Спецотдел «Бесогон»

Юрген ткнул в меня пальцем и радостно захохотал.

– Ты отдашь свою жизненную силу моему брату Хайнсу, а сам навеки останешься лежать в этом музее смерти, – он повел рукой вокруг себя, – ведь ты хотел разгадать тайну скифского воеводы. Ты разгадал ее, ценой собственной жизни!

Он смотрел на меня безумными глазами, пот тек с лица немца ручьем. Я отвернулся от него, всматриваясь в поросшие мхом каменные стены. Как странно, если б не знал про курган, думал бы, что Хвост устроил свою усыпальницу в какой-нибудь пещере. Только сейчас я заметил стоявшие по окружности копья с насаженными на них мумифицированными головами. Вероятно, это были головы врагов могущественного воеводы. Длинноусые и заросшие бородами лица были полны отчаяния, словно в последний момент пред казнью, они молили своего мучителя о пощаде, но тот был глух к их мольбам.

– Подойдите ко мне! Отныне и навеки я ваш повелитель! – крикнул Юрген фон Тиме куда-то в темноту.

Из глубины зала к жертвеннику стали подбираться странные тени. Часть из них была в шкурах животных, часть в мерцавших в свете факелов ослепительно белых одеждах. Бородатые лица были мертвенно бледны, а пустые глазницы смотрелись жутко и, словно источали мертвый могильный холод, от которого стыла кровь. На поясах у них болтались мечи-акинаки, наподобие того, что держал в руках их новоявленный предводитель.

– На первый взгляд фантомы, но я уже успел проверить их в деле. Настоящие убийцы. Они уже лишили жизни копателей, – Юрген поднял надо мной свой меч, – смотрите, как я умерщвлю своего врага, – крикнул он своему мертвому воинству.

Тени тесно обступили жертвенный камень, из их уст потекли струи холодного ветра. Они стояли плечо к плечу, образовав собой жуткий мерно раскачивающийся круг.

– Не делай этого. Отпусти его, и ваши дороги больше не пересекутся, он просто забудет все, что видел этой ночью, – прошелестел тихий шепот Зои.

Она прошла сквозь стой мертвых теней и властно потянулась к мечу, что сжимал в своих руках фашист. Но Юрген не слышал ее, он был весь во власти мести и грезил предстоящей расправой.

– Я посею здесь страх и хаос, пусть в ваших городах и селах все будут дрожать от ужаса и ожидания скорой смерти. Ее принесут вам те, кого нельзя убить, ибо мертвые бессмертны! Страх – вот то, что станет местью вам, поправшим власть великого рейха! – визгливо кричал он, брызгая слюной.

– У тебя ничего не выйдет, безумец. Ты просто параноик, место которого в психушке! – бросил я, стараясь отвлечь внимание фашиста.

Боковым зрением я видел, что Зоя отошла в сторону и двинулась к мумии Лисьего Хвоста. Только теперь я заметил стоявший в ногах тела воеводы внушительный глиняный кувшин. Зоя наклонилась к нему, подняла и, что есть силы, бросила его об пол. Громыхнул гром, блеснула серебристая молния, факелы, освещавшие помещение мгновенно потухли, наполнив зал страшным удушливым чадом.

Тело Лисьего Хвоста подскочило на своем возвышении из валунов и принялось судорожно трястись, распадаясь на мелкие кусочки, оборачивавшиеся сероватым, похожим на пыль пеплом. Молнии продолжали сверкать, гром гремел, сонм теней смешался и стал растворяться в разрываемой вспышками темноте усыпальницы.

– Негодная! Ты предала меня! Тварь!

Юрген, брызгая слюной, бросился к побелевшей от страха девушке, но я собрал последние силы и, превозмогая боль, подкатился ему в ноги. Подняться я не мог, но мой прием удался, фашист завалился на спину и попытался поразить меня мечом. Однако я оказался проворнее и со всей силы саданул его по затылку увесистой рукоятью ТТ. Фриц охнул и потерял сознание.

Молнии продолжали сверкать, удушающий чад, быстро заполнявший зал, проникал в легкие.

– Зоя, Лучеслава! Как тебя там! Помоги мне вытащить этого гада, – прохрипел я, теряя сознание.

Чья–то неожиданно сильная рука помогла мне подняться и потащила куда-то кверху. Обоими руками я держал за ворот рубахи обмякшее тело фрица. Казалось, прошла целая вечность, пока я сумел вдохнуть свежего воздуха. Он показался мне пьянее вина. Я окончательно потерял остатки сил и рухнул на траву. Мы втроем были у подножия холма, внутри которого только что находились. Я, Зоя-Лучеслвава и злополучный фашист с кровоточащей башкой.

