Первая кровь осени

Первая кровь осени

Олег Рогозин

© Олег Рогозин, 2020

ISBN 978-5-4498-0421-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Wyrd (Пустота)

«Мне больше некуда идти».

Люди любят эту изрядно потасканную фразу за драматизм, за едва уловимый холодок, пробегающий по коже, сквозняк из приоткрытой двери, ведущей в ледяную бездну равнодушия и одиночества, о которой с таким знанием дела писали европейские философы-экзистенциалисты. Однако, насладившись острыми ощущениями не более секунды, любой нормальный человек вернется к успокоительной иллюзии своего стабильного и безопасного бытия. Захлопни дверь, приятель, из нее дует. Если, конечно, ты не европейский философ-экзистенциалист, или, скажем, бывший наркоман, стоящий на пороге реабилитационного центра – спиной к двери, не метафорической, а вполне реальной, лицом к пасмурному осеннему дню.

Мэтт привычно потянулся к нагрудному карману куртки, выругался вполголоса, вспомнив, что сигарет там больше нет, да и быть не должно. Личные вещи ему вернули, но сигареты к ним, видимо, не относились. Личные вещи – звучит странно для человека, который никак не соберет воедино осколки того, что считал своей «личностью». Не так уж много от нее и осталось.

Он шагнул на ступеньку ниже, потревожив на миг легкий ворох осенних листьев. Ветер тут же прилежно вернул их на крыльцо, воссоздавая исчезнувшее было ощущение заброшенности. Словно Мэтт был первым человеком на этих ступеньках за долгое, долгое время.

«Я не хочу, чтобы ты приближался к нашим детям, ты, грязный ублюдок».

Что составляет нашу личность? Привычки, привязанности. Работа. Семья. Принадлежность к социальным группам и классам.

«Позор для нашего департамента – такие, как ты».

Уверенность в завтрашнем дне. Цепочки причин и следствий, которые мы выстраиваем в голове. Планы на двадцать, тридцать лет вперед.

«Товар высшего качества, валяй, сними пробу, не пожалеешь»…

В кармане обнаружился пакет с документами, предусмотрительно обернутый в целлофан. Несколько крупных купюр – хватит на междугородний автобус. Можно вернуться в квартиру, из которой тебя вышвырнули, и попробовать убедить бывшую жену, что стал другим человеком. Явиться к бывшим коллегам и многословно поблагодарить их за то, что наставили на путь истинный, так сказать, вовремя пресекли и куда надо сообщили.

«Это так шокирует, правда? Когда полицейский, имеющий дело с наркоторговцами и наркоманами, начинает пробовать „товар“? А чего вы, собственно, ждали?»

Мэтт не сразу сообразил, что понятия не имеет, в какой стороне автобусная остановка. В том состоянии, в котором его привезли сюда несколько месяцев назад, ориентировка на местности была, мягко говоря, не самым важным приоритетом. Стоило остановиться и подумать, однако ноги упрямо несли его вперед. Слишком уж соблазнительной была аллея, усыпанная листьями. После опостылевших больничных коридоров она казалась почти бесконечной. Глоток свободы перед добровольной сдачей в очередной плен – почему бы и нет? Все равно эта аллея рано или поздно выведет к трассе. Все дороги ведут либо к трассе, либо, в конечном счете, к океану – в этом счастье и проклятие жизни на острове.

В куртке, меж тем, обнаружилось что-то лишнее – прямоугольный сверток, провалившийся в дыру в кармане и застрявший за подкладкой, упирался в бедро при ходьбе. Пришлось изрядно повозиться, чтобы вытряхнуть его на свет божий.

– Твою ж мать, – пробормотал Мэтт, рассматривая помятую книгу в «карманном» переплете. Было бы так в духе медсестер из центра – подсунуть ему Библию или молитвенник, но это?

– Да пошел ты, – сказал он растерянно, читая вычурное двойное имя Дэвида на обложке. В какой такой период помутнения сознания он успел купить эту книгу, раз она оказалась в его «личных вещах»? Точно ведь не собирался. Не хотел даже слышать ничего о бывшем напарнике.

