Расколотая мечта. Арка 2. Великие богатырские состязания

Крючья скручены и уложены у стены. Здесь их никто не найдёт. А если найдут, это будет уже не важно.

Расположение строений во дворе давным-давно изучено. Теперь идут не абы куда, а проверять конкретные места, о которых говорили шпионы. Первое из таких мест – склад.

Именно там, по словам холопа из обслуги Михайло, хранятся вещи, привезённые из последнего похода. Вещи и кое-что загадочное. Эти слова подтверждались тем, что охрана была усилена как раз в то время, когда Михайло с Прошкой вернулись из похода и притащили одержимого человека.

Здесь придётся рисковать. Охрана настолько плотная, что не проскользнёшь. Склад представляет из себя просторную избу в глубине двора. Вход один, окон два – слева и справа от двери. На крыльце тускло мерцает масляный светильник. На скамье сидят двое молодцов и играют в кости, переругиваясь тихими голосами.

Князь взмахнул рукой, Коник и Якун неслышно исчезли. Только что были рядом, и нет их. Трувор поднялся и, почти не таясь, медленно пошёл в сторону склада. Миновал половину пути, прежде чем тихое шуршание костей о кожаный стаканчик и яростное перешёптывание стихло. Над перилами крыльца поднялись головы молодцов, рты круглились в желании крикнуть.

Бац, бац! Два приглушенных удара, головы исчезли и тут же явились назад. Князь был уже близко, но и он сразу не заметил подмены. Ступени крыльца скрипнули под сапогами. Коник и Якун сидели на местах незадачливых стражей уже наряженные в трофейные шлемы и плащи.

– Внутря тож хто-т имется, – коверкая слова через широкие промежутки меж зубами, шепнул Якун. Князь кивнул. Гридень тихонько отворил дверь и исчез внутри. Трувор вошёл следом. Коник остался на крыльце.

Внутри стоял полумрак. Вдоль стен тянулись бесконечные ряды полок, уходившие в темноту. Все они были завалены товаром. Щиты, мечи, луки, самострелы, полные тулы стрел перемежались кулями с одеждой, гроздьями сапог и ботинок. С другого края пол был подёрнут чем-то белым, на полках стояли туго наполненные мешки.

Князь огляделся. Чуть поодаль в полках виднелся проход в следующий ряд. Яким был уже там. На пару мгновений он пропал из вида, потом из прохода высунулась его худое лицо. Он кивнул и снова пропал.

Трувор неспешно прошествовал в следующий ряд. Точно такой же коридор, только полки теперь с обеих сторон и завалены уже товарами помельче. Ножи, молоты, щипцы, гвозди, подковы, уздечки, седла и прочая дребедень. Вокруг царила непривычная тишина.

Неужели это вся охрана? Может быть холоп прихвастнул, слишком украсил то, что Михайло с Прошкой привезли с собой? Трувор нахмурился и отогнал недобрые мысли. Нет! Чутье меня вовек не подводило, не подведёт и ныне. Есть здесь какая-то странность, и мы обязательно докопаемся до сути.

В конце третьего прохода стояло нечто массивное, накрытое дерюгой. В полумраке коридора оно производило впечатление тяжести и монолита.

Сердце князя ускорило бег. Вот оно! Взмахом руки остановив Якуна, Трувор медленно подошёл к предмету. Недобрым и даже жутким веяло от этой фигуры, словно там, под плотной материей пряталось нечто такое, что разом расколет жизнь на до и после. Отчего-то сделалось противно и неприятно, захотелось развернуться и оставить все как есть.

Нахмурившись и пробормотав под нос ругательство, князь отогнал слабость и дёрнул покрывало. То упало с тихим шелестом. Глаза князя распахнулись, он отступил, едва подавив крик удивления.

Гридень не был столь выдержан. В тишине раздался его возглас.

– Золото! Как много!

