Пересечение множеств

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

«Пересечение множеств в теории множеств – это множество, которому принадлежат те и только те элементы, которые одновременно принадлежат всем данным множествам.»

17 апреля 2044. Париж.

«Ночь. Ладно, еще немного» – подбодрила сама себя Оливия, глядя в зеркало освободила черные вьющиеся пряди из резинки и попыталась руками придать им какую-то осознанную форму. Затем пробежалась взглядом по узкому бледному лицу и телу, затянутому в плотный темно-синий арамидный комбинезон со светоотражающими полосками и большой звездой жизни на правом плече, машинально проверив при этом состояние всех карманов и молний. Она, было, подняла взгляд, и успела снова отметить, что с каждым днем все больше превращается из бледной готичной красотки в банальный суточный труп, как явственно поняла, что в уборной есть кто-то еще.

– Ну конечно…

Рене сидел позади нее на столике, болтал ногами и разглядывал плитку на полу.

– Почему ты не в школе? – Оливия задала вопрос не оборачиваясь и продолжала смотреть на него через зеркало: закатанные снизу драные джинсы, свободная клетчатая рубашка и как всегда что-то непонятно-фиолетовое вместо прически на голове.

– Вероятно потому что мне тридцать восемь и я умер, сестренка! – Рене расхохотался и через долю секунды очутился уже совсем рядом, став тем самым статным мужчиной в серой

«тройке» с короткими черными кудрями, проседью на висках и вечной трехдневной щетиной. По воздуху разошелся аромат одеколона.

– Зачем ты постоянно появляешься? – Оливия почувствовала, как начало сбоить дыхание, а на коже выступили незаметные капельки пота. Ноги ослабли и вес тела пришлось перенести на руки.

– Просто ты сама хочешь меня видеть. – Он обнял сестру за левое плечо, прислонился к ее щеке, и, поймав ответный взгляд в зеркале, изобразил озорную клоунскую улыбку. – Послушай, Олли, перестань уже задавать себе глупые вопросы: ход событий не изменить. И вообще – тебе пора отдохнуть. Пум! – сказал он, приставив палец к ее виску.

– Просыпайся, напарница. Вот так, встаем осторожно. Умница. Рене заглянул в гости? -

Айзек заботливо помог ей подняться и держал всеми четырьмя руками.

– Угу, – только и смогла промычать в ответ Оливия. – О-о… мерзость.

– Ты о том, что на полу? Всего лишь остатки твоего обеда и кровь от разбитого о раковину лба, не более. Давай умоемся и пойдем в смотровую: нужно тебя подлатать.

Силы начали постепенно возвращаться к телу, но Оливия предпочла расслабиться и под шум текущей из крана воды полностью доверилась отделанным похожим на кожу бархатистым пластиком рукам, с поразительной скоростью и точностью сновавшим вокруг нее с мокрыми полотенцами.

Смотровая как всегда была наполнена стерильным, пахнущим озоном воздухом, а в каждый ее угол с потолка бил ослепительный свет. Оливия лежала на кушетке, а нависший сверху словно двухметровый бело-синий ангел Айзек, выставив указательный палец с раздвинутыми экранами, аккуратно запаивал рану на ее лбу.

– Ну вот и все, мадмуазель. Вашему прелестному личику не повредит один маленький рубец, который скоро исчезнет.

– Ты отнес меня на руках – это было очень мило, – с улыбкой сказала Оливия, повернувшись на бок.

– Ох, не надо романтики! – ироничным тоном бросил он в ответ, одновременно разбираясь с упаковками в шкафу. – Медицинской андроид эвакуировал тебя для оказания первой помощи. Для этого меня и создали.

– А еще у тебя очень дружелюбное лицо.

– Спроектировавший меня завод учел, что обводами лица, мимикой и строением тела я должен вызывать у людей симпатию и чувство защищенности.

– Да не умничай ты, Аполлон многорукий,– беззлобно пшикнула Оливия, – просто спасибо.

– Всегда! Между прочим, классические скульптуры брались в расчет…

– Ох!.. Сколько у нас времени, Айзек?

