Анакреон: ошибка выжившего

С такой пищей для размышлений в данный момент справляется только моя семья и Киндра. Это будет под силу всей династии гибридов, имеющих гены симбиотика. Но – развивать эту идею стали не так давно, пока наших родственников больше нет.

Я слышал, следующие потомки сейчас достигли четырехлетнего возраста. Возможно, скоро их выпустят из лаборатории. Мы с Мартой уже намекали Саймону, что могли бы принять участие в опеке… Я бы очень этого хотел. И Марта хотела.

Пополнив коллекцию несколькими тысячами копий личности, я стал строить гипотезы, пытаться сконструировать формулы, по которым имея часть информации, можно узнать всего индивидуума. Мне к тому времени уже многое казалось очевидно. Без глубокого контакта, по одной роже я уже знал, кто имеет склонность мучить котят, кто мечтает построить дом, кому близки однополые отношения, кто в детстве часто ябедничал. Я хотел найти способ передать эту проницательность другим – ведь для нее не нужно ничего загружать в голову, а, значит, это могло бы пригодиться кому угодно, плевать на родство с симбиотиками и наличие нейритов.

Я был огорчен, когда узнал, что мои потуги узнать склонности по форме черепа и лица уже придуманы нашим королем. И по почерку, тембру голоса, пантомимике, по чему угодно. Я изучил все файлы, которыми король со мной поделился. Однако, меня это не удовлетворяло. Для таких методов глаз должен быть наметан. Каждый может научиться, но нужны годы тренировок.

В общем, верхняя часть конусовидного зала – место для моих исследовательских мук. Там бардак, гора мыслей, и пока что никаких результатов.

Мы с Киндрой медленно поднимаемся по винтовой лестнице.

Я сделал в своем доме пол, похожий на серый камень, но значительно мягче. Как дерево, чуть подгнившее или старое и сырое. Этот материал хорошо проводит тепло, за него не цепляются когти, зато можно их поточить, но это как вытереть рот старинным гобеленом.

Мы бесшумно мягко ступаем. Камины зажжены и пышут жаром. Все светильники погашены, но сейчас день, и, хвала моим архитектурным талантам, удачно расположенные окна заливают светом все помещения.

На стенах мои трофеи. Это подарки от друзей, или тех, кто считают моими друзьями себя, или меня – их другом. Их так много, что стен и стеллажей не напасешься. А в силу богатства и значимости некоторых моих знакомых, для многих даров нужны целые золотые пьедесталы.

Здесь перья грифона короля Аэфоса. Дар сомнительный, но частица самого рослого и выдрессированного зверя питомника – внушает немного уважения. Особенно если знать, сколько стоит он целиком. Далее веер королевы Небесного Города, не в благодарность, а скорее в виде своего рода признания, что меня за что-то считают. Королева сочла мой маленький мозг заслуживающим бесед. Это достаточно почетно для города, мнящего себя духовным наставником для братьев своих меньших, но – только для избранных. Любопытно, что, преодолев непростой путь и принеся дорогие дары, все же можешь быть отвергнутым. Рядом меч, подаренный мне главным советником при короле Гидепорка. У него есть свое имя, он передавался из поколения в поколение. Какая честь иметь этот меч! Далее копия книги Всеобщей Справедливости из дворца Справедливости. Простите за каламбур. Эти ребята полагают, что создали систему законов, единую для всего мира. Из-за этого иногда возникают конфузы. Последние годы, не без моего участия, дворец Справедливости перестал совать свой нос не в свое дело, зато особо неприятные дела передают ему, дабы руки не мазать. В общем, из дотошного выскочки дворец стал удобным наемником. Пока все довольны, но внутри его стен медленно произрастает нечто вроде секты, рано или поздно этим придется заняться, а то обострившееся чувство справедливости этих ребят больно ударит нам всем не в бровь, а в глаз. В завершение этой части стены расположилась засушенная лиана из Венга-Линги. Капризное растение, обладающее впечатляющими целебными свойствами. Кому попало не дают.

Но для меня все эти дары – знак моей продвинутой убедительности, шарма, дипломатичности. Я не заслужил тех чувств, которые вызвал в дарителях, просто я убедителен, обворожителен и мастер своего дела.