Глаза парня загорелись. Он уже не следил так пристально за проходами. В другой момент Трувор нахмурился бы и устроил парню нагоняй. Но не теперь. Князь стоял и во все глаза глядел на большую, в полный рост статую богатыря, целиком выполненную из золота.

– Потык! Это же богатырь Потык!

Яким окончательно нарушил все правила и приблизился. И снова Трувор ничего не сказал. Князь хмурился, разглядывая статую.

– Ничего не понимаю! Зачем им понадобилось делать золотого богатыря? – пробормотал Яким уже тише, словно вспомнил, где они находятся.

– Меня больше интересует, куда девался настоящий, – проговорил Трувор. И тут он встретился взглядом с глазами статуи. Ужас заполнил все его сознание. Глаза двигались. Князь вздрогнул и отступил. Появилось желание поднять дерюгу и накинуть её назад. Князь пересилил себя и приблизил лицо к золотому лицу изваяния.

Сомнений нет. Глаза у статуи не золотые, а настоящие, человеческие. Князь увидел, как отразился свет светильника на радужке, как расширился зрачок. Белки налиты кровью, словно глаз находился в величайшем напряжении.

Как не смел был князь, но все же он в ужасе отступил. Как такое может быть? Человеческие глаза у золотой статуи…

– Что же это?! – проговорил князь. И тут его озарило. – Неужели…

В человечьих глазах статуи мелькнула надежда. Они мигнули и расширились…

– Так-так-так! Князь Трувор собственной персоной!

Трувор резко обернулся, в проходе склада стоял Карачай, высокий и сутулый. Его мясистое лицо радостно скалилось. С топотом и звоном мимо него один за другим проскакивали парни охраны Михайло. Они не богатыри, но против Трувора и Якима богатырей и не надобно.

Рядом, горбясь и стараясь быть незаметным, стоял Коник.

– Вот значит как, – молвил Трувор. – Не ожидал от тебя!

– Они больше платят! – с вызовом крикнул гридень. – И они победители!

– Тише, тише, – положил на его плечо широкую ладонь Карачай. – В одном ты прав. После того, что он увидел, ему предстоит навсегда исчезнуть.

Он задумался на миг и улыбнулся.

– Слышь-ка что, Коник. Пожалуй, настал черед тебе сделаться князем.

Гриден в ужасе отступил.

– А чего? – Карачая захватила собственная мысль. – Трувор тоже не так давно в князьях. И родословная у него, если копнуть, так себе. Седьмая родня на киселе. Объявим, что Трувор убег с деньгами дружины. Проведём выборы нового князя… Ты как, с нами, Якун?

Он пристально поглядел на второго гридня, что судорожно цеплялся за собственный меч рядом с обречённым князем.

Якун обвёл взглядом десятки витязей, что рассыпались вдоль стен, потом быстро глянул на князя. Тот оскалился:

– Мы через многое прошли вместе. Но я согласен с Карачаем. Тебе нет смысла умирать. Это глупо…

– Но ты! – воскликнул парень. Язык мелькал меж широкими промежутками меж зубов.

– Я буду сражаться, – просто сказал князь. – Моё дело правое, меня наняли защищать Новгород, и я стану делать это до самого конца. Тут явно попахивает заговором и темной магией.

Глаза статуи мигнули. В них плескалась боль и ярость. Трувор нутром чуял желание Потыка разорвать волшебные путы и вырваться.

– Нет, княже, – мотнул головой Якун. – Я не смогу жить, коли соглашусь на предательство. Лучше смерть!

– Да будет так! – криво усмехнулся Карачай и взмахнул рукой. Витязи бросились вперёд.

Князь выхватил меч, отбросив ножны в лицо набегающему воину. Тот отпрянул, Трувор ударил и достал колено. Витязь взвизгнул и покатился по полу, князь уже атаковал второго набегающего, приняв его удар на стальной налокотник, который прятался под серым плащем. Рядом отчаянно рубился Якун, больше можно не скрываться и ругать противника во все горло.

