Хроники Нордланда. Пепел розы

Потому, что не волк я по крови своей,

И меня только равный убьет.

О. Мандельштам

1.

Один дракон рассказывал мне, что далеко-далеко за десятью морями есть народ, не похожий ни на один из тех, которые мы знаем. И этот народ создает удивительные сады: в них нет ни цветов, ни деревьев, только камни. Которые расположены так, что с какой стороны наблюдатель ни смотрит на эти камни, какого-то одного из них он не видит. И я вижу в этом особый смысл. Глядя на какую-то ситуацию, какое-то событие, оценивая их, мы должны всегда помнить об этом камне, то есть, учитывать, что есть нечто, чего мы не видим. Что привести в пример? Ну, покидая в марте Блэкбург, Гарет Хлоринг нанес герцогу Анвалонскому смертельную обиду, причинил боль Софии и дал своим врагам повод смеяться над собой и считать себя глупее, чем он был. Но этот поступок спас жизнь девушке, которую иначе отравили бы по приказу мастера Дрэда. Гарет не видел этот «камень», а мастер Дрэд, прекрасно знавший про Софию, в свою очередь, не видел другой – что поступить неучтиво с семьей герцога Анвалонского Гарета толкнула не глупость, а одержимость поисками брата. Считая Гарета Хлоринга дурачком, Дрэд допустил серьезный промах. И так далее – понимаете мою мысль?.. Это происходит повсеместно. Я не знаю в истории ни одной известной интриги, которая, даже после блистательного первоначального успеха, в конце концов не обернулась бы крахом. Искушенные в интригах римские сенаторы и патриции вели свои игры, убивая, подкупая, соблазняя, и добиваясь своих больших и малых внутренних целей, уж точно не для того, чтобы в итоге восторжествовали варвары, а империя пала и погребла их под обломками! Венецианские дожи, успешно интригующие сейчас против Византии, стремящиеся устранить сильного соперника в торговых делах Средиземноморья – видят ли они, какая сила играет в молодых, голодных и злых турках-сельджуках? Свалив византийцев, не получат ли они нечто гораздо более могущественное и враждебное, и уцелеют ли после этого сами?.. Я это все к чему? Ну, наверное, к тому, что я не оракул. Я знаю, что чего-то не знаю, и не более того. Размышляя сейчас, из дали прожитых после тех событий лет, я начинаю видеть их иначе, чем видела тогда, будучи их участницей. Я не буду даже пытаться утверждать, что я беспристрастна, ведь это невозможно, если ты живая, если думаешь, чувствуешь, любишь и ненавидишь… А мои тогдашние любовь и ненависть нисколько не стали меньше и умрут, наверное, только вместе со мной.

Часть первая: Волки Элодисского леса

Глава первая: Рыжий тролль

В последней перед городком Смайли деревеньке, Каменке, телегу с привязанным к бортам Вепрем встретили несколько верховых. Вепрь не шибко разбирался в сословных отличиях, но рыцаря отличить от гражданского мог. Так вот, рыцарей среди двух десятков конных было двое, оба – не самые роскошные. «Вряд ли барон хоть один из них. – Подумалось Вепрю. – Дрянновато выглядят для барона».

И был прав: это были однощитные рыцари, состоявшие на службе у барона Смайли, входившие в его свиту. Кнехты, повязавшие полукровку, при виде них насупились, тот, что постарше, принял воинственный вид:

– Слетелись, стервятники, на падаль?.. Это наш чельфяк, нам за его, значицца, приз полагается!

– Барона нет в Смайли, он гостит в Блэксване. – Отрывисто бросил долговязый тощий рыцарь в поношенном лентнере, на котором остались оттиски лат, – я вместо него.

– Неужто тамошнюю госпожу того… – Начал, лыбясь, рябой, и осекся под пронзительным взглядом тощего.

– Или она его! – Тихо сказал кто-то рядом, и все, даже конные кнехты и второй рыцарь, пониже, но поплотнее и посимпатичнее, заухмылялись.

