Легенды, были и сказки Крыма

– Зачем порознь работать? Давайте объединимся в один институт.

Так и трудятся с той поры вместе. Дела свои добрые продолжают. Как-то позвали врачи к себе архитекторов. Те Дворец Здоровья придумали.

С колоннами высокими да окнами светлыми.

Плотников да каменщиков пригласили. Те взяли лучшие из лучших доски да камни, паркет да цемент.

Строили, строили и Дворец Здоровья построили. Так и стоит он на холме высоком. Холме Поликуровском.

Издалека его видать.

Пришел однажды сюда врач молодой. Шагами широкими похаживает. По сторонам глазом хозяйским посматривает. И думает – что еще сделать, чтоб Человеку жилось лучше. А врачи-товарищи с уважением к нему:

– Профессор наш. Академик Сергей Сергеевич Солдатченко.

А уважение, как известно, не по чину дается. Его умом-разумом да делами нужными заслужить надо.

И знает Человек, пока Врачи настоящие в этих краях трудятся, найдет он в Крыму Здоровье свое.

Уезжает Человек окрепший да веселый. Земле славной в пояс кланяется. Тепло южное в сердце хранит да врачей не забывает. И говорит напоследок:

– Спасибо тебе, земля крымская.

Легенда об Узун-Сырте

Узун-Сырт – колыбель отечественной авиации. Есть у этой горы, раскинувшейся близ Феодосии, еще одно имя – Петра Клементьева, в память о погибшем тут в 1924 году молодом летчике.

Тысячи юношей и девушек обрели здесь крылья. Со склонов Узун-Сырта стартовали будущие выдающиеся авиаконструкторы Олег Антонов и Сергей Королев, Александр Яковлев и Михаил Тихонравов, Сергей Ильюшин и десятки авиаторов, чьи имена золотыми буквами вписаны в историю нашей Родины.

Давным-давно на земле Тавриды, в том месте, где горы встречаются с морем, завели спор чайки с орлами – кто дольше продержится в воздухе.

Пенится море. Брызжут волны, бьют об угрюмые скалы. Над пучиной носятся стрелами чайки. Смеются над орлами, хохочут:

– Ха-ха-ха!

Свищет ветер, гнет к земле вековые деревья. Да нипочем он орлам большекрылым – парят себе в вышине. Попробовали было орлы-первогодки на смех поднять собратьев своих морских. Приструнил их вожак:

– Не к лицу нам, гордым орлам, смеяться над соперниками.

Смолкли птицы, сели на землю. Стали сил набираться. Никогда прежде не видела Таврида столько крылатых.

Вот ночь прошла. Ветер стих. Все ждут начала. А как солнце вынырнуло из-за моря, берег был белым от числа несчетного чаек. Куда ни кинь взор – все белым-бело. Серыми стали холмы голубые от орлов молчаливых.

Тут клич раздался. Взмахнули крыльями птицы. Над родной стихией, морем безбрежным, кружатся игривые чайки. Легко понеслись в поднебесье орлы. Над долиной зеленой, горой, изогнувшейся длинным хребтом, реют они величаво.

Разбежавшийся ветер морской обтекает красавицу гору, держа на своих плечах птиц.

Вот уже солнце в зените, а спору не видно конца-краю. Ни одна, даже самая слабая, птица, не покинула лагерь собратьев.

А как солнце устало и стало за море садиться, тут средь чаек заметилась тяжесть и усталость в полете. Взмахи иных становились все реже. Ветер могучий крепчал между тем, затрудняя движенья. Вот уж брызги соленые каплями слез накатились на перья. Так одна за другой стали чайки садиться на волны и гальку. Обессилел вожак. Грудь вздымалась, а сердце, готовое вырваться от досады, стучало что мочи. Понял он, что в споре не первый.

Ну, а что же орлы? Тут и звезды зажглись, а они все летают. Нипочем им ни ветер, ни ночь.

С криком горечи чайки на них свой взор устремили, разом головы подняв в небо ночное. Ничего не поймут возбужденные птицы. Где же звезды? Почему не сверкают?

Высоко в поднебесье, ветру навстречу могучие крылья расправив, встали ровной струной орлы над отрогом. Набегающий ветер бросал к небесам свои силы. Натолкнувшись на гору, устремлялся он ввысь и держал на плечах своих птиц величавых.

День прошел, а орлы все летают.

Два прошло, а им все нипочем.