Нападающие отхлынули, оставив на полу пять стонущих детин.

– Эх вы, ни на что не годитесь… – рявкнул Карачай. – Расскажу Михайло, убавит вам жалование… Зовите Петро и Гуся с самострелами.

Трувор и Якун стояли, опустив мечи и тяжело дыша.

– Трусы, – проговорил князь.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Карачай. – Мы просто умеем смотреть в будущее и считать выгоду. Какой смысл терять людей коли…

Отворилась и закрылась дверь. Глава охраны гильдии оглянулся.

– Наконец-то явились.

Из прохода появился человек, укутанный в плащ. В руках его был самострел.

– А где Гусь? – спросил Карачай и тут же нетерпеливо добавил. – А, не важно. Коли управишься один, отдам тебе гривны за обоих.

Он ткнул пальцем в князя и гридня. Их лица побледнели, но ни одно не дрогнуло. Коник выглядел гораздо хуже. Он несколько раз утёр выступивший пот, постоянно оглядывался на Карачая, будто ждал, что тот отменит своё решение.

Воин в плаще поднял самострел и прицелился в князя. Тот приподнял меч, хотя знал, что с такого расстояния отбить болт, пущенный мощным самострелом, невозможно.

Лицо стрелка пряталось под капюшоном, видны были лишь губы. Они раздвинулись в усмешке.

– Не… Князя мы оставим на сладенькое.

Острие болта уткнулось в грудь Якима. Тот вскинул подбородок, даже не пробовал прикрыться мечом. Стрелок очень долго выцеливал парня, потом вдруг опустил арбалет.

– Или нет. Все же стоит начать не с него…

Он похлопал самострелом по ладони, словно раздумывая.

– Чего ты устроил?! – взревел Карачай. – Убей обоих, какая разница в каком порядке.

Щёлк! Самострел разрядился. Замкнутое пространство прорезал истошный вопль. Коник рухнул на пол, зажимая пробитую ногу.

– Что ты творишь?! – заорал Карачай. – Говорил же – не играйся самострелом!..

– Не люблю предателей, – сказал стрелок. Трувор удивлённо поднял взгляд. Голос стрелка совершенно изменился, теперь он стал звонким и сильным. Самострел полетел в лица крайних гридней и сбил с ног сразу трёх, будто это было не лёгкое оружие, а тяжеленое бревно.

Глаза Карачая начали расширяться, рот округлился, чтобы крикнуть подчинённым. Бац! В том месте, где был рот, появился жилистый кулак. Глава охраны улетел вдаль по коридору, увлекая с собой пару гридней. В темноте грохнуло, содрогнулась вся изба.

Оставшиеся гридни не успели моргнуть, как Трувор, а затем и Якун бросились на них и за пару мгновений уложили всех.

К ним повернулся парень лет тридцати, жилистый, с широкой добродушной улыбкой.

– Всегда говорил, что не зря мы тебя, княже, наняли. Своё дело ты знаешь отлично.

– Только вот тяжко его исполнять, когда свои же норовят в спину боднуть, – буркнул князь, вытирая меч о плащ одного из поверженных.

– Не все, – Ястреб тут же сделался серьёзным. – Далеко не все.

Не обращая внимания на раненых и вопли Коника, он подошёл к золотой статуе.

– Так-так, что тут у нас?

Он заглянул заколдованному богатырю в глаза и дрогнул, но выдержка у молодого купца была что надо. Больше ничем не выдал своего удивления.

– Добро. Я искал, с чем пойти к Добрыне и остальным. Это то, что надо…

Он поймал изучающий взгляд князя. Ястреб кивнул и молвил:

– Обещаю, что всех твоих гридней переманенных взад вернём. Делай с ними, что пожелаешь.

Трувор поглядел на Потыка и помрачнел. Ястреб вздохнул.

