Странник

– Спасибо, – нехотя согласился я, натягивая на себя необычную, хотя и довольно удобную, накидку. – Сидит как родная.

Мой ненавязчивый юмор, видно, пришелся по душе гостеприимным обитателям небольшого панамского острова, и они любезно пригласили меня с ними отобедать. Как я уже говорил, чувство голода настолько сильно терзало меня изнутри, что отказаться я не смог, и вскоре мы дружной веселой толпой двинулись сквозь джунгли по направлению к их небольшой, но, как оказалось, весьма и весьма уютной деревеньке.

Наскоро умывшись из бочки, наполненной дождевой водой, я почувствовал себя намного лучше, ведь, что ни говорите, но я был белым человеком, и даже не столь длительная прогулка под жаркими лучами тропического солнца сделала свое дело, а именно измочалила меня довольно основательно. Хотя, не скрою, я испытал и несколько довольно приятных моментов: шедшая рядом со мной индейская девушка как бы невзначай несколько раз коснулась меня своей рукой, обжигая, пожалуй, не меньше, чем раскаленное докрасна светило. «Приятно, черт возьми», – подумал я, не осознавая еще до конца природу этого неожиданного взаимодействия…

Вождь жестом пригласил меня сесть за стол рядом с ним, что подразумевало его явное ко мне расположение. Я с радостью согласился, особенно, когда заметил в центре стола жареную на вертеле тушу невиданного экзотического животного. Хоть я и был уже довольно прилично одет в чужое пончо и процесс загрузки моей памяти практически подошел к концу, все же некоторые, по-видимому, первобытные инстинкты еще довлели над моей интеллигентной натурой. В данном случае это выразилось в том, что при виде такого количества еды у меня началось обильное слюноотделение, и руки сами непроизвольно потянулись к лежавшим передо мной ножу и вилке.

– Можно, я попробую это? – едва успел задать я вопрос вежливости.

– Конечно, ответил добродушный вождь. Угощайся! Ты наш гость, пришедший к нам с океана без лодки. Поэтому мы крайне удивлены и рады тебе, странник.

«Опять это странное слово. Почему он называет меня именно так, а не иначе?» – пронеслось у меня в голове.

– Что это за дивное мясо? – с видимым удовольствием пережевывая огромный кусок, поинтересовался я.

– Это тапир, – неожиданно ответил тонкий нежный голос справа от меня.

Я повернул голову и только сейчас заметил, что та самая девушка, которая якобы случайно касалась меня на прогулке рукой, опять находится рядом и подкладывает на мою тарелку разные экзотические кушанья.

– Мучисимас грасьяс, – учтиво поблагодарил ее я.

– Не за что, – ответила она, как вы, наверное, уже догадались, на активированном в моем подсознании и потому не вызывавшем у меня никаких затруднений испанском.

– Как тебя зовут? – поинтересовался я, не без труда запихивая в рот кусок экзотического дуриана.

– Санта Бланка де ля Эстрелья Верде Папуа Вух, – ответила длинноволосая красотка. – Я дочь вождя.

При этих словах сидящее за столом практически в полном составе племя одобрительно загалдело:

– Да, дочь вождя. Да здравствует, наш вождь, великий Папуа Вух де Санта Бланка.

На лице старика появилась самодовольная улыбка.

– У вас с вашим отцом очень похожие имена, – заметил я.

– Для краткости можешь называть меня Эстрелья, – улыбнулась девушка. – А, кстати, как твое полное имя?

– Странник. Отныне это и есть мое полное и единственное имя, – незамысловато ответил я.

Дочь вождя подозрительно посмотрела на меня, как будто бы уличив в какой-то не очень-то умело сфабрикованной лжи. Но лжи никакой не было, до этой встречи с индейцами с небольшого панамского острова у меня действительно не было никакого имени, никакой фамилии и никакого отчества, да, собственно говоря, и быть не могло!

– Ладно, – сказала она и, встав из-за стола, стрелой улетела куда-то в джунгли.

– Очень красивая и быстрая у вас дочь, – искренне похвалил я это невинное чадо.

