Жулики. Книга 6

– Пинот Ноир,– подсказал Мишка.

– Ну да. Сели, значит. Отвальные, то, се. Ну, он и вспомнил про день взятия Бастилии. Был здесь по коммерческим делам.

– Ну, был. И что? Тебе тоже захотелось?

– Да нет же. Он рассказал, что его чуть толпа не казнила, приняв за наемного швейцарца, которые Бастилию обороняли. Эти-то коменданту голову оторвали, как его там звали?

– Маркиз Лоне,– опять подсказал Мишка.

– Ну да, Лоне. В общем голову ему оторвали, на пику насадили и по Парижу отправились гулять. Чтоб значит всех порадовать. Ну а заодно и всем подозрительным морды чистить. Вот Вилли им и подвернулся. Чудом, говорит, спасся. Монах влез какой-то и буквально отбил у толпы. Вилли даже прослезился, вспоминая. Говорит, уже голову хотели отрезать, когда этот монах подоспел и спас. И говорит, что очень на меня был этот монах похож. Если бы не разница в возрасте. Вот, мол, как бывает.

– Он что общался с этим монахом длительное время?– заинтересовался приключениями Вилли в Париже Мишка.

– Совсем не общался. Крикнул ему монах:– "Беги". Вилли и помчался со всех ног прочь. Толком не успел разглядеть, оглянулся один раз всего, когда за угол ближайший заворачивал.

– И что увидел?

– Говорит, что побоище увидел жуткое. Видать, толпа между собой передралась.

– Это все?

– Все, но я решил проверить. Что это за монах, на меня похожий, его выручил. Может как тот офицер, что Неккера отмазал? Ну а дальше… Блин… Попал как лох. Пацан этот:– "Мсье, женема сис жур". Тьфу.

– Как ты думаешь, почему я здесь?

– Понятно почему. Не вернулся вовремя, вот и задергался.

– Я три дня "дергался". Ты здесь два часа, а там тебя нет три дня. Что это может означать? А то, что не заявись я сюда сегодня и где тебя таскали бы эти гаврики одному Богу известно. По какой-то причине они решили тебя не отпускать целых три дня. Или на цепи бы сидел все это время, или дали бы еще раз по башке беспечной и уволокли бы в другое место.

– Вот гады!!!

– Да уж. Негодяи. Нет, чтобы сразу угрохать, как все приличные бандиты поступают.

– А я про что? Садисты, блин. Обязательно выясню, что они со мной сделать планировали.

– Сейчас… Так они тебе все и рассказали. Они может еще и сами не знают, что собирались. Им может, еще это в голову не пришло ни кому. Пока они просто держали вас всех под замком, чтобы не мешали "работать". А завтра или послезавтра может быть, кому-то из них придет в голову идея ночью вас вывезти из города и продать на галеры гребцами. Особенно вы с мадам для этого габаритами подходите. Особенно мадам.

– А чего это ворье перегрызлось между собой? Твои штучки?

– Какие штучки? Просто я зашел, "побазарить". "Базар" не получился. Кончилось все "махачем". Вон даже шлюхи все в "отрубоне". Можешь выбирать любую, там их штук пять. Все красавицы, одна другой обольстительнее. Чаровницы. Женой будет верной, потому как нагулялась досыта.

– Издеваешься? Ну, ну, паяц. Ничего будет и на нашей улице пень цвести. Где, кстати, мое барахлишко? Кошель, "Перф", курево? Курить хочу, аж… Слов нет как. Эй, как там тебя? Зюзя, подь сюда,– Серега поманил к себе пальцем мадам, и та живенько подскочила, переваливаясь с боку на бок.

– Чего изволите, мсье?

– Изволю барахлишко свое назад получить. Где тут они склад устроили, награбленного?

– Вон в той комнатке,– указала на дверь мадам, пухлым пальцем.

– Отворяй закрома,– скомандовал Серега нетерпеливо, видать и, правда "уши пухли" от никотинового голода.