– С ним придумаем, чего делать. Может и найдётся способ обернуть вспять злое колдовство…

– Колдовство колдовством, а вот прогнившие сердца жителей сего града уже не изменить… – буркнул князь. Ястреб глянул на него и не ответил, примеряясь, как бы лучше ухватить статую.

***

Через половину часа заколдованный Потык стоял уже в главной горнице гильдии Златолюбов.

– Понимаешь, Добрыня, что это значит? – сказал Ястреб и постучал по золотому плечу богатыря. Он только что произнёс длинную речь, и Добрыня сидел мрачнее тучи.

– Нет, это ты, Ястреб, не понимаешь, – гулко прогудел старый купец. – Нам в Новгороде потрясения не нужны, мы дела кулуарно решаем, без пыли и шума, а что на вече выносится, то уже решённые вопросы. Михайло перегнул палку, это я не спорю. За то мы с него спросим, три шкуры сдерём. Но мы сами избрали его главой посольства в Тулу. Разве можно теперь усомниться в его верности?

– Кто бы сомневался, что ты так скажешь, – ухмыльнулся Ястреб. Он поглядел в приоткрытое окно. Словно по команде из-за него раздался звук соборной рынды. Добрыня вскочил, лицо его побагровело.

– Князь Трувор собирает общее собрание. Гильдии купцов и мастеровые, сам князь и я. Поглядим, кого будет больше.

Лицо Добрыни полыхнуло гневом, но тут же успокоилось. Он ещё раз глянул на статую, потом на Ястреба. Хмыкнул.

– Понимаю тебя, надоело ходить во вторых ролях… – он пропустил бороду через кулак. Жест один в один был взят у Михайло, молодой купец даже вздрогнул. На миг показалось, что перед ним стоит тот, против кого они тут затеяли заговор.

– Добро. Я поддержу твоё начинание на вече, – проговорил Добрыня. – Но с условием. Коли Михайло победителем явится с игр, тут уж извиняй. В таком разе мы его не тронем. Победителей не судят и им всё прощается. А вот коли проиграет его одержимник…

Он сжал кулак.

– Тут-то мы ему все и припомним…

Старый купец оглянулся на золотую статую Потыка. Зрачки богатыря сделались меньше острия иголки, зато белки налились красным, словно он хотел разорвать сувои золотые путы.

– Так что теперь все в руках, ха-ха, ваших разлюбимых богатырей, – совсем уже весело закончил Добрыня. Он поднялся и огладил кафтан, собравшийся морщинами на объёмном пузе. – Идём, дадим люду того, чего он так всегда жаждет. Грызни среди власть имущих.

Он гулко захохотал и направился к выходу. Ястреб сжал зубы, подхватил статую и пошёл следом.

Сказ 5 – Прощание Варвары

Московское княжество. Москва. Школа богатырей.

Время шло, а объявления о тягателях от Москвы все не было. В конце концов, даже Любимка стал переживать.

– Дядька Стоян, а дядька Стоян, – говорил он, крутя бронзовый кругляш. – Кто же от нас едет? Зря что ль я эту штуку получил?

– В этом мире ничего зря не бывает, – глубокомысленно изрёк наставник. – Мне пока нечего тебе сказать. Люди поумнее меня над этим думают.

– Мечи-калачи! Чего ж тут думать?

– Вот видишь, тебе кажется, что и думать нечего. Поэтому ты не среди них.

– Испытайте нас ещё! Я на все готов!

– Знаю, знаю…

В эти дни Любимка спасался только подхалимами. Настолько льстивые речи они лили в его уши, так заглядывали в рот, ловя каждое слово, что отрок забывал о своих беспокойствах.

– Я по любому первый номер команды, – говорил он. – Они решают Несмеянку взять или кого послабее. А ну как она там все разнесёт.

– Но ты сильнее Несмеяны, – с придыханием говорила Дуняша.

