Неоправданная жестокость

Павел Сергеевич не ответил, только чуть прикрыл глаза.

– Что мне делать?

– Усиль охрану особняка. Найми телохранителей для детей и Светы. Обратись в полицию или в частное детективное агентство. Это все, что ты сейчас можешь сделать.

– А что сейчас будет делать он?

Павел Сергеевич улыбнулся.

– Ты так уверен, что твой враг – мужчина?

– Ну… – Виктор запнулся.

– Попытайся вспомнить. Может, когда ты был юнцом, в школе или университете какая-нибудь девушка была влюблена в тебя, а ты ей отказал?

Виктор покачал головой.

– Ничего такого.

Открылась дверь. Оба повернули головы.

Оживленной походкой в кабинет вошла Светлана.

– Любимые мои мужчины. Вы еще долго секретничать будете?

– Света. – Павел Сергеевич сощурился. – Тебя в детстве стучать учили?

– Папа. – Она обвила его шею руками. – Я еще в детстве, когда ты в кабинете обсуждал дела, стояла под дверью и подслушивала.

Она отпустила отца и подмигнула Виктору. Павел Сергеевич кашлянул.

– Хорошо, что не подглядывала.

– Ой, папа, ты такой смешной. – Светлана подошла к столу, прислонилась к столешнице бедрами. Сложив на груди руки (при этом она чуть подперла их снизу запястьями, чтобы груди приподнялись и казались больше), она переводила насмешливый взгляд с одного на другого. – Вы оба смешные. Прячетесь от нас с мамой в своем кабинете, будто считаете нас слишком глупыми.

– Мы не считаем вас глупыми, – сказал Павел Сергеевич. – Мы просто стараемся уберечь вас от некоторых вещей. Женщины и дети могут жить иллюзиями, поэтому они так жизнерадостны. Только мы, мужчины, знаем, насколько все хреново – это делает нас такими мрачными и суровыми.

– Ой-ой-ой. – Светлана закатила глаза. – Я уже прям в обморок упала! А по-моему, мужчины не позволяют женщинам присутствовать на своих собраниях, потому что будут все время отвлекаться и думать не о том. Не такие уж и страшные вещи вы обсуждаете. Родильная палата – вот ужас, поверь мне! Там бы вы оба точно в обморок упали.

– Кхм. – Павел Сергеевич подвигал седыми бровями, в замешательстве оглянулся на Виктора. – Может, и так. Ну и что же? Хочешь, чтобы мы все обсуждали при тебе?

– Да нет, я вовсе этого не хочу. – Светлана повернулась к столу, взяла пресс-папье в виде хрустального шара, повертела в руках. – Это все такая скукотища, я зевать буду. Просто вы могли бы…

– Ну да, – перебил Павел Сергеевич. – И детей привести, чтоб сидели и слушали.

– Нет, это ни к чему. – Светлана положила пресс-папье на место. – Мне просто любопытно. Вы закрываетесь в кабинете, и стараетесь, чтоб домашние ничего не знали. Почему? Уж не скрываете ли вы что-то ужасное?

Виктор и Павел Сергеевич переглянулись.

– С чего ты взяла? – спросил Виктор. – И с чего эти нападки?

Светлана округлила глаза, изогнула брови.

– Это не нападки. Я просто спрашиваю. Если вещи, о которых вы так долго говорите, не представляют собой ничего страшного, зачем тогда держать все в секрете?

Она с застывшей улыбкой смотрела на них. После секундного замешательства Павел Сергеевич ответил:

– Это все делается для твоего же блага.

– Я и не спорю. Но, дорогие мужчины, согласитесь, что тайна никогда не бывает хорошей. Втайне всегда держат что-то ужасное.

– Не понимаю, к чему ты клонишь, – слегка раздраженным тоном ответил Павел Сергеевич. – У вас, женщин, полно секретов. По твоей логике, женщины постоянно занимаются ужасными вещами.