– Открыто,– махнула рукой мадам. Серега шагнул к указанной двери и дернул кольцо-ручку на себя.

В комнате он пребывал минуты две и вышел оттуда расстроенный и хмурый.

– Нет моего ничего. Видать по карманам растащили, сволочи. Одна "Завеса" только осталась и то потому, что обшаривали не внимательно,– Серега достал пластину из внутреннего кармана и шлепнул ее на ладонь.

– Интересно, почему ты ей не воспользовался в течение трех дней? Ведь под рукой была? А в ней тебе с цепью разобраться две секунды делов.

Серега пожал плечами.

– Может от удара по тыкве у тебя амнезия приключилась. В смысле "здесь помню, а здесь не помню"?-

Серега опять пожал плечами.

– Ты меня узнал, когда в себя пришел?

– Узнал, конечно. Может они сволочи еще раз потом обыскать бы успели, если бы ты не заявился? Сколько бы я еще провалялся?

– Не знаю. При сотрясении мозга человек может очень долго в отрубе лежать. Смотря чем сотрясти. А у тебя там шишка на полголовы была. Хорошо, что мозгов мало, кость в основном.

– Сам ты кость. Пора этих мизераблей допросить. Ох, чего-то кулаки чешутся. Видать к деньгам,– усмехнулся Серега.

– К деньгам ладонь левая чешется.

– А у меня все что чешется, все к деньгам,– отмахнулся Серега от Мишкиного уточнения народной приметы.

– А шпага где?

– В "Трояне". Монах при шпаге это было бы что-то.

– А монахи при саблях или мечах – это нормально?

– Ну, так это где? В дороге. И когда? В веке 14-ом. А у нас на дворе век просвещенный 18-тый. Буржуи власть берут везде. Техническая революция началась. Паровой двигатель уже, наверное, изобрели. Поднимай братву, хочу за жизнь с ними покалякать. Кто у них главный в шайке-лейке?

– Попробуй сам определить. Ты же любишь угадывать,– усмехнулся Мишка.– Спорим на подзатыльник, что с трех раз не догадаешься?

– Идет. Готовься,– Серега двинулся в сторону обнявшихся на полу Лохматого и Одноглазого.– Голубые что ли?– сплюнул он на пол и схватив обоих за шивороты, поставил на ноги.

Лохматый и Одноглазый, давно уже пришедшие в себя, но не имевшие возможности шевельнуться и даже разговаривать, оба шумно выдохнули сквозь стиснутые зубы и попытались вырваться из Серегиных рук, получив свободу конечностей. Это его позабавило и, приподняв обоих мазуриков за шивороты, так что ткань затрещала, он внес их в трапезную, как нашкодивших котят.

Причем оба так перепугались, повиснув в воздухе, что дергаться перестали и похожи на этих котят стали абсолютно, даже колени слегка поджали, не сговариваясь. Серега швырнул обоих на пол и принялся сгонять всю банду пинками в угол, подавляя легкое сопротивление.

Кто-то, похоже, что Огюст – отмороженный, швырнул в него тесак, который отскочил от "Завесы" в районе груди и привел мародеров в панику, а Серегу разозлил. И церемониться он перестал с мазуриками вовсе. Быстро, в течение считанных секунд, согнал их оплеухами в угол и шугнув вон, пришедших в себя "жриц любви", приступил к допросу.

Всего перед ним стояли, трясясь и потирая разбитые лица, восьмеро оборванцев. Если до "разборок" кто-то из них еще мог похвастаться целой одежонкой, то теперь таких не осталось совсем.

Мишка вошел следом за Серегой, пропустив выскочивших за двери шлюх, которые выглядели в смысле целостности платьев, не лучше "кавалеров". За дальнейшую их судьбу можно было не беспокоиться, в коридоре они сразу попали в заботливые, пухлые лапы мадам.