Неожиданно сидевшие вокруг меня индейцы словно по команде перестали жевать и выжидательно посмотрели в сторону вождя. «По-видимому, ты сморозил что-то бестактное», – шепнул мне внутренний голос, но убегать не посоветовал. Не найдя ничего лучше, я последовал примеру остальных и также с интересом уставился на старика. Взяв небольшую паузу, в течение которой он, вероятно, раздумывал над тем, зажарить меня живьем или женить на своей дочери, великий Папуа Вух, в конце концов, повел себя как истинный дипломат, бросив лишь следующее:

– Она у меня еще и очень прозорливая.

– Вот как, – искренне заинтересовался я и, кстати, успокоился, заметив, как индейцы, оценив реакцию вождя, вновь спокойно приступили к трапезе, – позвольте полюбопытствовать в чем это выражается?

– Она умеет предсказывать погоду, вызывать духов и управлять судьбами людей.

Если предсказание погоды и вызывание духов не породили во мне сомнений, то в отношении управления судьбами людей, признаюсь, у меня закрались некоторые подозрения. Дабы не сказать еще чего-нибудь лишнего, я предпочел наполнить бокал кокосовым соком и произнес хвалебную речь в честь приютивших меня таких милых и доброжелательных людей. Сейчас я едва ли вспомню ее дословно, но заканчивалась она примерно так:

– Так пусть же все окружающие нас духи воды, ветра, огня и джунглей помогут прожить нам наши жизни в гармонии с природой и друг другом, пусть устами великого вождя Папуа Вуха, давшего мне имя «Странник» и имеющего самую прозорливую дочь на свете, говорит сама мудрость, и пусть ваше доброе племя просуществует на этой земле столько лет, сколько песчинок можно насчитать на пляжах вашего острова. Пусть бури и штормы минуют вас стороной. Пусть ваш мир пребудет в том виде, в котором он был изначально создан, и пусть ничто не нарушает ваш покой и уединение. Я поднимаю, этот бокал за моих новых друзей, за чистое небо над вашими головами, за ваши мечты, надежды и устремления. Будьте счастливы и огромное спасибо вам за ваше гостеприимство.

Выслушав до конца мой спич, индейцы одобрительно загалдели и, опорожнив бокалы, принялись раскуривать трубки. Женщины засуетились, убирая с огромного стола грязную посуду. Наступало время сиесты, то есть всеобщего умиротворения и неспешных мыслей и разговоров.

– Завтра утром мы отвезем тебя на материк, Странник, – сказал вождь. – А сейчас отдыхай, развлекайся, а я пойду немного вздремну, ведь я уже немолод и после сытного обеда меня неминуемо тянет ко сну.

– Приятных сновидений, вождь, – улыбнулся я. – И еще раз – огромное спасибо за приют.

Старик добродушно потрепал меня за плечо и скрылся в своем доме, построенном, как и все остальные, на деревянных сваях на высоте примерно трех-четырех метров от земли. Тогда я еще не подозревал, что такая конструкция совершенно необходима в здешних местах по двум причинам: во-первых, она позволяла спасаться от диких зверей и, во-вторых, относительно комфортно чувствовать себя во время жутких тропических ливней, во время которых, кажется, что небеса действительно разверзаются и вода льется будто бы из ведра.

С переполненным животом я еле добрел до ближайшей секвойи и удобно уселся, уперевшись спиной в могучий ствол. Я закрыл глаза и моментально погрузился в блаженное состояние медитации и воспоминаний, которых у меня было, как вы понимаете, еще не так много. Пение птиц, доносившееся практически отовсюду, дополняло эту и без того умиротворенную картину первозданного счастливого бытия. Я вспоминал каждую мелочь, ловил каждый шорох, пытался распознать окружавшие меня запахи цветов и бодрящего табачного дыма. И, конечно же, я снова и снова переживал те несколько слов и, особенно, прикосновений, которые подарила мне она, эта непосредственная и прозорливая Эстрелья. Эмоции переполняли мою душу. Сердце билось учащенно как никогда. Наверное, в этот момент я впервые почувствовал вкус настоящей жизни.