Светлана вздохнула.

– Я говорю, папа, хоть мне и неприятно говорить прямо – что мой дорогой муж, – она покосилась на Виктора. – Уже целую неделю ходит сам не свой. Витенька что-то от меня скрывает. И мне бы очень хотелось знать, что именно. Потому что скрывать что-то от своей любимой жены – неважно, насколько это ужасно, или мерзко, или что-то еще – есть великий грех, и до добра не доведет.

Она теперь прямо и пристально взглянула на Виктора, и во взгляде ее он увидел вызов.

– Не понимаю, зачем ты сейчас подняла эту тему? Мы могли поговорить об этом после годовщины.

– Нет, не после годовщины! – закричала Светлана; лицо ее исказилось и покрылось красными пятнами. – Я хочу разобраться во всем до годовщины! Хочу веселиться в свой день со спокойной душой!

– Ты выбрала неудачный момент для выяснения отношений, – холодно ответил Виктор. – Ты заговорила об этом именно тогда, когда я был меньше всего готов к разговору. Чтобы застать меня врасплох. Начала с лживых любезностей, потом поставила нас с Павлом Сергеевичем в неловкое положение, решив поразить нас своей проницательностью. А теперь загнала меня в угол. Если ты рассчитываешь добиться чего-то таким способом…

– Я хочу услышать от тебя правду.

– Я скрываю от тебя правду… для твоего же блага.

– Да оставь ты мое благо! Неужели ты думаешь, что мое благо – видеть, как сам себя грызешь?

Виктор молча смотрел на жену. Лицо ее смягчилось.

Она подошла к мужу, обвила его шею руками.

– Милый, – с волнением сказала она. – Что ты скрываешь? Ты изменил мне? Ты больше меня не любишь? У тебя другая женщина?

– Не говори чуши. Меньше всего на свете мне нужна другая женщина.

– Тогда что? Я хочу, чтобы между нами было полное доверие, чтобы у тебя не было от меня никаких секретов, чтобы ты доверял мне. Если у тебя какая-то проблема, ты должен тут же бежать ко мне и докладывать о ней!

– Да в том-то и дело. Я сначала хотел поговорить с Павлом Сергеевичем. Потому что сам не понимал точно, что меня мучает. Ну, вот, мы поговорили, и я смог разобраться в самом себе. Мне стало легче. А теперь пришла ты, создала конфликт на пустом месте, и все испортила!

– Да, конечно! По-твоему, мои чувства – пустое место?

– Да я даже не знал о твоих чувствах! Если хочешь, чтобы я понимал тебя, докладывай мне, пожалуйста, о том, что чувствуешь, каждую секунду! Двадцать четыре часа в сутки! Впрочем, это вряд ли поможет, поскольку я все равно буду действовать так, как действую.

– Так! – Павел Сергеевич хлопнул рукой по столу и повысил голос. – Дети мои! Остыньте. Вот, очень хорошо. Теперь подойдите ко мне. Возьмите меня за руки.

Виктор и Светлана подошли к старику. Он взял каждого за руку и легонько сжал ее.

– Сегодня ваш праздник. Как можно ругаться в такой день? Улыбнитесь.

Виктор и Светлана посмотрели друг другу в глаза и тут же неловко отвернулись.

Павел Сергеевич потряс их руки.

– Ну же! Смелее!

Светлана неуверенно улыбнулась мужу. Он тоже. Улыбка у него вышла немного кривая.

– Вот. Так-то лучше. Витя, ты ведь не злишься на Светлану?

– Нет, – ответил Виктор, заставив себя взглянуть на нее.

– Ты ведь понимаешь, что она не хотела оскорбить твою мужскую гордость?

– А вот в этом я как раз не уверен, – сказал Виктор. Светлана, не удержавшись, прыснула.