– Энтот чельфяк… – начал, коротко откашлявшись, рябой, но Вепрь перебил его:

– Я хочу сдать вам Птиц. – Хрипло сказал он. – Почему – мое дело. Я знаю, где они.

– А вот это интересно. – Тощий подъехал к нему так близко, что его конь, гнедой кастилец, зафыркал травно-овсяным духом прямо Вепрю в лицо, почти касаясь жесткими усами. – Говори.

Как-то сразу Вепрь понял, что, не смотря на комичную внешность, тощий рыцарь с кабаном и раковинами в гербе – персона серьезная.

– А что говорить? Я не с ними. Попал к ним, случайно, но не понравились они мне. Я служил барону Драйверу на юге, попался Хлорингам, они меня чуть на кол не посадили. Ушел, подался на Север, очутился здесь. Не Птица я.

– Барону, значит, Драйверу… – Протянул тощий. – Какая, однако, регулярная загогулина роковой судьбы… – При этом он как-то странно смотрел на Вепря, словно испытывал его этим взглядом, или провоцировал на что-то. Вепрь запоздало подумал: а не был ли этот рыцарь гостем Садов Мечты? Хрен его знает, он никогда к ним не присматривался, ненавидел их с самого отрочества. И насторожился. Плохо это, или хорошо? Для него лично?..

– Понимаешь, это хорошо, что служил барону. И что сдать хочешь Птиц, это тоже хорошо, это правильно, это очень разумно. Не дурак, да? – Он дружески усмехнулся Вепрю, и тот осторожно усмехнулся в ответ. – Наверное, не против к барону Смайли пойти? Ну, если честно-то?

– Возьмет – пойду. – Что-то в этом аттракционе дружелюбия Вепря насторожило.

– Так ты зря это. – Перестал улыбаться тощий. – Барон Смайли вашего брата, чельфяков, ненавидит люто, и никогда не свяжется с таким, и думать не моги. – Он сделал паузу, наблюдая, как меняется лицо Вепря. – А вот я могу и взять. Я, милый друг, регулярно индифферентен к чельфякам, эльфам, и прочей нечисти. Я и гулю с погоста применение найду. Что думаешь?.. Зовут меня сэр Брэгэнн, сэр Карл Брэгэнн. По линии матери в родстве с Бергквистами и Карлфельдтами.

– Пойду и к тебе, коли не шутишь. – Буркнул Вепрь.

– Я, милый друг, никогда не шучу. – Сэр Брэгэнн прямо-таки буровил Вепря своими небольшими, близко посаженными, неопределенного темного цвета глазами. – Вообще шуток юмора не уважаю. И хохмачей регулярно не жалую.

Будь на месте Вепря Мария или Гор, они мгновенно узнали бы в этом долговязом рыцаре Катулла, одного из главных мучителей девушки, с которым у Гора однажды вышла стычка из-за нее. Вепрь же в нем гостя Садов Мечты лишь заподозрил, но и от этого подозрения ему стало не по себе. Он и сам не замечал за собой пока этого, но общение с Птицами что-то все-таки изменило в нем, что-то тронулось в его сердце с места, пока что незаметно и почти неощутимо. Он, если можно так сказать, коснулся альтернативной реальности, до сих пор ему неизвестной, попробовал на вкус другие отношения, другие ценности. И именно из этой другой реальности завсегдатаи Садов Мечты теперь виделись ему особенно отвратительно.

– Ты, я смотрю, тоже не весельчак, мой милый друг? – Сэр Карл спешился, стянул одну перчатку. Кто-то из его людей тотчас же принял коня и отвел в сторону. Если бы Вепрь лучше разбирался в таких вещах, он заметил бы, что хоть одет рыцарь и бедно, но конь у него отличный, а меч на скромной потертой кожаной перевязи, с простым, ничем не украшенным эфесом, тем не менее, стоит не меньше сотни дукатов – огромные деньги в Нордланде. Но Вепрь заметил зато, с каким напряженным вниманием смотрят на его собеседника остальные люди, и даже рябой, хмурясь и досадуя, спорить, тем не менее, не смеет.