Победили парители в споре, доказав свое совершенство. Говорят, что кто-то из птиц до сих пор там летает, очарованный счастьем парения.

В память о том историческом споре гору ту окрестили орлы Узун-Сыртом. Значит это – «длинный хребет». А местности дали название чайки – Коктебель. Что по-птичьему значит – край холмов голубых.

Минули годы. Шел как-то по местам этим путник. Солнце светило ярко. Ветер дул сильно. Очаровал человека склон-великан. Залюбовался он парящими над ним птицами. И крепко задумался. С чего это орлы, ни разу крыльями не взмахнув, часами летают над Узун-Сыртом? Было это в начале двадцатого века. А путника звали Константин Арцеулов. Необычный был человек. За что бы ни брался, все выходило отменно. Особенно хорошо рисовал. Дар этот, видно, перешел к нему от деда – выдающегося художника Ивана Константиновича Айвазовского. Но больше всего на свете он любил летать. Одним из первых в России он стал строить планеры – простейшие летательные аппараты без мотора для полета человека. Разгонишь такую птицу со склона ветру навстречу, и летишь. Вот беда только, что гор высоких да пригодных для полетов мало. Если бы перед горой была широкая долина, где ветер смог бы набрать силу. Еще нужно, чтобы был крутой склон. Натолкнется на него поток и понесется ввысь.

Посмотрел Арцеулов на гору, всплеснул руками:

– Да ведь Узун-Сырт – это просто находка!

Именно такую гору искал молодой летчик. Обрадовался, стал рассказывать знакомым о потоках восходящих.

Однажды шел он с художником и поэтом Максимилианом Волошиным из Коктебеля в Феодосию. Объяснял особенности горы, а потом взял да предложил товарищу подбросить шляпу над головой. Хоть была она тяжела, подхватило ее, как пушинку, да бросило высоко-высоко.

Что стало со шляпой, не знаю, да только через несколько лет приехали на гору планеристы. Убедил их Арцеулов, что лучшего места для состязаний не найти.

Было это в 1923 году. Сдружились люди с Узун-Сыртом. Часто меж собой величали его просто – Гора.

Сядет пилот в кабину. Друзья растянут резиновый жгут – амортизатор. Как из большой рогатки выстрелят планер. Возьмет пилот один руль –повернет направо или налево. Другой руль возьмет – выше поднимет свою птицу или вниз полетит.

Вначале летали недолго – всего несколько секунд. Потом несколько минут. А научившись, парили часами, как птицы.

Завидовала Гора людям и их смекалке. Ведь спортсмены сами мастерили свои планеры из дерева. Склеят реечки да досточки. Скрепят болтами да гайками. Крылья тканью обтянут, краской покрасят – и в полет.

Смелые люди – планеристы. Они и конструкторы, и испытатели. Научатся летать на планере, потом за штурвал самолета садятся.

Но это только в сказке все хорошо да гладко. Бывало и такое, хоть и очень редко, что ломались в воздухе планеры. Парашютов тогда не хватало. Не все летчики даже на больших самолетах с ними летали. И если беда случалась – горе было великое.

Как-то стоял яркий день. В небе висели белые барашки облаков. Десятки друзей наблюдали за полетом Петра Клементьева. Удачно вел он свой самодельный планер. Как вдруг его бросило вверх.

– Значит, в сильный поток попал,– догадались товарищи.

Тут раздался треск. Сложились крылья. В обломках планера рухнул паритель на землю…

Плакали парни, слез не стесняясь. Жалко друга – летчика бесстрашного. Да слезами горю не поможешь.

– В память о погибшем хорошо бы назвать его именем Гору, – предложили пилоты.

Согласился Узун-Сырт, мудро рассудил:

– Пусть будет у меня два имени. Что в этом плохого? Вправду ведь, дела и память – самое великое, что оставляет на земле после себя Человек.

Схоронили Петра Клементьева, но дела своего не бросили. Сотни пришли на смену одному. Время было такое – без крыльев человеку никак нельзя.

Еще крепче взялись за учебу планеристы. Летать стали выше. Летать стали дальше.

Приехала как-то на Гору девушка. Глаза задорные, улыбка веселая. Сама красивая да высокая. Первой стала приходить на учебу. Больше всех книжек читала. А летать научилась – залюбуешься.

Год прошел, говорят ей:

– Научилась всему, что нужно. Теперь ты равная среди равных.