На моих глазах холм стал оседать. Я слышал глухой стук бьющихся друг о друга камней и видел поднимавшуюся огромным серым веером пыль.

– Мне пора, – девушка шагнула к осыпавшемуся кургану.

– Кто ты? Не ходи туда! Останься здесь! – я кричал, но вместо крика наружу вырывались лишь глухие, похожие на рыдания хрипы, но она услышала меня.

– Живым место среди живых, а мертвые пусть остаются в царстве мертвых, – бросила девушка.

Мгновенье, и Зоя-Лучеслава исчезла, будто ее и не было.

Громыхание смолкло, пыль рассеялась, я полз веред, таща фашиста за собой. Заслышав вдалеке голоса, я хотел выстрелить из своего ТТ, чтобы привлечь внимание, но обнаружил, что в суматохе потерял оружие.

– Ко мне! Сюда! – захрипел я.

Теперь шаги слышались уже близко. Кусты раздвинулись. Передо мной вырос участковый Андрей Жуков.

– Жив, лейтенант?

Он с изумлением смотрел на меня.

– Ты весь седой! Что случилось?

– Не спрашивай, лучше помоги дотащить до наших преступника. Он – убийца!

Я указал на фашиста. Жуков наклонился к лежащему без движения Эйно-Юргену.

– Да твой преступник мертв, лейтенант. Отчего он кони двинул?

– От злости, очень злой был, вот и сдох…

Мной вдруг овладела полная апатия. Я сидел на траве не в силах двинуться.

– Идти можешь? – голос Жукова звучал будто издалека.

Я помотал головой. Странно, боль не чувствовалась, лишь усталость и грусть, которая заполнила собой мой мозг. О чем я думал? Не знаю. О чем жалел тогда? Тоже, не смогу сказать.

– Ночью было страшное землетрясение, курганы превратились в жалкие кучки земли и горки камней. Странное дело, но крестьянские избы и другие строения не пострадали, – рассказывал мне участковый.

Он тащил меня на себе, оставив тело лже–Эйно лежать в кустах.

– Какое землетрясение? О чем ты, капитан?

– Говорю тебе, этой ночью курганы разрушились, осели, превратились в пыль. Ясно? Мы ищем тебя с вечера, думали ты погиб, – повернулся ко мне Жуков.

Я молчал. Теперь боль вернулась ко мне. Я закрыл глаза и погрузился в странное забытье. Я видел себя как бы со стороны. Отчетливо наблюдал, как мое тело завернули в какую-то рогожу и погрузили в кузов полуторки.

– Умер парень, не донес ты его, Андрей – устало проронил тучный майор Бровкин, с укоризной глядя на и без того расстроенного участкового Жукова.

– Умер, – согласно кивнул седой головой капитан.

– К лейтенанту этому два часа назад сослуживец приехал. Не успел увидеться с ним, так вот бывает. Проворонили мы москвича, нам теперь всем за это по шапке из Москвы отвесят, – сокрушенно вещал майор.

– Не спешите его хоронить, – услышал я хорошо знакомый голос.

К полуторке шел Вахтанг Дадуа, полы его шинели развивались. Фуражка была сбита на затылок. За ним едва поспевал краевед Рыбкин. Дадуа вскочил в кузов и уселся рядом со мной. Несколько дюжих бригадмиловцев подсадили наверх и старика Рыбкина.

– Поехали! – Дадуа стукнул рукой по крыше кабины, и шофер тронул машину с места.

Мы летели с бешеной скоростью, Дадуа размотал рогожу и подложил мне под голову свою шинель. Старик Рыбкин взял меня за руку и, странное дело, жизнь начала возвращаться ко мне. Я перестал ощущать себя отдельно от своего лежащего на дне кузова тела. Небывалая легкость бесследно исчезла, на смену ей пришла боль, страшная, испепеляющая все своим невиданным жаром. Я застонал, чем очень обрадовал Рыбкина и Дадуа. Они переглянулись, и оба вздохнули с облегчением.

– Наконец-то, – Дадуа улыбнулся.

И это было последнее, что я увидел перед тем, как провалиться в черную бездну тяжелого сна.

