Авантюристы. Книга 5

Михаил организовал для Мюллера в охотничьей сторожке «бонус» из двух типографских станков начала века 19-го и пары тонн макулатуры а вернувшись в квартиру, озадаченно взглянул на Сергея, сидящего с засученными рукавами рубашки, сующего талеры в протянутые ладони.

– Не устал, деньги ворочать?– спросил он, выглянув в окно.– Судя по количеству нуждающихся, неделю еще будут идти. Не нанять ли кассиров, с повременной оплатой?

– Я за,– Сергей сунул очередной столбик талеров, завернутый в бумагу, в ладонь очередного бедняка и крикнул поверх голов очереди.

– Господа пролетарии, срочно требуются двое грамотных для ускорения процесса выплаты пособия, оплата поденная – талер,– на его призыв отозвалось человек десять и Сергей махнув рукой, всех их тут же и нанял, усадив на стулья вокруг мешков с талерами.

– Десять еще и лучше. Вот ты, самый представительный, будешь старшим в этой команде. Как зовут?– «Представительный», явно кузнец по профессии, с черными от железа ладонями, кивнул, соглашаясь.

– Иоганном зовусь,– пробасил он и добавил вопросительно.– А что делать ежели замечу нарушение какое?

– Бей в лоб нарушителю и получай премию талер,– разрешил Сергей.

– Слыхали?– грозно обвел временных сослуживцев кузнец и выразительно сплюнул в кулак.

К чести временных кассиров и, к сожалению, Иоганна, никто из них за весь период временной работы уличен в воровстве не был и в первый вечер прощаясь, кузнец даже посетовал:

– Вот ведь как, я даже и не думал, что народ такой честный соберется. Эх, не везет мне всю жизнь.

– Что, значит, не везет? Честных только встречаешь? Поэтому?– удивился Сергей.

– Нет. Я не про то, герр офицер. Кабы честных встречал, так разве бы вздыхал? Прощелыги одни попадаются, куда ни плюнь. Вот и работу потерял из-за прощелыги. Мастер у меня в кузне, сам двинул куда-то металл, а на меня свалил. Чуть в кутузку не посадили. А теперь, я так понимаю, что с хозяйского понуждения так-то случилось. Ведь не после выплаты выгнали скажем днем погодя, а вокурат перед ней. Спасибо, вы с помощью этой. Семья уж зубы на полку положила за ненадобностью. Большая семья. Десять ртов.

– Молодец. Настоящий мужик,– хлопнул Сергей засмущавшегося кузнеца по налитому плечу.– Живете где?

– Известно где. В подвале. Дорого нынче жилье-то нормальное. Раньше конурка была получше, да пришлось съехать. А подвал пока тянем. Сырой, правда, но ничего. Потерпим, пока работу найду,– Иоганн весело подмигнул Сергею.– Десять талеров, да за три дня еще три, на год хватит, а там Бог даст, не пропадем. Спасибо герру Франкенбергу. Изрядный был скряга, говорят, а оно вона что оказывается. Решил посмертно облагодетельствовать. Это сколь же он монет-то пожертвовал так-то?

– Миллион,– Сергей улыбнулся, увидев поползшие вверх брови кузнеца, для которого сумма эта была настолько огромной, что не вмещалась в рамки его личной арифметики.

– О-ох,– выдохнул здоровяк, скребя, заросший щетиной трехдневной, подбородок.

– Ты вот скажи мне, Иоганн, почему усы верноподданнические не носишь?– поинтересовался Сергей и кузнец улыбнулся, демонстрируя щербатые зубы.

– Так ведь как с такими у горна? Вмиг обгорят и лицо спалишь. Это для дворников, да жандармов удобно, ну еще чиновникам, а работяге оно к чему? Заработок от размеров усов больше не станет. Хозяевам плевать с усами ты или вообще без головы. Молотом машешь, куешь ему деньгу, а как выглядишь при этом, им плевать,– философски заявил кузнец.

– А профсоюзов у вас пока нет?– Сергей вдруг заинтересовался положением рабочего класса Вены середины 19-го века.

– Это как?– не понял Иоганн, явно не слышавший о профессиональных союзах и принципах их деятельности,– пришлось Сергею полчаса растолковывать ему, что это такое и для чего.

– Толково,– согласился кузнец и, взъерошив волосы, вздохнул:– Каб такое было, так и жить было бы полегче.

– Организуйте. Собери для начала человек двадцать потолковее. Устав сочините понятный. Работяги с удовольствием вступят в ваш союз, если вы его пропихнете, как верноподданническую организацию, озабоченную стабильностью политической системы. Так и напишите – главная цель – сохранение правящей династии. Ну, а если династия окочурится, впишите приемников. Свято место пусто не бывает. И власти приятно и вы сможете работать спокойно,– посоветовал Сергей.

– Да когда же заниматься этими уставами, герр офицер? Работать надо. Семьи у всех.

– Ты не понял. Выберите правление, которое будет оплачиваться из взносов и отчитываться каждый месяц о проделанной работе.

– Да кто их даст добровольно гроши свои?– махнул рукой кузнец.– Каждый за себя.

– Объясните пользу работягам. Поверят и будут платить. Кассу взаимопомощи организуйте с железным учетом. Начинать жить тоже трудно сначала, а потом пойдет все как по маслу.

– И где прикажете этим всем заняться? У меня в подвале? Там нам вдесятером не повернуться, а тут еще я со своими бумагами рассядусь и народ собирать начну. Нет, это не по мне. Я кувалдой привык, а перьями скрипеть не умею.

– Вот так все говорят поначалу, а потом из обыкновенных кузнецов такие вожди получаются, просто загляденье. Главное верить, что нужным делом занимаешься. Семью подключить к этому всю. Жену посадить в кассу, детей посыльными и связными сделать. Семейным делом профсоюз станет и тогда смеяться еще будешь над своими страхами и сомнениями. А мы поможем. Из капиталов Франкенберга-скряги, выделим пару сотен талеров на первое время. Помещение вот это профсоюзу передадим. Ну и с Уставом поможем. Напечатаем и зарегистрируем в мэрии. Так как?

– Если поможете, тогда-то конечно,– обрадовался кузнец.

Глава 4

Отдав квартиру в распоряжение семьи кузнеца Иоганна, переписав на него бумаги и зарегистрировав в мэрии первый устав добровольного союза ремесленников, со скромным названием.– "Союз верноподданных ремесленников", парни выдали ему на первичные расходы тысячу талеров, прикинув что их должно хватить с лихвой для старта и распрощались с Веной. Вернувшись домой и узнав последние новости, поняли что вокруг творится что-то необычное. Странные события следовали одно за другим и начались они сразу после их убытия в командировку. Сначала, совершенно одновременно и Катюшу, и Аннушку повестками вызвали в отделения милиции и там в паспортных столах их начальники буквально устроили обоим форменные допросы. Выясняя, кто они и откуда. Этот вариант развития событий был предусмотрен и обе женщины «выдали» хорошо проработанные легенды, проверить достоверность которых, органам было затруднительно по многим причинам. Милиция, в лице паспортисток, от женщин отстала, но на другой же день обе квартиры и Михаила и Сергея, были самым наглым образом обворованы. Воспользовавшись отсутствием хозяев, очевидно, отследив их распорядок дня, обе квартиры были взломаны домушниками и перевернуты вверх дном. Выгребли все ценное и всего за какие-нибудь полчаса. И если Сергей жил в доме самом обычном, то в квартиру Михаила ворам проникнуть было не просто. Охрана в доме была на уровне самом современном, а квартира сдавалась при выходе на контроль. Причем многоуровневый. Обойти систему сигнализации и видеонаблюдения было не просто.

Но домушники сработали тоже на самом высоком уровне, и это заставляло задуматься. Охрана даже не почесалась и очень удивилась, когда узнала о взломе. Вещи вынесенные, воры вывезли также совершенно для «секьюресов» не заметно, хотя именно в квартире Михаила они особенно тщательно «прибрались», забрав даже постельное белье, сложенное для стирки в корзину. Вывезли грузовиком, судя по количеству и опять же совершенно не заметно. Просмотрев записи на камерах наблюдения, Михаил обнаружил там паузы получасовые и поинтересовался у начальника охраны, что это означает. Тот в ответ только виновато разводил руками и ничего внятно объяснить не мог, а это означало, что в охране, скорее всего, у преступников был свой человек.

Вслед за квартирными кражами произошло несколько инцидентов более мелких и в другое время не привлекших бы внимание ни Катюши, ни тем более Аннушки. К ним обеим несколько раз пытались «подкатиться» красавцы-мачо, осыпая комплиментами и завязывая знакомство. Назойливо преследуя и провожая до дома, вопреки возражениям. Детишки сообщили матерям, что их постоянно останавливают на улице какие-то дяди и тети и пытаются расспросить о домашней жизни. Складывалось впечатление, что их семьи взяты под «опеку» разного уровня и этот «колпак», давил со всех сторон.

Общее собрание, рассмотрев внимательно каждый случай в отдельности, пришло к выводу, что появилась какая-то Сила, занявшаяся Михаилом с Сергеем и выяснение, что она из себя представляет, стало задачей номер один, по единогласному мнению всех.

– Что у остальных? Все ли как обычно?– Михаил обвел всех взглядом. «Концессионеры» собрались в доме на набережной и сегодня присутствовали в полном составе.

Федор Леонидович пожал плечами неопределенно.

– Не могу ничего утверждать, я все это время был в Москве. Здесь в основном женщины находились,– на плече у него сидел попугай Кирюха и дремал, резкий рывок плеча его разбудил и Киря, склонив голову, укоризненно взглянул на Академика, но промолчал.– Извини, Кирилл, спи дальше,– Федор Леонидович пригладил хохолок на голове у попугая и тот попытался схватить его за палец, поднырнув снизу. Не смог и потоптавшись, клюнул слегка хозяина в темя. После этого угомонился и снова прикрыл веки. Академик осторожно потер голову и замер, стараясь не шевелиться.

– Тихоновна, как у вас?– Агафья Тихоновна наморщила лоб и с сомнением покачала головой:

– Я и не знаю. Будто и ничего такого. Вот сосед появился разве что новый. Купил домишко у наследников Матрены. Старуха-то уж три года как померла, а подворье все пустовало. Огород бурьяном зарос. Внуки даже на похороны не явились. Мы с Силиверстовичем похоронили, а тут вдруг нате вам, явился не запылился внучек и продал участок вместе с завалюхой. Покупатель, мужчина видный такой, с усами. Пригнал бульдозер с экскаватором. Домик своротил и яму вырыл, сваи туда забил и сруб поставил в два этажа. Терем боярский теперь рядом с нашей избенкой. А мы вроде сарайчика, при этом дворце притулились. Ну, и заходил этот сосед-то. Его звать странно – Фаддеем и отчество тоже не обычное Сигизмундович. Вот, значит, какой колоритный – Фаддей Сигизмундович. Пришел среди дня, вошел не постучав и сразу о купле участка разговор завел.

Дескать, ему тесно на Матренином подворье, дескать, дом-то большой, а стенами по забору скребет. Денег предложил много.

– Сколько?

– Пять тыщ сулил,– гордо окинула взглядом присутствующих Агафья Тихоновна.

– Евро?– улыбнулся Михаил.

– Сейчас. Наших рассейских,– обиделась Агафья Тихоновна за родную валюту.

– И что вы этому Фаддею ответили?

– Выпроводила. Сказала, что не продажная я,– Агафья Тихоновна скосила лукаво взгляд на мужа и Силиверстович хекнул.

– Ну, мать, обрадовала. Отстояла родные пеналы.

– Пенаты, дядюшка,– поправил Михаил.

– Вот, вот. Грудью за эти пенаты встала. Есть где голову преклонить. Спасибо, мать, что не сделала бомжом на старости лет.– Силиверстович поклонился Агафье Тихоновне, и та щелкнула его легонько по лбу.

– Будет тебе кривляться, старый. За дурочку все держишь? Сама знаю, что мало давал этот Фаддей. У меня хоть и пять классов с коридором, но из ума пока не выжила и цену родному дому знаю.

– Это сколько же?– всплеснул руками Силиверстович.

– Денег у энтого рыжего столь нет,– поджала губы Агафья Тихоновна.

– О как! А у кого есть?

– Ни у кого,– улыбнулась в ответ Агафья Тихоновна.– Отстань, не то осержусь. Так ведь этот-то Фаддей Сигизмундович в тот день еще раз пять приходил. Уйдет и через полчаса опять бежит. Все цену набавлял. Сначала по тысяче, потом и десять прибавил. А потом осерчал, назвал «глупой бабой» и пообещал устроить мне веселую жизнь. Это дней пять назад было. Значит, скоро начну веселиться как-то с его слов. А все остальное, как всегда. Лео немножко желудком прихворнул позавчера, но это он съел чего-то, а вчера уже носился как обычно.

– Сергей, разберись с соседом. Похоже, что там свой «колобок» появился,– Михаил взглянул на мать.

– У тебя, ма, как?

Нина Андреевна закрыла глаза, сопоставляя последние дни с днями предыдущими и так же как Академик, пожала плечами.

– Да все вроде как обычно. Сантехники вот трубы только поменяли все, так это у всех в доме по плану меняли. Разворотили пол и потолок, пришлось нанимать рабочих, чтоб за ними прибрали.

– Сантехники? Здоровые такие парни, гвардейцы?

– Обычные мужики в спецовках, с буквами на спине "Петро…" там чего-то.

– Ладно, я проверю трубы. И все? На улице никто не приставал с намерением познакомиться?

– Нет,– вздохнула Нина Андреевна с сожалением и Петр Павлович взглянул на нее, приподняв правую бровь.

– Что за «вздохи на скамейке»?

– Старая стала, не пристает ни кто,– объяснила Нина Андреевна вздох.

– А я?– Петр Павлович даже привстал возмущенно с дивана.

– Ты тоже старый,– фыркнула Нина Андреевна и расхохоталась так заразительно, что сразу сняла возникшее общее напряжение. И все «непонятки» последних дней показались скорее забавными, чем опасными.

– Ладно, закроем пока тему, но никому не расслабляться. «Завесы» с собой носить не забывайте. На себя и детей. Мы с Сергеем займемся проверкой домушников и милиции, ну и «колобка» этого Фаддея Сигизмундовича, который зачем-то траванул Лео,– Михаил подвел итог собранию.

– Что-о-о?– Сергей в лице переменился.– Траванул? Точно?

– Точнее некуда. Лео,– из прихожей примчался пес и лизнул ему протянутую руку.– Дрянь какую-то в колбасу сунул. Серега, ты почему его не приучил, не брать еду из чужих рук?

– Да где же эти руки там в Федоровке? Все свои. Ну, гад рыжий, держись,– Сергей насупился, обняв Лео за шею.

– Вот значит какое «веселье» решил сосед-то устроить,– Агафья Тихоновна насупилась.– Ну что такое с людьми, Господи? Что им неймется? Почему мешают им другие люди?

– Ты, мать, столько вопросов задала Господу, что Он, похоже, растерялся. Можно я за него отвечу?– подал голос Силиверстович.

– Ответь,– разрешила Агафья Тихоновна, перекрестившись на всякий случай.

– Люди, мать, с ума посходили от дурных денег, которые нынче можно украсть в количествах прямо несметных. Вот у многих этот взлет из «грязи в князи» слегка мозги «клинит». И неймется им по этой же причине. Раз есть деньги, значит все через них можно. Тебя, например, вместе с избушкой сковырнуть. Ну что ты такое в их понимании? Недоразумение, мешающее жить нормально. У него в голове план, а ты в него не вписываешься, вернее ломаешь стройность. И денег он тебе много посулил, а ты ишь какая. Вместо того, чтобы поклониться земным поклоном и уползти на кладбище и зарыться там, гонор свой ему продемонстрировала, несогласием. Для него это так же не понятно, как если бы червяк выполз дождевой из грядки и стал «права качать». Он же, Фаддей Сигизмундович, а у тебя для него и имени пади нет. Бабка строптивая. Ты про людей спросила, но я так понимаю, что с людьми некоторыми произошло самое страшное, что может с ними произойти. Они людьми быть перестали. Заползло что-то в них, во многих и нелюдьми стали. Я сам сначала изумлялся, когда с такими сталкивался, но это по первости, а теперь уже пообвык и просто сторонюсь по возможности. Мертвечиной от них за версту несет. Не едят, а жрут, не любят, а сексом занимаются, не дружат, а связи налаживают, не работают, а делают деньги. Все нормальные понятия у них подменены на похожие, но все какого-то гадостного свойства. Господь уже слезами кровавыми на иконах заплакал. Отчего это? От того, что много их таких «колобков». Жалеет их Господь, умерших, душу продавших. Я вот недавно прочел в Библии – Господь спрашивает:– «Найду ли верных?» Не верующих, а верных. Не знающих, а верных. И почему-то подумалось, что многие путают Веру с Верностью. Думают, что это одно и то же. Есть Вера, значит само собой Верный. Но даже и это оказывается не так. А уж если и Веры нет, то о какой верности вообще говорить можно? Верность Вере и Богу. Вот о чем Господь сокрушается, а Вера в себя или еще во что-то Его совершенно не интересует. Это сугубое дело и воля каждого и многие нынче и Веры не имеют и с Верой Верности не обрели. Этот вот Фаддей без Веры и Верности, совсем, значит, мертвец. Те, кто Веруют, а по слабости своей не верны, т.е. не стойки в Вере, все же живы и надежда жива, что обретут ее. А этот…– Сильверстович махнул рукой.– Я вчера нашего патриарха нового по телевизору увидел, и он про Веру сказал, знаете что?

– Что?– насторожилась Агафья Тихоновна.

– Привел слова Спасителя, про то, что «если бы Вера в человеке была с горчичное зерно, то Он мог бы горы сдвинуть».

– Правильно сказал,– Агафья Тихоновна опять перекрестилась.

– Правильно повторил слова, а потом свое мнение высказал, что в данном случае это метафора. Поэтический слово-оборот такой, дескать. Что, мол, имеется в виду под словом «гора» нечто иное. Целеустремленность, сила духа, молитвенный подвиг и еще всякое разное. А не гора как таковая в натуральном виде.

– Неужто Патриарх Кирилл так сказал?– обомлела Агафья Тихоновна.

– Слово в слово. Это говорит главный священник сегодняшней Русской Православной Церкви. Это что, слепота духовная? Или он боится, что его уличат в отсутствии Веры, потребовав доказывать его личный уровень Веры сдвиганием гор? Это и есть отсутствие Верности. Вера – размером с зерно горчичное, многим кажется оскорбительной, своей ничтожной величиной и не понимают они, что Господь таким образом о ее Силе сказал. У многих она размером с атом этого зерна и этой величины хватает, чтобы душу спасти. Ведь и так можно понять, а уж с зерно если, то горы сдвинутся по слову такого человека натурально, у меня и сомнений нет. А у патриарха – это метафора. Он Верный? Нет. Он сомневающийся и колеблющийся, а стало быть, слепой. Духовные слепцы ведут слепых.

– И что же делать нам теперь?– Агафья Тихоновна, даже всплакнула.

– Молиться, чтобы Господь пелену с глаз убрал у иерархов, пока они не завели стадо Христово на бойню. Ведь что вытворяют. Ордена церковные раздают направо и налево всем Ворам нынешним, кого ни возьми. Что ни Вор с большой буквы, обязательно при ордене от РПЦ. У Ельцина – два ордена, у Путина шесть, у Медведева два, у Матвиенко – пять и т.д. Ощущение такое, что торгуют орденами на вынос. Сыплют щедрой рукой. Даже у Собчака есть, посмертно, правда, орден от РПЦ. За то что умер и воровать таким образом стал не способен. Немцов – один орден, Кириенко – два ордена РПЦ, очевидно, за то что «сдал» западным корпорациям атомную энергетику. У Германа Грефа, который лизоблюдствовал перед госдепом США и заявил на весь мир, что Россия – это труп, есть орден РПЦ. Что это? Слепота или предательство? Что творят – не ведают? Награждают орденами церковными олигархов – воров и преступников по определению. До смешного доходит. Иудеев правоверных обвешивают. Кобзон – певец и олигарх – два ордена получил. Не будем касаться его человеческих достоинств. Он иудей и рьяный при том, а это уже не дает право иерархам награждать христианским орденом такого человека. Это путь к экуменизму, вслед за некоторыми греческими епископами, которые уже участвуют в сборищах и совершают совместную евхаристию публично. Таинство самое сокровенное превращают в шоу. Колдуны с бубнами кривляются рядом с православными греческими епископами и «причащаются» крови и тела Христова. И что мы имеем в результате? Опрос показал в этом году, что 70% избирателей в России за существующий порядок. Они что слепые? Нет – это «колобки». Вот столько их у нас сегодня. Оставшиеся 30-ть процентов – это люди не определившиеся и те кому все равно, кто там сидит в Москве. Явных противников процентов – 10%, но это не означает что вот они то и есть зрячие и Верные. Среди этих десяти процентов, если взять их за сто, девяносто девять – это коммунисты и только один процент из них люди как-то связанные с религией. И опять же не обязательно с Христианской. И вообще религиозность и политические взгляды как-то совершенно по нынешним временам не зависят друг от друга. Странно даже. Где же эта масса, которая ломится в храмы по субботам и воскресеньям? Чем головы их наполнены и души, если выйдя из храмов они идут и голосуют за Воров? Удивительно. Много званых, да мало избранных? Избранные – вот Верные они и есть. И Господь сетует на то, что позовет и соберется народу много, а избрать-то и некого будет,– Силиверстович огорченно замолчал.

Остальные тоже молчали и затянувшаяся пауза, повисла в гостиной дамокловым мечом.

Всхлипнули Катюша с Аннушкой, причем обе одновременно и даже в унисон.

– Э, подруги, вы что?– Сергей обнял Аннушку за плечи, и она заревела чуть не в голос.

– Что за рыдания?– Сергей принялся поглаживать вздрагивающие плечи жены, а она сотрясалась от рыданий, пытаясь что-то сказать.– Ну, ну что?

– Жалко людей-то!– просипела сдавленно Аннушка и захлюпала снова носом.

– Катюш, и тебе жалко?– Михаил обнял тоже жену и прижал к себе. И она послушно закивала, всхлипывая.

– Силиверстович, прекрати пугать людей лекциями о бездуховности. Я с тобой не согласен по поводу процентов и рейтинга. Там все за уши притянуто. Реальные цифры совсем другие. И люди, которые в храмы по субботам и воскресеньям «ломятся», они туда не просто так «ломятся». У них потребность, значит, есть. И не бегут они голосовать за воров все поголовно. И Верные среди них есть и много их. Я же вижу. Общаюсь. Понимают люди и вот так же, как мы, переживают. Сердцем болеют, а значит – не мертвецы. И понятия у многих сохранены правильные, а не подменные. А Патриарх хоть и главный священник в РПЦ, но и он человек и ошибаться ему, как любому из нас, возможно. Все грешники и он не исключение. Перепугал женщин до смерти,– ворчал Михаил, обняв жену.

– Ну, это я немножко заострил вопрос, так сказать,– принялся оправдываться Силиверстович.– Оно, конечно, все не так страшно, как с моих слов понять можно. Так что вы, девки, реветь прекратите белугами и марш на кухню ужин готовить. Что за дом такой? Когда ни придешь, сплошной плач стоит. Чая не допросишься. У меня, между прочим, режим. Я уже минут десять как голодаю.

– Ой, дядюшка, да что же вы молчите, как воды в рот набравши?– Катюша прекратила хлюпать в ворот рубахи Михаила.

– Я молчу? Ну, ладно молчу, молчу,– согласился Силиверстович, встретившись глазами с Михаилом.

Вечером к Михаилу заглянул Вениамин Красильников, он собрался уходить, закончив рабочий день и сначала зашел к своим, а потом и к Соболевым заодно позвонил, чтобы посочувствовать «обнесенным» домушниками соседям родителей. С Михаилом они недели две не виделись, поэтому оба искренне обрадовались.

– Катюш, Вениамин пожаловал, чайник на стол,– Михаил пожал руку парню и потащил его на кухню.– Рассказывай, как там у тебя? Все нормально?

– Нормально. Вы как? Что там по краже?

– Милиция ищет. Все свои дела бросила и в погоню кинулась. Скоро злодеев поймает, изобличит и на скамейку посадит.

– Шутите. Катюш, я сыт. Только что от своих ведь. Бабуля-то навроде вас, пока не накормит, не выпустит. Ей все время кажется, что я худой, что голодаю, недосыпаю.

– Веньша, да ты и в самом деле с кругами под глазами, я смотрю. Права Мария Егоровна-то. Или зазноба завелась? Мишань, глянь-ка на Веньшу, покраснел. Угадала что ли? Значит, на свадьбе скоро гулять будем? Или не пригласишь? Так мы и сами заявимся. Я пока не удостоверюсь, что девица работящая, да пригожая, не благословлю, так и знай,– Вениамин от Катюшиного напора даже опешил и машинально схватился за румяный пирог и кружку с чаем.

– Во-о-о-т!– констатировала Катюша.– Сразу аппетит появился. Кушай, Веньша, поправляйся. Лица ведь на тебе нет,– Вениамин мычал с пирогом во рту и протестующе махал руками.

– Не буду вам мешать. Поговорите,– Катюша погладила Вениамина по голове и вышла из кухни.

– Они что сговорились?– Вениамин проглотил кусок.– Егоровна туже песню сегодня завела.– «Жениться пора, внучек».– А у меня нет пока никого «ни работящей, ни пригожей», я ведь на вечерний поступил, вот и сижу допоздна. Голова чугунная, извилины информацию не воспринимают,– Вениамин вздохнул и улыбнулся.– Какая она у тебя. Пришла, хвать за шкирку и все что скажет, сделаешь.

– Ну так, брат. Я ее пока встретил, чуть ноги по колени не стер,– Михаил подмигнул и пододвинул к Вениамину поближе плетеную из соломки тарелку с пирогами.– Ешь. Увидит что не съел, ох осерчает и попадет тогда обоим. По поводу извилин, на-ка вот методику по прочистке мозгов. Простенькая, но очень эффективная. Дыхательная. У нас в семье все ей пользуются, даже пацаны. Память просто зверской становится. Мои-то пацаны вообще, только письменные уроки делают, а все что устно задают, по уроку помнят. Я, если вижу, что сидит кто-то из них с учебником Истории или Литературы в руках, значит, самостоятельную работу задали и на уроке не объясняли. А Пашка вообще хитрец, прочитал еще летом все заранее и теперь дремлет на уроках. Даже запись принес в дневнике.– «Уважаемый, Михаил Петрович, ваш сын Павел спит во время уроков истории».– И стоит при этом пятерка за этот же день.