А она настырная, трудом да упорством вперед вырывается. Починить если что – лучше других сделает. Взлетит в небо голубое – не угонишься.

Еще год прошел, говорят ей:

– Научилась тому, что знают лучшие. Теперь ты равная среди лучших.

А седой Узун-Сырт возьми да спроси ее:

– А что, планеристка Маргарита Раценская, лучшей в мире среди девушек быть по плечу тебе?

Призадумалась та. Лучшей быть – летать других дольше.

Ничего в ответ не сказала. Ушла думу думать.

Прошло время в тренировках упорных, занятиях трудных. Как–то говорит Маргарита товарищам:

– Сил набралась и знаний хватает. Дольше всех хочу над Горой летать.

Вот однажды утром осенним села Маргарита в планер. Шлем застегнула, приборы проверила. Дорога под облаками предстояла долгая – от рассвета до заката. Такой был мировой рекорд. И Раценская решила его побить.

Взмахнули на старте флажками. Словно птица, взметнулся планер со склона. Посмотрела вокруг. Рядом, точно в вальсе кружат ее друзья. От одного края Горы к другому летает Маргарита. Час прошел. Другой прошел. Пригревает солнце. Горячий воздух поднимает ввысь ее планер. Облака совсем рядом. Бегут стрелки по циферблату. Так прошло еще время. Трудно сидеть в кабине, тесно. Занемели руки, отекли ноги. Да встать нельзя.

Смотрит Маргарита, а рядом орел летит. Он в сторону – она за ним. Он вверх – она туда же. Так и летали они рядом, в одном потоке.

Так день и прошел. Солнце садиться стало. Быстро стемнело. Чтобы Гору лучше видно было, костры зажгли.

Летит Маргарита, песни поет да шоколад жует. Посмотрит на крыло – огонек горит. Вниз поглядит – фары машин да костры видит.

Тут ветер стихать стал. Посадила она планер, а навстречу товарищи. Целуют, поздравляют:

– Молодец, Маргарита!

А на следующий день газеты написали – она установила мировой рекорд. Пробыла в воздухе почти шестнадцать часов.

Вот так Маргарита!

Но тут грянула война. Задумались планеристы – как помочь стране? На птицу без мотора пушку да пулемет не поставишь, чтобы врага с воздуха разить. Бомбы не загрузишь, чтобы сбросить на неприятеля сверху.

На выручку пришла Гора и подсказала:

– Давайте на больших планерах грузы возить. Как маленький буксир тянет большую баржу, так самолет за собой будет по воздуху тянуть планер с солдатами да боеприпасами.

Так и решили планеристы.

– Да куда вам без пушек, – сказали истребители.

– Да не справитесь без брони. Убежать не успеете, моторов-то нет,–говорили штурмовики.

– Как нападут на вас в воздухе враги-фашисты, одни щепки полетят от ваших деревянных планеров,– сказали бомбардировщики.

Усмехнулись тогда планеристы. И видно было, что хитрость они какую-то удумали. Да об этом до поры до времени никому не говорили. А секретному замыслу научила их Гора.

Скрывали – скрывали они свою хитрость, да партизаны про их смекалку рассказали. Когда враг нашу землю занял, задумались партизаны – откуда брать продовольствие да боеприпасы? Самолет в лесу на поляну не сядет. Как быть? А планеристы возьми и предложи – давайте будем всякие нужные вам грузы по ночам привозить. А аэродром нам не нужен. Сесть сможем на полянку. Летим мы высоко. Мотора нет – нас не слышно. Огни на крыльях не включим – не видно нас.

– Точно бабочки ночные,– пошутили некоторые.

Так всю войну помогали планеристы партизанам.

Вот какой совет дала им Гора.

Отгремели бои. Стали слетаться на Узун-Сырт спортсмены. Заведут самолет, заревут моторы. Подхватят планер – и в небо. Отцепится планерист и давай от облака к облаку путешествовать.

Хорошо!

Да вот беда. Уж больно велики крылья у планера. Для старта на буксире за самолетом большой аэродром нужен. Да и самолетов на всех не хватает. А летать очень ребятам да девчонкам хочется.

Думали-думали. Вот если бы такие крылья придумать, чтобы в пакет сложить, на плечо, и в горы. Там эту птицу собрать – и в полет.

А Гора возьми и подскажи:

– А вы вместо дерева тонкие трубки из металла приспособьте. А на крылья ткань попрочнее.