Павел Сергеевич с укором взглянул на дочь, снова обратился к зятю:

– Света любит тебя, и она очень обижена, что ты не делишься с ней своими проблемами. Этим ты как бы показываешь, что она для тебя чужой человек. Дочка, я прав?

– Прав, папа.

Поиграв желваками, Виктор выдавил:

– Я не хотел ее обидеть. Я просто поступал, как считал нужным. Мне казалось, так будет лучше для нас обоих.

Старик закивал.

– Да, это типичная ошибка, присущая каждому. Света, теперь ты.

– Ой, папа. – Она поморщилась. – Перестань. Тебе это не идет.

– Я пытаюсь помочь вам. Вы же любите друг друга. Неужели любовь не важнее мелких обид? Ты упрекала Витю, что он тебя отталкивает, а теперь сама не хочешь идти навстречу.

– Конечно. Я же не говорила, что я должна идти навстречу. Это он должен. Потому что я и так все всегда делала правильно. Я все время иду всем навстречу, а мне никто никогда не идет навстречу.

Павел Сергеевич, подняв глаза к потолку, шумно выдохнул.

– Дочка. – Он облизнул губы. – Вы вместе, и ваше счастье – это общая цель. И она важнее желаний или обид каждого из вас.

Вы оба совершили ошибку, думая о себе, а не о супруге. Вы забыли то великое, что вас объединяет. Скажи, Света, ты счастлива с Витей?

Светлана смерила мужа скептическим взглядом.

– Сейчас – нет, – заявила она. – А так, вообще – да. По крайней мере, могло быть и хуже.

– Значит, ты могла бы смирить свою гордость и простить мужа. Счастливая семья – это такая редкость! Ты хорошая женщина, Света, и муж твой очень хороший человек. Он хотел как лучше. Он думал о тебе, и не хотел причинить тебе вреда.

Светлана, подумав, пожала плечами.

– Ладно. Так уж и быть. Я прощаю, тебя, Виктор. Мы, женщины, вынуждены быть мудрыми. Нам не жалко!

– Огромное спасибо. – Павел Сергеевич отпустил их руки. – Твое великодушие не знает границ. Теперь возьмите друг друга за руки и попросите прощения.

Светлана закатила глаза.

– Папа…

– Давай-давай, без разговоров. Виктор, ты же мужик, чего ждешь? Хватай ее за руку!

Светлана, залившись краской и дергаясь всем телом от смущения, с насмешливой улыбкой наблюдала, как муж неловко подходит к ней.

У него вспотели ладони. Вытереть ладонь о брюки он не мог. Пришлось брать руку Светланы влажной ладонью. Ее ладонь оказалась сухой и холодной.

Заглянув в глаза жены, он смущенно пробормотал:

– Прости меня. Я был не прав.

Еле сдерживая смех, Светлана скороговоркой выпалила:

– И ты прости меня я вела себя глупо больше не буду.

Виктор отпустил ее руку. Супруги поскорее отступили друг от друга.

– Тра-ля-ля, тра-ля-ля», – передразнил Павел Сергеевич. – Ладно. Чего с вас взять, с молодых.

Он взглянул на часы.

– Уже полвторого. Скоро приедут гости. Идите в гостиную.

– Кстати. – Светлана повернулась к Виктору. – Андрей уже приехал.

– Да? – Виктор тоже старался говорить будничным и даже оживленным тоном, будто ничего не произошло. – Рановато. Я его раньше трех не ждал. Кстати, где дети?

– Дети с бабушкой. Ой, Витя, можно мне хоть в свой день отдохнуть?

– Ладно, – пробормотал он.

Шагая вслед за ней к двери, Виктор услышал оклик Павла Сергеевича. Он обернулся.

Павел Сергеевич стоял, опершись кулаками на столешницу. Ворот рубашки опустился, открыв взору впалую грудь и морщинистую шею.

– Все-таки подумай о моем предложении.

– Хорошо. – Он кивнул. – Подумаю.