– Бедных девочек обидели, наряды попортили, прически порастрепали,– запричитала она приторным голоском,– Марш, стервы ублюдочные, в будуар. Чтобы через час выглядели как Мария-Антуанетта на Рождество,– закончила она басом и для профилактики, отвесила каждой "жрице" по оглушительной оплеухе. Мишка не стал вмешиваться в воспитательный процесс, хоть ему и стало жаль этих затюканных жизнью женщин.

– Всем молчать и отвечать только, когда буду спрашивать,– тем временем "прессовал" мазуриков Серега.

– Ты, тут главный?– ткнул он пальцем в Лохматого. Тот отрицательно мотнул головой, и Серега обвел внимательным взглядом всех "соискателей" в конкурсе "угадай атамана".

Половину он отсеял, так как они не соответствовали, по его мнению, на 100% процентов этому званию, ввиду своей невзрачности. Оставшихся троих, принялся осматривать, как покупатель осматривает на рынке выбранную лошадь. В зубы, правда, заглядывать не стал, но одного "соискателя" даже потрепал слегка по перевязанной щеке. Парень вынес эти пощечины молча, и только кровавая слюна, побежавшая из уголка губ, выдала, чего это ему стоило. Мишке именно этого, маявшегося от зубной боли мазурика, стало жаль:– "Еще ведь и кружку лбом поймал. Крепкая голова у парня", – посочувствовал он ему и щелкнув пальцами, снял с него зубную и прочие хвори. Облегчение наступило настолько стремительно, что парень схватился рукой за щеку, не веря такому счастью.

– На месте пока голова,– взглянул на него пристально Серега.– Ты что ли тут заправляешь в этой кодле?

– Нет,– отказался от предложенной чести мазурик, ощупывая щеку. Затем, не удовлетворившись поверхностной ревизией, он полез пальцем в рот, чтобы убедиться, что болевший проклятый зуб на месте. Зуб оказался на месте и вел себя прилично, т.е. не ныл и не сводил с ума пульсирующей болью. И тогда глаза парня засветились таким счастье, что даже Серега заметил эту перемену и спросил:

– Чего это засиял, как задница на заборе?

– Зуб!

– Ты Зуб?– переспросил Серега.

– Не, я не зуб, я Конь. Зуб-гад не болит больше,– Конь радостно засмеялся, демонстрируя еще с десяток потенциальных "гадов". От остальных экстремальная жизнь уже успела его избавить.

– Поздравляю, Конь,– Серега нахмурился, до подзатыльника осталось всего ничего и шансы у него 50 на 50-т. Так он считал, разглядывая потенциальных претендентов на почетное звание "атамана"

"Одноглазый или этот Долговязый хмырь",– решал он дилемму и никак не мог определиться. Интуиция ему подсказывала, что от подзатыльника не уйти и спор он проиграет наверняка, поэтому оглянулся на Мишку и спросил:

– В этой или той четверке?

– Хрен с тобой, подскажу – не в этой,– пошел на уступки Мишка, озадачив Серегу окончательно.

– Точно?

– Точнее некуда. Выбирай кого-нибудь уже, плюхи видать, не избежать тебе сегодня,– Серега принялся внимательно изучать стоящую перед ним и переминающуюся с ноги на ногу четверку, отсеянную им в самом начале конкурса, как не перспективную. Наконец, поколебавшись секунд десять, он ткнул пальцем в лоб того самого "кавалера", которому досталось в самом начале разборок по причинным местам и поэтому стоящего широко расставив ноги.

Именно эта стойка, "бывалого морского волка" и ввела в заблуждение Серегу. Знал бы он, отчего иногда совершенно сухопутные крысы в течение нескольких минут становятся "бывалыми морскими волками", очень бы удивился.

– Все, попыток три,– подвел итог Мишка.– Огюст, шаг вперед,– Огюст глянул исподлобья, но шаг сделал.

– Этот шибздик Огюст? Вот уж в последнюю очередь бы на него подумал. Хитер видать, парниша. Раз с такими головорезами вроде вот этого Одноглазого управляешься. Вопрос первый, атаман, где мое барахло?