Поломали ребята голову, подумали. На завод пошли – легкие трубки алюминиевые нашли. На фабрику пошли – материал прочнее прочного попросили. Болтами скрепили, тросами растянули. Каркас получился. Сшили крылья из материи – воздушный парус вышел. А чтоб управлять сподручней – треугольную трапецию устроили.

Красота!

На пригорок забрались да ветер выждали. Пристегнулся умелец к трапеции. Поднял в руках сильных машину свою расчудесную. Изловчился и побежал. Подхватил его ветер и поднял над землей. Летит Человек, радуется. А Гора советует, как вправо повернуть, да как влево.

Коротким был полет. Так ведь все первое всегда быстро происходит.

Научились летать одни. Потом научили других. А те еще кого научили. Так и пошло с тех пор.

Вот только никак не могли найти название своей чудо-птице. Когда русские слова все перебрали, стали пробовать иностранные. Да все нескладно получалось.

Так бы до сего дня летали на птице без названия да, говорят, снова Гора выручила. Вот как дело было.

Закончились однажды полеты. Положили ребята свои крылья на траву. Сели чай пить. Вспоминали кто как летал. Вдруг что-то как послышалось. Одни говорят – чайник пыхтел. Другие – будто из долины донес ветер слово незнакомое: «Дельта… Дельта».

Посмотрели ребята на своих чудо–птиц. А ведь и правда. Крыло похоже на греческую букву «дельта». Подумали и решили, что назовут свои крылья – «дельтаплан».

А Гора прозвала тех мальчишек дельтапланеристами. Вначале необычно было. Уж больно длинное слово. Теперь все привыкли.

Те ребята уже выросли, но все равно приезжают. Так было. Так будет всегда. Пролетят годы, и их дети, а потом дети их детей тоже приедут. Потому, что любовь к Горе передается. Переходит, как светлое чувство благодарности за минуты счастья, название которому – полет.

Вспоминаю, как однажды Гора удивилась. Было это в конце 1988 года. Пришел я с друзьями на склон. За плечами – рюкзаки большие.

Тогда, наверное, Гора сказала:

– Туристы пожаловали!

Вот только не стали мы палатки ставить. Достали из рюкзаков и расстелили на земле свои чудо-самолеты. Были это не то парашюты, не то планеры. Пристегнули подвесные системы, дождались встречного ветра. Разбежались и полетели!

Ну и чудеса!

Вот если б ковер-самолет полетел, и то удивления меньше было бы. А тут вроде матраца большого. А строп-паутинок видимо-невидимо. Потянешь правой рукой – повернешь направо. Левую руку наклонишь – влево улетишь. А отпустишь обе руки – вверх к облакам понесешься.

Услышала Гора, как меж собой мы птицу эту диковинную парапланом называли. Не думала, не гадала, что на таком вот самолете летать можно. Подумала, подумала Гора и решила, что людей этих парапланеристами назовет. Так и пошло с той поры.

Месяц прошел, другой. А нас все больше да больше.

И решили мы объединиться и создать Ассоциацию парапланеристов СССР «Союз». А автору этих строк пилоты оказали доверие и выбрали президентом молодой организации.

Тут стали нам задавать вопросы:

– Где можно научиться летать на параплане?

И родилась на Горе «Школа парапланеристов «Коктебель». А первыми инструкторами стали Евгений Белоусов и четыре Сергея: Жукарин, Белорусов, Шеленков и Рожко.

Смотрит на нас Гора, усмехается. Ну все как когда-то у планеристов. Сначала сверху вниз сигали да секунды считали. Потом с утра до ночи летать стали. Научились, значит.

– Вот это птица так птица. Всем самолетам самолет,– решила Гора.

Ни аэродрома с буксировщиком не нужно, как у планера. Ни труб длинных, как в дельтаплане. Рюкзак на плечо, да летай сколько душе угодно. Был бы ветер покрепче, да желание посильнее.

Не нарадуется Гора, глядя, как ловко все у парапланеристов получается. А сама провожает их взглядом и думает:

– Как велик Человек. Как мудра его мысль. Как любить нужно землю свою, чтобы ввысь уноситься с мечтой о небе, а на землю стремиться с любовью к Родине своей великой.

Течет время. Уходят из жизни люди-птицы.

