Поезд идет на восток

О страшных событиях осенью 1993 года в Москве студенты хоть и разговаривали между собой, но как-то несерьезно, как будто и не о своей Родине. Правда, и сведения, которые поступали, были очень скудны и малопонятны. Практически никаких источников информации не было, даже на китайском языке. Будучи в гостях, случайно посмотрел по телевизору страшную картину пальбы вокруг Белого дома в Москве и после этого ночь не мог заснуть. Жуткие действия бескомпромиссного нового «вождя народов» очень настораживали, хотя этого от него и следовало ожидать. Харакири, которую сделала себе могучая советская держава, еще будет вспоминаться не одним поколением людей с большим сожалением. Насколько еще у народа хватит терпения выносить эти издевательства? Россия, которая спасала Европу, не жалея жизней своих солдат, стоит на коленях. Да и времена, когда результат войны решался простым мордобоем, канули в вечность, а в «теории звездных войн», то бишь современных, любой американский мальчишка на голову выше не только наших тупых генералов, но и молодых офицеров.

Я привез бывшим студенткам своего университета, которые учились в Пекине письма от их матерей и сразу же сообщил им об этом, надеясь, что они постараются в выходной день приехать за этими письмами. Вспомнил свое детство и молодость. За любыми посланиями с родины я тогда летел, сломя голову. Но, видимо, другие времена, другие нравы. Девчонки так и не приехали, хотя знали о доставленных письмах. Пришлось мне самому через пару недель отвезти эти письма к ним в общежитие другого университета, а заодно и помочь в некоторых хозяйственных вопросах: отремонтировать велосипеды, отремонтировать электроплиты. Стиральную машину отремонтировать не удалось – «гранаты оказались не той системы». Через некоторое время узнал, что раньше нашим студентам, как и студентам других стран, помимо китайской стипендии еще приплачивали стипендию в посольстве долларами, но после развала Союза, это делать перестали, и девчонки, оказавшись в затруднительном положении из-за финансов, вынуждены были находить разные подработки.

Познакомился с представителями Украины в других университетах, есть два стажера из Мариуполя. Один в университете Цинхуа, а другой Политехническом. Часто встречался с ними, потому что они жили довольно близко от моего университета, и поэтому иногда мы доставляли друг другу письма, пришедшие через посольство. В отличие от меня каждый из них жил в отдельном номере, а в университете Цинхуа вообще был номер с санузлом, чего еще нужно, но все равно они были чем-то недовольны, постоянно возмущались приемом и отношением со стороны принимающей стороны. Интересно, а чтобы они хотели? Неплохо бы вспомнить, как живут китайские студенты, приезжающие к нам. Конечно, лучше, чем китайские студенты здесь, но и замечательными те условия тоже не назовешь. Потом выяснилось, что основная проблема в том, что эти технари китайского языка не знают, общаются с китайцами на дурной англо-русской смеси.

Они привезли с собой кое-какие технологические разработки, но к серьезным работам их, как иностранцев, не допускали, их разработками интересовались, но денег платить за них не хотели, а наши, естественно, за просто так не отдавали. Ребята остались очень недовольны этой стажировкой и готовы были уехать в ближайшее же время. Живя в столь экзотической стране, почти ничем не интересовались, разве что закупленными по дешевке тряпками. У них не было плановых занятий, поэтому они имели больше времени ездить по всякого рода рыночкам и распродажам. Во время наших встреч разговоры чаще всего сводились к тому, кто, что и за сколько купил. Ничего не имею против того, что ребята, попав в Китай, хотят привезти своим родным какие-то хорошие и не очень дорогие вещи, в силу своих финансовых возможностей, однако было как-то неприятно слушать их бесконечные очень уж «бабские разговоры».

Где-то в середине октября получил телеграмму от Оксаны Ивановны, доцента Киевского университета, которая тоже решилась прокатиться в Китай, хотя по специальности биолог и, конечно же, ни языка, ни страны не знает. А поскольку мы с ней познакомились еще во время подготовки к поездке, поэтому она попросила меня помочь ей в чужом городе и в чужой обстановке.