Из госпиталя я вышел через три с половиной месяца. За все это время меня лишь однажды навестил Вахтанг Дадуа. О его визите меня заранее оповестил врач. К приходу начальника отдела я подготовил подробный рапорт, четко описав все, чему стал свидетелем. Дадуа внимательно прочитал бумагу и беседовал со мной несколько часов кряду, задавая все новые и новые вопросы, на которые я не всегда мог дать исчерпывающие ответы. Я ведь и сам не понимал до конца, что же произошло на тех страшных раскопках.

Однако Дадуа остался доволен моими ответами. В очередной раз своего начальника я увидел в тот день, когда наконец-то покидал ведомственный госпиталь. По выписке Вахтанг Георгиевич встретил меня в больничном коридоре.

– Манцев! Как дела? – радостно окликнул меня начальник.

– Здравия желаю, товарищ Дадуа, – я замялся.

– Хочешь что-нибудь спросить? Спрашивай, – начотдела смотрел на меня с интересом.

– Кто такая студентка Зоя и краевед Рыбкин? – выпалил я.

Дадуа промолчал. Он достал из кожаного портфеля папку и раскрыл ее передо мной. Внутри были фотографии выполненных на каком-то полотне рисунков. Наброски были выписаны с поразительной четкостью. На них были изображены Зоя-Лучеслава, сам воевода Лисий Хвост и пожилой мужчина, очень сильно похожий на старика Рыбкина.

– Берусь предположить, что Зоя и старик Рыбкин – люди из окружения Хвоста. Зоя – жена воеводы Лучеслава. Кстати, студентки Зои никогда не существовало, она познакомилась с Петраковым на раскопках, недалеко от кургана. Студенты считали ее местной жительницей, а местные – студенткой из Москвы.

– А сам Рыбкин?

– Ну, а сам Рыбкин сильно смахивает на чудо-бальзамировщика, доверенное лицо воеводы Хвоста. Он изготавливал для хозяина головы поверженных им врагов. Думаю, это было не единственным его умением. Что если бальзамировщик умел заново вдохнуть жизнь в умерших?

– Познал тайну бессмертия? Не может быть, – вырвалось у меня.

Дадуа пожал плечами. Мы вместе вышли из здания госпиталя и прошли к его служебному Мерседесу. Вахтанг сел за руль, жестом пригласил меня садиться рядом и, запустив мотор, тут же рванул машину с места.

– Где же сейчас Рыбкин? – нарушил я затянувшееся молчание.

– Под наблюдением наших ученых, – неохотно ответил Вахтанг.

– Незавидная участь быть подопытным кроликом, – пробормотал я.

Вахтанг не ответил. Он неотрывно смотрел прямо перед собой на серую нескончаемую ленту асфальта. Остановившись около моего дома, он приоткрыл дверцу авто. Я вышел, и мы обменялись рукопожатиями.

– Завтра на службу, – бросил он на прощание.

– Так точно! – козырнул я.

О деле воеводы мы больше никогда не вспоминали. Прошли годы, я давно вышел в отставку и состарился. Как-то мне довелось вновь побывать в тех местах, где некогда властвовал Лисий Хвост. На месте бывшего кургана сейчас открылся краеведческий музей. Я посетил его. Меч воеводы, который сжимал в руках фашист Юрген Тиме, лежит под толстым прозрачным стеклом. О делах коварного воеводы рассказывает экскурсантам дряхлый старик-смотритель, как две капли воды, похожий на краеведа Рыбкина. Он ничуть не изменился. Завидев меня, дед лишь на мгновение запнулся и вновь продолжил экскурсию. Думаю, старикан узнал меня, но я не подошел к нему.

К чему ворошить прошлое?

«Тайна Пропавшей Экспедиции» (Рассказ старшего лейтенанта МГБ Саввы Сорокина)

В комнате нас было трое: пожилой, круглый, словно мячик, ученый-геолог Иван Владимирович Кузин, начальник спецотдела МГБ Вахтанг Дадуа и я, в ту пору старший лейтенант МГБ Савва Сорокин.

Вахтанг Дадуа в своем неизменном кителе без всяких знаком различия восседал в кожаном кресле с папиросой в зубах. Профессор курил большую причудливо изогнутую трубку, я же стоял у открытого окна, вдыхая чистый воздух, который бывает только в Москве, и только в начале мая. Воздух пах сиренью парков, свежее политым асфальтом и еще чем-то неуловимым, тем, что присуще лишь моему самому любимому городу. В этом запахе был намешан аромат пирожков с мясом, которыми торгует лоточница возле нашего здания на Лубянской площади, здесь присутствовал немного кисловатый дух пива из близлежащего кафе «Ветерок» и щекочущий, сшибающий в ноздри, казалось, даже ощутимый на язык восхитительный привкус газ-воды «Лимонад Особый».