Единственный во истину ценный дар – катаны с зазубренными краями, куда более длинные, нежели их делают обычно. Это не трофей, это действительно подарок, сделанный мне учителем боевых искусств из Одаринна. Мечи не пылятся на полках, не украшают стены – они всегда за моей спиной, этим даром я действительно дорожу. Конечно, на некоторые приемы их с собой не возьмешь – тогда они отдыхают в вездеходе.

Мы проходим в просторный зал. Рядом с камином стоят два кресла-качалки. Марта шутила надо мной, когда я в нем сидел, надев очки для чтения, – мол, дедулю изображаешь. А потом садилась в такое же, надевала очки и читала. Я глубоко вздыхаю. Вид пустого кресла нагоняет на меня тоску…

– Арл, я потерял твоего сына! – перепуганным плачущим голосом орет Эстебан.

Тирмгард сидит у него на хвосте. Эстебан крутится на месте, решительно не оборачиваясь.

– Пожалуйста, без паники. Он наверняка где-то здесь! – он заглядывает под ковер. Эти шерстяные чудовища есть в комнатах, где играет Тим – ему они нравятся, – Ну в самом деле, не мог он далеко уйти, он еще не ужинал, он слишком ослаб и долго не протянет!

Эстебан карабкается на стену и проверяет щели между шкафами и потолком, заглядывает в картины, ищет между страницами альбомов. Тирмгард беззвучно смеется, он в восторге от происков своего дяди. Да, мы зовем его дядей… Я зову его дядей.

– Да что же вы ржете?! – бросается он на Киндру, – Помогите мне!

– Я думаю, мы можем выманить его на булку с корицей! – говорит она.

– Не можем. Он их все съел, – Эстебан театрально хватается клешнями за голову и сокрушенно опускается на пол, – Горе! Как нам теперь быть?

– Я что-то чую..Что-то, – я втягиваю носом воздух, пока не глядя на Тима, но медленно двигаясь в его сторону, – Похожее на корицу. Думаю, так может пахнуть тот, кто съел булку с корицей.

Я бросаю взгляд в сторону Тима и вижу убегающий в пучину игрушек кончик хвоста.

– Чутье обмануло меня! Однако, есть и другой метод найти Тима.

Тирмгард высовывается из укрытия, грозно топая лапкой и скрестив руки на груди. Не любит он, когда его имя сокращают. Он же гордый мужчина, а не какой-то там карапуз. Я беру его на руки и вздрагиваю от щелчка статического электричества – Тим только начал осваивать нейриты, пока они грубо и бестолково отражают его чувства, иногда помогают снять немного информации с детей его возраста.

Он виляет хвостом, радуясь моему возвращению. Саймон говорит, голос прорежется к шести годам. Я тоже был нем, когда был мелкий – только не так долго, лет до трех. Он тянется к моим нейритам, чтобы узнать новости. Я не знаю, как быть. Вроде бы, уровень его развития не позволяет ему понять лишнего – то, что он не готов узнать, словно и не попадет в его голову. Вроде, его детский взгляд на жизнь и смерть позволяет ему легко перенести такую новость. Саймон подробно рассказал мне по видеосвязи, как лучше поступить. Но я, кажется, не готов принять решение. Я не хочу об этом контачиться, не из-за сына, а из-за себя. Из-за вопросов, которые меня накроют. Из-за его беззвучных рыданий, быстро сменяющихся обычными играми, в силу его возраста.

А что я? Я так не могу, я буду рыдать намного дольше.

Я оглядываюсь и вижу, что меня оставили одного с моим решением и этим невыносимым, любимым наследником, уже выражающим нетерпение и недоумение из-за моего промедления.

Я могу оттолкнуть его. Я могу передать нежелание делиться. Я могу ничего не передавать, пусть сам смотрит издалека, может, не увидит ничего доступного его пониманию.

Но это не честно. Да и свет учености говорит… Черт бы с ними, как бы умны они ни были, они – посторонние люди, а живу тут я.

Тим нетерпеливо крутится, шарит нейритами около моего загривка.

Я создаю контакт и открываю подготовленную ужатую информацию. Без моей паранойи, как бы обоснована она ни была, без политических вопросов, без эмоций. Просто факты.

***

Мы сидим в вездеходе. Один из входов в подземные трассы, расползшиеся на треть материка от Техонсора, расположен под Арахагадрой. Не потому, что тут мой дом, а потому, что Биверн достаточно далеко, можно выходить здесь и не создавать подозрений. Наша транспортная система хорошо скрыта.