Увидев меня на вокзале, куда я приехал ее встречать, молодая женщина едва не прыгала от радости. Вскоре мне стало понятно ее волнение и радость. Путь у нее в вагоне поезда был схож с моим, только у нее в купе были китайцы-мужчины. Если меня порой в дороге шокировали некоторые действия вполне культурных китайских женщин, то представляю, каково было Оксане Ивановне с китайскими мужчинами, которые особой культурой не отличаются, к тому же без знания ею китайского языка. Видимо, поэтому она была так рада наконец покинуть поезд и рада тому, что не осталась в чужом городе в одиночестве.

Но оказалось, что не только я пришел ее встречать. Встречать ее приехал и профессор из университета в Ченду, куда она направлялась дальше. Раньше он был в Киеве и даже встречался с ее отцом, каким-то светилом в области химии. Профессор Чэнь увез Оксану Ивановну на такси в Институт языка, где он заказал для нее комнату. Что ж такая забота даже по отношению к другому человеку всегда радует. Но чуть позже я с ужасом увидел ободранные стены гостинки, куда он ее поместил. Как выяснилось, он делал это по своей инициативе, а университет оплатил ей только дорогу. Я срочно отвез ее в посольство, где она встала на консульский учет, а потом немного показал Пекин. Нельзя же было оставлять мрачное впечатление о Пекине, тем более неизвестно было, что ждало ее в далекой провинции Сычуань.

Как потом выяснилось, ее ждало весьма серьезное испытание почти полного трехмесячного одиночества без языка, без знания особенностей культуры этой страны, особенностей жизни людей и всего, что с этим связано. Обычно это производит на неподготовленных людей очень сильное впечатление, вплоть до шокового состояния. Именно в состоянии полного нервного истощения я и встретил ее через три месяца, для того чтобы переправить назад домой.

Напрашивается вполне законный вывод: зачем посылать сюда этих специалистов? На какую стажировку? В смысле технологий нам пока еще ума не занимать, а китайцы сами заимствуют в основном западную. Не лучше ли эти места предоставить студентам- лингвистам, медикам, интересующимся традиционной китайской медициной, торговцам, экономистам, международникам и т.д., то есть тем, кто действительно может и хочет что-то полезное извлечь из контактов с Китаем, а не просто прокатиться на халяву. Ведь экскурсии на столь длительный срок для людей, не знающих страну, не знающих язык, могут закончиться весьма плачевно. Знал я и таких, которым после такой командировки требовалось серьезное лечение в психиатрической лечебнице. Преподавательницу одного из университетов отправили с психическим расстройством еще до окончания срока командировки.

Отношения между представителями бывших республик Советского Союза были разными. Пока нас объединяет русский язык. Заметно, что парни и девушки из других республик бывшего Союза тянутся к русским, но русские, особенно там, где уже есть небольшой коллектив из России, ведут себя не очень корректно, к другим вообще относятся пренебрежительно. Как ни старалась очень добрая маленькая киргизка Дея войти в дружбу с моим соседом и его компанией, они ее так и не приняли. Пришлось ей ориентироваться на своих соотечественниц-киргизок из других вузов и даже однокурсников из других стран. Надо было видеть, как тепло в конце года ее провожал «интернационал» ее учебной группы и соседей по общежитию, так что еще неизвестно, кто в ком больше нуждался: Дейя в этих заносчивых русских ребятах или они в ее доброй отзывчивой душе. Хотя на плов, приготовленный стажером из Узбекистана, все с удовольствием сходили и убедились в подлинном гостеприимстве хозяина.

И наоборот, в Пекинском педагогическом университете, где я работал немного позднее, сложился вполне интернациональный русскоязычный коллектив, в котором были студенты из России, Украины, Белоруссии, Литвы, Армении, Таджикистана. Мы часто вместе ужинали, вместе очень активно отмечали все праздники и дни рождения, дарили подарки, помогали друг другу в разных вопросах от простого участия до оказания денежной помощи. Этот коллектив притягивал к себе даже представителей других стран, так к нам часто присоединялись то чех, то словак, то немцы, то японки или девушки из Южной Кореи. Но душой этого коллектива рожденных в СССР был все-таки не русский парень, а веселый, шустрый армянский юноша.