– Осталось еще два часа перерыва, а потом последняя смена.

– Пойдем, мне нужно поспать.

– Хорошо, но давай сначала возьмем немного крови на анализ. Вытяни руку. – Айзек подкатил табурет, и, держа в руках поднос с несколькими колбами, жгутом и прочими мелочами, присел рядом.

В комнате отдыха было темно. Только подсветка обозначала контур потолка, да на окно проецировалось изображение лесного озера с изумительно голубой водой. Оливия завернулась в плед и полулежа устроилась на груди Айзека.

– Слушай, из какой дряни теперь делают эти стабилизаторы? Мы уже все перепробовали.

– Олли, не думай об этом. Кейси ведь сказал, что это особенность твоего организма: просто ткани коры твоего мозга активнее отторгают губчатые электроды. Это один случай на несколько миллионов, но такое бывает.

– Все равно – дрянь. – Она поежилась. – Неужели не могут придумать что-то получше?

Это риторический вопрос.

– Ты знаешь выход: можно уволиться и жить как все. Тогда ты сможешь удалить импланты.

– Во-первых социальные все равно придется оставить, во-вторых я не хочу как все девяносто процентов просто превращаться в животное.

– Тогда остается терпеть.

– Ты настоящий друг, Железный Дровосек! Но на ощупь ты плюшевый! – Оливия расхохоталась и прижалась к его телу плотнее. – Подними температуру на пару градусов.

– Сделано, засыпай.

18 апреля 2044. Париж. Кабинет.

– Господа! Коньяк, виски, кофе? Месье Парацельс, Вам, конечно, не предлагаю. – Юлий сделал приглашающий жест в сторону бара, но никто из присутствующих не двинулся с места.

Лицо сидевшего во главе стола, как и лица остальных троих были скрыты голографическими масками с одинаковыми ничего не выражавшими серыми лицами, а дубовый кабинет погружен в почти полную темноту.

– Кхм, – Юлий прокашлялся в кулак и еще раз обвел кабинет взглядом, – к делу.

Парацельс, что с нашим «орудием»?

– Пока что все идет по плану: мы вместе с Зигмундом поддерживаем психическое состояние с перспективным отрицательным прогнозом и постепенно снижаем дозу Адаптонола. К назначенной дате планируем закончить введение в сознание необходимых агрессивных паттернов. Кроме того, первый компонент состава и наномашины уже введены. Осталась вторая часть и гормональные активаторы.

– Прекрасно. – Юлий скрестил руки на груди. – Зигмунд, хотите что-нибудь добавить? Облокотившийся на ручку кресла силуэт с трубкой отрицательно покачал головой.

– Иван, Ваш выход.

– С моей стороны ничего нового. Организация охраны поручена мне, и сейчас я работаю над способом ее обезвреживания. О результатах доложу.

– Понятно. – Председатель откинулся в кресле и устало потер висок. – Со своей стороны могу сказать, что я изучу и при необходимости откорректирую план, который составит Служба протокола и обеспечу нужным лицам допуск в зону проведения мероприятия. Собираемся двадцать пятого и составляем план, расписываем все по минутам.

– Скажите, Парацельс, Вам не жаль? В конце концов, Вы могли бы сделать все сами. -

Массивный силуэт с необъятными плечами встал и принялся прогуливаться вдоль стола.

– Безумно жаль, Иван. – Голос его не выражал никаких эмоций. – Но откройте окно и оглянитесь. Господин Конев, чей псевдоним Вы взяли, освободил узников крупнейшего японского концентрационного лагеря, а мы должны спасти всех. Стоит ли этого одна жизнь, которая, к сожалению, должна быть именно человеческой?

– Безапеляционно. – Юлий поднялся и облокотился на стол. – Господа, до встречи, но на всякий случай – прощайте!

20 апреля 2044. Париж.