Тирмгард только что прекратил реветь и жестами задает тысячи вопросов о нашем путешествии. В подземке он третий раз – иногда Саймон не может провести плановый осмотр в нашем замке, и мы ездим к нему.

Эстебан взял на себя функцию шута горохового. Я благодарен ему. За прошедшие два часа Тим закатил три истерики, между которыми забывал, что мама исчезла насовсем. Это было не так плохо, как тысяча вопросов посреди первого слезотечения. «А когда? А где? А почему? За что? Что сделать, чтобы вернулась?».

Что-то внутри меня скукожилось и разбухает. Меня тошнит, я хочу кого-то убить, в идеале – виноватого в случившемся, но можно и любого крайнего.

Киндра расположилась на переднем сидении рядом со мной и уставилась в свой коммуникатор. То ли ей неприятна моя кислая рожа, то ли она не знает, что сказать, и испытывает известный дискомфорт.

Мимо нас проносятся пятна мягкого неонового света. Гладкие металлические стены отражают его, делая освещение почти равномерным. Этот тип передвижения всегда напоминал мне капсулу, скользящую по кишке. Не очень романтично.

Тихий размеренный гул убаюкивает. Иногда рядом мелькают другие вездеходы. Спешащие по своим делам или припаркованные. Я странно себя чувствую. Я не уверен, что действительность – действительна. Разве может быть так ненадежно? То, что только что было, теперь не существует, и всему виной – досадная случайность? Что за бред?

Разве возможно, чтобы полное жизни, мыслей, чувств и прочих густых субстанций существо просто бесследно исчезло? Где теперь Марта?

Я останавливаю свое падение в околоэзотерическую пропасть. Смотрю на Тима. Он притих и смотрит в окно, словно там есть что-то интересное. Этим детям только окно подавай, все глаза выглядят, еще и слюной капать будут. Даже если оно закрашено.

4

Пронзительный звук ударил меня в самые извилины, я рывком подскочил, в прыжке заметив, что ко мне в постель пришел Тирмгард и оказался подброшен в воздух моим внезапным сальто-мортале. Поймал его, осмотрелся.

Мои апартаменты в Техонсоре. Минимализм, практичность, черные и белые тона. Постель, шкаф во всю стену, стеллаж для книг и иных носителей информации на всю другую стену, техно-угол во всю третью стену. Ну, компьютер, экраны, аудио-штуковины, измерительные приборы, радар-детекторы, все такое. Последняя стена позволила себе отрастить дверь.

Пронзительный звук повторился. Срочно нужно явиться к королю.

Я объясняю Тиму ситуацию, пока наскоро одеваюсь, но он начинает беззвучно рыдать и намертво вцепляется в мою ногу. Я беру его с собой.

Как я уже говорил, Техонсор – великий город, опередивший свое время во всех аспектах развития. Огромный, впечатляющий подземный мир, расположившийся на дне кратера, который не объять взглядом. Величественный и неповторимый, совершенно ни на что не похожий и не понятный. В нем круглосуточно горит искусственный свет, он создает тепло и холод, он окружил себя постройками, которые обеспечивали работу всех этих и многих других благ.

Их были десятки вокруг самого входа в город, спрятанного среди острых скал. Издалека дно кратера напоминало шкуру огромного не то стального, не то каменного ежа, с размаху размазавшегося по земле. Его иглы постепенно становились реже, ближе к краям кратера их уже не было.

В этих шипастых зарослях спрятались не только заводы и генераторы энергии. Тут уютно расположились и размножились некоторые плоды трудов генных инженеров, не нашедшие места внутри города: гигантские скорпионы, сколопендры, пауки.

Высоко над кратером, не проходящие густые тучи таят в себе небесных охотников, патрулирующих местность в ожидании денежных посулов. Иногда курсируют из города, да обратно в город – летят на задания, возвращаются с результатами. Они – наши верные наемники. Верные ровно до тех пор, пока плата их устраивает.

В центре кратера небольшая чистая лужайка, на ней вход в город – гладкая полусфера, окруженная четырьмя острыми скалами, похожими на клыки. Мало кто знает, что к ним присосались каменные големы, размазывающие по стенке всех нежданных гостей. Но не они – главная проблема, а пароль, без которого не вырастет в гладком выступе круглое окно, ведущее внутрь, и который знают только обитатели города. Которые выходят довольно редко, а еще реже – этим путем.