Собрались однажды летчики и поставили на каменном выступе Узун-Сырта памятник. А на нем слова: «Пионерам советского планеризма, конструкторам, пилотам – в честь 50-летия. 1923 – 1973». Кто бы ни ехал мимо, обязательно увидит его.

Собрались планеристы, люди неравнодушные, сердцем окрыленные, и решили создать музей легендарной Горе. И родился Музей планеризма прямо на вершине, в планерном центре.

Долгое время собирал я материалы и экспонаты об истории дельтапланерного и парапланерного спорта. Собрались вместе пилоты и построили в центре Феодосии «Музей свободного полета». Его торжественное открытие состоялось 22 сентября 1990 года. Первые пятнадцать лет мне посчастливилось возглавлять его дружный коллектив.

Сказочная Гора. Небывалое место. О седом Узун-Сырте говорят сразу три молодых музея. Заслужил, значит.

Решил я сделать ещё одно доброе дело для Горы. Собрался и написал для вас, ребята, эту историю.

Сказка старого Аю-Дага

Когда я работал вожатым в «Артеке», пошли мы однажды с отрядом в поход на Медведь-гopv. День был солнечный, жаркий.

Долго шли, устали. А на вершину поднялись, сил и вовсе нет. Сделали привал. Кто бутерброд жует, кто песни поет. Тут ветерок задул, прохладой потянуло. И вроде как голос раздался.

Притихли ребята, прислушались. Прислушался и я. А голос все громче. Это мы уже потом узнали, что Медведь-гора один раз во сто лет говорить начинает. И услышали мы историю интересную. Хотел я ее раньше рассказать, да все никак собраться не мог. Только сейчас и решился. Так вот, слушайте.

Давным-давно, когда на земле не было богатых и бедных, на морском берегу в густых лесах жили люди и звери. Дружно жили. В нашем медвежьем племени всегда мир да покой. Да и что делить? Еда в те времена была в достатке.

Хлеб и виноград Человек растил. Пичуги мошек клевали да песни щебетали. Я, тогда еще молодой медведь, с друзьями-товарищами грибы да ягоды собирал. Зверюшку какую когда-никогда промышлял. А любимым нашим делом было мед добывать. Бывало, и сам всласть поешь, и Человека угостишь.

Благодарит Человек, улыбается. Дело вроде как и безделица, да только от дела доброго и самому в радость и другим приятно.

Долго так жили. Случился как-то шторм. Море Черное, когда сердится, много беды творит. Так и в тот раз. Свистит ветер, грохочут волны. Гляжу, далеко-далеко корабль тонет. Помочь бы, да не доплыть. Из наших медведей кто посмелей, вплавь собрался. Да куда там. И Человеку не поможешь, и сам голову положишь.

А наутро, когда солнце встало, глядим – обломки корабля на берегу. А среди них сверток. А в нем что-то шевелится. И голосок такой тоненький-тоненький. Смотрим, а там маленькая девочка.

Вытерли мы ее насухо. Переодели да накормили. Жалко стало, одна осталась в живых со всего корабля, а стихию победила.

Полюбилась она нам и назвали мы ее Никой. На языке Человека имя это – Победа.

Жила Ника среди нас – горя не знала. Песни пела да хозяйством потихоньку занималась. Год за годом шел. Все старше становилась Ника. Минуло ей шестнадцать.

Как-то собрались мы с братьями-медведями в горы. Любимицу нашу дома оставили. Простились и строго-настрого наказали быть осмотрительной.

Пошла Ника купаться. Глядит, а на берегу – лодка. В ней молодой красивый юноша. Рассказал он, как еще подростком угнали его разбойники в рабство. Продали на другой берег моря. Но рвался юноша в родные места. Отважился однажды бежать. Сел в лодку и поплыл. Много дней носило его по волнам. Кончилась пища и выпита последняя вода. К счастью, прибило его к берегу.

Не знала Ника, как мы отнесемся к чужестранцу. Спрятала его в месте укромном, под скалой прибрежной.

С того дня стала навещать его каждый день. Еду и питье приносила. Развлекала как могла. Рассказала Ника о своей жизни. Рассказал юноша о своей. О том, как живут люди в его краях. И чем больше они узнавали друг друга, тем ближе становились их сердца. Она пела ему свои песни, он ей – свои.

Так прошло время. И однажды Ника и юноша поняли, что любят друг друга. И решили бежать. Ведь скажи они нам о своем решении, ни за что бы мы их не отпустили.