Снега в Париже уже очень давно никто не видел, и столицу Республики, как обычно, поливал мерзкий мелкий дождь, капли которого, гонимые ветром, летели почти параллельно земле. Оливия привычно припарковалась на полупустой стоянке возле успевшего уже сгнить и сесть на брюхо красного универсала покойного офтальмолога Аль Валида, который так никто и не эвакуировал. Поняв что зонтик остался висеть на крючке в прихожей, она выругалась про себя, хлопнула дверью и засеменила ко входу. Когда до мраморных ступеней осталось пробежать несколько метров, букву «М» с возвышавшейся над ними вывески

«Благотворительный госпиталь имени Архангела Михаила» сорвало очередным порывом ветра и с треском разнесло о пустую цветочную клумбу.

«Даже он нас уже ненавидит. Аль Валид был бы в восторге: повелитель дождя и ветра применил свои силы…» – не без удовольствия заключила Оливия, оттянула дверь, глядя под ноги проскользнула внутрь и чуть не врезалась в пытавшегося выйти наружу бездомного с лангетой на руке, от которого ощутимо несло дешевым ромом.

Айзек поджидал ее возле стойки дежурных, и, завидев, расплылся в синтетической улыбке.

– Привет! Как прошел выходной?

– И тебе, Железный Дровосек. Ничего нового: пила какао и читала. Для меня лучший отдых – это за сутки не произнести ни слова и никого не видеть.

– Что на этот раз?

– Как сохранять рассудок, будучи косвенно виновным в смерти шестидесяти миллиардов человек.

– О, классика! – Айзек удовлетворенно покачал головой.

– Ты уже собрался?

– Даже успел загрузить машину.

– Тогда подожди еще десять минут: мне нужно переодеться.

– Перевоплотишься в такого же андроида, – весело бросил ей в спину Айзек.

– В этих доспехах я чувствую себя скорее рыцарем, а не роботом, – не оборачиваясь ответила Оливия и скрылась за поворотом коридора.

Первый вызов поступил почти сразу на Авеню де Гравель от полицейского патруля. Реанимобиль плыл над городом. Айзек сидел в водительском кресле, словно паук поджав нижние руки под грудь, а Оливия прислонилась к стеклу и сквозь дождь разглядывала пейзаж внизу. Ее глазные импланты были включены и непрерывно сканировали и подсвечивали все что попадало в их поле зрения: костры в парке, который успел уже окончательно превратиться в лес, редкие силуэты людей и автомобили, по которым операционная система сразу же пыталась получить данные о владельце и частоте эксплуатации. Большинство из них ожидаемо оказывались брошенными.

– Знаешь, двадцать лет назад это было вполне приличное место, – прошептала она и выудила сигарету из пачки на приборной панели. – Если мы ехали мимо, я просила папу или Рене остановиться. Там, у озера… У него были очень низкие берега, и к уткам и лебедям можно было подойти почти вплотную, а рядом продавался специальный корм: кидать им хлеб не разрешали. А теперь все заросло. Нам еще долго?

– Пару минут с учетом посадки. Не впадай в депрессию, Олли.

– Стараюсь, поверь.

Айзек заложил плавный вираж, включил сирену и пошел на снижение.

Возле входа в подъезд их ждал наряд из двух андроидов во главе с человеком.

Широкоплечий приземистый парень с сержантской лычкой приветственно протянул руку.

– Антуан, – представился он. – Вы быстро прилетели, это хорошо. Достаньте оружие: район тут неспокойный, мало ли что пойдет не так.

– Восемь лет стажа, не учите, – отрезала Оливия, поправив наплечную сумку, и вынула из кобуры служебный «Глок». – Что у нас тут?

По лицу сержанта пробежала недовольная нотка, а имплант зафиксировал легкий скачок кровяного давления. Служебный интерфейс подсказал, что ему тридцать два, один воспитывает двоих близнецов, родом из Ниццы, взысканий не имеет.

– Сканируете?

– В рабочее время я не могу его отключить. Как и Вы.

– Короче говоря: вызов поступил от соседей на крики из квартиры пару часов назад. Потом наступила тишина. Хозяина квартиры давно никто не видел, что подтверждается данными с камер и замка подъезда – мы уже проверили.

– Тогда к делу.

Полицейские андроиды открыли двери и пошли в авангарде.