В гостиной он обнял Андрея. В руках тот держал подарки для детей: оранжево-черный футбольный мячик и кукольный набор «Барби и Кен в пригороде».

Светлана привела детей, и Андрей с торжественным лицом вручил им подарки. Дети визжали от восторга. Светлана снова увела их в детскую.

Андрей смущенно улыбнулся Виктору.

Снаружи слышался шум моторов, хлопали дверцы, доносились голоса, смех.

– Начинается, – сказал Андрей. – Готовься принимать поздравления.

Виктор поморщился.

– Да… Теперь мне предстоит провести на ногах два часа, да еще все время улыбаться, как Гуинплен.

– Твой триумф.

– И все два часа этого триумфа я буду думать не о нашей любви, а о том, как бы сбегать в сортир.

Они помолчали.

– Мне немного не по себе, – сказал Виктор.

– Боишься, что фотограф и носатая девка сюда явятся?

– Нет, не думаю. Я все рассказал Сергеичу.

– И как он воспринял?

– С олимпийским спокойствием. По его мнению, мой враг не смеет приблизиться ко мне. Пока не смеет.

Лицо Андрея выражало сомнение.

– А кто это конкретно, он не сказал? Никаких догадок?

– Нет. – Виктор вдруг подумал, что Павел Сергеевич, в общем и не говорил об этом всерьез. Скорее, отшутился.

И почему он так спокойно все воспринял? И не замешан ли в этом Андрей? Павел Сергеевич уверил зятя, что нет. И, глядя на сочувствующее лицо друга, Виктор внутренне с ним согласился.

Но, в конце концов, он может и обманываться.

Черт! И как раз сейчас у него начались размолвки со Светланой – именно тогда, когда ему нужна ее поддержка.

– Виктор!

Он вздрогнул, осознав, что уже целую минуту думает о своем, отрешившись от реальности. Взглянув на озабоченное лицо Андрея, Виктор сказал:

– Я чувствую, что они где-то рядом. Следят за мной. Откуда «фотограф» знал, что мы со Светой будем на пляже? Носастая девка тоже знала, где наш дом, и во сколько нас ждать у ворот.

– А бывший трахаль Светланы знал, что вы гуляете в парке, – добавил Андрей. Увидев, как вытянулось лицо друга, положил ладонь ему на плечо. – Извини. Случайно вырвалось.

– Ничего страшного, – отмахнулся Виктор. – Тот факт, что кто-то когда-то трахал мою жену… и, скорее всего, она любила его и громко кричала во время оргазма…

– И выкрикивала его имя, – вставил Андрей.

– …в общем, с этим я смирился. Просто… понимаешь, они знают о нашей семье все. Куда мы ходим, в каких ресторанах едим, где отдыхаем. Но при этом они за нами не следят. Понимаешь?

– Откуда тебе знать? – нахмурился Андрей. Голоса снаружи стали громче. Гости осмотрели сад, перезнакомились, и теперь собирались ввалиться в дом.

Где, черт подери, Светлана или хотя бы теща? Почему никто не вышел их встретить?

– Уже две недели я гляжу в оба глаза. Никто из них не крутится рядом. Когда я еду в магазин, меня не преследует такси, или вертолет в небе. Но каким-то образом они все же следят за нами.

– А ты не думаешь…

Но Андрей не успел договорить. Из детской выбежала Светлана. Глаза ее были широко раскрыты.

– Виктор, – прошептала она, бледнея. – Гости приехали. Почему ты их не встретил?

Глава 8

Девушка с крючковатым носом и мускулистый юноша-фотограф сидели за компьютерным столом в темной комнате. Комната являлась их «штабом» и находилась в задней части двухэтажного здания, в котором располагалось фотоателье, бутик и ювелирный магазин.

Комнату освещал только экран ноутбука и флюоресцентная лампа, вертикально закрепленная над продавленным диваном. Одна трубка в лампе не горела, другая мигала, обещая вот-вот отправиться на покой.