Он просто «сломался» после той истории, говорили они. Психологическая травма после ранения, говорили они. Да пошли они, вместе с Дэвидом. Ясно как день – парню просто надоело светить рожей в ночном патруле, не имея возможности даже отстреливаться. Серьезно, какой придурок выдумал эту «Гвардию покоя»? Скользкие темные улицы портовых кварталов, пристанища самого гнусного отребья и площадки для игр международной мафии… И ты на посту, этакий воин света с фонариком и блокнотом, положенными по регламенту, в ярком светоотражающем жилете, на котором не хватает лишь нарисованной мишени. Отступать некуда, за тобой – насквозь коррумпированные бюрократы из центрального управления, за тобой – мирное население катящейся неизвестно куда страны… толпа доброжелательных идиотов, трогательно гордящихся своей историей и своим пивом, рассуждающих о взлете экономики и живущих в кредит…

«Видишь, какая штука, Дэйв. Из нас двоих я больше гожусь в философы-экзистенциалисты. А книги писать почему-то взялся ты. Что-то здесь не сходится».

Заднюю обложку украшали рецензии каких-то малоизвестных журналов. «Выход за пределы обыденности», «сокрытое под пеленой бытия» и прочий словесный мусор. Взгляд выхватил строчку «поселился в небольшом городке на северо-западе…» Мэтт перечитал абзац, замедлив шаг.

Такие вещи обычно не пишут на обложках книг, или это новая мода? Вроде как «приезжайте на чашку чая, дорогие читатели»? А ну как возьмут и приедут… все одновременно. Тираж-то не маленький.

Меж тем аллея действительно привела его к трассе. Влажное от недавнего дождя полотно дороги терялось в тумане вместе с дальними холмами. Поймать автобус или попутку – и домой… Слово «дом» застряло в голове, мысль забуксовала, не находя в памяти подходящего образа.

Что такое «дом»?

…Утренняя суета – дети проснулись и планомерно превращают дом в руины. Мэл готовит завтрак, беззлобно ворча на окружающих. Мэтт затягивает галстук под воротом рубашки…

Ничего не шевельнулось в душе, там, где раньше находилось что-то важное, а теперь нехотя перекатывались остывшие угли, словно в не чищенном с весны камине.

Лениво, нарочито медленно Мэтт пересек дорогу, и ни одна машина не вынырнула из тумана, чтобы прервать его мрачные размышления самым радикальным из способов. Он замер на узкой обочине, бездумно листая книгу и не решаясь почему-то прочесть ни строчки.

Белый «пикап» остановился рядом с ним.

– О, вы голосуете, верно?

Чистый британский выговор сбил его с толку – Мэтт даже не сразу понял, чего хочет эта женщина.

«Если бы я голосовал, я бы поднял руку, вам не кажется?» – ядовитый ответ уже почти сорвался с губ.

– Мне нужно… на северо-запад.

Голос был его, слова – будто родившиеся не в голове, а сгустившиеся из вездесущего тумана вокруг. А что, пусть будет так, неплохо для начала. Есть дорога и есть направление, и это неизмеримо больше, чем то, что было у него еще полчаса назад.

Пара, подобравшая Мэтта, оказалась до отвращения дружелюбной. Они впервые выбрались так далеко от дома, и непосредственно восхищались всем, что видят вокруг. Как будто бы у них другие туманы, или трава растет в противоположном направлении, честное слово.

– О, это же настоящие развалины замка! Ах, милый, посмотри, овечки пасутся!

Мэтт сопел на заднем сиденье, натужно улыбаясь, и с хладнокровием патологоанатома исследовал еще одну сторону своей вновь обретенной личности под названием «мизантропия».

Они остановились на ночь в гостинице на окраине небольшого городка. У них были на это деньги. Мэтт вежливо попрощался, перед уходом попросив ненадолго карту. Причудливый узор дорог будто мгновенно отпечатался под веками, стоит прикрыть глаза – вот он, сияет и пульсирует, как заполненная кровью сеть сосудов. Думать над этим феноменом не хотелось, вообще ничего не хотелось – только двигаться дальше, не прерываясь на глупости вроде еды или сна.

«Наркоман – это на всю жизнь, это не лечится. Ты просто сменяешь зависимость на менее разрушительную».

Стоянка перед неприметной ночной кафешкой была забита массивными машинами дальнобойщиков. Мэтт прошелся между белоснежными громадинами рефрижераторов на колесах, с опаской поглядывая по сторонам – на мгновение ему показалось, что вокруг вздымаются ледяные бока айсбергов, которые вот-вот сомкнутся, ломая и круша кости зазевавшегося ничтожного человечка. По сравнению с этими монстрами обычный крытый грузовик показался почти родным и уютным. Мэтт заглянул в кабину, запрокинув голову. Седой краснолицый водитель настороженно глянул на него в ответ.