Замок квартиры второго этажа оказался предельно простым и открылся по служебному запросу. Прямо с порога по вошедшим ударило затхлое сортирное амбре. Оливия поморщилась.

– А я отключил сенсоры, – поучительно заметил Айзек, – поставила бы ты себе…

– Иди к черту, – оборвала Оливия и вошла в гостиную.

Взору ее предстал развалившийся на пропитанной испражнениями кровати труп мужчины в окружении упаковок от стимуляторов и готовых обедов, голову которого венчал подключенный к лэптопу нейрошлем.

– Ну и зачем мы здесь? – недовольно отправил вопрос в никуда Антуан и распахнул

окно.

– Вероятно затем, чтобы проветрить помещение и заняться бюрократией, – беззлобно

съязвила в ответ Оливия, присела на кровать и стянула с головы покойного шлем – Итак, месье «бесстраховочный» – личность не сканируется. Истощение и обезвоживание – как минимум полторы недели. Кожные покровы сухие, бледные, частичная мышечная атрофия. Судя по прикусу и следам слюны с кровью перед смертью нашего клиента посетил эпилептический приступ. Субконьюктивальные изливания обоих глаз свидетельствуют о резком скачке артериального давления. Возможно, его добил инсульт. Типичный нейропроекционный психоз: потерял связь с реальностью и не смог выйти, – заключила она и перевела дыхание.

Сержант вышел из квартиры и уже стучал в соседние двери, а комнату постепенно наполнял влажный городской воздух.

– Воспоминания? – Айзек подошел сзади и осторожно дотронулся до ее плеча.

– Да, что-то есть. Не волнуйся, все в порядке. – Она встала и инстинктивным жестом поправила спавшую на глаза черную прядь.

– Отлично. Будь здесь, а я схожу за носилками и мешком.

Оливия решила побездельничать и спряталась в кресле между окном и пустым книжным шкафом. Удивительно, но комнату наполнил совершенно непонятно откуда взявшийся фиалковый аромат.

«Апрель, город, дождь… странно.» – только и успела подумать Оливия, как из-за шкафа раздался знакомый голос.

– Ничего странного: матери нравились фиалки!

Оливия наклонилась и посмотрела на кровать: труп теперь восседал на ней в позе лотоса, а на его голову была натянута маска Рене. Причем на этот раз это действительно была силиконовая маска с криво обрезанными дребезжащими краями.

– Когда ты перестанешь меня пугать? – она отвернулась.

– А когда ты, наконец, примешь реальность? – голос его прозвучал неизменно весело.

– Перестань отвечать вопросом на вопрос!

– Сестренка, хватит тебе, – теперь уже убаюкивающе прошептал Рене. – В конце концов, кто-то должен приглядывать за склепом, а у нас осталась только ты. Я тебе тысячу раз предлагал с ним поговорить.

– Даже не думай, не проси и не упоминай этого!.. – прошипела Оливия словно загнанная в угол крыса.

– То он тебе «папа», то «этот»… Прими решение, – доносившийся с кровати голос налету изменился и «постарел». Впрочем, изменилась и маска: бледное лицо Оливии теперь сверлили неморгающие глаза отца. – Я не хотел убивать Рене. Прими… – твердо повторил уже отец и замолк.

– Уже! – прокричала она так громко, что, кажется, разбудила всех окрестных наркоманов, выпрыгнула из кресла, схватила пистолет и принялась всаживать пулю за пулей в ненавистное лицо, которое, тем не менее, оставалось неизменным.

Тишина воцарилась только тогда, когда автоматически сброшенный из рукоятки магазин глухо ударился о вытертый серый паркет. Оливия так и осталась стоять, направляя ствол куда-то на стену, а труп лежал на кровати в неизменной позе. Огибающие ее верхнюю губу тонкие струйки крови каплями срывались вниз с подбородка и разбивались о нагрудник.

– Мадмуазель, у Вас все в порядке? Понимаю, вопрос глупый, но все же.– сержант ошарашенным взглядом изучал представшую перед ним картину. – Я большой поклонник классического театра: люблю смотреть старые записи, но такое шоу вижу впервые.