– Серега изумленно переводил взгляд с невзрачного атамана на Мишку и, пожалуй, не удивился бы, если бы Огюст принялся бы отрицать свое атаманство. Но мародеры молча полезли в карманы драных штанов и выложили на протянутую Серегину ладонь "Перф", зажигалку и кошель с монетами. Кошель выгреб из кармана Огюст. Серега взвесил его на ладони и пришел к выводу, что явно вес убавился значительно.

– Куда потратили?– уставился он взглядом удава на Огюста и тот, завихляв глазами, полез в глубины своего тряпья и вынул из них еще почти горсть золота.

– Заныкать хотел? От братвы. Крысятничаешь, командир?– осуждающе покачал головой Серега. А мародеры оскалились на своего предводителя, все одновременно сверкнув глазами. Даже Конь лыбиться перестал и скорчил недовольную гримасу.

– Сигареты где? Табак, где спрашиваю? Коробка бумажная с верблюдом? Лошадь горбатая нарисована,– вспомнил Серега про "пухнущие уши".

– Не балуемся мы ни кто табаком этим. Пьеро отдали. Ему картинка понравилась. Пусть нюхает,– оскалился Лохматый.-

Турок, сбегай за Пьеро.

Белобрысый Пьер явился тотчас же и, вытащив из-за пазухи пачку, дрожащей рукой протянул ее Сереге.

– Я только одну попробовал,– признался он виновато.

– Что попробовал?– не понял Серега.

– Ну, эту, самую. В которой табак. Его жевать надо. Я знаю.

– И как?– заинтересовался Серега. Пьер скривился и, вспомнив вкус табака, сплюнул.

– Не понравился, значит?– Серега достал сигарету и, прикурив, выпустил дым в сторону стоящей в углу шайки.– Его еще и курят. Не видел ни разу?

– Не-е-е-т,– удивился Пьер. И изумленно вытаращил глаза на то, как монах выпускает клубы дыма.

Глава 3

"Разбор полетов" продлился минут десять. В течение которых Серега выкурил две сигареты, а бывшие узники, получив свое барахло, экспроприированное у них шайкой Огюста – тихо, без скандалов разбежались из заведения мадам Зизи.

– И последний вопрос, чмурики. Куда собирались деть людишек? Ну? Не слышу,– Серега обвел взглядом шеренгу мародеров.

Огюст пожал недоуменно плечами.

– Не придумали, значит, еще? А вот что нам с вами теперь делать? Бастилия закрыта, да вас туда, пожалуй, и не приняли бы. Там в основном за политику сидели. А вас без лишних слов просто повесили бы и все. У кого есть идеи?– мародеры уныло молчали, повесив "буйные" головы.

– Мишель, может отправить их в паломничество какое-нибудь? К Гробу Господню, например. Тут рядом, за год дойдут,– предложил Серега.

Шайка, услышав о паломничестве, начала переглядываться с ухмылками на разбитых губах.

– Чего обрадовались?– окинул их суровым взглядом Серега.– Пойдете, как миленькие. Ну что, Мишель, как тебе моя идея?

– Нормально. Дай им десяток монет на продукты и пусть валят,– Мишка щелкнул пальцами и зашевелил губами. Лица оборванцев вытянулись удивленно, затем у всех подернулись вселенской печалью и не сговариваясь они рухнули на колени, крестясь и отбивая земные поклоны.

– Вот и настрой у ребят, вижу, соответственный появился. Встать! К Гробу Господню шагом марш. Это на юге. Солнце утром слева будет светить,– Серега, сориентировав шайку, щедро отсыпал Огюсту в ладони монет и похлопал его по щуплому плечику:

– Веди своих орлов, командир. С песнями чтоб. Знаете хотя бы одну? Нет? Ну, братан, так не годится. Запоминайте, специально для паломников псалом сочинен.