А уж как активно мы отмечали там праздники почти в русском стиле! Сначала вскладчину ходили в ресторанчик, а потом в кафе для иностранцев при общежитии, где стояло пианино, устраивали концерты с песнями и плясками. При этом игра на пианино русского парня, закончившего Гнесинское училище в Москве, прекрасно сочеталась с игрой на бубне парня-таджика. К нашим танцам присоединялись совсем незнакомые студенты и студентки разных народов, заглянувшие в этот момент в студенческое кафе. Хозяин этого кафе, который был благодарен нам за привлечение посетителей, по большим русским праздникам даже дарил нашей компании бутылку водки, разрешал бесплатно играть в биллиард или отпускал закуски со скидкой.

Фото из личного архива автора

На первом этапе в конце девяностых годов с «советскими» студентами активно общались студенты из бывших стран так называемой «народной демократии».

Мы очень часто общались и с немцем, и с венгром, и со словаком, и с поляками, которые раньше в школе изучали русский, но уже позднее таких ребят не стало. Вот такой разговор состоялся уже позднее с одним венгром:

– Do you speak Russian? (Ты говоришь на русском?)

– No, I don’t. (Не-ет).

– Why? There were many people in Hungary studying Russian before.

(Почему, ведь раньше многие в Венгрии изучали русский язык)

– But not now, all of them have forgotten Russian now.

(Но не сейчас. Сейчас они уже позабыли русский)

– O-o?! Still quickly? And they don’t afraid, that all of them will study Chinese in future?

(Так быстро? А они не боятся, что в таком случае им всем вскоре придется изучать китайский?)

Фото из личного архива автора

Интересно отметить поведение нашей немецкой попутчицы во время одной экскурсии. Девушка была весьма общительная, насколько ей это позволяли скромные, одного года, знания китайского языка, без комплексов, но и без излишеств. Было время обеда. По ходу движения нам попадались небольшие лавки, и я несколько раз предлагал ей остановиться и вместе перекусить, но всякий раз она твердо заявляла: «Нет, не хочу!» А буквально через несколько минут вдруг достает из своего рюкзачка булку и как ни в чем ни бывало принимается есть, совершенно не обращая на нас внимания. Для нас это было несколько необычно, ведь у нас как-то не принято в компании единоличествовать – или предложить другим, или совсем не доставать.

Общение с японцами всегда доставляет истинное наслаждение. Они ко всем относятся очень вежливо и доброжелательно. Покоряет их вежливость, привитая с детства: обязательная улыбка, обязательный поклон при встрече и участливое отношение при разговоре, независимо от того, интересует их эта тема или нет.

Очень много в Китае учится студентов из Южной Кореи. Они в основном общаются между собой в своей диаспоре. Но народ этот, в отличие от других, довольно шумный, а парни даже через чур. Во всяком случае, пьяных дебошей в общежитии у корейцев было даже больше, чем у русских. Они пьянеют, наступив на пробку, и заводятся с полуоборота по любому поводу, но чаще всего разбираются между собой.

Одна группа весьма приветливых негров из Африки вообще оказалась сверх дисциплинированными мусульманами. Никаких загулов, спиртного ни в рот, но всегда рады вежливо пообщаться и даже помочь при необходимости.

Представителей западных стран немного, они побогаче, поэтому часто не живут в таких дешевых общежитиях. Так студенты из Англии размещались в здании, которое было предназначено для преподавателей-специалистов. Англия специально снимает для них эти хорошие номера и создает отдельные учебные группы только для небольшого числа англичан по особому договору и за соответствующую плату, поэтому и знания у них были на порядок лучше. Американцы и канадцы были разными, так на нашем этаже жила одна девушка-американка, которая без всяких комплексов питалась даже не в нашей столовой Шаоюаня, а в простой студенческой столовой для китайцев, где все было значительно дешевле.

8. Любовь-морковь и прочие страдания.