Гладкие стены блестят в свете искусственного света. Тим завороженно оглядывается – в этой части города он никогда не был. Я лихорадочно думаю, кого попросить посидеть с ребенком.

Мы спускаемся по узкой лестнице. Кругом все белым-бело. Белый цвет, стерильность, яркий свет – так же ассоциируются с Техонсором, как всеведение, прогресс, «ачтоэтозаштука?». Последний момент особенно тяжело переносится стареющими местными и теми, кто тут вообще не шарит. Я пока молод, испытываю только информационную перегрузку, сталкиваясь каждую неделю с новыми законами, возможностями, перспективами. А каково старикам? Есть тут один, до сих пор чтит паровой двигатель… Нам с него смешно, но сами такими будем.

Я по рассеянности, недосыпу или из-за личных трудностей перепутал этаж и ломанулся в зал рабочего материала. Он же – зал анабиоза. За ту секунду, что я осознал оплошность, у меня все волосы встали дыбом и, вероятно, немного поседели. Хоть это и длилось пару мгновений, но взгляду Тирмгарда предстала весьма интересная картина – стерильные стены едва видны за навешанными тут и там телами людей. Не только вдоль стен – на железных каркасах висят бледные, лысые тела, заполняя все пространство ровными рядами. Их здесь сотни. Здесь представители всех рас, разных возрастов, полов. Некоторые увечные или, видимо, являются результатами неудачных опытов селекционеров, или как нынче называют тех ребят, что создают новые формы, генных инженеров. Рожденные без глаз, без рук или с тремя руками, ни одна из которых не попала на нужное место. Я закрываю дверь с жутковатыми рядами неподвижный туш, во лбах которых вытатуированы номера, и бросаюсь дальше, еще надеясь, что Тим смотрел в другую сторону.

Но он крутится и выражает вопрос.

– Они не настоящие. Это куклы. Если понадобится сделать какую-то работу, их включат.

Это не такая уж неправда. С одной стороны, это живые существа, с другой, они действительно выключены. В анабиозе.

Мы на минус пятом уровне. Я так и не придумал, куда деть Тима. Эстебан и Киндра отписались мне на наручный коммуникатор, пока я шел, что их тоже позвали. Саймон недоступен. Джай молчит – он на задании. Авель мертв.

Я прикладываю свой коммуникатор к сканеру, рядом с ним вырастает круглая дыра в стене. Я вхожу.

***

Король стоит на возвышении, метрах в тридцати от меня, опираясь руками на перила. Его голова, наполовину утопая в огромном воротнике, похожем и на веер, и на хвост павлина-альбиноса, окутана мягким голубоватым светом – она лысая и узкая, тонкие губы сжаты, глаза прозрачны и спокойны.

На одном уровне со мной эллипсообразный стол, кажется, из стекла. У него нет ножек – это эллипс, согнутый пополам, он сам себе опора. По правую сторону от него сидят Киндра, Эстебан, Больдо – будь он неладен, Мануэль – гениальный, но при этом туповатый ученый из инженеров, страдающий то ли от наивности, то ли от непосредственности, Герберт из генетиков сектора кибернетики, и ожидающий меня пустой стул. Все сидят лицом к королю, но смотрят на меня.

– Я позову Страль, – говорит Герберт и что-то тыкает в своем наручном коммуникаторе.

– Садись, – терпеливо говорит мне король.

Я опустился в одно из кресел за эллиптическим столом – в одно из отвратительных кресел обтекаемой формы, которое совсем не оставляет места для моего хвоста. Я срочно пытаюсь собраться с мыслями, данная компания нетипична даже для экстренных собраний, а у меня тут сын на руках, ведет себя неуважительно для такого общества. Ушами шевелит, носом во все тычется.

Король смотрит на свои руки. Он до того неподвижен, словно умер несколько лет назад, но был удачно забальзамирован. В зале висит тишина, я ощущаю неловкость. К счастью, открывается дверь, ко мне подбегает коротко стриженая щуплая девушка с янтарными глазами и хвостом, оканчивающимся кисточкой.

– Тирмгард, пойдем, – она берет у меня сына. Я сперва напрягаюсь, потом узнаю в ней коллегу Саймона, которая работает со свежевыведенными детишками – Мы будем в пятом секторе, – Кивает она мне, – Скорее всего, где филогенез. Найдемся!