Как будто ветры с гор

Трубят всем нищим сбор

Дорога нам до гроба далека

И уронив платок,

Чтоб не видал никто

Слезу смахнула девичья рука

Не плачь, девчонка, пройдут дожди

Мы все вернемся, ты только жди

Пускай далеко твой верный друг

Любовь на свете сильней разлук!– напел мелодию и слова Серега.

– Запомнили? Вперед. Запевай!– и шайка, вывалившись на улицу, зашлепала по ней в южном направлении, на десять голосов распевая "псалом":

– Дорога нам до гроба далека…

– Ну вот, шлягер запустили,– обрадовался Серега.– В Иерусалиме такими темпами к осени будут. Поехали Вилли искать. Филя, вперед!

Париж бурлил. Похоже, что все горожане высыпали на улицы и устроили массовые гуляния. Толпы народа вывалили на набережные Сены и восторженно слушали участников штурма Бастилии, которые возвращались от крепости и, собирая вокруг себя любопытных, расписывали в красках, как героически они "штурманули" королевскую твердыню.

Мишка с Серегой подъехали к одному из таких ораторов, который взобрался на телегу и с нее делился, с окружившими его парижанами, впечатлениями от штурма. Мишка с удивлением узнал в ораторе, того самого замухрышку в помятом цилиндре, которому он объяснял пару часов назад про флаг и деньги в закромах Бастилии. Цилиндр коротышка где-то потерял и теперь у него на голове красовался блестящий в некоторых местах шлем, а на тушке помятая кираса швейцарского наемника. Прихватил, очевидно, во дворе Бастилии. Вид в ней у оратора был воинственный и грозный. Коротышка размахивал руками и выкрикивал в толпу парижан свои впечатления от штурма:

– Эх, как мы им! Вот этими самыми руками,– потряс он кулачками.– Троих швейцарцев задушил.

– Да иди ты,– не поверил Мишка.

– Или четверых, я и не считал. Их там как тараканов было. Коменданта с офицерами всех в ратушу поведут. Я сам слышал,– коротышка приложил руку козырьком ко лбу и радостно сообщил:

– Вон, ведут уже,– толпа заволновалась и развернулась в сторону процессии двигавшейся в их сторону. По набережной двигалась группа арестованных защитников крепости, окруженных конвоем из гвардейцев и вооруженных ремесленников. Инвалиды и Швейцарцы-наемники, подталкиваемые прикладами и пинками, шли, понурив головы, а народ забрасывал их тем, что подворачивалось под руку. В арестованных летели недозрелые каштаны, обломанные ветки и даже камни.

– Предатели. Изверги!!!– заполошно заорала какая-то прачка, добавляя остроты в народное негодование и схватив ушат с помоями, стоящий у ее ног, швырнула его в процессию. Совершенно не заботясь, о том в кого он попадет. Помоями окатило в первую очередь конвой и сопровождению арестованных такое внимание активное населения, сразу нравиться перестало окончательно.

– Прекратить!– заорал офицер командовавший оцеплением и отшвырнул, вцепившуюся ему в рукав обезумевшую прачку.– Уйди прочь, дурра!

– А-а-а-а-а-а!– завыла та, упав на булыжники.– Убийца-а-а-а-а-а! Люди-и-и-и, помогите!

– Своих защищае-е-е-е-т!– подлил масла в огонь коротышка с телеги.– Бей офицеров, предателей народа!– и народ, услышав призыв своего неформального лидера, схватился за дубины, копья и топоры. Только что стояли и слушали вполне миролюбиво, раскрыв рты и вдруг, откуда что взялось. Толпа буквально взбесилась, налетев на конвой и затаптывая ползущую на четвереньках прачку-помойщицу.