– Понимаешь, – сэр Карл кивнул, и кнехт разрезал путы на руках Вепря. Тот с наслаждением, одновременно морщась от неприятных ощущений, принялся растирать запястья и онемевшие ладони одна о другую. – Твои друзья… или не друзья, Птицы, в общем, – очень всех здесь достали. Дерзкие они, регулярно, понимаешь? Я не люблю дерзких. Мой господин очень хотел бы с ними покончить, но он, регулярно, очень небрежно подходит к этому делу; другие у него приоритеты. А я, если меня что-то зацепило, уже не успокоюсь, пока не восстановлю статус-кво. И действую последовательно. Сегодня; через неделю; через год; через десять лет – но я своего добьюсь. А еще я, регулярно, добиваюсь определенности. Я мог бы просто взять тебя, и использовать, не объясняя ничего и не спрашивая. Но могу и объяснить. Твое желание служить, мой милый друг, оно похвальное. Очень похвальное. Мне оно нравится. Но как служить? Какую службу ты представляешь? И как ее вижу я? Вот, в чем вопрос вопросов. Допустим, – говорил он размеренно, спокойно и так, почему-то, противно, хоть голос у него был и приятный, что хотелось ему отвесить зуботычину такую, чтобы заткнулся надолго. Но Вепрь тоже умел быть невозмутимым. – Допустим, ты приведешь нас в место, где гнездовались Птицы. Но ты думаешь, что они все еще там, а вот я не уверен. Ворон, регулярно, не дурак. Это я успел узнать точно.

– Это ты к чему клонишь? – Хрипло спросил Вепрь, и сам вдруг сообразив, что тот прав. После его побега последним дураком был бы Ворон, если бы остался на том же месте!..

– К тому, что путь, мой милый друг, к сытой и достойной службе у меня лежит через боль. – Он наклонился ближе и произнес тихо, с наслаждением, даже с вожделением каким-то:

– Через Очень. Большую. Боль.

Гирст, его армигер Эдд, Енох и три десятка кнехтов гнали коней во Фьёсангервен во всю мочь, практически не делая остановок по пути. Енох всю дорогу то трясся, то плакал. Чтобы он не задерживал остальных, его приходилось держать в относительно трезвом состоянии, так как без него вероятность удачного исхода дела равнялась нолю, и даже Гирст порой скрежетал зубами, так раздражал его никчемный недоросль, который постоянно ныл и стенал о бедном дяде Кнуде, да о бедном дяде Лайнеле. Но – без него пока никак. Дерзкий план, который побоялся благословить даже Антон Бергстрем, непризнанный папаша Гирста, почти не веря в него, близился к успешному завершению, и Рон Гирст заслуженно гордился собой. Еще немного, чуть-чуть совсем, и он – царь горы! В данном контексте – вполне себе реальной горы. А там посмотрим, папенька, – обещал про себя Гирст, – как дело повернется, и как мы будем разговаривать с тобою. На каких правах. Гордясь собой и чувствуя близость вожделенной цели, ставя которую перед собой, непризнанный бастард сам шалел от своей дерзости, Гирст не думал о средствах ее достижения, включая живые фигуры. Большая цель – большие жертвы! Что поделаешь, такова реальность. Сильные жрут слабых, слабые, чтобы выжить, исхитряются и исподтишка уничтожают сильных, и на их крови сами становятся сильными. Есть ключевые игроки и есть статисты, массовка… Которую вообще жалеть нет смысла, она велика, безлика, дешева и самовосполнима. Гирст со своими спутниками спешили во Фьёсангервен, город кузнецов и оружейников, пятый по величине город Нордланда, после Элиота, Клойстергема, Блэкбурга и Гранствилла, бывшую столицу ныне несуществующего герцогства Белых Скал, город богатейший, красивый и яркий, город университетский – его университет давно затмил альма-матер Эсгарота, когда-то знаменитую и славную своими пятисотлетними традициями. Город, торгующий с эльфийским побережьем, держащий монополию в торговле паучьим шелком, который добывали с огромным риском для жизни Фанна в Северных Дебрях. Город, который Гирст уже считал своим.