– Я то? – переспрашивал Любимка, ощущая как внутри разливается особая приятность. – Ну, я с ней сразился однажды. И не уступил! Да, не уступил…

Он больше не смущался, когда хвалил себя. К чему эта ложная скромность, когда знаешь себе цену. Пущай вон Ярополк прибедняется и выпрашивает похвалу.

– Наш Любим сильнее Несмеяны, – тут же подключался Рыж. – Это дураку ясно. А ещё он умеет держать себя в руках. Не то, что эта, неуравновешенная.

Любимка ощутил вялую обиду за Несмеяну, но удовольствие было сильнее. Ладно, Несмеянка все равно это не слышит, от неё не убудет. Они же так говорят, чтобы меня порадовать. Разве можно их осуждать за это.

– Тогда выходит, что могут взять Ярополка? – сказал кто-то из бывших дружков воеводова сына.

– Ничего! Побью его ещё раз! – небрежно сказал Любимка.

– А-ха-ха! Это будет легко!

– Одной левой!

– Расслабляющий бой!

– Ребята! – вскричала Дуняша, сияя широко распахнутыми глазами. – Я знаю, чего они там спорят!

– Ну-ка! Чего там?! – придвинулись остальные. Девица хитро стрельнула глазками на Любимку. Тот царственно махнул рукой.

– Глаголь!

– Они решили сделать тебя единственным участником от Москвы! – восхищённо выдохнула Дуняша.

Улыбка сама собой раздвинула щеки Любимки. Ух, друзья, чего только не выдумают! Как приятно!

– Первым и единственным! – добавил Рыж. – Как звучит. Несмеянка неуравновешенная, Ярик – слабак. Один Любим у нас на все руки мастак. И мощь, и скорость!

– И ум!

– И краса-а…

Отрок купался в их похвалах и млел от счастья. Вот она истинная награда настоящего героя. Я заслужил! Да! Заслужил!

***

Дни шли за днями, а долгожданный день не наставал. Князья да бояре все что-то обсуждали, утрясали да думали.

Несмеяна ходила загадочная и молчаливая, следом с мечтательной улыбкой семенил Клоп. После того, как его не назвали в числе тмутараканских претендентов он окончательно потерял интерес к своим и проводил все время с Несмеяной. Неждан в кои веки не ревновал, ибо ему хватало дел с Димитрием. Едва княжич узнал, кто его товарищ по состязаниям, тут же сменил своё обычное высокомерно-брезгливое отношение на приятельское. Маленький тягатель был счастлив – княжич общается с ним, как с равным. Они все время шушукались, поглядывая на остальных тягателей. Строили планы и стратегии.

– Думайте не думайте, а против настоящего лихого казака… – фыркнул и захохотал однажды Остап.

– Да что ты говоришь?! – Неждан обнаружился у него прямо за спиной, невозмутимый и ковыряющийся в ногтях своим крохотным кинжальчиком. Казак вздрогнул, но ни капли не смутился.

– Ха-ха! Малыш, тебе это не поможет на состязаниях. Не думай, что тебя никто не видит, – казак остановил взгляд на Любимке. – Вон, Любим, гораздо быстрее наловчился двигаться…

Любимка радостно показал ему большой палец. Неждан побледнел и отступил. Димитрий качнул головой, мол, не связывайся. Негоже козыри показывать раньше сроку…

Наум был бледен и собран. Толстоватый тягатель разрывался между книгами и тренировками тяги. Ему казалось, что везде у него недодел, везде недостача. В итоге Стояну пришлось запретить ему тренировки после отбоя, иначе Наум наверняка бы довёл себя до истощения.

Любимка все эти дни ощущал только растущее предвкушение. Его ждут новые победы и свершения. В то, что он покажет себя, был уверен полностью и безоговорочно. Это же твердили его поклонники. Любимка ощущал, что уже не может без этих медовых речей. Когда из-за тренировок не удавалось встретиться с новыми друзьями, он начинал чувствовать себя подавленно и одиноко. Отроку начинало казаться, что к нему все придираются, и ему все завидуют. Настроение резко портилось, и он становился раздражён.