Она убегает. Дыра в стене зарастает без следа. Атыл-Геч Хименес – король – глубоко вздыхает и поднимает на нас бледные глаза.

– Прежде всего, хочу выразить глубочайшие соболезнования и бесконечное отчаяние по поводу нашей всеобщей большой потери. Все, что должно быть сказано и сделано в отношении незаменимой Марты Арлахазар Фелины, будет сказано и сделано в первое воскресенье грядущего месяца. На этом, простите, я вынужден с этой темой пока закончить.

Атыл-Геч переводит дух. Для него это странно и нетипично.

– Не буду тянуть. Серьезно ранен Саймон. Череда потерь наводит нас на мысль о злом умысле. Арлахазар, мы в это сперва не верили… Но твоя бдительность и дальновидность, как всегда, оказались верны. Перед поездкой в Пинтвин, Саймон кое-что нашел в ходе экспертизы… Похоже, Марта повстречала недружелюбно настроенного беркута. Такое раньше происходило?

– В окрестностях Арахагадры нет хищных птиц, вся местная дичь для них слишком велика, – отвечаю я, покрываясь ледяным потом.

– Хорошо. Итак. Авель нелепо умер, занимаясь известным ему делом. Марта попала в несчастный случай с участием птицы, которой не должно было быть в том месте. Саймон нарвался на агрессивно настроенного грабителя, который едва его не прирезал. У нас тенденция. Какие мысли?

– Грабитель явно берега попутал, – вздохнул Эстебан, – Я бы хотел сказать, что тенденция вырезать дипломатов, но Саймон не вписывается. Как он?

– Джай занимается его транспортировкой в город. Прогнозы утешительны.

– Саймон работал над дипломатическими вопросами тоже, – говорит Киндра.

– Строго говоря, не так много персонажей Техонсора вылезают наружу, практически все, кто бывает наверху – дипломаты. Мы не можем составить статистику. Суть в том, что нас кто-то невзлюбил, – говорит Эстебан, – Нас – это не дипломатов, а техонсоровцев.

– С кем-то были разногласия, достойные такой кары?

– Король Биверна хотел двигатели в обмен на людей, но это было в процессе обсуждения и без ноток конфликта. На последнем задании Марта нашла, что ему предложить. Да и Авель уже был мертв к тому моменту, – докладываю я, утирая пот рукавом со лба.

– Все ваши результаты переговоров есть в отчетах, а, значит, и в моей голове, – мягко говорит Атыл-Геч, – Поразмыслите. Кому мы могли помешать? Может, кто-то что-то недоговаривает. Не в смысле сокрытия чего-либо. Может, вы что-то видели или подозревали, но это не относилось к работе и казалось безынтересным.

Король шагает по своему пьедесталу, огороженному перилами. Смотрит на нас. Движения короля плавные, словно он парит в эфире. За его спиной необъятный цилиндрический аквариум со светящейся голубым неоновым светом субстанцией. Это сердце города, чистая энергия, подобно несгибаемому стержню пронзающая весь Техонсор.

Мы с Киндрой законтачились и поменялись соображениями. У нас почти никогда не бывает такого, чтобы мы не знали одно и то же. Можно сказать, у нас пара одинаковых мозгов. По информации, и только, мыслим мы не одинаково. Однако, идей не возникло.

Глухой удар в стену, затем открылась дверь, и к нам вошел Джай. Весь его обнажённый торс залит кровью, перья слиплись, волосы разбросаны.

– Жить будет! Саймон не узнал в нападавшем никого из знакомых. Лицо видел.

– Арлахазар, сними с Саймона информацию и найди преступника. Киндра, ступай в Биверн, узнай, что думают и чувствуют люди о кончине Марты. Эстебан, отправляйся в Одаринн, вынюхай, что сможешь о нападавшем. Джай, на твоей совести узнать, кто занимается разведением, дрессировкой и продажей беркутов. Следите за собой больше, чем за заданием. Возьмите оружие группы Б. Если основания для подозрений выше средних, подозреваемый должен оказаться здесь. Любой намек на угрожающую вам опасность – повод отказаться от всей работы и сразу вернуться. Больдо – подготовь три группы спецназа в среднюю готовность и пять групп марионеток. Любой из отправляющихся может вызвать тебя в подкрепление. Повторяю: любое опасение – повод вернуться.