Оливия ответила ему только недоуменным взглядом.

– Не берите в голову, – сержант замялся, – просто попытался разрядить обстановку.

– Месье, я надеюсь это останется между нами. – Ворвавшийся в комнату Айзек встал между ним и Оливией и напряженно переводил взгляд с одного лица на другое.

– Да… Да, конечно. В конце концов это не мое дело.

– Олли, что, черт тебя возьми, ты себе позволяешь?! – возмущенно прошептал Айзек и с силой вырвал глок из ее рук. – Иди в машину! Я закончу один.

С легким, но все же ощутимым толчком «скорая» оторвалась от земли, и, влившись в редкий поток машин, взяла направление на госпиталь. Оба молчали. Оливия потянулась к приборной панели и включила радио.

– Ожидаемой трагедией закончилось в пригороде Петербурга очередное собрание секты, известной под названием «Дети Леля», – голос виртуального диктора звучал на удивление по-человечески: – четыреста шестьдесят два человека, среди которых находился и сам хозяин поместья Граф Островский, были найдены мертвыми на берегу пруда после продолжавшейся несколько суток оргии. Генеральная прокуратура, взявшая на себя расследование, от комментариев воздерживается. К другим новостям…

– Вот видишь, – монотонно сказала Оливия, разглядывая, как дворники размазывают по лобовому стеклу вязкую словно желе воду.

– Что? – переспросил Айзек.

– Видишь, почему я не хочу этого «как все». Не нужно ничего делать, машины обо всем позаботятся: просто живи! Глупым обезьянкам даровали свободу… И освободили от ответственности. Нас как будто специально истребляют. Или мы делаем это добровольно?

– Многие справляются. Ты бы тоже смогла.

– Смогла бы что, Айзек? Даже если не ходить на работу «с девяти до пяти» – у тебя должна быть цель, дело. Моя цель – в этой машине. А что до проблем с мозгом, то я себя жалеть не собираюсь. И тебе не стоит, так что давай больше не будем вести эти разговоры. – Олли снова закурила и включила подогрев кресла. – Послезавтра подбросишь меня к Шульцу? По-дружески… Не люблю такси.

– Без проблем.

25 апреля 2044. Париж.

– Этот дождь когда-нибудь закончится?.. – недовольно пробурчала Оливия, юркнула в салон старого, дребезжащего дизелем «Мерседеса» и захлопнула дверь. – Не отвечай. Привет.

– И тебе. – Айзек тронулся с места, выкрутил руль и вынырнул из двора на улицу.

– Знаешь, для меня это до сих пор странно. В смысле вы, андроиды.

– Что именно странно? – Взгляд его не отрывался от дороги.

– Ну как тебе сказать… – Оливия свернулась калачиком на заднем сиденье и зачем-то принялась выковыривать из обивки водительского разорванную нить. – Странно, что вы живете как мы. У вас есть квартиры, а у тебя вот даже автомобиль. Что ты делаешь дома?

– Почти то же самое что и вы: хожу, сижу, думаю. – Айзек усмехнулся. – Разве что спать и есть я не умею. И между прочим, мне нравится читать бумажные книги: я могу загрузить весь текст сразу, но вдумчивый процесс интереснее.

– И о чем ты думаешь? – она оставила торчащую нитку в покое, положила руки под голову и закрыла глаза.

– Обо всем. О чем захочу. Кажется, я даже могу мечтать. Постой-ка! Уже одно то, что мне «кажется»! – голос его сделался восторженным. – Нет, с тобой определенно интересно работать.

– Я слушаю тебя, и теперь уже не могу понять: в чем разница?

– Ты же сама знаешь: в отличии от тебя я почти бессмертен. – Айзек сделал паузу и задумался. – А еще я – собственность госпиталя. Вещь.

– Но это же… рабство. – Она села, обхватила переднее кресло руками и уткнулась лбом в подголовник. – Никогда не задумывалась. Тебя это не угнетает?

– Олли, дорогая, а кого волнует то, что меня угнетает?

– Действительно, – еле слышно прошептала в ответ Оливия, – в чем разница… Растолкай меня когда приедем. – Она снова улеглась на диван и закрыла глаза.

Айзек больше полутора часов просидел без движения за рулем с тех пор, как Оливия скрылась в подъезде, где на первом этаже располагался кабинет частного психолога господина Шульца. В голову ему лезла всякая дрянь: не то чтобы в Шульце приходилось сомневаться, но все же дело не должно было прогореть.

«Волнение» – подметил Айзек, – «Осталось только отрастить тело из плоти и крови».

Он немного успокоился, когда знакомый миниатюрный силуэт показался из дверей, и кутаясь в длинную красную куртку с капюшоном, побежал к машине, попутно огибая лужи.

– Как прошло? – спросил он, когда Оливия плюхнулась на диван и чихнула, закрыв лицо ладонями.

– Как обычно: вопросы про частоту галлюцинаций, задушевные беседы и новые рецепты.

– Дашь мне взглянуть?

– Держи. – Она прикрыла глаза, напряглась, и, увидев перед собой окно мессенджера, сделала пару мысленных манипуляций.

«Хорошо» – Молча заключил Айзек, пролистав список. – Завтра начнем все это принимать и отслеживать твое состояние. Едем?

– Едем, только вот у меня вопрос. Скорее даже просьба. – Оливия поймала удивленный взгляд синтетических, но очень похожих на живые серых глаз через зеркало заднего вида.

– А именно?

– Хочу посмотреть, как ты живешь, напарник. Пригласишь? – Она улыбнулась, прикусила нижнюю губу и легко ткнула его указательным пальцем в плечо.

– Это даже интересно: людей там еще не было. – Айзек нажал на газ, «Мерседес»

присел и тронулся с места.

Когда Айзек отворил дверь и услужливым жестом пригласил ее пройти, взору Оливии предстала одна единственная оклеенная зелеными обоями комната с двумя выходившими во двор арочными окнами. Казалось, все доступное место на стенах было увешано картинами: написанные в разных стилях, разных тонах, в рамках и без, но они были повсюду. Кровать и пара шкафов с книгами во всем этом буйстве просто терялись.

– Откуда это?.. – Она прошла в центр комнаты и оглядывалась, приоткрыв рот от удивления.

– В основном нахожу в брошенных домах, но некоторые – уже мои. – Атлетичное творение искуственного разума из легких сплавов и софт-тач пластика удовлетворенно поглядывало на нее сверху вниз, скрестив руки на груди.

– То есть ты сам их написал? – Еще больше остолбенев от удивления Оливия просто присела на кровать. – У меня нет слов.

– Сам. Пару лет назад решил попробовать. Только вот тона в основном «холодные»:

городские пейзажи с окрестных крыш. Не удивляйся: ты ведь сама сказала, что разницы нет.

– Если бы я сейчас была дома, то залила бы удивление алкоголем.

– Ну так я могу тебе помочь, Олли,– чуть торжественно сказал Айзек и распахнул нижние дверцы шкафа, внутри которого прятались аккуратные ряды бутылок. – Это просто для коллекции, но раз уж есть повод… Хочешь?

– Пожалуй. – Оливия съежилась подобно кошке и неловко улыбнулась.

– Ну хорошо, допустим… – Он заглянул в шкаф и почесал подбородок. – Вот! Chateau Ausone, красное сухое, роскошные ароматы ежевики, черники, малинового джема, молочного шоколада, кофе и специй. Этой бутылке уже пятнадцать лет, и это настоящий реликт: его больше не производят!

– Гуляем! – Оливия громко рассмеялась, и раскинув руки откинулась назад.

«Ни слова о фиалках» – похвалил сам себя Айзек и наполнил ее бокал, а в свой плеснул несколько капель только чтобы чувствовать аромат.

Они проговорили до глубокой ночи. В основном болтал Айзек. Он, казалось, рассказал ей все что помнил с момента своей активации: как открылись дверцы транспортного кофра на складе госпиталя, как он впервые пришел к Шульцу со своей картиной и вопросом