Охрана ощетинилась штыками и саблями, но в дело пошли топоры и пики, которых было гораздо больше и стычка переросла в избиение конвоя вместе с конвоируемыми. Их оттеснили к набережной и долбали чем попадя. Несколько офицеров пытались образумить толпу и даже выстрелили вверх из пистолетов, но только раззадорили напавших. Какой-то здоровенный мужик в фартуке и белом колпаке на голове, очевидно повар, размахивая кухонным ножом, ринулся на идущих в первом ряду колонны арестованных коменданта крепости Лоне и попытался ткнуть им его в грудь. Но тот, ловко увернувшись, пнул верзилу ногой в живот.

Получив качественно ботфортом под дыхало, повар согнулся пополам и, хватая ртом воздух, выпучил глаза.

– Измена-а-а-а!!!– орал коротышка с телеги, подпрыгивая на месте. И народ подхватил:

– Бей, аристократов!!!– еще интенсивнее замелькали топоры и дубины, сбивая с ног десятка два конвоиров. Повара заботливо отвели в сторону и две сердобольные женщины в чепцах, принялись оказывать герою неотложную помощь, заключавшуюся в благих советах и поглаживанию по голове плешивой, уже без колпака.

А народ, повиснув на конвое и арестованных гроздьями, рвал несчастных в клочья.

– Дайте мне!!!– отдышавшийся повар, размахивая ножом, ринулся в свалку и, подобрав на ходу, оброненную кем-то из конвойных саблю, протолкался к обидевшему его коменданту.

– Руби ему голову мерзавцу!– подал совет с телеги коротышка и повар, сбив с ног маркиза де Лоне, тут же не задумываясь и воплотил этот совет в жизнь.

Двумя ударами сабли он почти отделил голову несчастного от туловища и докончил обезглавливание кухонным ножом, которым в отличие от сабли пользовался гораздо профессиональнее.

Ему тут же подсунули ржавую пику, на жало которой он и насадил уже мертвую голову коменданта. Бывшего, последнего коменданта, бывшей королевской тюрьмы.

Обезглавленное тело швырнули в Сену и оно поплыло, окрашивая воду в красный цвет.

Откуда-то из ближайшей улочки к месту расправы над конвоем и арестованными, выбежали сотни полторы гвардейцев, под командованием офицеров они кинулись на помощь товарищам и слаженными действиями, оттеснили толпу от жертв. Окружив их плотным строем, они сверкнули штыками и по команде офицера, выпалили над головами людей, приводя их в чувство.

– Всем прочь!– орал усатый капитан, выпучив от напряжения глаза.– Всех перестреляю!– толпа колыхнулась и отхлынула, унося в виде трофея комендантскую голову на пике.

Мишка с Серегой наблюдали за развернувшимися драматическими событиями, и желания ввязываться в потасовку, на чьей либо стороне у них не возникло.

– Молодец капитан,– похвалил действия офицера, стоящий рядом с Мишкой лейтенант артиллерист, скрестивший руки на груди.– А комендант Лоне – полная бездарность. Эту Бастилию можно было оборонять бесконечно с ее гарнизоном и десятком пушек. Тюремщик. Крыса казематная. Разжирел на казенных харчах, обкрадывая заключенных. Шестьдесят тысяч ливров в год жалования имел подлец. Вот и получил, что заслужил.

– Вам не жаль, мсье, обезглавленного маркиза?– Серега слез с лошади и представился.– Фридрих Энгельс – путешествующий монах.

– Нисколько, мсье монах,– скривил губы в презрительной ухмылке лейтенант.– У Лоне ее уже не было, судя по его поступкам. Лейтенант артиллерии Наполеон Буонапарт – честь имею.

Серега с Мишкой удивленно переглянулись. -"Вот так встреча",– подумал Мишка и представившись, спросил будущего Императора Франции:

– Вы бы действовали иначе?

– Разумеется. Я бы разогнал этот сброд в первые же полчаса.

– Но ведь весь Париж миллионный высыпал на улицы. Вы бы стали стрелять в безоружную толпу? В женщин и детей?

– Народ! Париж это еще не вся Франция. А женщины и дети имеют ноги, чтобы убраться из-под картечных розг.