– Далеко едешь, отец? – спросил Мэтт, старательно копируя «деревенский» выговор и безбожно «глотая» гласные.

Люди невольно расслабляются, услышав, как ты коверкаешь чопорный английский, мешая его с родным гэльским, и заподозрят тебя во всех грехах, стоит тебе начать плеваться во все стороны безупречными дифтонгами. Это у народа в крови, это почти инстинктивное, и чем дальше на запад, тем вернее этот принцип. Так говорил Дэйв, и успешно претворял в жизнь свою параноидальную теорию, прикидываясь «парнем из глубинки» перед мало-мальски незнакомыми людьми – при том, что запросто мог говорить, как хренов лорд, если в том была необходимость.

– До самого океана, – ответил дальнобойщик, ухмыляясь.

– Туда-то мне и надо…

Это было слишком легко, словно во сне. Впрочем, временами Мэтт и правда проваливался в сон. Моргнул – и холмы сменились хвойным лесом, ночь сменилась утром, дождь омывает лобовое стекло, а книга в кармане больно впилась в бок острым углом переплета.

Да пошел ты, Дэвид Киллоран или как там тебя нынче зовут.

Как они ржали, все в центральном офисе просто по полу катались. Дэйв написал книгу, вы подумайте. Наш простодушный работяга Дэйв и вдруг – писатель. Не иначе как решил издать сборник анекдотов, подслушанных в пабе на углу. Эй, Мэтт, твой кореш точно пулю в руку получил, а не в голову?

«Пошли вы нахер», – неизменно отвечал Мэтт. «Никакой он мне не кореш, и книжку я его не читал и не собираюсь».

Потому что он бросил меня в этом дерьме, бросил и сбежал. Все меня бросают рано или поздно. В детстве – отец, потом – напарник и друг, теперь вот – Мэллори, любовь всей моей жизни, мать моих детей, видеть меня не желает. А пошла бы она нахер, вот так, да.

Потом они вдруг перестали смеяться, потом они вдруг стали ужасно серьезными, подходили по одному и спрашивали, каждый сукин сын счел своим долгом спросить: «А ты знал, какие у него проблемы с головой?»

Книжку прочли, видимо.

«Пошли вы нахер».

«А теперь и у тебя проблемы с головой, дружище, и кто бы смог внятно объяснить, зачем один псих едет к другому, потому что я не возьмусь, пусть я и твой внутренний голос, я не хренов гугл, я не знаю всех ответов.»

В свое время Мэтт не видел ничего плохого в том, что в напарники ему достался флегматичный деревенский увалень. К черту тонкочувствующих интеллектуалов, он сам по юности успел вдоволь наиграться с этим амплуа, и вылететь из колледжа ему это ничуть не помешало.

«Дэйв парень хоть и недалекий, зато верный и надежный», – говорил он будущей жене через пару месяцев после знакомства с напарником.

«Пригласи его на ужин», – сказала Мэл. Они тогда только съехались, и Мэл старательно осваивала новую для себя роль «хозяйки очага», устраивая по любому поводу «торжественный семейный ужин».

Классическая сцена из голливудского детектива. В следующем эпизоде они должны найти чью-то голову в мусорном баке.

А в реальности случилась массовая облава, ловили кого-то чуть ли не с Интерполом, патрульных кинули на усиление, хотя толку от них, прямо скажем, было немного. В итоге они с Дэвидом ночь просидели в машине, периодически произнося в рацию бессмысленный код и пристально глядя на освещенный участок перед домом одного из подозреваемых. Никто так и не появился, и ночь имела все шансы стать одной из сотни таких же, скучных и бессмысленных. Но тут Дэйв, руководствуясь своей долбанутой логикой, решил, что настало время тыкве превратиться в принцессу, и начал болтать. Он болтал, а Мэтт ловил отвисшую челюсть далеко под сиденьем и почти всерьез прикидывал шансы на то, что его напарника похитили фейри, подсунув взамен какого-то особенно хитрого дьявола из своего племени. Сколько можно таскать деревенских детишек, настало время внедряться в силовые структуры, действительно.

Но если так, откуда этот дьявол успел узнать всю подноготную их отдела?