Наум и Настенька не одобряли подобное поведение, но Любиму ничего не говорили. Вернее Наум попытался один раз завести разговор, но золотоволосый тягатель иронично приподнял бровь:

– Ты завидуешь? Тебя самого так никто не хвалит…

Наум поник и тут же сменил тему разговора. Когда рассказал об этом Настеньке, девушка тяжело вздохнула и промолчала. А чего тут скажешь? Любимке явно не нужны их переживания. Может быть он прав, и все обойдётся. В конце концов, выбрался же он невредимым из нескольких смертельно опасных передряг. Да их за одним вытащил.

Отношения испортились и с Пелагеей. Она по-прежнему благоговела Ярополку. Парень расцвёл, упорно тренировался, почти не язвил и ни кого не задирал. Словом совершенно не походил сам на себя. Но Любимка все равно считал его недругом, а теперь ещё и неудачником. Какой смысл менестрелю интересоваться судьбой неудачников? Блажь одна!

Несколько раз он пытался поговорить на эту тему с юным менестрелем, но та лишь смеялась и ускользала от него, чтобы на следующий день вновь ободрять сына воеводы.

Любима это очень злило, но поссориться с Пелагеей он не рискнул. Слишком велик в его глазах был авторитет юного менестреля. Тем более, что его друзья против неё ничего не имели. Даже Дуняша, которая находила недостатки во всех девушках, кроме себя.

Так и жили. А потом как-то внезапно и обыденно наступило то самое утро. Любимка проснулся в числе первых, выскочил во двор и увидал, что все схвачено свежим ледком. Снега не было, воздух хрустел от морозца, робкого ещё, но с непривычки очень даже ощутимого.

Отрок прошёл через двор и кулаком разбил лёд в бочке. Ледяная вода прогнала остатки сна и вселила уверенность, что сегодня…

– Тягатели! Стройся!

Стоян обычно так не делал, поэтому сердце отрока учащённо забилось. Полуодетые, зябнувшие тягатели собрались во дворе. Первый наставник окинул их пристальным взглядом и объявил:

– Дороги достаточно подморозило. Завтра выступаем.

С тягателей тут же слетел сон и мороз. Они заорали дружно, принялись прыгать и обниматься. Из круговерти вывернулся Любимка и подскочил к наставнику:

– Ёшь-матрёшь! А как же?!.

Он не мог отдышаться от восторга и не находил слов.

– Кто едет от Москвы? – встал рядом Ярополк.

– Завтра. Все завтра, – отмахнулся первый наставник и возвысил голос. – Тихо! Успокойтесь! Тишина!

Он объявил, что тренировок больше не будет. Все вольны делать, что пожелают, но лучше бы подготовиться к путешествию в Тулу и попрощаться с близкими.

Сказав это, тут же исчез. Тягатели громко обсуждали известие, а Неклюд пожал плечами и утопал в гридницу.

Любимка был так взволнован, что бегал по двору, как взбесившийся пёсиглавец. В голове хороводили мысли: "Меня возьмут!… Неужели Ярик тоже пролезет?.. Да нет, это невозможно!.. Но вдруг его папаша… Ну и ладно, побью и Ярика… Но ведь скучно будет, лучше Несмеянку…"

Он поглядел на сына воеводы. Тот побледнел и выглядел так, словно вот-вот сомлеет и бухнется на стылую землю. Не похоже на то, что у него все схвачено.

День пришёл за витиеватыми восхвалениями и торжественными речами. Друзья соревновались друг с другом, кто краше скажет. Любимка проявил великодушие и отказался выбирать лучшего.

Настолько увлёкся этим приятным делом, что не успел сходит в монастырь. Когда поздно вечером вернулся в школу, его немножечко мучала совесть. Но он так утомился от хвалебных речей, что решил выспаться.