Имея порой весьма приличные карманные деньги, присланные родителями, молодые русские ребята и девушки наслаждались экзотикой и самостоятельностью. Экзотика заключалась в закупках всякого рода безделушек от красивых китайских сувениров до бутафорских мечей. Самостоятельность в связи с возрастом в основном проявлялась в любви. Буквально через пару месяцев после прибытия уже наметилась свадьба: молодые познакомились только в августе в поезде во время следования в Китай. Это путешествие, по словам моего соседа, проходило очень бурно, поскольку ехала большая группа студентов из разных мест и учебных заведений России. Так, например, мой сосед Виктор вынужден был сначала из Владивостока проехать через всю страну, чтобы попасть в Москву на инструктаж в духе прежних времен, а затем уж общим стадом, распугивая честных граждан, как своих, так и чужих, развеселая компания в течение недели двигалась в Пекин. Естественно, молодые люди в дороге знакомились, тем более что им предстояла совместная учеба и жизнь. Некоторые, как Виктор и Дмитрий, уже к тому времени успели познакомиться с китайским языком в России, хотя уровень их знаний явно оставлял желать лучшего. Другие, как Надежда, попали сюда по какому-то недоразумению или тайному умыслу родителей и языка не знали.

Представительный, упитанный Дима отрекомендовался сыном работника МИДа, а Надя – дочерью не летавшего, но работавшего в Монино космонавта. Знакомство с этими местами, которое они показывали в разговорах, не оставляло сомнений в подлинности их происхождения, да и было заметно, что в средствах они не нуждаются. Надя до этого училась в Московском химическом институте и была направлена, а может быть и сослана, только с большого бодуна родителям может прийти в голову мысль отправить такого ребенка, который уже поступил в институт и начал изучать какую-то профессию, за тридевять земель в Китай на пять лет познавать китайский язык, но история, а вместе с ней и Надежда подробности об этом умалчивали.

Трудно сказать, что произошло между ними еще в поезде, но крепкий и активный Дмитрий, похожий на молодого бизона, через некоторое время уже стал опекать маленькую и с виду очень хрупкую Надежду, которая в свои двадцать с хвостиком лет внешне представляла собой необычайно нежное создание и, хотя совсем не была похожа на куклу, все же смотрелась по типу «жена-ребенок».

Через неделю после прибытия в Пекин они уже подали заявление на регистрацию брака в российское посольство. Такая прыть была вызвана совсем не беременностью – оба были современными молодыми людьми, и случайность им не грозила. Причина скорее была в другом: Димку неожиданно для них распределили в Шанхай, а Надя оставалась в Пекинском университете, что явно не устраивало эту пару. И они попытались таким образом подействовать на китайские власти, но… не на тех нарвались. По китайским понятиям студентам вообще нельзя жениться или выходить замуж, а магистрантам нельзя заводить детей. И хотя эти запреты не распространяются на иностранных студентов, этим ребятам уже ничего не светило, поскольку принцип «орднунг ист орднунг» действует не только в Германии. Решение уже было принято, их уже распределили, поэтому никто не собирался возвращаться к этому вопросу, не взирая ни на какие браки и заявления о женитьбе. Но ребята выросли в Советском Союзе, и поэтому еще питали какую-то надежду на справедливость, как им казалось. Родителям о своих делах и планах сообщать не решались, несмотря на все мои уговоры.

Весь месяц ребята ежедневно перезванивались, иногда даже ездили друг к другу. Для Димы это в принципе было легкой прогулкой, чего нельзя сказать о Надежде, отваживавшейся на такие путешествия, фактически не зная языка. Но любовь заставляет совершать еще и не такие подвиги. Бывало, что и ссорились по телефону по пустякам, когда кому-то вдруг не понравится тон голоса во время телефонного разговора. Тогда Надежда со слезами прибегала к нам в комнату, иногда рыдая, иногда ругаясь, забиралась на Витькину кровать с ногами, утыкалась лицом в колени, как пятилетний ребенок, демонстрируя нам свою попу в трусиках, а мы с ним вынуждены были ее успокаивать, делая вид, что не замечаем ее такой непосредственности.

Однажды поздно вечером я уже укладывался спать. Вдруг раздается знакомый нетерпеливый стук в дверь. Напяливаю брюки, открываю дверь. Как и следовало ожидать, Надя опять в слезах.

– Наденька, что случилось?

– Телефон-автомат не работает, и я не могу дозвониться.

– Ну, так что ж, – не понимаю я, – можно завтра утром найти другой и позвонить.

– Но ведь он ждет моего звонка именно сегодня, а если я не позвоню, то он рассердится.

– Что же ты предлагаешь?

– Я сама не знаю. Вы не знаете, откуда еще можно позвонить? – Надя уже готова опять разреветься.

– Но я вообще никогда не пользовался здесь телефоном.