Кроме стола, за которым сидели фотограф и девушка, в комнате имелось еще два. На одном из них, стоявшем в углу, лежали два альбома – один с газетными вырезками, другой с фотографиями, в основном черно-белыми, военного времени.

Снимки касались Смерти во всех ее проявлениях.

Мертвецы с провалившимися носами лежали в гробах, сложив на груди руки. В их застывших лицах проглядывала холодная злоба, словно мертвецы были исполнены желания укусить каждого, кто приблизится к гробу. Казалось, от этих снимков исходит сладковатый трупный запах.

Другие показывали обгоревшие тела жертв пожаров, горы трупов на полях военных действий, имелись также снимки из концлагерей.

Газетные вырезки были посвящены убийствам, изнасилованиям, казням и расстрелам.

Несколько фотографий из альбома в увеличенном виде висели на стенах – в рамках и под стеклом. Изредка юноша-фотограф отрывался от экрана, опираясь локтем на спинку стула, и с плотоядной ухмылкой смотрел на одну из них, в мерцающем полумраке казавшихся еще более зловещими.

Тогда девушка с крючковатым носом старалась вновь привлечь внимание напарника, со злобными проклятиями дергая «фотографа» за волосы.

В очередной раз проделав эту процедуру, девушка прошипела:

– Не трать время попусту. Мы не можем торчать здесь сутками.

– Успокойся, – беспечным тоном отозвался «фотограф», одаряя напарницу ослепительной улыбкой и потирая затылок. – Нам эту конуру на два месяца сдали. Времени еще полно.

Один за другим он открывал файлы с фотографиями Истоминых и их детей, а также каждого из них по отдельности. Взгляд юноши на несколько секунд задержался на фотографии, которую он сделал на пляже.

Светлана Истомина лежит на животе, расстегнув застежки лифчика и приспустив с плеч бретельки; Виктор, оседлав жену, мажет ей спину солнцезащитным кремом.

– Давай дальше, – нахмурилась девица, наконец-то усаживаясь на стул. – Чего тормозишь?

Юноша, усмехнувшись, нажал на клавишу.

Истомины с детьми выходят из особняка.

Истомины с детьми гуляют в парке.

Особняк Истоминых: вид сзади. Видна металлическая дверь черного хода.

– Откуда снимал? – спросила девица, удивленно вскинув брови.

– Из леса, вестимо. Пришлось переплыть озеро. Фотокамеру и шмотки я заранее оставил на берегу. Потом карабкался вверх по склону холма – а он почти отвесный. Я все руки исцарапал, и подошвы стер. Потом ночью шел через лес. Чуть не заблудился. Наконец добрался до опушки. Забрался на дерево, чтобы домик охранника не загораживал обзор. Целый час на дереве торчал. Дождался рассвета и сделал снимки. Видишь вон ту дверь? Через нее с кухни выносят помои и мусор, а из прачечной – грязную воду из стиральной машины. Помои выносят каждое утро часов в семь, мусор – вечером, где-то в промежутке от шести до восьми. Стирают они каждое воскресенье, а иногда и по средам. Тогда дверь вообще нараспашку с восьми утра до двух часов дня.

– Классно, – сказала девица. – Только вот беда, мой милый: охранник круглые сутки торчит в своем домике.

– Но охранник там не один и тот же. Особняк пасут сотрудники охранного агентства «Монолит». Дежурят по графику два дня через два, и всего их четверо. Обход делают каждые семь часов – это днем; ночью – каждый час. Не знаю, дрыхнут они или нет. Если дрыхнут, скорее всего, днем или ранним утром – ночью в домике свет не выключался.

– Значит, остается время, когда охранник будет делать обход, – заключила девица. «Фотограф» потрепал ее по щечке.

– Умная девочка. Соображаешь.

Девица, зашипев от ярости, вытянула шею, стремясь укусить его за палец. Но юноша вовремя отдернул руку, и девушка только по-волчьи щелкнула зубами.

