уехала из города вместе с друзьями. В четвёртой палате дверь оказалась открытой, и Яна заглянула в комнату.

На одной из кроватей лежала пострадавшая в пожаре соседка, её глаза были открыты, но смотрели в потолок невидяще. Яна несмело сделала шаг и застыла в проёме двери. Ольга Максимовна напоминала заготовку для мумии, словно бинтовать её начали с пальцев ног и добрались только до пояса. Руки и лицо огонь не тронул.

Она пошевелилась, взгляд сфокусировался на гостье, застывшей у входа в палату.

Яна зашла в комнату и остановилась у кровати, коленями упираясь в жёсткий матрац.

– Давно вы пришли в сознание?

Пожилая женщина смотрела на неё, словно на призрак, её круглое лицо скривилось, углы губ резко опустились.

– Ты чего не уехала? Дура набитая. Жить надоело! – неожиданно яростно напала она на собеседницу.

Яна на какое-то время растерялась, а Максимовна продолжила:

– Ведьма хотела убить меня и сама чуть не подохла. Не догадываешься, что эта тварюга пожар сама же и устроила, а сначала свои сатанистские ритуалы, небось, провела. Я слышала музыку, – она заметила недоверчивый и откровенно враждебный взгляд Яны и добавила чуть мягче: – Я же о тебе, голубушка, переживаю. Ведьма тебя задурила. Небось, плакалась на судьбу свою.

Дверь скрипнула, в коридоре что-то зашуршало. Старушка вздрогнула, взволнованно залепетала:

– Глянь-ка, нет ли там кошаков проклятых.

Яна послушно заглянула за дверь и вернулась к собеседнице.

– Нет никого, сквозняк, наверное. Чем вам кошки-то насолили? – Яна уже начинала жалеть, что пришла сюда. Женщина явно была не в себе.

– Ага, кошки. Слуги её, – она поманила пальцем. – О детях узнала? Сколько их было?

– Кроме тех, что погибли, ещё пятеро, – нехотя призналась Яна. Ей казалось, что своими словами она подталкивает старушку к ещё более изощренной лжи.

– Понесла не только мать, отец насиловал её и сестру. А может, и сами они под него ложились. Обе девки, как и их братец, сумасшедшие были и злобные, словно бесы. Мать родила ещё двух малышей, чтобы в жертву принести. А потом они убивали новорождённых и дарили их сатане. Какой нормальный человек такое может сотворить? Никакой. Вся их семья – сатанисты, треклятые приспешники диавола. Для них человечья жизнь – ничто.

– Анастасия Павловна призналась, что родители утопили детей, – раздражённо сказала Яна. Её руки дрожали, хотя в палате было даже жарко. Ноги словно приросли к полу.

Пожилая женщина желчно ухмыльнулась:

– Как котят, и она в этом участвовала. Она такая же, как и вся её семья. Не пожалела малых деток тогда, в пятнадцать лет, и не пожалела потом, когда вышла замуж. Она убийца и поклоняется сатане.

Яна скрестила руки на груди.

– Почему вы никому не рассказали?

– Страх, – Женщина горько всхлипнула. – Я боялась, что они и меня, как куренка, придушат. А потом уже поздно было. Пыталась я ведьме этой жизнь подпортить, а толку? Никто ж не верил, вот и ты не веришь.

– Всё это не очень правдоподобно звучит, – согласилась Яна. – Сценарий к фильму ужасов.

– Можешь и не верить.

В отличие от Демьяна, Яна не умела распознавать ложь, но слова Максимовны иголками проникали под кожу. В такую правду верить не хотелось, проще объяснять все сумасшествием соседки и её склонностью к сочинительству.

– Что вы от меня-то хотите?

– Чтобы ты уехала как можно скорее и никогда в тот дом не верталась.

Яна вымученно улыбнулась, поставила пакет на пол и подошла к двери.

– Я и так уезжаю.

– А товарищи где? – не отставала женщина.

Отвечать не хотелось, почему-то было стыдно сознаваться, что они в том самом доме. Яна взялась за ручку и нетерпеливо топталась на месте.

– До свидания.

Максимовна не ответила, обиженно поджала губы и отвернулась к стене.

Яна почти выбежала из палаты и, прижавшись спиной к холодной стене, перевела дух. Мысли толпились в голове, сталкивались и разбивались, не оставляя ни одной здравой идеи. Настораживало воспоминание о сне: если бабушка Паша хотела, чтобы она пришла сюда и поговорила с Максимовной, значит, просто так отмахнуться от этой правды нельзя. В голове тут же всплыл образ помолодевшей бабушки. Как и все предыдущие гости, она не выглядела на возраст, в котором умерла. Погибшая дочка Шалюковой повзрослела и растёт дальше, словно никогда не умирала. Но сестра и брат Анастасии Павловны не вернулись в возраст Христа, а продолжили стареть и дряхлеть.

Она непроизвольно вздрогнула от страшной догадки: видимо, только младшие дети и новорождённые попали в рай, а остальная часть семьи не там – и это многое объясняет.

Яна прошла по коридору и уже собиралась покинуть корпус, как её окликнула медсестра:

– Женщина, подождите. Вы Бизюковой родственница? – не дожидаясь ответа, продолжила: – Передайте ей вещи, она забыла полотенце и носки.

Яна вернулась к посту.

– Она уже выписалась?

– За ней утром внучка приехала. Галя вроде… – Женщина достала из-под стола плоский пакет и подвинула его к посетительнице. – Забирайте.

Яна машинально взяла вещи и побрела по коридору. Пальцы, сжимающие пакет, мелко подрагивали. Она закашлялась, воздух казался густым, как сироп, никак не получалось вдохнуть. Иррациональное ощущение надвигающейся беды сковало мышцы.

Выйдя из здания, Яна села на ступени и часто задышала. Рука нащупала рукоять пистолета под курткой. Оружие при ней, это успокаивало. В кармане запиликал телефон: пришло сообщение. Яна достала его – и тут же выронила на асфальт. Трубка ударилась углом, но экран не потух. Яна наклонилась и схватила телефон. Увидев имя отправителя, немного успокоилась, но, прочитав текст сообщения, почувствовала дурноту. Демьян просил о помощи и призывал срочно приехать в дом Анастасии Павловны.

Яна быстро поднялась и огляделась. В нескольких метрах от неё, прислонившись к стене, стоял мужчина, от него разило парами алкоголя, но одежда на нем выглядела довольно опрятно. Яна подошла к нему и без лишних любезностей попросила номер такси. Мужчина достал телефон и через несколько минут сосредоточенного поиска, продиктовал цифры. Машину долго ждать не пришлось, потёртая иномарка затормозила у шлагбаума, преграждающего путь к корпусам. Пришло сообщение: «Такси прибыло». Яна сверила номер и двинулась в сторону автомобиля.