На ночлег Алиса со свитой остановилась в Разъезжем, в монастыре святой Бригитты. Девушка уверена была, что жених там и нагонит ее, и была так разочарована и расстроена, когда этого не случилось, что едва могла сдержать слезы, прощаясь утром с монахинями. Те, пользуясь счастливой оказией, много говорили о проблемах и нуждах монастыря, и прямо, и косвенно давая понять госпоже графине, как кстати будут пожертвования монастырю в любом виде, от натурального продукта до золота. Алиса намеки поняла и пообещала всяческую помощь, и наконец, когда уже подсохла утренняя роса, снова двинулась в путь. Аврора, понимая подругу и сочувствуя ей, старалась разговором на отвлеченные темы успокоить и развлечь ее хоть немного, внутренне очень сердитая на Гэбриэла Хлоринга. Бесчувственный истукан, а не мужчина! Даже она, девушка, при виде печальных вишневых глаз, обрамленных пушистыми длиннющими ресницами, чувствовала, что не в силах обидеть их обладательницу! Вот же повезло графу Валенскому, который счастья своего не ценит уже теперь, а что будет дальше?! И даже легкомысленная Юна, которая все-таки в последний момент решилась ехать с подругами, не желая оставаться один на один с Габи и Женским двором, Алису жалела и старалась развеселить и отвлечь изо всех сил, обсуждая каждого сколько-нибудь видного и значительного мужчину из встреченных ими по пути. Алиса глотала слезы и в обсуждении почти не участвовала, но была благодарна подругам за этот нескончаемый щебет, который и в самом деле не давал ей провалиться в пучину полнейшего уныния.

Наверное, уехала она все-таки зря. Ею двигали обида, но главным образом – абсолютная уверенность в собственной значимости. Это был сигнал Гэбриэлу: ты рискуешь меня потерять! И когда Алиса начала подозревать, что Гэбриэла это отнюдь не пугает и не заставляет принимать какие-то решительные меры, она испугалась сама. А что, если ему в самом деле все равно?! Что, если он только того и ждал, и сам сейчас помчался к своей Длинной, и нацеловывает ее, дылду бесстыжую, нахваливает, и радуется, что так удачно все у него получилось – не нужная больше Алиса сама от него уехала?! Ах, как жаль, что Алиса никогда не была в башне Тополиной Рощи! И не помнит эту Длинную, какая она есть, кроме того, что дылда здоровая! Уже через полчаса и духу бы ее не было!!! А Гэбриэл… Но Гэбриэлу Алиса по-прежнему зла желать не могла. «Буду умирать от его жестокости… – Глотая слезы, думала она, – молча… одна… бледна, покорна и горда… Но он никогда ничего не узнает!». Вот приезжает он, – мечталось ей, – довольный, счастливый, обласканный своей… тварью! – а ему говорят: «Граф… нет, говорит Иво, – Гэйб… Алиса… она умерла. А он в шоке, конечно… не верит, как?! – спрашивает… А Иво так смотрит укоризненно, и говорит… «Она очень страдала, очень, Гэйб. Страдала молча»…

– Я ему говорю, – щебетала Юна, изящно жестикулируя, – вы просто сквайр, сударь, мне не по средствам любить сквайра!»

– Так и сказала? – Фыркнула Аврора. – Вот так, в лоб?!

– Конечно! А что жеманиться? Как будто мы все не понимаем, что любовь без средств на достойную жизнь хороша только в сонетах нищих певцов?!

«Но она тебя благословила перед смертью. – Продолжала Алиса про себя монолог Иво. – Так и сказала: «Пусть он будет счастлив… Со своей… Длинно-о-о-ой!!!». Только черта с два, черта с два он сможет после такого быть счастлив! И узнав о том, что стало с Алисою по его вине, он уже никогда, никогда, никогда не сможет быть счастлив! И Длинную свою пошлет подальше, скажет: «Мертвая Алиса всегда теперь будет стоять между нами!». Он ведь такой, Гэбриэл, он честный, благородный…

– Я любила бы Гэбриэла, – мечтая, Алиса ни слова не пропускала из разговора подруг, – даже будь он нищим!