Это дитя, собирающееся стать женой, откровенно не может сдержать слез, которые ручьями бегут по ее щекам, рискуя затопить нашу комнату.

– Ладно, не плачь, – пытаюсь я как-то ее успокоить, – попробуем что-нибудь придумать. Должен же быть в этом университете какой-нибудь коммутатор.

– Да-да, коммутатор, – оживляется моя подопечная, хватаясь, как всякий утопающий, за соломинку надежды.

– Тогда пошли искать.

Мы вышли из комнаты в темную ночь и отправились на поиски таинственного коммутатора, который, по нашим понятиям, где-то обязательно должен был быть, только потому, что нам это было очень нужно.

На ее, а может быть, и на мое счастье, нам очень быстро повезло, потому что уже первый китайский студент указал нам телефонную станцию на территории университета. Мы успели ворваться туда еще до закрытия дверей, поэтому удалось заказать переговор, и счастливая и довольная Надюша о чем-то, надо полагать, совершенно бесполезном, долго беседовала со своим возлюбленным. А чуть позже мы, уже спокойно беседуя, возвратились в общежитие. Надя даже забыла поблагодарить за помощь – счастливые часов (как, впрочем, и другие мелочи) не замечают.

Но на импровизированную свадьбу меня все-таки пригласили, не пропал наш скорбный труд. Виктор чуть раньше приехал из Шанхая, а накануне дня регистрации они оба пришли к нам в комнату, не имея других близких людей, и устроили мальчишник и девичник одновременно. В этот вечер мне удалось-таки убедить их, что родителям все-таки следует позвонить, иначе они будут совершенно незаслуженно обижены. На этот раз мои слова, кажется, дошли до сердец эгоистичных влюбленных. На следующее утро перед тем, как ехать в посольство на регистрацию брака, они позвонили в Москву, а потом пришли рассказать о переговорах, поскольку были очень удивлены реакцией родителей на это "пре…приятнейшее" известие.

Я думал, что после их звонка в трубке раздастся звук падающего в обморок тела матери или грозный рык отца, но оказалось, что это не так:

Родители Дмитрия: "Она что, китаянка?"

Родители Надежды: "Он что, еврей?"

В посольство отправились на двух машинах при свидетелях: Надежда в коротеньком платьице выше колен, Дмитрий в рубашке без галстука. Зато оба сияли, как новые медные пятаки. За отсутствием родителей мне пришлось благословить и проводить их.

А вечером все отправились в китайский ресторанчик недалеко от центральных ворот университета. Сидели в уютном отдельном кабинетике, поскольку гостей было немного: кроме самих молодоженов и «посаженного отца» в моем лице, было еще три парня и три девушки. Посидели очень неплохо, потому что они уже все были знакомы со времени известного путешествия, положившего начало этому роману. Блюда и вина были в достатке, сказывалось лишь отсутствие музыки, которой в китайских ресторанах не бывает, что так непривычно для русских людей, тем более на свадьбе. После десяти часов, основательно нагрузившись, отправили гостей ночевать в общежитие Института языков, а сами вернулись домой, продолжая вспоминать все подробности регистрации, включая волнения консула, которому, судя по всему, не так часто приходится проводить подобные церемонии.

На этот раз вспомнили и родителей, потому что не знали, как они пережили этот день. Но после звонка домой окончательно успокоились: родители уже успели пообщаться между собой и поэтому дружно поздравили своих непутяшек.

Однако перевестись ни Надежде в Шанхай, ни Дмитрию в Пекин после регистрации так и не удалось, поэтому до конца года молодожены так и ездили друг к другу в гости. Нужно ли говорить, что обоим было не до учебы, хотя Надежда по-прежнему иногда забегала к нам, держа в руках учебник, чтобы выяснить ту или иную трудность китайской грамматики.

– Я уже не могу ездить с китайцами в поездах, – заметила как-то Надя.

– Почему? – удивился я. – Вполне нормальные люди.

– Что вы, Анатолий Степанович, – возмутилась девушка, – вам просто еще не приходилось ездить в их поездах.

– Чем же отличаются их поезда?

– Однажды мне сделали замечание за то, что я сняла в купе носки.

– Так может твои ноги их не устроили или носки, – попытался было я найти причину.