Смастерили они мачту с парусом и к лодке приладили. Впрок еды заготовили и стали ждать ветра попутного.

Хорошо помню тот день. Я с друзьями как раз отдыхал после охоты. Вдруг гляжу, а от берега лодка отчалила. И в ней – Ника. В нашу сторону смотрит, рукой машет, а на глазах слезы.

Бросились мы к морю. Ужасен был наш гнев. Страшен был рев. Заметались мы по берегу, видя, что теряем навеки любимицу нашу. Но все дальше и дальше неслась в даль голубую лодка.

Что было после – не помню. Обессилев, упал я на берег. Так закончился день. Пришла ночь. В свете звезд я понял все. Понял, что любовь к юному пришельцу, любовь к Человеку, победила в Нике привязанность к нам.

Настало утро. Но так велико было мое горе, что сил подняться уже не было.

Вот и лежу я здесь с тех пор.

Медведи из этих мест ушли и разбрелись по горам. До сих пор в память о моих товарищах некоторые места Крыма названы их именами. На горе Басман – шахта Медвежья. Пещеры у Ай-Петри зовут Аю-Тешик и Аю-Коба. Значит это – медвежье ухо и медвежья пещера. Около Старого Крыма – Аю-Кая – медвежья скала.

Не знаю, как справился бы я со своей потерей, если бы не забота Человека. Велик его ум. Добро живет в его сердце. В том месте, где последний раз ступила на берег Ника, построил он свое жилище. Это как раз у моей левой передней лапы. Счастливо зажили по соседству со мной люди. Свое поселение они назвали Партенит. Год от года оно становилось все больше. Каменным домам с черепичными крышами стало тесно в долине. Они стали подниматься все выше и выше к вершине. Радовался я такому соседству и помогал Человеку, чем мог. Прошло много десятков лет, и на моей спине выросло целое городище. Прижались в нем друг к другу шесть поселений. Выжить в те времена помогла Человеку вера в Бога. В благодарность ему одна за другой встали на вершине шесть церквей.

Сейчас в это трудно поверить, но в этих землях жили печенеги и тавры, римляне и скифы, сарматы и византийцы, русичи и греки, армяне и генуэзцы. Да всех и не упомнишь. И каждый из народов земле обетованной в разное время давал свои имена: Дори, Таврия, Скифия, Готия…

Я помню те давние времена, когда вокруг, сколько хватало глаз, не было ни одной дороги. В этих краях никто ни на чем не ездил. Это было очень давно. Люди ходили пешком, а поклажу свою несли в руках. А вместо привычных дорог были извилистые тропинки.

Я помню те времена, когда тропинки у моих ног стали шире. Это коровы да овцы, прирученные Человеком, переходили с места на место.

Потом Человек сел на лошадь. И пошло-поехало. Но и ехали не только верхом. Приспособили двухколесные арбы и неуклюжие мажары. Человек додумался даже мне па спину проложить дорогу. Ее остатки сохранились до сих пор.

Закипела жизнь в поселениях. Суетятся люди у небольших загонов. Там домашний скот – их главное богатство. Были здесь волы и козы, бараны и лошади, свиньи и коровы. Трудятся люди на крошечных участках рядом с домами, обхаживая инжир да оливки, виноград да рябину. А рядом у пылающих горнов – кузнецы. Они умельцы делать не только наконечники к стрелам да копьям. Мастерят якоря и посуду разную.

Чуть не в каждом доме женщины, что лепили из глины незатейливую кухонную утварь. Трудились прямо на улице у своей печи. Бывало обед готовят, а руки то одну безделушку сделают, то другую. То миску, то кружку – и в печь. Это чтоб крепче была.

А были еще настоящие мастера-гончары. Руки у них золотые. Ну просто кудесники. Замесят глину и хоть что из нее получат.

Нужно дом от дождя и снега укрыть? Вот вам черепица плоская да гладкая.

Нужно ребятишек позабавить? Получайте малыши свистульки да игрушки.

А нужно для хозяйства посуду разную – сделают – заглядишься. Хоть рыбу засолить в ней, хоть вино иль масло впрок заготовить. Творили мастера пифосы и кувшины, амфоры и горшки всевозможные. Все из глины. Вот какие умельцы были.

Гордились рукотворными делами своими. И чтоб слава гончара множилась – ставили клеймо специальное. Знает Человек, что сработано на славу. Радуются люди, мастеров добрым словом поминают.