Мы поднялись и направились к дыре в стене. Король занялся оставшимися учеными. Кажется, он немного подозревает их, но больше обеспокоен передачей дел Саймона, дабы работа не стояла.

***

Холодный свет заливает лабораторию. Тихо гудят приборы, Саймон распластался на койке и выглядит он неважно. Левая сторона его головы, шеи и плеча покрыты десятками швов, и сейчас они выглядят криво и уродливо. Мне всегда казалось, что чем ровнее сшили, тем ровнее заживет, но я как-то видел зашитые последствия укусов крокодила: тоже выглядело скроенным наспех каким-то коновалом, однако, все зажило замечательно. Вероятно, швы выглядят кривыми потому что раны рваные. Но не мне судить, пусть занимаются профессионалы.

В его правой руке катетер, к нему идет капельница. Рядом висит вторая. Саймон в сознании, но еще не отошел от препаратов, которыми его накачали. Тирмгарда решили оставить в зале филогенеза с другими мелкими гибридами – вернее, он так решил. Это хорошее место.

Здесь довольно тесно. В отличие от остальных залов лаборатории, эта комната небольшая и белых стерильных стен практически не видать за стеллажами с расходными материалами, лекарствами и бумагами. Это скорее личный кабинет, чем рабочее место. Здесь могут отлеживаться только свои.

За рабочим столом сидит Страль, смотрит диаграммы на экране. Листает бесконечные таблицы статистики. Сравнивает с показателями прошлых недель. Для нее в них все очевидно, она знает, куда смотреть.

Я сижу на неудобном стуле около койки и смотрю на серо-белое лицо ученого.

– Страль, – глухо позвал Саймон, не открывая единственный уцелевший глаз.

– Да, персик? – отозвалась она своим вечно ласковым, позитивным голосом, не оборачиваясь.

– Добавь успокаивающее в воду в третьем секторе. Два процента.

– Будет сделано. Расслабься, я обо всем позабочусь, а тебе нужно отдохнуть.

– Им очень тревожно…

– О чем речь? – спрашиваю я Страль после минутного молчания.

– В третьем секторе оплодотворенные самки вынашивают наших будущих гибридов. Они чаще всего не в восторге от принудительной беременности, что само по себе скверно, им не нужно волноваться. В редких случаях, они пытаются навредить себе и будущему ребенку, поэтому важно вообще не давать возможности беспокоиться.

– Разве вы еще не перешли на эксплуатацию искусственного организма?

– Нет, у нас только одна синтетическая утроба и ее возможности очень ограничены. Все еще используем людей.

– Как-то это нехорошо.

– Ну извините. Пятьдесят лет назад искусственного оплодотворения не было, вот это было нехорошо. Мы стараемся как можем.

Я думаю, как глупо из моих уст звучит это «Нехорошо». В чем принципиальное отличие, подселяешь ты в женщину нежеланного ребенка или загружаешь в голову чужеродные мысли? И там, и там нечто сродни преступлению против личности.

Вот только в моем случае есть конкретная конечная цель махинаций… Хотя погодите, здесь тоже есть. И в обоих случаях человек не может судить, насколько цель благородна и оправдана. Я немного спотыкаюсь о клубок сложного этического вопроса и решаю думать о своих прямых обязанностях.

Я получил из головы Саймона облик злоумышленника, а заодно скопировал все, что происходило с ним последние несколько месяцев. Я бы взял вообще всю информацию, но и это – колоссальный объем, я перегружен, мне думать и думать, пока все утрясется.

Пока я искал напавшего на Саймона верзилу, я сопоставлял встречи и разговоры Саймона с моими, Марты и Киндры. Нигде не было видно злого умысла и недоброжелателей. Конфликты не назревали. Нам всюду были рады. Нам – техонсоровцам.

В сущности, никто не видел в нас жителей подземного города. Видели или обаятельных личностей – во мне и Марте, или специалиста и спасителя – в Саймоне. Кому мы могли перейти дорогу, я не представлял. Вероятно, обида затаилась намного ранее этого года, но что-то же послужило толчком для действий.

– Арлахазар, – тихо выдыхает Саймон, – мне очень жаль. Прости, я должен был раньше обратить внимание, ты бы не искал так долго, ты же прав был…

– Расслабься, истина приходит, когда к ней готовы.