Нет, это Дэйв, вежливый новичок с деревенским выговором, вдруг сменившимся хорошо поставленной речью, именно Дэйв все это время следил за своими коллегами, подмечая мелочи и тонкости, незаметные детали и косые взгляды, запоминая разговоры, которые даже не приходилось подслушивать – его довольно быстро привыкли воспринимать как бессловесную и исполнительную «мебель».

И теперь в форме обычного дружеского трепа он решил изложить напарнику всю подноготную их начальства. Кто с кем спит, кто куда сливает информацию, кто, сколько и от кого «берет на лапу». И все это – с улыбкой, с шуточками, отмахиваясь от комментариев, мол, это же очевидные вещи, было бы о чем говорить. Мэтт и сам замечал кое-что, но Дэвид его поразил. Он как будто воочию видел скрытые связи между людьми, предметами и событиями.

– Тебе бы в детективы с таким талантом…

– Может, и пойду, – ответил незнакомец с лицом его напарника. – Когда-нибудь.

– Одного не пойму, нахрена ты мне это все рассказываешь?

– Да потому что я тебе доверяю, только и всего. Ты-то парень простой, никаких скелетов в шкафу, верно?..

Гром грянул через пару месяцев. Старик Мерфи пошел на повышение. В зал для собраний набилась тьма-тьмущая народу, высокое начальство в блестящих погонах, даже парочка журналистов, которым не о чем больше было написать в ежедневный выпуск. Мерфи произнес благодарственную речь, а потом Дэвид встал и мягко, вежливо, не забывая по-деревенски сокращать гласные, поинтересовался, будет ли тот в новой должности продолжать взаимовыгодное сотрудничество с Даффи, воротилой наркобизнеса, чей фоторобот регулярно присылают нам из штатовского ФБР.

Поднялся шум, через пару дней Мерфи куда-то исчез, а Дэйва затаскали по высоким кабинетам. Департамент затаился, ожидая развязки. «А дурачок-то наш не промах», шепотом говорили одни. «Совсем у него мозги отшибло», бормотали другие. Многие ждали, что карьера Дэвида теперь пойдет в гору, однако тот, как вскоре выяснилось, не стал просить для себя никаких привилегий и бонусов. В итоге все ограничилось благодарностью в личное дело и небольшой премией. Все окончательно убедились, что парень прост, как сосновое бревно.

«Да он меня просто выбесил», – сказал Дэвид. На премию они с Мэттом купили ящик пива и уехали за город. Из пустых банок вышла отличная пирамида, символизирующая их презрение к системе – по крайней мере, так утверждал Мэтт. Пирамида была расстреляна комьями земли в знак того, что систему нужно сломать, – по крайней мере, так обосновал этот жест Дэвид. Они становились теми еще анархистами, сбросив форму, а что толку-то. Всегда приходило время надевать ее обратно.

«Знаешь, когда человек все время лжет, он как будто вонять начинает. Пропитывается этой ложью, как грязью. С Мерфи невозможно находиться в одной комнате, я просто задыхаться начинаю, веришь?»

Мэтт верил. С первого дня, иррационально и бессмысленно, как не верил даже школьному пастору в детстве.

«Черт бы тебя побрал, Дэвид. Как ты мог оставить меня с ними? Они все пропитаны ложью и страхом, я тоже стал это чувствовать, стал задыхаться, вот и начал забивать ноздри всякой дрянью, а потом…»

Самооправдание – не выход, говорили в клинике. Признай свою вину. Это ты проявил слабость, это ты сдался, ты и только ты принял добровольное решение сбежать от жизни в иллюзорный мир, порожденный химическими реакциями в клетках мозга.

А впрочем, мысль это тоже, говорят, химическая реакция. Электрический разряд. Как молния, только крохотная, умещающаяся под черепушкой…

Стоило ненадолго прикрыть глаза, и что-то вновь поменялось, даже воздух, просачивающийся в неплотно прикрытое окно кабины, сменил вкус и запах.

– Хотел увидеть океан, а? – водила насмешливо глянул на него.

Мэтт заворочался, озираясь. Сколько же он провел в тяжкой полудреме на самом деле? За окном был типичный прибрежный пейзаж: нагромождения скал и валунов, поросшие низкой травой, и где-то за ними – серая вода с белыми языками пены.

– Мне нужно было выйти на повороте…

– Повороте куда?

Название маленького городка, где укрылся от мира модный писатель, любимец снобов из литературных журналов, как назло, выскочило из памяти. Мэтт несколько раз беззвучно раскрыл рот, как выброшенная на берег рыба, но не смог издать ни звука.