Внезапно кто-то нежно взял меня за руку. Я открыл глаза и чуть было не захлебнулся от счастья. Это снова была она, дочь вождя. Девушка не зря убегала куда-то в джунгли. Там она нашла какие-то травы и спела мне из них замечательный перстень в виде змеи, положившей голову себе на хвост и символизировавшей, по всей вероятности, всю мудрость мира и всевышнюю любовь. Она надела мне это кольцо на мизинец правой руки и, таинственно улыбнувшись, прошептала на ухо:

– Не снимай его до тех пор, пока…

В этот момент раздался страшный удар грома, и освежающий тропический дождь пролился на наши головы со всей своей природной непосредственностью. Мы сидели, взявшись за руки, и слушали рассказ, который выстукивали для нас по стволу секвойи огромные капли. Мой первый день плавно перешел в фантастический вечер, за которым довольно резко, как только и бывает в тропиках, на землю опустилась непроглядная ночь…

Глава 3. Поводырь.

Счастливый, я шел по Авенида Бальбоа, не без удивления разглядывая величественные небоскребы, которые заполонили столицу Панамы Панама-Сити за последние несколько лет. По правую руку от меня шумел Тихий океан, на волнах которого мирно покачивались выстроившиеся друг за другом гигантские корабли, ожидавшие очереди, чтобы пройти через канал. Чуть дальше виднелись три искусственных соединенных между собой острова, материалом для строительства которых стала земля, извлеченная при рытье канала. Ярко светило солнце, лучи которого отражались от натертых до блеска искусными мойщиками-верхолазами стекол небоскребов. Стаи пеликанов сновали туда-сюда на бреющем полете, словно самолеты охраняющие неприступность воздушных границ этого необычного во всех отношениях города. Звуки автомобильных клаксонов вперемешку с мелодичной испанской речью, подгоняемой легким бризом, гармонично дополняли эту и без того весьма колоритную сюрреалистическую картину. По сравнению со спокойным индейским островом, в джунглях которого я провел свой первый незабываемый день, столица этой небольшой латиноамериканской страны показалась мне поистине чем-то экстраординарным. Теперь, конечно, я знаю, что благодаря доходам от канала, оффшорной зоне в городе Колон и высокоразвитой банковской системе, эта, пожалуй, одна из самых космополитичных столиц мира, является весьма и весьма процветающим местом на планете. Но это сейчас, а тогда, в мой второй день пребывания на этом свете, одетый в индейское пончо и улыбающийся всем и вся, что зачастую выглядело довольно странно, я знал только то, что знал, а именно ничего, кроме того, что нахожусь в потоке, который сам, вероятно, принесет меня к нужным берегам.

Мысли мои в тот момент были столь же чисты и прозрачны, как тихоокеанский воздух. Мне вспоминался вождь, его добрая и ласковая дочь, весь непосредственный приютивший меня индейский люд, вкуснейший тапир, приготовленный на вертеле, и божественная тропическая ночь, в течение которой я практически не спал, а сидел, высоко задрав голову, пытаясь сосчитать количество звезд на небе, одновременно анализируя, как плавно и гармонично входили в меня в течение дня имеющиеся теперь в моей голове знания. Внезапно – хотя чего тут внезапного! – передо мной появился парк с аттракционами, лавочками и огромным количеством зелени и тропических цветов, что было очень кстати среди этого бетонно-асфальтового конструктивизма. Нет, я не устал, я знал, что путь мой долог и был к нему подготовлен как морально, так и физически. И все же, для того чтобы двигаться вперед, мне нужно было отдохновение, минутный покой и хотя бы стакан воды, потому что… потому что мне просто ужасно хотелось пить. Шумная стайка детей дошкольного возраста пронеслась мимо меня по направлению к небольшому уютно расположенному под навесами от солнца кафе. Вдохновленный этим простым человеческим действом, я последовал за ними и встал в очередь. Стоявшие передо мной люди не без опаски осмотрели меня с ног до головы и на всякий случай отошли в сторону. Возможно, я несколько вычурно смотрелся в расшитом малопонятными символами пончо и все же…

– Можно мне стакан воды? – широко улыбнувшись, попросил я молодого чернокожего продавца.

– Вам какой именно: кока-кола, спрайт, минеральная?

– Просто воды, – удивился я, такиму необычному, на мой взгляд, встречному вопросу.

Продавец открыл бутылку «просто воды», налил ее в стакан со льдом и поставил на прилавок.

– С вас доллар пятьдесят, – сказал он.

– Но у меня нет денег, – честно признался я и для убедительности похлопал себя по отсутствующим на пончо карманам.

– Понятно, – ответил парень и покрутил головой в поисках ближайшего полицейского.