– Разумеется. – Взмахнула руками Юна. – Но Гэйб Хлоринг никогда не был бы нищим. Золото любит Хлорингов, это все на Острове знают. Правда, или нет, про языческого божка, который был их предком, но все Хлоринги богаты, ведь ты помнишь, его светлость сам как-то говорил, что даже будучи на севере, не зная о своем высоком происхождении, Гэйб не был бедным. Помнишь ведь, Лисочка, помнишь?

Алиса не ответила. Даже не сделала замечания по поводу нелюбимого ею сокращения от имени жениха: «Гэйб». Придержала коня, вся внезапно помертвев. Она почувствовала опасность, страшную, нереально страшную, зло, которое было чуждо самой природе Острова, всему, что ее окружало, что она любила. А потом увидела это Зло.

Ее спутники увидели неприятного, если не сказать: уродливого господина на соловом коне бельгийской породы, с хвостом, по-модному подстриженным и подвязанным. Не смотря на богатую одежду и обилие золота, господин выглядел так, словно какое-то нечистое животное для смеха вырядили и усадили в седло. И он так и пожирал глазами Алису, которая чувствовала, что он не просто смотрит – он ЗНАЕТ, кто она такая. Инстинкт подсказывал лавви, что страшнее врага на этом свете у нее нет.

Уродливый господин снял богатый берет, картинно приложил руку с беретом к груди, кланяясь проезжающими мимо девушкам. «Гэбриэл! – В панике взмолилась Алиса, мгновенно забыв и про Длинную, и про свою красивую кончину, – Гэбриэл, где ты?!»

– А вот и граф. – Произнес Гейне, оглянувшись. – Я уж удивлялся, что он так долго… – И у Алисы вырвался не то всхлип, не то возглас облегчения. Она даже глаза закрыла, и потому не видела, какая гримаса исказила и без того уродливое лицо. Аякс – это был, разумеется, он, – тоже увидел Гэбриэла. Увидел его спутников, эльфа Древней Крови среди них, вооруженных кнехтов… И перехватил взгляд Гэбриэла, тоже увидевшего и узнавшего его.

Гэбриэл не вскрикнул, не указал на него, никак вообще не выразил своего узнавания – только зрачки полыхнули красным огнем. Он как-то напрягся весь, чуть ссутулился, как готовый к броску волк, рука потянулась к мечу. Эльф, почуяв что-то, тоже глянул на Аякса – и тоже узнал. Не как личного врага, а как существо, вообще отвратительное и враждебное эльфам, одного из их исконных и смертельных врагов. И Аякс, не смотря на свою наглую отвагу и уверенность в своих силах, вынужден был признать самому себе: не сейчас! Противно осклабясь, он схватил притороченный к седлу кошель, источающий почти нестерпимую вонь, от которой давно уж фыркал и тряс головой его собственный конь, и, развязав, вытряхнул его содержимое на дорогу, прямо под ноги коней, на которых ехали девушки. Поняв, что сейчас произойдет, Гэбриэл завопил:

– Алиса!!! – И, спрыгивая с коня, устремился к ней. Гор, сопровождавший его, опередил своего хозяина совсем немного, грудью сшибая яростно хрипящего карга.

– Коней, коней держите!!! – Кричал Гэбриэл, повисая на уздечке беснующегося мерина Алисы. Визжали девушки, лягались и рвались до смерти перепуганные кони, четыре карга бесновались в образовавшейся свалке, кричали кнехты. Гэбриэл, для которого сейчас существовала только Алиса и ее безопасность, не видел больше ничего вокруг, забыв даже про Аякса. Рискуя получить подкованным копытом от перепуганного мерина, он ухитрился подхватить Алису на руки и, сунув в руки Иво свое сокровище, только после этого ринулся разбираться с каргами. В то самое время, как его враг, безжалостно кромсая бока своего коня шпорами, мчался в сторону Блумсберри, чтобы скрыться – но не навсегда.