– Савва, товарищ Сорокин! – властный оклик шефа вернул меня с улицы в прокуренное нутро кабинета, который занимал шеф «Бесогона» Вахтанг Георгиевич Дадуа.

– Я! – я шагнул к столу и уселся на жесткий стул с высокой сделанной из массива дуба спинкой.

За время моей службы в отделе у нас с Дадуа установились ровные дружеские отношения, Вахтанг доверял моему опыту и прислушивался к моим словам. Я уже понял, что дело, которое принес нам этот чудаковатый и неуклюжий профессор будет очень трудным и опасным. У меня нюх на такие дела, особенно на те, что случились еще до революции. Сейчас профессор Кузин повествовал именно о тех временах. Его грамотная речь звучала плавно, но в то же время значительно, словно он читал лекцию в своем университете. Пропустив самое начало, я вслушивался в его слова, а он вещал:

– …и вот в 1914 году я, в ту пору действительный член российского географического общества при академии наук его императорского величества, распорядился о том, чтобы в эти труднодоступные места Хакассии была направлена экспедиция. Люди были отлично оснащены, но, увы, никто из них не вернулся обратно. Они погибли при весьма странных обстоятельствах…

Профессор закончил говорить, снял очки и принялся протирать их концом своего мятого давно не стираного галстука.

– Послушайте, товарищ Кузин, – Дадуа казался раздраженным, что бывало с ним крайне редко, – мы вам не Поганели и не Афанасии Никитины. Что вы от нас хотите? По-вашему, мы должны пройти маршрутом снаряженной вами экспедиции и выяснить обстоятельства гибели ее членов? Говорю сразу, это не по нашей части. У нас других забот хватает! Пусть на поиски следов вашей экспедиции отправляются ученые, или путешественники. Мы – чекисты. Думаю, вы пришли к нам не по адресу.

Вахтанг встал и протянул Кузину руку, давая понять, что разговор окончен. Но профессор и не думал уходить. Вместо этого он полез в карман своего старомодного пиджака и достал оттуда сложенный вчетверо лист бумаги.

– Прошу ознакомиться. Как сами понимаете, я явился к вам не с улицы. Я в курсе дела, и отлично осведомлен, что к вам в отдел случайные люди не попадают!

Он подал бумагу Дадуа. Тот развернул ее и сразу узнал летящий почерк министра госбезопасности.

«Тов. Дадуа, разобраться с делом профессора Кузина необходимо незамедлительно! Л Берия» – было написано на листе.

– Ясно. Вы были на приеме у министра, – Дадуа скомкал лист и, бросив его в большую хрустальную пепельницу, чиркнул спичкой, – и все же, вы, уважаемый товарищ Кузин, что-то недоговариваете. Учтите, недомолвки рождают подозрения.

– Вы правы, – Кузин зябко передернул плечами, словно на него дохнуло январской стужей, – я не сказал вам, что из той экспедиции вернулся всего один человек, наш геолог, университетский приват-доцент Вадим Стрельников. Он был безумен, при нем не оказалось ни лабораторных журналов, ни образцов пород, которые он собирал в экспедиции. Вадим был в изодранной одежде, на его теле были многочисленные раны. Он заговаривался, был крайне возбужден и сообщил мне, что все остальные члены экспедиции мертвы. Якобы, они то ли убили друг друга, то ли все вместе стали жертвами некого существа, которому и названия-то нет. Твердил, что те места обладают какой-то странной аурой смерти, вроде как, прокляты.

Профессор умолк, губы его дрожали, на лбу выступил мелкими капельками пот, но Кузин даже не пытался вытереть его носовым платком, который он бесцельно вертел в руках.

– Где сейчас Стрельников? – поинтересовался я.

– Умер в психиатрической лечебнице в том же 1914 году, – ответил Кузин, – родных у него не было, – поспешно добавил он, поразительнейшими образом предупреждая мой следующий вопрос.

– С тех пор много воды утекло. Почему вы пришли сюда только сейчас? – спросил Дадуа.

– Была первая германская война, – Кузин стал загибать пальцы на руке, – после случилась революция, после нее – голод тиф, Гражданская, а затем и Отечественная война. Не до экспедиций…

– А перед Отечественной войной? – не отставал дотошный Дадуа.

– Ничего от вас не скроешь, – грустно усмехнулся ученый, – я в лагере сидел довольно долго. Лишь недавно признан ошибочно осужденным, освобожден и восстановлен в должности. Так-то вот, господа чекисты…

– Вот оно как бывает, – Дадуа немного смутился.

Вахтанг походил по кабинету, потом вновь уселся за стол и принялся писать. Закончив, он взглянул на молчавшего профессора.

– Мы приступаем к расследованию дела о гибели ваших товарищей, профессор. Наши люди выдвинуться в указанный вами район завтра с утра. Нам нужен маршрут, по которому шла экспедиция в 1914 году. Кроме того, нам понадобятся сведения о тех, кто участвовал в этом путешествии…

– А можно с вами пойдет мой племянник Федор Кузин? Он тоже ученый-географ. Сильный, еще довольно молодой человек. Я-то немного староват для подобных приключений, семьдесят лет не шутки, – профессор виновато развел руками, – я и в молодости особым здоровьем похвастаться не мог. Из-за врожденного плоскостопия мне пришлось отказаться от участия в той самой злополучной экспедиции. Видите, порой хворь бывает весьма кстати. Благодаря ей, я не погиб, а остался в живых.

Вахтанг молчал, по его лицу я ясно видел, что он не в восторге ни от поручения министра, ни от самого профессора.

– Так как насчет моего племянника? – вновь напомнил о себе Кузин.

– Вообще-то не положено, но в виде исключения разрешить могу, – Дадуа пожал профессору руку, мягко выпроводил его за дверь и взглянул на меня, – поручу это дело тебе, Савва. Ты у нас самый опытный. Возьми помощника, и вперед!

Говоря начистоту, я сразу понял, что дело о хакасской экспедиции придется вести мне. И скажу вам откровенно, радости по этому поводу я не испытал. Как я уже упоминал, не нравятся мне дела с длинным временным шлейфом. Как правило, все они опасные и трудные, а заканчиваются порой отнюдь не счастливым концом. Но, что делать? Служба есть служба, и я принялся собираться в дорогу. Взять с собой я решил лейтенанта Семена Нечаева. Он имеет довольно редкий дар, вызывать на разговор души умерших. Может статься в том деле, что мне поручено, это его умение придется как нельзя кстати. Хотя, кто его знает, прошло очень много времени…

А все-таки интересно, почему это делу о какой-то затерянной во времени и пространстве экспедиции уделяется так много внимания? Держу пари, что речь идет о поиске какого-нибудь золотого или алмазного месторождения. Сам министр Берия взял это расследование под личный контроль и даже предоставил свой личный самолет. Наверняка, профессор Кузин рассказал нам с Дадуа далеко не все…

Так думал я, сидя на жестком откидном сидении в самолет министра. Рядом со мной дремал Нечаев, чуть поодаль расположился худощавый мужчина с редкой проседью в торчащих во все стороны каштановых волосах. Племянник профессора геолог Федор Кузин был личностью странной во всех отношениях.

Хорошо за сорок, с изборожденным морщинами лицом и неухоженной клочковатой бородой он мало походил на ученого, а больше смахивал на бандита с большой дороги. На спецаэродром Кузин прибыл за два часа до означенного ему срока, и все время ожидания борта нервно прохаживался по взлетке, поминутно поглядывая на большие круглые часы Буре, которые прятал в потайном кармане старой заношенной до дыр телогрейки.

Знакомясь с нами, Федор испуганно озирался по сторонам, словно надеялся в последний момент сбежать с аэродрома домой. Загрузившись в самолет, он принялся осматривать салон, поминутно причмокивая языком. Салон самолета министра поражал аскетической обстановкой.

Стоявшие в ряд три привинченных к полу кресла с откидывающимися сидениями, стул и письменный стол с намертво закрепленной на нем электролампой. Это все, что располагалось в просторном салоне.

Ученый педантично осмотрел каждый предмет, уселся за стол и достал из тощего вещмешка карту. За несколько часов, что мы летели, он не произнес ни слова. Наконец, убрав карту в карман телогрейки, он повернулся ко мне.

– Сейчас мы подлетаем к месту, откуда начала свой путь экспедиция, – словно заправский экскурсовод объявил он.

– Очень хорошо, – отлично выспавшийся в полете Нечаев излучал оптимизм, – сейчас приземлимся на местном аэродроме. Тут стоит воинская часть. И это последнее место, где можно встретить «человека разумного». Дальше сплошное безлюдье…

Федор и я промолчали. Борт успешно приземлился на разбитой и местами поросшей жесткой травой бетонке. Личный пилот Берии был настоящим ассом. Кривая с выбоинами и ямками дорожка военного аэродрома была в плачевном состоянии.