– Его здесь нет, – откуда-то догадавшись о том, кого он ищет, уверенно произнес я. – Вы, извините, но мне просто очень хочется пить, и я не знал, что за это нужно давать деньги.

Продавец смерил меня понимающим взглядом и, покрутив указательным пальцем у виска, ответил:

– Ладно, это за счет заведения, индеец, но в следующий раз этот номер у тебя не пройдет!

– Спасибо, – поблагодарил я продавца и сел за ближайший столик.

«Похоже, продавец не шутил, – думал я, – по всей вероятности, здесь за все надо платить деньги. Но где их брать? Странно, у индейцев такой проблемы вообще не возникало. Ладно, кривая вывезет». Вода со льдом благоприятно подействовала на меня и придала сил. Я не без удовольствия смотрел на резвящихся на аттракционах детей и сам ощущал себя таким же непосредственными и наивным ребенком. «Как было бы хорошо, если бы детство никогда не кончалось», – неожиданно забрела ко мне в голову очередная неизвестно откуда взявшаяся мысль. Почему она забрела именно ко мне, человеку, у которого никогда не было никакого детства, – непонятно! Ну, раз уж забрела, значит, так нужно. И я неспешно с толком, чувством и расстановкой додумал эту мысль до конца. Между тем, к моим ногам подкатился футбольный мяч, запущенный кем-то из ребят, и я не без удовольствия поднялся и весьма технично отдал пас подбежавшему ближе всего ко мне мальчонке.

Игры играми, но время текло, и нужно было позаботиться о еде и ночлеге. Я прошелся еще немного и решил заглянуть в одну из встретившихся мне по дороге гостиниц.

– Я могу снять у вас номер? – поинтересовался я у приветливого на первый взгляд администратора.

– Конечно, сеньор, – любезно ответил он, – для этого мне необходим ваш паспорт.

– Паспорт, – недоуменно пожал я плечами, – а это еще что такое?

Моментально улыбка исчезла с лица моего визави.

– Паспорт – это документ, удостоверяющий вашу личность, – терпеливо попытался объяснить он.

– Удостоверяющий мою личность? – еще больше удивился я. – Разве мою личность надо удостоверять?

– Конечно.

– А зачем? – задал я очередной, как мне казалось, вполне естественный вопрос.

Однако терпение администратора, похоже, подходило к концу:

– Извините, без паспорта мы не можем предоставить вам номер, – резюмировал он и добавил: – Следующий, пожалуйста!

Потупив взор, я медленно вышел из гостиницы и побрел дальше, размышляя над абсурдностью человеческого существования: «Чтобы сказать, что я – это я, надо предъявить документ, а, чтобы попить воды, надо дать продавцу деньги, которые, в свою очередь, непонятно откуда брать. Да, мне многому еще предстоит научиться и, по-видимому, далеко не все знания, как мне казалось раньше, были загружены в мой вместительный мозг».

Вечер моего второго дня пребывания прошел далеко не так сладко, как первый, не говоря уже о ночи, которую мне пришлось скоротать на лавочке, расположенной на берегу Панамского канала у моста «Лас Америкас», соединяющего Северную Америку с Южной. Сперва мне удавалось затмить вновь начавшее донимать меня чувство голода, разглядывая проходящие через канал величественные корабли, подсвеченные точно в сказке многочисленными огоньками. Я был поистине поражен величием человеческой мысли, создавшей это феноменальное по масштабам исполнения сооружение, расположенное к тому же в самом центре мира между двумя огромными континентами. До рассвета я занимался тем, что считал количество палуб на пассажирских лайнерах, пытался на глаз определить протяженность проходивших мимо танкеров и барж, слушал плеск волн и, возможно, впервые задумался о бренности бытия и о том, как это может соотноситься с вечностью? Однако к утру накопившаяся усталость сделала свое дело, и мне пришлось улечься на жесткую поверхность скамейки и в постоянном ерзанье и переворачиваниях с боку на бок провести остаток этой неоднозначной ночи.

Примерно в семь утра меня ласково потрепал за плечо полицейский и приказал убираться куда-нибудь подальше, но куда именно не уточнил. Нехотя я поднялся и направился к океану, чтобы в его водах остудить неспокойную душу и хоть частично смыть усталость с украшенного отпечатками скамейки тела. Вид в этот момент был у меня довольно жалкий. Неслучайно, по-видимому, проезжавший мимо меня на кабриолете молодой длинноволосый парень презрительно сплюнул в мою сторону и демонстративно резко нажал на педаль газа. Ярко желтый автомобиль понесся как угорелый.