– Больной, что ли, – констатировал его спутник и затормозил. – Вали-ка ты искать свой поворот, пока не уехал хер знает куда. Мне еще добрую сотню километров пилить.

– Куда, я, блин, пойду? Завез меня в какие-то ебеня, и рад… – вяло возмутился Мэтт, открывая дверь. С тем, что придется неизвестно сколько топать обратно по трассе, он уже смирился. А вот мощный пинок под зад стал неприятной неожиданностью. Падать с высоты кабины грузовика – не смертельно, даже головой на камни. Наверное, не смертельно, раз Мэтт успел подумать об этом, и даже подняться, опираясь на содранные ладони.

– Мудила ты неблагодарный, – водитель захлопнул дверцу и тронулся с места.

Мэтт хотел крикнуть вслед что-нибудь подобающее случаю, но очумевшая память не сподобилась подсунуть ему хоть какое-то мало-мальски заковыристое ругательство. В голове вертелась только идиотская поговорка из арсенала Дэвида: «Чтоб тебя кошка сожрала, а кошку ту черти унесли». Дэйв говорил, так ругалась его бабка. А Мэтт смеялся как припадочный, особенно после второй-третьей рюмки, и предлагал дать новую жизнь этому сокровищу местного фольклора, описав подробнее дальнейшую судьбу кошки. Вот, например: чтоб тебя кошка съела, а кошку ту украл наркокурьер, набил ее брюхо пакетами с героином, повез через границу да спалился, таможенник отобрал кошку, сделал из нее чучело, а дом его подожгла мафия, и чучело сгорело, а пепел бросили в мусорку, а в мусорку попала ракета…

Выслушав версию, где бессмертная кошка сражалась с захватчиками из другой галактики, Дэйв сказал, что ему на сегодня уже хватит, и потащил домой, и сдал на руки ехидничающей Мэл. Сам он умудрялся знать свою меру, и за исключением пары случаев в основном оставался на ногах к концу попойки. Странно для ирландца в хер знает каком поколении, говорил Мэтт. Смотри, мои родители переехали сюда всего два десятка лет назад, а я уже заправский «пэдди», даром что не рыжий…

Через пару километров прибрежные скалы ненадолго уступили место отмели, усыпанной мелкой галькой, и Мэтт не удержался от искушения, спустился к воде, умылся, вздрагивая от прикосновений к коже холодной влаги.

Что за странная блажь – увидеть океан, в самом деле. Можно подумать, он не видел его в родном городе. Пусть и под иной личиной, в липких татуировках мазутных пятен, молчаливо и жадно глотающим трупы неугодных кому-то из местных банд мелких чиновников, с одинаковым равнодушием качающим на волнах рыболовецкие суда и катера контрабандистов…

Что за дурость – пересекать остров из одного конца в другой, чтобы умыться? Символический акт воспаленного подсознания? Вроде как – смотри, парень, ты дошел до самого края. Дальше ничего нет, понимаешь. Тебе едва перевалило за тридцатник, еще не возраст Христа, но уже не возраст Кобейна, и вот – ты разрушил свою жизнь, отрекся от самого себя, был погребен и на третий, а может, сто тридцать третий день выполз на свет в разорванном саване. Омывать ладони в океане.

Мэтт поднял руку, рассматривая сбитые костяшки пальцев. Вода размыла уже подсохшую кровь, и ярко-алая, невозможно алая капля медленно ползла по тыльной стороне ладони. Только сейчас он понял, что последние два дня не различал оттенков окружающего мира. Информация о них достигала мозга, но не обрабатывалась – как-то так, наверное. А сейчас цвет бесцеремонно ворвался в сознание, самый первый и важный из цветов.

Он зашел в воду по колено, наклонился вперед, гладя своенравные «барашки» волн по ускользающей шкуре.

– Твою ж мать, – сказал человек океану. – Я живой.

Так бы и стоял вечность, не чувствуя ног, растворяясь в горьковато-соленой воде, бесстрашно глядя в наползающий туман. Только что-то завозилось на границе поля зрения, насторожило, заставив обернуться.

Женщина в мешковатом платье стирала что-то у самого края воды… а нет, полоскала в океане ветхую рыболовецкую сеть. Спутанные космы и клочья тумана надежно скрывали ее лицо, но узловатые руки коварно выдавали возраст.

– Простите, – Мэтт развернулся, нехотя выходя из воды. – Я мешаю, наверное.