– Не смей надо мной насмехаться!

– Я и не насмехаюсь.

– Хватит! – девица тряхнула угольно-черными волосами. – Я ведь права? Права или нет?

– Права, да не совсем. Обход занимает всего три минуты, и охранник осматривает участок, а особняк – только снаружи. Внутрь он не заходит. Значит, дверь будет заперта.

– А с парадного никак не зайти?

– Сигнализация.

– А в окно влезть? Решеток вроде нет.

– Радость моя, ты представляешь, как это проделать? Даже если на окнах сигналки нет, способ залезть в окно есть только один – вырезать кусок стекла. Что намного труднее, когда стекло вставлено в раму, а не лежит на столе. Просунуть в дыру руку и отпереть изнутри запор. Все это придется делать ночью, подсвечивая себе фонариком. Даже самый лучший стеклорез издает ужасно громкий скрежет, а возня с запором… Все это займет минут пять, не меньше. Слишком рискованно.

– Господи! – Девица, опершись локтями на стол, обхватила ладонями голову. – Почему Заказчик не нанял профессионалов?

– Емельяненко болтал, типа, Заказчик просто не знает, как нанять опытного киллера. У него нет связей в криминальной среде.

– Ты Его хоть раз видел своими глазами?

– Нет. Все указания через Емельяненко.

– А Емельяненко кто вообще, не поняла? Типа шестерки?

– Когда-то был средненьким бизнесменом. Года два назад разорился, как и многие другие. Заказчик обещал ему крупное вознаграждение, тогда Емельяненко сможет начать все заново.

Девица хлопнула себя по лбу.

– Постой! А подвал?

Юноша перестал ухмыляться. На лбу его образовалась складка, а в глазах отразилось сомнение.

– Вход в подвал у них снаружи. Но дверь стальная. Правда, замок совсем легкий, и если взять клещи…

– Правильно, – закивала девица. – Заодно клещами можно стукнуть по башке охранника. Слушай, а чего мы мучаемся? Проблемы себе создаем на пустом месте? Убьем охранника, и все дела. Чего голову ломать?

– Да, убьем, – раздраженно отозвался юноша. – Кто убьет?

– Ты. Конечно, ты.

– Да? – Юноша откинулся на спинку, завел руки за голову, сцепив пальцы на затылке. Под футболкой вздулись бугры мышц. – По-моему так: ты придумала, ты и делай.

– Молодец, додумался!

– Ты сказала – давай убьем. Я, например, убивать парня не хочу – он всего лишь делает свою работу. К тому же это неразумно.

– Не строй из себя умника. Просто боишься.

– Надо, надо бояться! – Юноша наклонился вперед, наставил на девицу палец. – Это тебе не губы красить! Только идиот пойдет на преступление, чтобы доказать, что он не трус. Прибавку к гонорару за убитого охранника мы не получим, бэби!

– Хорошо, – вздохнула она, поднимая глаза к потолку. – Давай вернемся к моему предложению, до которого ты не додумался.

– В подвал мы забраться можем. Вот только выберемся ли мы из подвала в жилую часть дома? Если дверь будет заперта, нам придется сидеть там и ждать, пока кому-нибудь не придет в голову спуститься. Мы, может, месяц там проторчим.

– Там может быть не так уж и плохо. Я слышала, нувориши подвалы хорошо обустраивают. Бильярдные столы у них там…

– Да, – скривился «фотограф». – А еще коллекция вин и библиотека в придачу. Специально для тех, кто вздумает посидеть там месяцок-другой. Нас ждет двуспальная кровать с балдахином, полуголые девки с опахалами и ванна с джакузи. Да нет, скорее всего, там земляной пол, полно крыс и вдобавок нечего жрать. Не катит.

Некоторое время они сидели задумчивые, подперев головы кулаками, и смотрели на фотографию особняка.