Только чудом каким-то, не иначе, никто серьезно не пострадал, но девушки были до того напуганы, что пришлось возвращаться в монастырь и успокаивать их. Алиса, прижавшись к не отпускающему ее Гэбриэлу, всю дорогу рыдала, промочив ему камзол на груди, и даже спокойная обычно Аврора всхлипывала и дрожала. Ее лошадь понесла, и девушка упала с нее в придорожные кусты, которые смягчили падение, но без царапин, прорех на платье и крапивных ожогов не обошлось. В монастыре Аврора, прихрамывая, ступила на плиты двора и вдруг рухнула в обморок. Этим она спасла Алису и Гэбриэла от нового скандала – Гэбриэл так испугался, что закономерно после испуга разозлился, и Алису ждала гневная отповедь… Но испугался не он один, и предпосылки для грандиозной обоюдной ссоры были отличные. Несчастье с Авророй отодвинуло и страх, и гнев на второй план. Гэбриэл и Алиса, взявшись за руки, ждали вместе у дверей, за которыми Аврору осматривала настоятельница, которая была в придачу к другим своим совершенствам и неплохим аптекарем, и акушеркой. Гэбриэл все-таки отправил Гейне с его людьми вдогонку за Аяксом, и нервничал, сожалея, что не схватил тварь. И еще больше сожалея о том, что тот видел Алису. Девушка, прижавшись к нему, твердила шепотом:

– Он знает, знает, кто я… Гэбриэл, он ЗНАЕТ!

– Почему ты так думаешь, Солнышко? – так же шепотом спрашивал он.

– Он страшный… он НЕ человек, Гэбриэл! Он… страшный, страшный!

«Уж я-то знаю, что это за мразь. – Мрачно думал Гэбриэл, крепче обнимая свое Солнышко. – Может, и не человек… И уж точно тварь злобная и поганая!».

Монахиня, помогавшая настоятельнице, выглянула и поманила к себе Алису. Девушка торопливо пошла за ней, а Гэбриэл встал и принялся прохаживаться по погруженному в полумрак коридору. Со вчерашнего вечера его терзали чувство вины и катастрофы. Брат с утра был, как всегда, и сам отправил его за Алисой, но Гэбриэл чувствовал: все плохо. Гарет зол, или обижен, или и то, и другое, а главное – они отдалились друг от друга. Между ними стена… Которой быть не должно! Теперь еще и Аякс проявился… Гэбриэл понимал, что по-прежнему тот внушает ему страх. Сегодня он где-то глубоко внутри даже обрадовался, что встретил Аякса в сопровождении кнехтов, Гейне и эльфа… Кстати, где он?..

– Кину видел? – Спросил он у Иво, неподвижно сидевшего в углу. Тот вздрогнул, словно и сам витал мыслями невесть где:

– Нет. В смысле, после нападения каргов – нет, не видел.

«Погнался за Аяксом». – Сообразил Гэбриэл. И стиснул кулаки: нет, так нельзя! Он не трус! И больше не мальчишка беспомощный, который попал в руки Аякса связанным и полумертвым от голода и побоев. Если он сам не прикончит Аякса, то не покончит с этим страхом никогда – а Гэбриэл ненавидел страх и презирал трусов.

– Ваше сиятельство! – Встретила Алису у двери настоятельница. – Вы близкая подруга этой девушки?

– Да! – насторожилась Алиса. – Что с ней? Можно мне к ней?!

– С ней все будет хорошо. – Настоятельница взяла ее за руку. – Но есть одна проблема… Очень и очень деликатная.

– Какая?

– У вашей подруги выкидыш.

– Что?! – Алиса не поверила своим ушам. – Нет! Нет! – девушка рассмеялась. – Аврора?! Нет! Что вы, она самая честная и достойная девушка на свете! Я очень хорошо ее знаю!