– Не спеши, а то успеешь, – только и успел пробурчать я, как вдруг услышал страшный хлопок: это не заметивший красного сигнала светофора кабриолет на огромной скорости протаранил мусороуборочную машину.

Первым моим порывом было желание броситься на помощь невезучему и невоспитанному водителю, но, заметив, что, чертыхаясь и нервно таращась в мою сторону, он самостоятельно, хоть и не без труда, выбрался из авто, я повернулся и, показав ему свою стройную спину, медленно побрел по направлению к пляжу. Справедливости ради надо сказать, что в окрестностях города мне так и не удалось отыскать чего-то стоящего и пришлось купаться на мелководье с каменистым дном в окружении стаи пеликанов, которые, нисколько не смущаясь моим присутствием, завтракали, наслаждаясь только что выловленной рыбой.

Мне тоже страшно хотелось есть, но интуиция, еще одно мое отличительное качество, со всей определенностью подсказывала мне, что не хлебом единым и не рыбой жив человек, и что вскоре меня ждет нечто большее, что, возможно, даст мне гораздо более нужную и важную пищу – пищу для ума. Ведомый этими подсказками я снова оказался на Авенида Бальбоа, на которой оказываешься всякий раз, как только попадаешь в Панама-Сити. К этому времени город проснулся и забурлил своей суетой. Яркие солнечные зайчики, отражавшиеся от натертых до блеска автомобилей, скакали не только по лужайкам, но и стенам соседних небоскребов, что придавало всему этому великолепию еще более фантастический вид. Я шел и глазел по сторонам, не переставая удивляться тому, как люди могли все это построить: все – от канала до искусственных островов и делового центра столицы, так называемых «каменных джунглей Панамы»?

Неожиданно – опять-таки почему неожиданно? Может, напротив очень даже закономерно? – мой взгляд упал на импозантного седоволосого мужчину примерно лет пятидесяти, склонившегося над шахматной доской в напряженном раздумии. По-видимому, шахматные программы были загружены в меня при появлении на этот свет в большом количестве. Как бы то ни было, игра заинтересовала меня, и я решил подойти поближе. Быстро оценив ситуацию, я понял, что у белых, которыми играл седоволосый игрок, есть небольшое позиционное преимущество, которое необходимо было реализовать. Вместе с тем, у черных, разыгравших надежную сицилианскую защиту, положение было отнюдь не критическим, и при умелых действиях они в перспективе могли рассчитывать на неплохую контригру на ферзевом фланге.

– Да, тут вам, видимо, придется попотеть, – сказал я, обращаясь к седоволосому.

Молчание было мне ответом. В течение еще примерно пяти минут игрок тщательно обдумывал свои последующие действия, после чего, как это ни удивительно, сделал ход, который сделал бы и я, если бы сидел за доской. Как говорил великий Хосе Рауль Капабланка: «Когда другие анализируют позицию, чтобы лучше ее понять, я уже в целом вижу, как будет развиваться партия». Надеюсь, это хотя бы частично относится и ко мне. Однако то, что произошло сразу вслед за этим, несколько поколебало мою самоуверенность. Странный игрок неожиданно поднялся с места и пересел на противоположную сторону, погрузившись в не менее серьезные размышления, чем мгновение назад.

– Вы что же это, пытаетесь обыграть самого себя? – невольно вырвалось у меня.

Молчание, возведенное во вторую степень, повисло в воздухе, отчего атмосфера стала постепенно разогреваться. Не то, чтобы я напрочь был лишен этикета – нет, по-видимому, хорошие манеры каким-то чудесным образом уживались во мне с чувством непосредственности. Я подошел ближе к игроку и сел напротив. Теперь у белых фигур появился новый хозяин, вождь, человек, который только два дня тому назад пришел в этот мир со своими знаниями, своими недостатками и своей миссией. Не знаю, обрадовались ли этому белые, но черные, управляемые длинноволосым предводителем, словно сорвались с цепи и уже следующим ходом устремились в решительное контрнаступление. Так как я предугадал такую возможность, то, не думая ни секунды, протянул руку и сделал, в сущности, само собой разумеющийся в данной ситуации ход. К моему удивлению, невозмутимый, как казалось, игрок поднял на меня настороженный взгляд. Я думал, что озадачил его быстротой реакции, но дело оказалось в другом.