– Интересно, а гонорар нам Заказчик тоже через Емельяненко передавать будет? – спросила девица.

– Скорее всего. Вряд ли Он станет светиться перед таким быдлом, как мы.

– Но Емельяненко Его видел?

– Да, Емельяненко с Ним знаком.

– Надо будет как-нибудь у него выведать, кто Заказчик.

– Он не скажет. Да и зачем?

Они переглянулись.

– Чтобы контролировать ситуацию, – сказала девица.

«Фотограф» потер подбородок.

– Емельяненко сказал, у Истоминых сегодня годовщина. Голубки щас сидят в ресторане «Венеция». И Заказчик тоже сейчас там.

– Зачем?

– Насладиться близостью к жертве.

– Чушь какая-то.

– Нет. – Юноша, обернувшись, взглянул на одну из висевших на стене ужасных фотографий. – Я Его прекрасно понимаю. Такое наслаждение наблюдать за людьми, которых собираешься уничтожить. Смотреть, как они беспечно веселятся, даже не подозревая, что уже находятся в твоей власти, и гибель их неизбежна. Видеть их радость и счастье, и думать с мрачной злобой: «Радуйтесь, радуйтесь. Недолго осталось».

– Как мило, – фыркнула девица. – Я просто счастлива находиться в одной комнате с таким приятным молодым человеком!

– Я тоже рад. Видишь, какие мы с тобой хорошие люди. А Заказчик, наверное, еще лучше.

– Если явится сегодня в ресторан, Он поступит как полный идиот. Логики никакой. Зачем так тщательно конспирироваться, и потом Самому светиться на публике?

– Не знаю. Его дело.

– А мне это все не нравится. Заказчик скрывается от нас, но появляется на публике рядом с жертвой – заранее зная, что мы уже засветились, и нам в «Венецию» соваться нельзя.

– Мы не должны были знать, что Заказчик будет в ресторане. Если бы Емельяненко не проболтался…

– Вот именно. – Девица в упор взглянула на юношу. – Тупость Емельяненко нам на руку.

– Каким же образом, моя дорогая?

– Мы не можем находиться в зале. Но можем сидеть в твоем фургоне у ресторана. И через окно, возможно, мы увидим Его. И тогда ты сможешь Его сфотографировать.

Юноша облизнул губы.

– Прекрасно, радость моя. В зале будет сотни две человек. Как мы узнаем, кто из них Заказчик?

Девица наклонилась к нему. Юноша ощутил на своей щеке ее горячее дыхание. Взгляд напарницы был мрачен, в черных глазах, казалось, горели костры.

– Ты сам сказал, что Он хочет ощутить близость к жертве, – прошептала девица, поглаживая ноги юноши от колен к паху. – Он не удержится и заговорит с Истомиными. Может, сядет к ним за столик. Или будет пристально, не отрываясь, смотреть на них, как паук на муху.

– Это только предположение. – Голос юноши звучал хрипло, дыхание стало прерывистым.

– Боишься рискнуть?

– Ничего я не боюсь! – Юноша оттолкнул ее руки, вскочил. – Если хочешь, давай попробуем. Я знаю – если тебе что втемяшилось в башку, ты не угомонишься.

– Прекрасно. – Девица встала. – Едем прямо сейчас. Истомины наверняка уже там.

Глава 9

Два часа, в течение которых Истомины принимали гостей с их банальными и неискренними поздравлениями, и такими же неискренними и шаблонными фразами благодарили за подарки, тянулись для Виктора мучительно медленно, как в аду, где нет времени.

Снова, как и на открытии нового магазина, он был вынужден стоять рядом с женой в центре всеобщего внимания. Вдобавок нужно было улыбаться, и к тому времени, когда сели за стол, у Виктора от напряжения свело челюсти и онемели губы.

И, конечно же, на протяжении всех двух часов ему хотелось в туалет – и желание это время от времени становилось нестерпимым оттого, что отлучиться нельзя было ни на минуту.