– Да нет же, с моими ногами как раз все было в порядке. Просто, по их обычаям девушке неприлично, видите ли, обнажать ноги.

– Как, то есть???

– … а сами даже пердят в купе, – уже совсем возмущенно продолжила Надежда.

– Что ты такое говоришь? – ужаснулся я.

– Правда, правда! – стала божиться моя собеседница, на которую я в этот момент смотрел с сильно выраженным недоверием.

Но через некоторое время, когда самому довольно часто приходилось передвигаться и городском общественном транспорте, и в магазинах или на рынках, и в поездах дальнего следования, мне не раз пришлось быть свидетелем подобных «газовых атак» со стороны незадачливого китайского населения, выросшего в крестьянской среде на крестьянской же культуре, которая требует освобождать свой организм от всякой скверны по мере необходимости.

Но и на этом дело не кончилось. Вскоре я заметил, что после этой свадьбы, когда из Шанхая приезжали девушки – подруги Нади и Дмитрия, мой сосед тоже стал частым гостем Шанхая, а Вера – девушка из Москвы – стала все чаще приезжать в Пекин. Первое время она останавливалась у знакомых девушек в Институте языков, но однажды совсем не пошла туда. Сходила выкупалась в душе на нашем этаже и… осталась ночевать у нас в комнате. Пришлось предложить Виктору лечь со мной. Он с первого раза не решился возразить мне. Но в последующие Верины приезды все встало на свои места, вернее, все легли на свои места. Правда, при этом их культурная программа где-нибудь за пределами университета всегда продолжалась до позднего вечера, чтобы приходить тогда, когда я уже сплю. Вскоре на нашей «пограничной веревке» уже появились «флаги расцвечивания» в виде девичьего нижнего белья, потому что ее визиты порой продолжались около недели. Поднимаясь по утрам с постели в тоненькой пижамке, Вера спокойно произносила: «Доброе утро, Анатолий Степанович!»

Но, несмотря на эти игры молодых ребят и их свадьбы, у меня, так сказать, была своя невеселая «свадьба», своя забота, своя печаль. Поиски работы не приносили результатов. Порой даже наступало полное отчаяние, особенно тогда, когда я получал очередной отлуп.

Сколько еще будет таких моментов отчаяния? Я бьюсь как рыба об лед, и вдруг в один прекрасный день вкатывается в нашу комнату этакая светская особа неопределенного возраста от 50 до 70, ну очень томного вида, и пытается узнать, кто такой Виктор. Ей, видите ли, срочно понадобился человек, знающий китайский язык. Но моего соседа, как водится, дома не оказалось, поэтому она стала выяснять, кто я такой. Пришлось представиться. Разговорились. Она оказалась профессором Казанского университета, но разговаривала только через губу с каким-то очень недовольным видом. Обменялись впечатлениями, и выяснилось, что она здесь уже не в первый раз, и ее, видите ли, чуть ли не из постели вытащили персональным приглашением преподавать на факультет русского языка и литературы. Но самое обидное, что ее стали искать только 3 октября, когда я уже был здесь и метался в поисках работы. Ну как тут не расстроиться?

Живет она, не чета нам, в отдельных апартаментах о двух комнатах с ванной, со всей необходимой мебелью, телевизором и холодильником в корпусе для иностранных специалистов. Так в Китае называют людей, приезжающих из других стран для оказания помощи по различным делам, но больше всего в области преподавания. Вскоре стала понятно и ее недовольство. Раньше, в советское время, она приезжала по направлению нашего государства, поэтому и оплата за ее работу была другой. На этот же раз государство этими делами уже не занималось, и она прибыла сюда уже просто по личному приглашению университета, а значит платить ей тоже будет только университет, который предложил ей высшую ставку, как имеющей ученую степень и научное звание, но это ее, как я понял, все равно не очень устраивало. С моей точки зрения ничего ущербного в ее зарплате не было, ведь названная ею сумма в несколько раз превосходила зарплату преподавателей в наших советских университетах, которую к тому же там в «антисоветское» время уже выплачивали нерегулярно. Но женщина с обидой стала жаловаться, что ее нещадно загрузили – 14 часов в неделю. «Конечно, это довольно много, но за те деньги, которые она получает, можно и поработать», – подумал я про себя, а вслух произнес: