Плен моей души

Алина Розанова

Плен моей души

Пролог

Лео

Манхеттен. Мэдисон Авеню. Послезавтра в 15:20. Слишком просто. Когда пуля попадет прямо ему в лоб, никто даже и не заметит стрелявшего. Там легко укрыться – много зданий, углов, оживленный поток автомобилей. Встречающиеся пешеходы предпочитают задумчиво глядеть вперед, а не осматриваться по сторонам. Можно даже из машины спокойно выстрелить, быстро убрать оружие и притвориться, что ничего не было. Там на обочинах всегда слишком много авто, так как стоянок специальных нет, а на улице находится множество различных магазинов, офисов, кафетериев. Еще на той улице располагается одна из самых известных арен мира – «Мэдисон-сквер-гарден». Послезавтра на ней пройдет концерт, значит, будут пробки и огромный поток людей. И это также на руку. Увлеченные зрители и вовсе забудут об окружающих, полностью сконцентрировавшись на предстоящем представлении.

Опустив крышку чехла для скрипки, я запер его на специальный маленький замок. Даже если кто-то откроет его, увидит лишь музыкальный инструмент. И только я знаю, что под дном находится пространство, где лежит разобранная винтовка.

Мне необходимо совершить один единственный выстрел, после которого я со спокойной душой получу свои деньги и займусь следующим делом. Обычно мне хватало всего нескольких минут, чтобы закончить с заказом, но бывали случаи, когда все происходило гораздо быстрее. Будто кто-то специально выталкивает в нужное место необходимых мне людей, заранее убирая свидетелей.

Но есть одно «но» – мне озвучивают несколько мест, где будет находиться цель в то или иное время, а я уже сам выбираю подходящее. Значит, никто не знает, где будет совершено нападение. Соответственно, и помочь не может. Выходит, у меня просто очень хорошая интуиция, редко меня подводящая. Хотя бывает и такое, что человек и вовсе не появляется в нужном месте, отложив свои дела. Тогда я перехожу в следующую выбранную мной точку и ожидаю там.

Так, необходимо еще раз просмотреть документы…

Я опустился на кожаный диван, взяв с журнального столика, стоящего перед ним, бежевую пачку, в которой лежали бумаги. Отложив несколько листов, нашел нужный. Множество людей во всем этом замешано. Хорошо, меня не посвящали в подробности того, что у них там произошло. Это к моей работе совершенно не относится.

«Адам Джеймс Хоровитц. 29 лет. По средам с 15:00 до 15:30 появляется на пересечении Мэдисон Авеню и Западной Тридцать шестой Стрит. По воскресеньям в 20:00 в сопровождении Одри Линн Хоровитц – его жены – посещает ресторан «Пер Си» на Коламбус Серкл. Каждый будний день с 10:00 до 13:00 пребывает на своем рабочем месте в офисе компании «Био Индастрис». Остальное время находится в своем доме в Верхнем Ист-Сайде. За ним всегда следует охрана, но им запрещено приближаться больше, чем на пятнадцать метров. Убрать срочно!»

Срочно, говорят. Значит, подойдет самый близкий вариант. На работе его ждать не стоит, так как там всюду охрана и камеры – легко вычислят, кто стрелял. С домом абсолютно то же самое, а до воскресенья еще далеко. Послезавтра среда, значит Мистер Хоровитц окажется на Мэдисон Авеню среди толпы, пока его охрана будет где-то плестись. Они и не увидят ничего.

Работа ждет. А сегодня я могу провести время дома, наконец-то насладившись своей кратковременной свободой.

Совсем забыл – я ни разу не промахнулся.

Глава 1

Одри

Адама снова вызвали в офис посреди ужина. Я смогла вдохнуть полной грудью, которую более не спирало от ужаса и негодования, одолевающих меня, когда он находится рядом со мной. Ведь теперь я была уверена, что этой ночью смогу спать спокойно, не опасаясь за здоровье. Мне и так с трудом удалось заставить себя сделать то, что он требовал от меня. И сегодня приготовила ужин. Жаль, яда в доме не имеется, я бы не преминула им воспользоваться, чтобы избавиться от этого чудовища. Правда, боюсь, что после подобного страдать не только за решеткой буду, но и всем моим близким прилично достанется. Я знаю, что на Адама работают люди, готовые в случае чего отомстить. Будет вообще удачей остаться в живых.

Я медленно опустила вилку на стол из дорогого красного дерева и поднялась с места, приготовившись покинуть помещение, пока Адам занят разговором по телефону. Но не тут-то было. Муж медленно опустил трубку перед собой, скрестил руки на груди и уставился на меня. Я же даже не заметила этого, уже разворачиваясь к выходу.

– Сядь на место, – приказал он, а скулы на его лице заиграли. Полный гнева и ярости взгляд его глаз прожигал насквозь, обратно пригвоздив меня к дорогому стулу. Я прямо-таки рухнула на него, из-за чего послышался легкий хруст дерева. – Мы должны вместе поужинать, раз ты столько всего приготовила для меня.

Он поднес ко рту вилку с наколотым на нее куском бифштекса из рубленой мраморной говядины и задержал ее на секунду, принюхавшись.

– Пахнет славно. Надеюсь, он не отравлен? – усмехнулся мужчина, проследив за моей реакцией.

Я ссутулилась и ниже опустила глаза, устремив взгляд в пол. Руки были холодными от пота. Ужас сковал меня изнутри.

Адам улыбнулся, а я ощущала, как его распирал смех, который он трудом сдерживал, довольствуясь проделанной надо мной работой. От былой колкости не осталось ни следа. Он получил послушную, безвольную игрушку, которой воротит так, как ему заблагорассудится.

Я лишь на секунду посмотрела на мужчину. Он медленно положил еду в рот и разжевал, а в моей голове все мелькали мысли, связанные с ядом.

– Ешь, а то будто не с женой ужинаю, а с рабыней. – Он захохотал, отрезав еще кусок мяса.

Подонок, ему смешно?! А кто я? Кто я такая? Я именно рабыня, его сраный сабмиссив, которому требуется молча проглатывать все, что ему преподнесут. Без боли, без сил на сопротивление, без эмоций. Они покинули меня в ту страшную ночь, когда все началось.

Снова взяв в руки отложенную в сторону вилку, я принялась ковырять блюдо, а Адам наблюдал за мной. Я поняла, что надо съесть хотя бы кусочек, чтобы он прекратил так смотреть. И когда рубленое мясо оказалось во рту, я еле сдержалась, чтобы не выплюнуть его обратно.

– Тебе надо питаться, а то совсем исхудала. А если тебя увидит кто? Они сразу же подумают, что я тебя тут голодом морю.

Ты не моришь, а я себя да. И все потому, что нет ни малейшего желания жить. И, возможно, я бы уже наложила на себя руки, если бы не круглосуточная охрана, дежурящая у каждого прохода.

Завершив трапезу, мужчина поднялся со стола и, что-то невнятно пробурчав, скрылся за дверью, ведущей в одну из гостиных.

В голове тут же прояснилось, словно солнце выглянуло из-за мрачных, черных туч. Стало так легко, когда он ушел. Будто бы забрал с собой весь мой ужас и все те грязные мысли об отравленной еде.

Теперь я должна в очередной раз собрать все оставшееся на столе и выбросить, потому что никто к еде уже не притронется. Он сейчас снова уедет на всю ночь, а у меня кусок в горло не полезет. Мясо, может, и еще будет пригодно для питания завтра, а вот салаты, заправленные домашним соусом, точно в мусорный контейнер пойдут.

Интересно, чем я приглянулась ему? Почему мой когда-то хороший друг увидел во мне ту, на которой хотел бы жениться? И ладно бы я была не против, но ведь не так же. Я была крайне не готова стать чьей-то женой в 25 лет. И вот, спустя год брака, я жалею еще больше, что когда-то познакомилась с Адамом. Что поперлась на ту студенческую вечеринку, где встретила его. Он был прекрасным другом. Именно о таком мечтает половина населения нашей планеты, но что произошло? Что заставило его стать таким, каков он сейчас?

Честно, я не то что не готова была выйти замуж, я еще и крайне не хотела этого. И потому Адам пошел на самые грязные меры, начав угрожать мне.

Я очень люблю своих родителей, которых он пообещал меня лишить. И мне пришлось согласиться. Мама до сих пор думает, что я счастлива в браке, и даже не подозревает о том, что в день свадьбы я плакала в туалете, глядя на обручальное кольцо.

Раньше мне хотелось добиться чего-то в жизни, но мне этого не дали. А теперь же нет ни малейшего желания. Руки попросту опустились, а мир вокруг погряз во тьме, окрасившей все в серые тона.

Сначала, когда я переехала из дома родителей в его особняк, я была окружена лаской и любовью, которую, наверное, мне ни один мужчина не подарил бы никогда. Но это было задолго до брака. А сейчас… У меня просто слов нет, чтобы прокомментировать всю эту ситуацию.

Поставив последнюю тарелку в посудомойку, я налила стакан воды, который залпом влила в себя. После вытерла руки большим махровым полотенцем и повесила его обратно на крючок. Когда в доме много помещений, совершенно теряешься, в какое из них отправиться. Потому первым моим решением было просто пойти в гостевую спальню, лечь на огромную кровать с десятком подушек различного размера и цвета, завернувшись в одеяло, как гусеница, и уснуть. А утром я возьму такси, ведь не очень люблю пользоваться благами мужа, и поеду к Анабель – подруге детства. Пореву, уткнувшись в ее бледное костлявое плечо, и выпью несколько бокалов шампанского.

Но сон не шел. Не было ни намека на усталость, которую испытывают люди каждый божий день. А все потому, что работать мне Адам тоже не давал. Он был категорически против того, чтобы я ходила в офис или общалась с людьми, которых он абсолютно не знает. Но ведь у каждого из нас должны быть свои друзья и знакомые. Совершенно не обязательно знать обо всех. С Анабель он разрешил… Именно разрешил продолжать общение, но только по телефону.

Анабель была моей одноклассницей, а после мы вместе окончили университет, учась на одном факультете. Даже предметы выбрали одинаковые, потому как имели общие интересы. Мы грезили о том, что откроем совместное дело, поднимемся без помощи наших родителей, хотя мои и так помочь не смогли бы, и когда-нибудь заживем так, как хотелось бы. Но подругу на какое-то время отправили в Австралию, после чего запихнули в семейный бизнес. А мне что оставалось?.. Одна бы я не справилась. И тут Адам, который старше меня на 3 года, и в таком раннем возрасте уже владеющий состоянием… Он снова появился в моей жизни. Мы не виделись с ним полтора года на тот момент. Он уехал в Орегону, и я ничего о нем не слышала. И тогда все пошло наперекосяк. Мне нужно было наше прежнее общение, а ему только я и мое тело.

Завтра я покину дом одна впервые за несколько лет и, надеюсь, навсегда. Анабель должна была вернуться из очередной бизнес-командировки. Я смогу спрятаться у нее, пока не заработаю денег, чтобы уехать к родителям. А там я расскажу им все, мы продадим дом и уедем туда, где Адам не найдет нас.

Пока мою голову заполняли фантазии о грядущем дне, который будет гораздо прекраснее моей нынешней жизни, мне все-таки удалось уйти в забытье, где я не увидела ни единого сна.

Утром я, как всегда, проснулась без будильника. Он был мне абсолютно без надобности. Но раньше, еще когда Адам ночевал дома, я не спала вовсе, ожидая очередных нападок с его стороны. Утром на его телефоне играла уже давно раздражающая меня песня, которая должна разбудить мужа. Мужчина поднимался с кровати, почесывая правую ягодицу, и лениво плелся в ванную наводить свой повседневный марафет. Боже, даже я меньше времени тратила на сборы, чем он. А этот его жест рукой…

Обычно по утрам после ухода Адама я еще долгое время валялась в кровати, вытянув одну ногу из-под одеяла для полнейшего комфорта. Потому что стоит мне покинуть спальню, придется готовить. Адам специально не нанимал кухарку, чтобы кушать то, что сварила я. И мне приходилось все делать, ведь уже тогда я знала, чем чревато непослушание.

Но сегодня я подорвалась с постели как ошпаренная и помчалась в душ, чтобы поскорее собраться и сбежать из этой золотой клетки.

Скинув с тела кружевную ночнушку из атласной ткани, забралась в душевую кабинку, оснащенную различными полезными функциями. Чтобы взбодриться, я включила гидромассаж, в то время как намыливала волосы клубничным шампунем, который так любила с раннего детства. Горячие струи сильным напором устремились в мое тело с потолка и стен, а вода плавно стекала по бледно-молочной коже вниз к водостоку. Пена попадала в глаза, но совсем не раздражала слизистую – наверное, еще и поэтому мне нравился именно этот шампунь.

Закончив банные процедуры, выключила душ и вылезла из него, обмотав тело полотенцем, а волосы слегка просушила другим, специально предназначенным для этого. Со стеклянной полки, что видела рядом с большим зеркалом ромбовидной формы, я взяла фен и досушила локоны, стараясь слегка придать объема у корней. Совершенно не хотелось тратить время, которого и так немного до пересменки охранников, на всякие укладки, прически и подбор стильной дизайнерской одежды. Я ведь не на бал собираюсь.

Я не стала укладывать в сумку какие-то личные вещи, потому что мне ничего не надо. Каждая шмотка, купленная им, вызывает во мне негативные воспоминания, от которых бросает в дрожь. Все, что мне нужно – мои документы, запертые в сейфе за картиной, висевшей в нашей спальне. Я увидела это, когда наблюдала за Адамом ночью из-под опущенных ресниц, пока он думал, что я сплю. А шифр я вторила как мантру.

Нацепив на себя первые попавшиеся на глаза вещи, ринулась к картине, а затем сняла ее со стены. Мне нужно лишь ввести код из восьми цифр, чтобы забрать свои вещи – и только. Но почему-то сердце колотилось так, будто я пришла кого-то обокрасть. И все пугало, что кто-нибудь может проверить меня, заглянув в спальню, и увидеть, чем я занята.

Выдохнув, я медленно ввела шифр и продолжила стоять в ожидании. Ничего не происходило. Неужели я ошиблась? И когда надежда начала угасать, раздался слабый сигнал, а за ним щелчок. Я распахнула дверь железного ящика и схватила свои документы.

Ох, Адам, было очень опрометчиво делать сейф прямо в спальне, где я сплю.

Оставалось лишь выбраться на улицу так, чтобы ни один из охранников меня не заметил.

Я поглядела на время – пора. Сейчас как раз пересменка, потому никто не будет караулить меня. Выбравшись в главную гостиную, я осторожно раскрыла широкие двойные двери и выглянула в коридор. У выхода расположились двое мужчин в черных с белой рубашкой костюмах, а их галстуки, казалось, душат охранников, и те вот-вот закашляются, упав на пол. Я даже была готова ждать, когда это случится, но ведь сразу понятно, что ничего и не произошло бы. Единственная странность – мое разбушевавшееся воображение. Закрыв дверь обратно, я начала придумывать, как бы отвлечь мужчин. Другой путь наружу мне заказан, поэтому необходимо что-то предпринять.

Адам убьет меня, если узнает, что я пыталась бежать, а меня поймали. Или же сделает что еще хуже… Но ведь я все-таки человек, и у меня имеется чувство собственного достоинства. Я личность, которая хочет и имеет полное право руководствоваться только своими решениями. Жить так, как я считаю нужным, и заниматься тем, чем захочется именно мне. Но Адам не понимает этого. Уже давно. Я стала рабыней дорогущего особняка… Его украшением.

Я быстрым шагом влетела на кухню и подожгла газовую плиту. Мне нужен дым. Выворачивая чуть ли не наизнанку ящики в поисках какой-нибудь бумаги, я наткнулась на журнал полуторагодовой давности, на обложке которого вовсю красовался Адам. Под его фото было сказано, что чуть ли не самый завидный жених города берет в жены свою подругу. Изданию Адам дал эксклюзивное интервью, в котором рассказал о нашей «безумной любви». Мне прямо-таки захотелось плюнуть в лицо лживому «другу», но в таком случае бумага не загорится. А использовать я решила именно ее.

Поднеся глянцевые страницы к открытому огню, держала их так до тех пор, пока пламя не охватило бумагу почти полностью, а затем бросила на плиту, заранее отключив газ – я не собиралась взрывать дом.

Помещение заполнил густой едкий дым, из-за которого у меня в горле жутко запершило, и я закашлялась. Тут же раздался противный писк автономного пожарного извещателя Журнал, правда, к данному времени уже полностью сгорел, потому я наскоро собрала пепел и выбросила его в мусорное ведро. Послышался топот шагов – значит, сейчас выход никто не охраняет. Я сломя голову кинулась в обход гостиной, через которую путь короче, и понеслась в коридор сквозь столовую.

Огромная дверь… Она прямо передо мной. Я вытянула руку и взялась за ручку, чтобы распахнуть ее…

За ней стоял Адам, скрестивший руки на груди. Он исподлобья смотрел на меня, клацая отбеленными зубами.

– Куда-то собралась, сладенькая? – процедил он сквозь эти самые зубы.

Мой мир рухнул. Весь мой столь продуманный план провалился, и я просто потерялась, ведь не рассчитывала на такой исход побега.

– Я… Просто… Адам… – Слова вставали поперек горла, не давая вымолвить ни звука более. Я не находила, что сказать ему, будучи пойманной с поличным.

Руки затряслись, я ссутулилась и опустила глаза вниз, как поступала каждый раз, ощущая опасность и нарастающую панику.

– Сука, – прошипел он, замахнувшись правой рукой, и я успела закрыть глаза, прежде чем получила по щеке увесистую оплеуху. Голова рефлекторно повернулась в сторону, а сама я еле смогла удержаться на ногах. Кожа загудела от боли, я ощущала, как к месту удара приливает кровь. Даже не удивлюсь, если завтра появится синяк.

Но вдруг также пришло осознание того, что губы влажные. И облизнув их, я ощутила металлический привкус.

Все правильно. Я виновата, что пыталась сбежать таким вот образом. Нужно было придумать план получше. А я действовала впопыхах, ухватившись за первую же предоставленную возможность, как за соломинку.

– Ты думаешь, я настолько тупой, да? Что я не знал, что ты замышляешь, сука? Я видел, как ты наблюдала за мной, когда я копаюсь в сейфе, милая, – вдруг прильнул ко мне Адам, склонившись так, что его лицо оказалось очень близко к моему. Я прямо чувствовала, как от него исходит жар, будто мужчина бежал или же попросту вскипел от ярости. – Так и будешь молчать? Или мне разговорить тебя?

– Не надо, – почти шепотом сказала. Мой голос осип, как при сильной простуде или ангине, хотя я была полностью здорова. – Я не думала убегать, просто хотела встретиться с Анабель.

– Не ври мне. Я всегда знаю, когда ты обманываешь меня. Надо окончательно выбить эту дурь из твоей головы. И знай на будущее: ты не уйдешь отсюда живой. А если попытаешься снова, то окажешься на том свете вместе со своими святыми родителями. В доме установлены камеры видеонаблюдения. Я в курсе, чем ты занимаешься, когда меня нет рядом.

Он схватил меня за плечи и резко развернул, подтолкнув вперед, чтобы я направилась обратно в гостиную. Сам же запер дверь, проследовав за мной. Я остановилась сразу же, как оказалась в самой большой комнате в этом доме. Адам вальяжно вошел внутрь, пройдя мимо меня, и упал на диван, закинув ногу на ногу. Его идеально выглаженная рубашка собралась на животе, смявшись. Он уставился на меня, ожидая дальнейших действий.

Я все знала наперед. Потому тихо подошла и опустилась на колени у его ног, стягивая с мужа туфли. Он всегда требовал от меня одного и того же.

– Да, вот так хорошо, – простонал он, разминая пальцы. – Носки тоже сними.

Склонив голову, послушно выполнила приказ, а затем опустила руки. Нет желания касаться его тела. Как подумаю, дрожь пробирает. Но не хочется потом вновь зализывать в углу раны, словно избитая домашняя собачонка. И только при этой мысли я ухватилась за ступню и начала медленно массировать ее. Изо рта Адама вырвался тяжелый выдох, словно муж пришел после тяжелого трудового дня, а его жена теперь помогает ему справиться с болью в ногах. Но ни один мужчина не поставит свою женщину на колени перед собой. По крайне мере, если уважает ее. В нашей «семье» уважения нет. Есть только алчность, презрение и страх.

Я разминала грубую кожу, касалась мозолей и натоптышей, а к горлу подходила тошнота, с которой нужно было как-то бороться. Да только ощущала взгляд Адама на себе и терпела. Он наблюдал, как я, зажмурив глаза и слегка отведя голову в сторону, с отвращением делаю ему массаж. И я успела заметить его пристальный взгляд, прежде чем мужчина решил ударить меня, и инстинктивно отскочила назад. Муж с невероятной скоростью подорвался и ринулся ко мне, схватил меня за волосы и притянул ближе к себе, да так, что наши лица почти соприкоснулись друг с другом. Я сделала только хуже.

– Противно? Не нравится?

Молчу. Не хочу отвечать. Не хочу ощущать боль. Но никто не будет потакать моим прихотям. Адам снова замахнулся своей огромной тяжелой рукой, и увесистая ладонь снова прошлась по моей левой щеке. Слезы тут же хлынули из глаз. Защипало.

Кажется, в этот момент мне уже вообще ничего чувствовать не хотелось. Стыда и жалости к себе я уже давно не испытывала. Лишь отвращение. Оно вязким и горьким привкусом осело на языке.

– Давай поиграем, – резко сказал Адам.

Мое сердце пропустило удар. Снова… Снова будет эта ужасная боль, которую я так ненавижу! Так же, как сильно ненавижу этого мерзавца.

– Ты же пыталась бежать сегодня? У тебя есть шанс, Одри. Я сейчас отпущу тебя. Ты получишь фору – десять секунд. Успеешь за это время покинуть дом – ты свободна.

Что он городит? Какая еще фора? Решил поиграть со мной в кошки-мышки?

Но он неожиданно улыбнулся, а в его глазах появилась та дьявольская искра, не дающая мне спокойно существовать в этом доме. Капля пота медленно покатилась с моего лба к подбородку, и я сжала ладони до боли, словно наказывая саму себя за попытку побега. Не стоило даже и пытаться. Я сделала себе только хуже этим опрометчивым поступком.

– Считаю вслух. Время пошло. Один.

Я не понимала, чего он хочет. Чтобы я действительно бежала? Ноги так и подрывались подняться и нести меня на всех парах к выходу из клетки.

– Ну. Чего сидишь? Твое время уходит. Два, – считал он, а с его лица не сходила зловещая ухмылка.

Что-то тикнуло в голове. Я подскочила и понеслась сломя голову к двери, ведущей на улицу. Мне кажется, я никогда так быстро не бегала. Вслед доносился медленный счет Адама. Он не спешил, будто бы знал, что я не успею. Когда прозвучала цифра «восемь» я уже была на пути к своему спасению. Мне кажется, что в этот момент во мне снова воцарилась надежда на будущее. Такое манящее, счастливое и совершенно свободное от боли. И даже показалось, что на миг мое несчастное и помутневшее с годами лицо озарила улыбка. Лицо молодой женщины, ставшей гораздо старше из-за поникших и грустных глаз.

– Девять. – Его голос звучал уже так далеко. Вот она – дверь.

Надеюсь, он не обманул меня. Ведь не обманул же? Зачем тогда ему изводить меня, дав бессмысленную надежду?

Я уже протягивала трясущуюся ладонь к дверной ручке, как вдруг ее резко перехватили, сурово прошептав «десять». Он догнал меня, причем так тихо, что в пелене своего близкого счастья я не услышала его шагов. Мой взгляд медленно перешел от спасительного выхода к моему личному садисту. И я никак не ожидала увидеть на лице Адама ярость. Казалось, что ему нравится эта игра, которую он затеял. Но выяснилось, дело обстояло иначе.

– Что и требовалось доказать. Ты меня обманула. – Это прозвучало как-то раздосадовано.

Я не знала, что он него ожидать, лишь замерла на месте, боясь даже сделать вдох. Адам закрыл глаза и качнул головой, после чего сжал мою руку сильнее, что даже послышалось, будто косточки мои захрустели. Я автоматически скрючилась, последовав за опускающейся вниз ладонью, которую тянул туда муж. В его глазах плясало азартное пламя.

– Ты проиграла, милая. А мне, как победителю, положен приз, – облизнулся он, дернув меня так, что я свалилась на ноги.

Не теряя времени, я стала уползать подальше, лишь бы на меня не обрушилась кара. Да только была перехвачена ловким движением руки за волосы. Они натянулись, словно хлыст, и кожу засаднило. Режущая боль раздалась почти во всех отделах головы. Мне ничего не оставалось, как ухватиться за нее и завалиться на спину.

– Нет! – вырвалось из моего рта. – Пожалуйста, не надо!

Почему мне никто не поможет? Почему я вообще должна терпеть все это? Что я сделала не так, из-за чего в этой жизни мне надо переносить такие муки? Я болтала ногами словно капризный ребенок, старалась ухватиться руками за дверные косяки, лишь бы отдалить миг расплаты надо мной. Но Адам уверенно тянул меня за собой, волоча по полу словно ненужную вещь.

Слезы градом катились по щекам. Я кричала безумно громко – даже слишком. Но это еще сильнее раззадорило моего садиста-мужа. Брыкалась, старалась вырваться. Этим делала только хуже, но не могла остановиться, даже понимая это.

Миг свободы казался близок. Невероятно близок. Но Адам все просчитал. Он не собирался сидеть и дожидаться, пока я выйду за пределы дома. Он шел следом, готовый в любую секунду перехватить меня. Обманул. Развел. Сделал так, чтобы я доказала его правоту. Сдала саму себя, раскрыв ложь. А я, дура, повелась, решив, что у меня действительно есть возможность освободиться.