– А с батенькой и остальными я завтра попрощаюсь. Коли явятся…

И завалился спать. Снилось ему, как он выступает на состязаниях, как повергнет всех соперников и остаётся один на один с Буслаем или Тарасом. Да. Атаман Тарас подошёл бы для этого как нельзя лучше. Именно он в своё время стал тем, кто сумел побить взрослого богатыря. Теперь настала его очередь уступить место молодой поросли.

Во сне он победил отца Остапа. И князь Александр лично преподнёс ему княжеский плащ. Новые друзья толпились вокруг и кричали:

– Любим наш герой! Он всех победил!

И от этого по телу разливалось довольство и гордость за себя.

***

Топ-топ-топ. Топоток, молодой ещё парень, всего полгода в писарях спешил по княжьим палатам. Не далее как полчаса назад Харитон лично передал ему послание, полученное напрямую от писаря в Новгороде.

– Доставь князю, – велел первый библиотекарь. Больше он не добавил и слова, но за прошедшие полгода Топоток усвоил множество мелочей, которые Харитон не говорил словами, но подразумевал в уме.

"Доставь князю" означало – немедленно отправляйся к князю и передай ему лично в руки. И Топоток спешил в лучшем виде исполнить веленое.

Правила во дворе княжьих хором пришлось потерять немного времени. Виной тому его младший братик. Их семья небогатая, ни на что особо не претендующая. Они живут в нужде и безвестности. Великая удача, что однажды писари Харитона заглянули на их двор и выбрали его в ученики библиотеки.

Топоток помнил, какой ужас испытал тогда. Всяк в княжестве знал, что стать писарем – это дело пожизненное, почти то же самое, что уйти в монахи. Как правило, из службы первого библиотекаря никто не уходил, его писари не женились и не обзаводились хозяйством. Единственно, что им дозволялось – помогать своей семье деньгами. Но и это нужно было делать тайно.

Было у служения Харитону ещё одно свойство. У семьи избранника как то разом налаживалась жизнь. Молодых брали к князю в услужение, пожилым мастерам перепадали заказы от серьёзных людей, у купцов начинали покупать бояре и княжьи управители, у крестьян забирали все излишки урожая и давали очень хорошую цену. Об этом не принято было говорить вслух, но все об этом прекрасно знали. Вот и мать Топотка погоревала, но почти сразу благословила его на писарское служение.

И вот теперь его младший непутёвый братец взят не куда-нибудь, а на княжье подворье. Это ли не честь.

Только вот парень этого не понимает, и работает спустя рукава. Постоянно с ним что-то случается. К счастью до сих пор это не дошло до ушей урядника, он с холопами да дворовыми людьми не церемонится. Стоит оступиться – гонит в шею. А Харитон тому препятствий не чинит. И Топоток понимает почему. Шанс человеку даден, а уж воспользоваться им или профукать – хозяин, как говориться, барин.

И вот, когда Топоток уже входил во двор, раздался грохот и крики. Упала одна из поленниц, которую складывали пара молодых отроков, почти мальчиков. В одном из них Топоток узнал своего братца.

Какое-то время он улаживал это происшествие. Убалтывал дворовую хозяйку Авдотью. Умасливал её и так и эдак. И лил маслом и обещал замолвить словцо Харитону.

– Хорошо, – сказала она, наконец. – Коль урядник не прознает, прощу его на сей раз…

И вот теперь Топоток со всех ног спешил к князю. Почитай цельных дюжину минут впустую потерял. Коли бы библиотекарь о том узнал, его самого бы в шею турнул их писарей.

Топ-топ-топ! Шлёп. Писарь уткнулся прямо в белый гармошкой ворот. Подняв глаза увидал бледную растительность вокруг тонких губ и нахмуренные брови подо лбом, переходящим в блестящую лысину. Урядник Фрол собственной персоной.