– Значит, не так уж и хорошо. – Мягко и спокойно возразила настоятельница. – Девушка была беременна и только что лишилась своего ребенка.

Алиса метнулась мимо нее к постели, на которой лежала белая, как полотно, Аврора. Алиса схватила ее за руку, поразившую ее своей вялостью, позвала встревоженно и ласково:

– Авророчка! Ты меня слышишь?.. – И веки девушки задрожали, губы приоткрылись.

– Все хорошо! – Горячо заверила ее Алиса, переплетая пальцы обеих рук с ее. – Все-все! Сейчас тебе станет лучше… – Прикрыла глаза, и настоятельнице почудилось зеленовато-золотое сияние, окутавшее на миг их руки. Сильно запахло лесом, цветами, увядающей травой… Аврора вздохнула и открыла глаза, щеки, только что бледные, порозовели:

– Ой, Алиса…

– Тише! – Алиса приложила пальчик к ее губам. – Как ты думаешь, что с тобой?

– Я, наверное, сильно ушиблась… – Неуверенно произнесла Аврора. – И конь ударил меня копытом, только вскользь, слава богу… Но живот болит ужасно.

Алиса взглянула на настоятельницу, взгляд ее яснее всяких слов говорил: «Вот видите?!». Та только покачала головой.

– Мы никуда не поедем, пока тебе не станет лучше. – Пообещала Алиса. – Отдыхай!

– А ты, а Юна? – Спросила Аврора. – Никто не пострадал?

– Нет, – Алиса с гордостью вновь взглянула на настоятельницу. – С нами же был Гэбриэл!..

– Вы никому ничего не скажете! – Выйдя с настоятельницей за дверь, прошептала Алиса, сверкая глазами. – Аврора – честная девушка! Я не знаю, как это можно объяснить, но Аврора – НЕ ТАКАЯ!

– Милая графиня… – Вздохнула женщина. – Мужскому коварству юной девушке противопоставить нечего. Он умен, опытен, лишен и сострадания, и деликатности… а она – юна и невинна. У нее нет ни опыта, ни осторожности, ни образования. Да, она знает, что мужчины коварны и опасны, но ОН – не такой! Он такой добрый, такой щедрый, так ее любит, и они вот-вот поженятся, так что не важно, до свадьбы она отдаст ему свое тело так же, как уже отдала сердце, или после…

– Нет! – Перебила ее Алиса. – Вы не понимаете! Аврора – не такая! Если бы у нее кто-то был, я знала бы! Мы все друг о друге знаем, мы лучшие подруги!

– И она в самом деле ВСЕ о вас знает, дорогая графиня? – Спокойно спросила настоятельница, глядя Алисе прямо в глаза, и девушка заколебалась. Нет, конечно. Аврора не знала ни того, что Алиса на самом деле – лавви, ни того, что происходило с нею и Гэбриэлом в Садах мечты. Этого вообще никто, кроме Гарета, не знал. Но Аврора… Нет, Алиса не могла в это поверить! Такая спокойная, такая рассудительная! А может… Может, она пережила то же, что сама Алиса?.. Девушка быстро отвернулась, отошла к окну. Бедная! Сердечко лавви сжалось от сострадания. Тогда понятно, почему Аврора молчит – она очень, очень гордая.

– Попробуйте как-то узнать, кто был виновником… – Деликатно предложила настоятельница. – Возможно, этот мужчина не против будет законного брака, и эта ситуация разрешится ко всеобщему благу.

– Главное, – возразила Алиса, – чтобы не против была Аврора. Если он оскорбил и предал ее, зачем ей такой?!

– К сожалению, – вздохнула настоятельница, – наша жизнь и наши обычаи таковы, что небогатой девушке, согрешившей до брака, не приходится быть очень разборчивой.

– Аврора – не нищенка! – Вновь вспыхнула Алиса. – Если понадобится, я отдам… отдам ей все свои драгоценности, чтобы у нее было приданое!