Нас встретил начальник аэродрома седой обрюзгший от постоянного пьянства летный майор. Дрожа от страха, он козырнул мне.

– С приземлением, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Как долетели? Я – майор Лысаков, самый главный тут!

– Долетели великолепно, товарищ Лысаков – я благодушно пожал протянутую летуном вялую потную ладонь.

Самолет министра заправили керосином, и он тут же улетел обратно в столицу. Мы же с майором пошли отобедать в местную солдатскую столовую. Весь личный состав подразделения уже принял положенную ему по рациону пищу, и мы с комфортом расположились за покрытым свежей скатертью столом.

– Места тут глухие и страшные. Селений почти нет, – грустно посматривая на быстро пустеющую бутыль со спиртом произнес майор.

– Отчего так? – поинтересовался я.

– Местные кочевники болтают о каком-то племени Белых Волков и их предводителе Черном Шамане. Еще поговаривают о затерянном в этих местах Городе Мертвых. Раньше, еще при царизме, власти мыслили хорошенько исследовать и заселить эти места, но по какой-то причине бросили это занятие…

– Вы видели людей из племени Белых Волков? – насторожился Кузин.

– Нет, не видал. Врать не стану.

– А кто их видел? – не отставал ученый.

– Не знаю…

Лысаков старательно продул папиросу и, закурив, пустил дым колечками. Кузин внимательно наблюдал за тем, как кольца тихонько уплывают вверх к потолку, где ломаются, превращаясь в обычный сизый чад. Майор отвернулся в сторону. Допив спирт, он вдруг погрустнел, сделался скучным и безучастно смотрел в окно столовой на чахлые причудливо искривленные деревца, что росли вдоль посыпанной красноватой кирпичной крошкой дорожки.

– Спасибо за угощение. Мы пойдем спать, – я поднялся из-за стола, – завтра рано утром выступаем.

– Да, да, – засуетился майор, – мне велено снабдить вас провиантом и оружием. Может быть, возьмете ездовых собак?

– Нет, – отказался я от заманчивого предложения, – мы будем сплавляться по реке Аюгре.

– Как и участники той самой экспедиции, – брякнул изрядно захмелевший от авиационного спирта Федор Кузин.

Я смерил его своим строгим взглядом, и ученый враз осекся. Рассказывать кому-либо об экспедиции, и о нашем расследовании было строжайше запрещено приказом Дадуа. Майор, услышав о том, что мы предпочли суше водный путь, посмотрел на нас словно на умалишенных.

– Аюгра в переводе с местного наречия – смерть, река эта очень коварна, и совсем не предусмотрена для лодочных прогулок, – проронил он, с сомнением глядя на выгруженную из самолета кожаную лодку и теплую армейскую палатку, наш багаж, который мы намеревались взять с собой.

– Не надо драматизировать ситуацию, – вновь встрял захмелевший Федор Кузин, – мы все неробкого десятка. Кроме того, у нас есть карта, оставшаяся от предыдущего похода. Наши предшественники отметили на ней наиболее опасные места своего маршрута.

Майор скептически усмехнулся:

– Гораздо легче было нанести на карту места, которые не представляют собой опасности. Здесь опасно все! Даже воздух, которым дышат люди, может ни с того, ни с сего вызывать то панический ужас, то странную эйфорию. В этих местах люди часто бредят наяву. Вот недавно один наш караульный высадил в воздух целый автоматный диск, на полном серьезе утверждая, что его атакуют какие-то гигантские птицы. Так-то вот!

Майор поднялся из-за стола и, сильно шатаясь, двинулся к выходу из столовой. После его ухода мы все почти сразу прошли в отведенную для нашего постоя комнату и улеглись спать. Наутро мы встали рано и еще затемно направились со всем своим снаряжением к реке Аюгре, крутые берега, которой были едва видны в плотном предутреннем тумане. Провожал нас лишь майор Лысаков

– Удачи вам, товарищи. Может, и свидимся когда, – проговорил он, пожимая нам руки.

– Обязательно свидимся, товарищ майор – я хлопнул по плечу старого служаку и стал первым спускаться вниз, к воде, таща на себе легкую трофейную лодку.

Нечаев и Кузин последовали за мной. Спустя минут десять мы уже плыли вниз по течению Аюгры.