– Откуда у тебя это кольцо? – неожиданно спросил он, осветив меня взглядом ясных голубых глаз.

Я посмотрел на безымянный палец правой руки и обнаружил, что сплетенное мне очаровательной Эстрельей украшение, несмотря на то, что я несколько раз окунал его в воду и даже купался в нем, сохранило свою привлекательность и, по всей видимости, некий сакральный смысл.

– Мне подарила его дочь вождя одного индейского племени! – гордо ответил я. – А в чем, собственно, дело?

Добродушная улыбка заиграла на губах моего необычного визави, обнажив на редкость белые и красивые зубы.

– Все ясно, все ясно, – сказал он, – теперь ты можешь сделать с ним то, что она тебе посоветовала.

– Да, но она сказала, чтобы я не снимал его до тех пор, пока… – Неожиданное озарение пронзило меня словно молния. – То есть вы хотите сказать, что…

– Что «до тех пор, пока» для тебя уже наступило.

– Когда я встретился с вами и сел напротив?

– Да, и, кстати, довольно бесцеремонным образом.

– Простите, но это получилось как-то само собой. Значит, вы и есть тот человек, который… о котором меня и предупреждала Эстрелья?

– Зови меня Поводырь.

– Поводырь? – изумился было я, но, вспомнив о том, что наступает моя очередь, спрятал поглубже нахлынувшие на меня эмоции и представился: – Очень приятно. Странник.

Мое имя явно пришлось по вкусу моему новому знакомому.

– Странник – это хорошо, – одобрительно покачал он головой. – Это имя в наиболее общем виде и отражает сущность настоящей творческой и постоянно ищущей натуры. Мне кажется, ты именно такой и есть?

– Не знаю, – честно признался я, – хотя и надеюсь на это в глубине души. Но ведь теперь мне нечего беспокоиться, правда? Ведь у меня есть Поводырь!

– Посмотрим, какой из тебя выйдет толк, – уклончиво ответил мой новый загадочный знакомый и добавил: – Отдай мне это кольцо, я сохраню его на память.

Я послушно выполнил его просьбу. Когда же мое сокровище скрылось в кармане его белых брюк, он пристально посмотрел мне в глаза и спросил:

– Доиграем?

– Конечно, – не без огонька ответил я и, подумав какое-то время, сделал ход конем, причем, в буквальном смысле этого слова.

– Интересно, – покачал головой Поводырь и, в свою очередь, погрузился в размышления над очередным ходом.

В этот момент у меня появилась возможность получше разглядеть его. Это был высокий и стройный мужчина с благородным лицом. Собственно, если бы не несколько глубоких морщин, пробороздивших его широкий лоб, и не седые волосы ему вполне можно было бы дать лет на двадцать меньше. Легкий панамский загар неплохо гармонировал с белыми рубашкой и брюками, которые он носил. Его ботинки со слегка заостренными носами были, вероятно, модны, но, главное, легки и практичны. Часов Поводырь не носил, а единственным его украшением была золотая цепочка на шее с весьма оригинальным «индейским», как мне показалось, плетением. Когда он делал очередной ход, я также обратил внимание на его широкие и жилистые запястья, что наводило на мысль о его хороших физических кондициях, да и просто о силе, сосредоточенной в этих руках. Но самым главным в его благородном и импозантном облике были, конечно, чистые как панамское небо голубые глаза. Никогда ни «до», что, может быть, и естественно, учитывая особенности моего появления на земле, но и не «после» мне не приходилось видеть столь ясного и целеустремленного взгляда. В нем было все – и мудрость, и любовь, и умиротворение, и надежда…

– А ты не так прост, Странник, как может показаться на первый взгляд, – делая очередной ход, заметил мой старший товарищ. – Где ты учился играть в шахматы?

– Нигде, – простодушно ответил я, просчитывая одновременно изящную комбинацию, связанную с жертвой легкой фигуры и приводящей, кажется, к форсированному выигрышу. – Я вообще новичок в этом грешном мире.