Старуха на мгновение подняла глаза, и меж прядей волос мелькнуло лицо, обезображенное временем и чем-то еще, видимо, ожогами. Мэтт снова пробормотал извинения и почти бегом вернулся к трассе, вздрагивая от налетающих порывов холодного ветра. Идея купания в одежде уже не казалась столь привлекательной, как полчаса назад.

– Кого тут местные ловят у берега, интересно? Морских ежей? – поинтересовался он полчаса спустя у очередного дальнобойщика, милосердно подобравшего промокшего путника. В этот раз Мэтт попытался учесть свою ошибку и сразу завязать с водителем приятельский треп.

– Какие ж тут местные, – ответил водитель, молодой парень в бейсболке с логотипом какой-то американской компании. Орущий из динамиков шепелявый голос Bon Jovi подтверждал, что временный благодетель Мэтта грезит о жаркой Калифорнии, что где-то на противоположном конце земного шара. – Тут и поселков-то нет до самого Клиффдена.

– Женщина кого-то ловила сетью, – пояснил Мэтт. – Там, где ты меня подобрал.

Парень только пожал плечами, всем видом демонстрируя, что ему, в общем-то, плевать.

«I finally found my way, say goodbye to yesterday//Hit the gas, there ain’t no brakes on this lost highway» – хрипло похвастался американец из динамиков.

«Да пошел ты», – мысленно ответил ему Мэтт и, окончательно отчаявшись завязать разговор с водилой, вынул из кармана потрепанную книгу. Открыл на середине и попытался вникнуть в происходящее.

– О чем пишут? – неожиданно заинтересовался дальнобойщик.

«…видел, как воздух заполняется прозрачными сферами, они толкаются, мешая друг другу, проходят насквозь…» – вещал со страниц какой-то псих. Мэтт прикрыл книгу, заложив ее пальцем, посмотрел на обложку.

«Первая кровь осени». Что, черт возьми, Дэвид хотел этим сказать?

– Ну… тут, в общем, про выход за пределы обыденности, м-да. И про сокрытое под пеленой бытия, – процитировал он на память, чувствуя себя полным идиотом.

Парень за рулем наморщил лоб, точно пытаясь добавить к своим немногочисленным извилинам еще несколько, только снаружи.

– Фэнтези, значит.

– Скорее детектив, – ответил Мэтт, изучая обложку. То, что валялось в куче осенних листьев, сильно походило на труп, или же художник был редкой бездарью. Ну, если книгу написал бывший полицейский, и в названии есть слово «кровь», глупо было бы искать под обложкой сентиментальный роман или что-то типа того, верно?

– А я вот книжки не люблю, – доверительно сообщил ему водитель.

– Понятно, – сказал Мэтт. Подумал и убрал многострадальный томик обратно. Еще не время.

Дождь застал его аккурат на въезде в город, под табличкой с названием, где любитель американской культуры его и высадил. Накинув на голову капюшон, Мэтт без колебаний свернул на то, что подразумевалось здесь под главной дорогой… и обещало вскорости безнадежно размокнуть. Не похоже, чтобы город – или даже скорее, поселок – жил насыщенной культурной жизнью.

«Отлично, и каков наш дальнейший план?» – спросил он себя, рассматривая невзрачные вывески редких пабов на центральной улице. Вряд ли хорошая идея – ввалиться в питейное заведение и начать расспрашивать, где тут у них писатель живет. Знал он эти маленькие городки, здесь каждый кому-то троюродный брат, все друг за друга горой и чужаков ох как не любят…

Буквы на одной из вывесок были удачно стилизованы под руническую вязь. Мэтт пригляделся и понял, что это вовсе не бар – сквозь мутное от дождя стекло виднелось убранство экзотического магазинчика.

Стряхивая воду с куртки, он нырнул под козырек навеса и потянул на себя скрипучую дверь.

Теплый воздух тут же окутал его, ворвался в ноздри непривычной смесью восточных ароматов. Над головой мелодично зазвенела конструкция из металлических трубочек – кажется, такие штуковины продавали в китайском квартале.

– Вам чем-нибудь помочь?

За прилавком будто пламя полыхало – настолько рыжими были волосы продавщицы. Мэтт даже не сразу разглядел ее лицо, засмотревшись на волосы. Еще один цвет ворвался в его сознание, бесцеремонно расталкивая по углам накопившуюся серость. Красный, оранжевый – идем по порядку, с начала спектра, все правильно.