– У вас железные нервы и холодное сердце, мсье лейтенант,– сделал комплимент Наполеону, пока еще Буонапарту, Серега.– А как вы относитесь к королю Франции Людовику XVI-му?

– Жалкий, ничтожный, слабовольный правитель. Он обречен,– лейтенант боднул лбом воздух и презрительно скривившись, закончил краткую характеристику короля, предсказанием его судьбы.

– Кончит на плахе. Иметь столько власти и не уметь ей пользоваться – это достойно наказания.

– А если бы вы были королем Франции, то чтобы вы предприняли для наведения порядка и установления мира в государстве?– спросил Серега.

– Я?– Наполеон озадаченно уставился на него. Видимо эта задача и такие перспективы, пока не приходили корсиканцу в голову. Затем он усмехнулся одними губами и, не мигая, уставившись на клубы дыма стелющиеся со стороны павшей Бастилии, ответил резко и уверенно:

– Все решают пушки и большие батальоны. А этим…– лейтенант пренебрежительно кивнул в сторону толпы…– я бы нашел, куда выпустить свою ярость. Хлебом и зрелищами обеспечил бы, мсье.

– Неужели они не достойны лучшей участи, мсье Наполеон Буонапарт?

– Участь определяю не я, а Рок. Все претензии к Создателю, которому вы служите. Люди рождаются, чтобы умереть и исключений из этого правила нет. Промежуток же между этими двумя главными событиями в жизни каждого, всяк заполняет в меру отпущенных ему Провидением талантов. Нужно быть большим глупцом, чтобы верить во всеобщее Равенство и Счастье и большим негодяем, чтобы заявлять это. Прошу прощения. Мне пора. Служба,– Наполеон резко повернулся и зашагал прочь, придерживая шпагу.

– Нужно было взять у него автограф. Великий человек на старте,– улыбнулся Серега.

– Стартанет, года через три. Пока присматривается. Сейчас ему лет двадцать. А в двадцать четыре уже будет бригадным генералом. Но нам тоже пора. Поехали вслед за головой Лоне,– Мишка кивнул в сторону толпы.– Вон ее потащили,– толпа вокруг страшного трофея колыхалась и двигалась в сторону ратуши по набережной. Пику нес с отрубленной головой, повар с торжествующей улыбкой на толстой физиономии, а рядом с ним шагал все тот же неугомонный коротышка и выкрикивал лозунги:

– Долой власть аристократов!!!– орал он, синея от усердия.

– Долой!"– соглашалась дружно толпа, возбужденная пролитой кровью.

– Долой тюрьмы!!!– коротышка не унимался.

– Долой!!!– подхватывала охотно толпа.

Мишка с Серегой пристроились метрах в двадцати сзади прущихся с пикой лидеров и молча осматривались по сторонам. Так и добрались вместе со всеми до острова Сите, на который толпа влилась через мост и здесь, у памятника королю Генриху IV-му, процессия задержалась.

– Поклонись своему королю,– заверещал коротышка и повар наклонил голову на пике, скабрезно ухмыляясь и радуясь, что день у него сегодня выдался таким содержательным.

– Эй, Генрих, прелюбодей. Поприветствуй своего верного пса,– изощрялся в остроумии недомерок в кирасе. Король надменно молчал и смотрел прямо перед собой. В отличие от его лошади, которая косилась на коротышку, повернув голову.

– Эй, Бурбон. Слезай. Твое время кончилось,– коротышка поднял с земли булыжник и запустил его в статую, попав прямо в голову короля. Это его так воодушевило, что он тут же придумал новый лозунг:

– Смерть Бурбонам и аристократам,– завыл недомерок, лязгая очередным булыжником по своей щуплой, но защищенной кирасой груди.

– Смерть!!!– толпа по примеру своего вдохновителя принялась швырять в Генриха-IV-го камни и палки. Один из булыжников отскочил от крупа лошади и попал прямо в голову коротышке, загремев по кирасирскому, трофейному шлему. Коротышка поспешно отскочил подальше от памятника и заорал: