Рай социопата. Сборник рассказов

– А как же город Христиания в Дании? – возразил Ольшанский, закончив конспектировать монолог Шульцева. – Или, к примеру, коммуна «Твин Оукс» в США? Вполне так пример успешных анархических сообществ, уцелевших до наших дней.

– Мало что слышал об этом, но вряд ли там что-то серьезное. Скорее всего, какой-то секте травокуров выделили землю, чтобы они не шатались по улицам и не морочили людям головы. К тому же наверняка у них есть свои лидеры, обычаи, устои, а это уже не анархия.

Варфоломей Яковлевич не стал продолжать дискуссию. Вместо этого он подкинул пару поленьев в камин и предложил своему гостю ознакомиться с одним из очерков, написанным недавно для его нового интернет-издания. Гость проявил к творчеству старого друга живой интерес, и Ольшанский поспешил в свой кабинет, по пути озадачив домохозяйку Любашу, орудовавшую на кухне, приготовить ее фирменные мясные рулеты.

Ольшанский вернулся спустя пару минут и протянул своему гостю несколько листов бумаги, только что отпечатанных. Герман Владимирович поднес листы к лицу и, закрыв глаза, принюхался к ним также, как делал это с коньячным снифтером.

– Лазерный принтер «Аш Пи», непревзойденный запах, – произнес он и взглянул на Варфоломея, ожидая его реакции.

– Чувствуется обаяние профессионального издателя, – заискивающе протараторил Ольшанский. – Вы действительно отличаете принтеры по запаху распечатанной бумаги?

– Отнюдь, – рассмеялся Шульцев. – Просто это один из самых популярных принтеров, потому я и сказал наугад. Удалось произвести на вас впечатление?

Озадаченный таким фокусом, Ольшанский развел руками и уселся в кресло, вытянув ноги поближе к огню. Шульцев тем временем, попивая коньяк, занялся чтением доставленной ему литературной зарисовки:

ОБЕ ДВЕ

Переход метро. Вечер. Поток людей, спешащих домой, хлынул в подземку из своих многочисленных душных кабинетов. Среди них по переходу уверенно шагала упитанная черноволосая женщина в дерзкой юбке жгучего черного цвета. Прозрачные колготки плотно обтягивали ее полноватые бедра. Высокие каблуки громко чеканили по бетонному полу. На плече дамы небрежно болталась новая, но дешевенькая глянцевая сумочка.

– Я бывшему хотела на выходные ребенка оставить, – раздраженно произнесла дама, повернув голову вполоборота назад. – С девочками в клуб собирались сходить единственный раз в году, представляешь, а он, скотина, умотал на рыбалку со своими алкашами.

– Ну может в другой выходной договоритесь? – устало произнесла ее худенькая спутница, семенящая вслед на стройных ножках, упакованных в старые джинсы.

В одной руке худенькая дама несла пакет, через который просвечивались несколько пластиковых лотков и литровая стеклянная банка, которые, судя по болтанию пакета, были пустые. В другой руке она держала дорогую кожаную сумку.

Похоже, что дамы были коллегами по работе. Обеим было на вид уже за тридцать, а в глазах читалась многолетняя усталость от возни с детьми и семейного быта. Женщины сделали еще несколько шагов и остановились на платформе в ожидании поезда.

– Да в какой другой раз? Мы в клуб с девками полгода готовились! То одна не могла, то другая. И вот, наконец-то, все собрались, а этот скот, как всегда, все испортил. Как и всю жизнь мою! Жалею, что сразу не развелась, протянула до последнего, а теперь вот даже ребенка некому оставить.

Пышка сложила руки на груди, посмотрела по сторонам и, наклонившись к собеседнице, более тихим голосом продолжила:

– Все-таки козлы все эти мужики. Я с утра ехала тут в метро, вагон битком. Сидит рядом мужичок толстенький, от него разит за километр, словно не мылся неделю. Вплотную ко мне, значит, сидит и елозит задом. Потом руки свои плешивые кладет себе на колени и как бы невзначай так пальцами на мою ногу попадает. Представляешь? И начинает водить их туда-сюда!

– Да ты что?!

– Ну! Прикинь! Я ему как по руке двинула, поднялась, пошла к дверям на выход. Так этот мракобес на меня смотрит довольный и ухмыляется.

Пышка, нахмурив брови, нервно смахнула с плеча невидимую пыль и добавила:

– Вот уверена, что дома у него жена с детьми, которой он в любви клянется, а сам, скотина, баб в метро лапает!

– Везет тебе! А меня вот никто не лапает.

– Так у тебя же муж есть!

– А что толку?

Дочитав последнюю строчку, Герман нахмурил брови и взглянул на Ольшанского, медитирующего на горящем в камине огне. Лицо его выражало полное безразличие к возможной критике.

– Полагаете, что это будет кому-то интересно? О чем это? Две бабы в метро: одну лапают, вторая завидует. И название какое-то глупое – «Обе две» – что это такое?

– И вот в вас просыпается редактор, – Ольшанский тяжело выдохнул. – Все-то редакторам не нравится, они вечно боятся, что публика не примет. Однако ваши беспокойства беспочвенны, маэстро. Рассказ краток – то, что нужно для современных пользователей интернета. Аудитория – класс средний и ниже: метро, измены, сексуальный подтекст. Содержание имеет двойную смысловую нагрузку, рассчитанную на читателя из разных слоев населения. Поймет его каждый по-своему.

– Как понимаете его вы? – деловито вопросил Герман.

– В этой краткой зарисовке кроется тяжелая судьба русской женщины. С одной стороны, это нехватка постоянного мужчины, а с другой – усталость от бытовой обыденности при наличии последнего. Эти две героини как бы являются одним человеком. Так понятнее? Опять же, не судите строго, ведь это не работа для печатного издания. В интернете вы публикуете рассказы анонимно или подписывая их каждый раз выдуманными молодежными псевдонимами. Все эти зарисовки мы публикуем миллионами, какие-то из них имеют успех, другие забываются. Давайте оставим ваши редакторские способности для серьезных статей.

– А это что? «Веселые задачки», – прочитал Шульцев, – интересно.

– Подойдет для юмористической колонки в вашем журнале «К», – уточнил Варфоломей.

ВЕСЕЛЫЕ ЗАДАЧКИ

Сын олигарха Яша Серченберг и инженер Вася Тополев одновременно выехали на своих автомобилях из Москвы на отдых в Ялту. Автомобили стартовали из одной точки и двигались по одной дороге. Расстояние пути до конечной точки составило 2000 км. Яша двигался на автомобиле «БМВ» со скоростью 200 км/ч, а Вася на автомобиле «Лада» со скоростью 90 км/ч.

Чтобы не платить штрафы с камер видеофиксации, Яша перед поездкой снял номера с автомобиля, поэтому его трижды останавливали на постах ДПС. Каждая остановка отняла у Яши по 30 минут на решение вопросов с сотрудниками ГИБДД. Также Яша любил попить в дороге кофе, погулять по окрестным городам и заскочить в местные бильярдные клубы, для этого он пять раз делал остановки, продолжительностью по одному часу каждая. Также по пути Яша сделал одну остановку в придорожном мотеле, где проспал ровно 7 часов.

Инженер Вася перед поездкой установил в своей «Ладе» самодельный расширенный бензобак на 300 литров, а также запасся бутербродами и бутылками с питьевой водой, которые впоследствии использовал для исправления естественных нужд во время движения. Это позволило Васе проехать весь заданный путь без остановок.

Вопрос: кто из участников гонки прибудет в Ялту первым? Какое время каждый из них потратит на дорогу?

– Сначала они на отдых выехали, а под конец оказалось, что это была гонка, – покачал головой Шульцев. – И кто же быстрее?

– Признаюсь честно, даже не считал, но полагаю, Вася должен победить. Людям должно понравиться, что инженер уделал сына олигарха, проявив народную смекалистость и немного самобичевания ради достижения результата.

– Как бы вас не обидеть, Варфоломей, – ответил Герман, – для интеллигенции ты слишком прост, для серой массы слишком сложен. На журнал, пожалуй, пойдет, но политические статьи для оппозиционных изданий у тебя выходят лучше.

Он небрежно швырнул листы на столик и вернулся к коньяку.

– Как вам современное общество, для которого вы пишете, Варфоломей Яковлевич? Есть ли у него будущее?

– Общество в целом у нас интересное, – поспешил с ответом улыбчивый Ольшанский, – хотя и разрозненное, что является, собственно, причиной его интересности. Мы живем в сложное, но удивительное время. Буквально за полвека мир потрясло столько научных прорывов, и мы с вами оказались в этом времени, с чем вас категорически поздравляю. Подумайте только: полеты в космос, глобальная сеть интернет, клонирование, нейронные сети. А вспомните аварию на ЧЭС, развал СССР, – это происходило буквально на наших глазах. Мы с вами, Герман Владимирович, стали свидетелями беспрецедентных событий вековых масштабов. Современные поколения этого не застали и вряд ли понимают. Наша задача – донести до них это, связать между собой поколения под эгидой нравственности, гуманности и уважения естественных прав и свобод человека. Только такая молодежь сможет создать новую свободную Россию.

«Демагог пузатый», – подумал Шульцев, а вслух ответил:

– Какие громкие слова, Варфоломей Яковлевич, однако про технические прорывы и нейронные, как вы там выразились, сети от вас изволю слышать впервые. Но и сюда вы умудрились привязать за уши свои мифические свободы. Вот почему вам не нравится современная Россия? Живете же неплохо; думаете, сменив власть, заживете еще лучше?

– Не в моих силах сменить власть, Герман, друг, но я патриот этой страны, как бы странно это для вас не звучало, и хотел бы жить здесь, не опасаясь, что за очередную статью или высказанное мнение ко мне зайдут в гости люди в масках. Начинаем, знаете ли, потихоньку к тридцать седьмому году возвращаться.

Ольшанский напомнил Герману Шульцеву, что буквально год назад уже имел удовольствие принимать в своей квартире опергруппу, проводившую обыск по делу о незаконном отмывании денежных средств. Еще во времена приватизации начала девяностых Ольшанский работал рекламщиком у нескольких нефтяников, приближенных к команде Ельцина. В то время он неплохо зарабатывал, но, как и подобает дальновидным интеллигентам, после смены политического курса в нулевых годах вовремя ушел в тень. Ельцинские олигархи один за другим стали покидать некогда обогащавшую их державу, уступая места под солнцем новым предпринимателям из Северной столицы. Одни нашли свое прибежище в Лондоне, менее расторопные оказались в следственных изоляторах. Ольшанский к тому времени уже нашел себя в публицистике и вел несколько теле- и радиопередач в информационных ресурсах, спонсируемых оппозиционными бизнесменами. Год назад, в рамках уголовного дела, возбужденного по факту отмывания денежных средств из фонда одного из опальных олигархов, силовики провели одновременные обыски во всех информационных изданиях и в жилищах лиц, как-либо и когда-либо связанных с этим фондом. Исключением не стал и господин Ольшанский. Пятничным утром он был разбужен телефонным звонком из телестудии. Исполнительный директор суетливо сообщил, что в здание рвутся омоновцы. «Что делать?!» – кричал он. Пока Ольшанский думал, что делать, постучались и к нему. Громкий стук в дверь сопровождался длительным, режущим сердце дребезжанием звонка. «Откройте! Полиция!» – раздавался голос снаружи. В дверной глазок Варфоломей Яковлевич увидел людей в масках, в руках у них было оружие, монтировка и массивный бензорез.

«Я тогда сразу же открыл дверь, пока ее не испортили», – делился он с Германом Владимировичем своими воспоминаниями.

– Расскажите поподробнее, как все происходило. С обысками сейчас зачастили, знаете ли. Может так случится, что и ко мне занесет нечистых, не приведи господь, – заявил Шульцев.

– Довольно интеллигентные люди, скажу я вам. Вбежали в квартиру, осмотрели все комнаты, убедились, что я один, предложили присесть. Вслед за масками вошли оперативники. Предъявили постановление. Омоновцы расселись по углам и терпеливо ждали. Один даже открыл лицо, остальные потели в балаклавах. От чая, правда, отказались. Инструкция. А вот оперативники с радостью опорожнили полпачки моего кубинского кофе. Вещи господа полицмейстеры не раскидывали, в белье копошиться не стали: аккуратно упаковали два моих ноутбука, телефоны и флешки. Мы мило побеседовали об обстановке в стране, а одного из оперативников даже увлекла моя библиотека. Он долго пересматривал оглавления книг и, заметив на полках Гайто Газданова, охотно обсудил со мной его ранее творчество. В целом все прошло культурно. По окончании я предложил омоновцам подвести их на своем автомобиле, на что они вежливо отказались. На мой вопрос: «А вы с этим огромным бензорезом в метро поедете?» – они дружно посмеялись. Лица у господ суровые, но чувство юмора имеют. Через неделю я ездил на допрос к следователю, где выяснил, что никаких сведений о моей причастности к отмыванию денежных средств и выводе их через оффшоры нет, а по делу я прохожу лишь свидетелем. Ноутбук с телефонами мне, правда, так и не вернули.

– Страшно даже пребывать у вас в гостях, – усмехнулся Шульцев. – Не ровен час, ворвутся архаровцы в масках, да увидев меня здесь, запишут в ваши оппозиционные круги. Как мне после такого в Думу избираться?

Тем временем шум на улице возрастал. Толпа митингующих скандировала лозунги, улицу перекрыли полицейские и бойцы Росгвардии. Протестующих стали вытеснять, что повлекло стычки. Начались задержания. «Позор! Позор!» – скандировали манифестанты вслед полицейским, ведущим в служебный автобус очередного задержанного.

Ольшанский и Шульцев с бокалами в руках встали возле окон и наблюдали за происходящим.

– Посмотрите на этих крикунов, – обратился Герман к Варфоломею, – среди них есть и люди в возрасте. И все какие-то одинокие, озлобленные. Ну вот не вижу я среди них бабушек, отцов, матерей – это же все одиночки. Современные люди, что читают ваши статьи либерального толка, замкнуты в себе. Им бы детей рожать, да семьей своей заниматься, а они движение перекрывают. От ваших оппозиционных друзей и из диссидентской литературы они слышат лишь о плохой власти и не понимают ничего другого: винят во всем Правительство, приезжих, своих соседей – всех подряд, но только не себя. Благодаря волне этой западной пропаганды мнимой свободы, люди утратили веру в семью, церковь, институт брака, патриотизм. Каждый думает только о себе и ненавидит окружающих, считая их недостаточно умными и обзывая «ватниками».

– Это просто дух времени, Герман Владимирович, сейчас «Я» важнее, чем «Мы», – ответил Ольшанский.

– Вот это ваше свободолюбие, возвеличивание своего «Я» и погубит наше общество. Люди перестали общаться, а человек все-таки существо социальное. Они и выходят то, может, чтобы почувствовать себя частью чего-то целого. Всем необходимо общение, понимание и одобрение окружающих. Вот почему общительные люди – чаще оптимисты: им жизнь за радость; а зажатые в своем внутреннем мире индивидуалисты – всегда пессимисты: всякий раз чем-то недовольны. Точно как ваши поэты в изгнании, Солженицын например, или тот же упомянутый вами Газданов. Как бы любимые вами писатели постмодернисты не идеализировали странных одиночек, молчунов и всякие там отклонения от общепризнанной нормы, любому человеку нужно общение. Социально неадаптированные личности пытаются свое неумение получать удовольствие от коммуникации оправдывать неким особенным внутренним миром, который общество не в состоянии понять. Раньше люди общались друг с другом, а сейчас расстреливают из травматических пистолетов и бьют ножами лишь за то, что на них как-то не так посмотрели.

– О чем вы, маэстро? Митингующие здесь ни при чем. Заметьте, безнаказанно бьют всегда оппозиционеров, но никогда не наоборот. Не совсем могу уловить вашу мысль.

– Что тут улавливать? Вы боритесь за либеральные ценности, даже не замечая, как общество деградирует от разобщения всякими правыми, левыми, феминистами, активистами и прочими бездельниками. Сейчас еще гомосеки какие-то повылазили: пропагандируют повсюду свои – эти, как они? – каминг-ауты! Чтобы в стране был порядок, люди не должны быть разобщены, и тем более не должны мешать власти делать ее работу, выходя на улицы и устраивая провокации сборищем шатающихся бузотеров.

– Пока власть имущие будут делить между собой бюджет, народ не перестанет выходить на улицы. Сейчас век открытой информации, все видят, каким имуществом владеют чиновники и их безработные дети, и как они это имущество приобретают. Налоги и сборы растут, пенсионные накопления разворованы, каждый год новые поборы и запреты. Народ задается логичным вопросом: когда это прекратится, и когда бюджетные средства начнут расходоваться по целевому назначению, а не для обогащения узкого круга приближенных к власти лиц. Протестные движения – это последствия воровства.

– И вы туда же, Варфоломей Яковлевич. Ваши друзья из девяностых не тем же разве занимались? Ну где вы сейчас видите воровство? Да, перегибы есть, чиновники злоупотребляют, особенно в регионах, но и работу свою они выполняют; а борьба с коррупцией сейчас – одно из приоритетных направлений внутренней политики. Посмотрите, сколько посадок чиновников было за последнее время, – а людям все мало. Хотят всех посадить! А кто работать тогда будет?

Герман Шульцев размял шею и принялся ходить по комнате взад-вперед, попивая коньяк и продолжая дискуссию. Он привел в пример реформу образования, где множество специалистов, в том числе его знакомых и родственников, день и ночь работают над внедрением новых программ и совершенствованием существующих, а люди тем временем критикуют всю их проводимую работу. Герман заявил, что современные матери слишком много читают сомнительных статей и смотрят ролики в интернете, которые пишут и снимают безграмотные дураки, а потом выступают против системы воспитания в детских садах и школах, утверждают, что их деток зомбируют на поклонение власти и уничтожают все индивидуальное в ребенке. «Они говорят, что мы растим из их детей пушечное мясо для войн, – пояснил Герман. – Они не делают детям прививки, не пускают их в сады и школы, пытаются учить их самостоятельно, надеясь, что из них вырастет какой-нибудь гений индивидуалист. А дети потом побираются по улицам или вот на такие митинги ходят».

– Многие успешные люди, – продолжил он, – обучались в обычных школах, ходили в обычные детские сады. Вот даже мы с вами, к примеру. Я так считаю, – подытожил уже изрядно захмелевший Шульцев, – если ты болван, то и дети твои, вероятнее всего, болваны, и сколько не прячь их от детских садов, школ и общественного мнения, болванами они и останутся, только еще и обиженными на жизнь. Школы им, понимаешь, не нравятся и патриотическое воспитание! Сволочи неблагодарные!

Ольшанский вернулся в кресло и неуверенно в нем заерзал, постукивая пальцами по журнальному столику.

– А ваш старший где учится, Герман Владимирович? – спросил он с неприкрытой издевкой в голосе. – Не в Англии ли?

– Что вы хотите этим сказать? – возмутился Шульцев. – Это никак не связано с тем, что наши школы плохие, – Герман сморщил лоб и поправился, – точнее, они не плохие, просто учеба моего сына в Лондоне никак не связана с качеством нашего образования. Ну, вы поняли, о чем я. Так сложились обстоятельства, и вы об этом прекрасно знаете. Я в то время часто работал за границей и поэтому сын начал учебу там.

Герман Владимирович осмотрел гостиную, словно только вошел в нее, и остановил взгляд на одной из картин, украшавших стену. На ней был изображен Альберт Эйнштейн с высунутым языком.

– Мне не дает покоя этот снимок, – сказал он. – И на майке он у вас, и на стене. Почему его так ценят и вешают в кабинетах?

– Мой друг, в нашей стране небольшой выбор, кого вешать на стену. Государственные служащие обычно вешают президента, а люди творческие, свободной натуры – Эйнштейна.

Шульцев отметил, что слова «вешают президента» прозвучали двусмысленно из уст Ольшанского, отчего громко рассмеялся, и в ту же минуту подозрительно огляделся по сторонам, громко кашлянул и вернул лицо к серьезному расположению.

– Я вообще всегда находил эти ваши картины с фотографиями вождей, президентов и начальников забавными, – продолжил Варфоломей Яковлевич. – На всех официальных сайтах и в кабинетах все они одинаковые: руководитель одет в парадное, желательно с медалями, сидит за рабочим столом с натянутой, как струна, спиной; на стене портрет президента или вышестоящего начальника, а чуть ниже иконостас из грамот, вымпелов и благодарственных писем; в кадре обязательно должен быть государственный флаг; на идеально чистом столе перед ним лежит красная папка, блокнот или три листика бумаги под видом важного документа; в руке он держит коллекционную перьевую ручку, или просто складывает кисти рук на столе ладонями вниз. И смотрят все они такими честными и самоотверженными глазами, что становится неловко смешно, когда знаешь, как они ведут себя на рабочем месте вне объективов камер.

– Что ж вы находите в этом плохого? Как по-вашему на фото должен выглядеть начальник? Закинув ноги на стол? – возразил Герман.

– Превосходная идея, так было бы намного веселее, – засмеялся Ольшанский и принялся обновлять бокалы. – В самом деле, Герман Владимирович, – продолжил он, – неужели вас не забавляют эти официозные фотографии начальников? Ведь никто так не сидит на рабочем месте в обыденной жизни, это же все декорация, постановка. Люди хотят, чтобы их воспринимали так, как они выглядят на фото, потому и стараются все обставить так, как в жизни у них никогда не бывает. И все в нашей жизни как на этих снимках, начиная с мелочей: одна сплошная показуха. Получается, вся наша жизнь – это один сплошной обман и лицемерие. А вот с Эйнштейном все просто, искренний человек: захотел язык показать – и показал. Знаете, как он говорил: «Порядок необходим лишь глупцам, гений господствует над хаосом».

– Ваш Эйнштейн был ученым, так сказать, специалистом, но не руководителем. Специалисты могут себе позволить хаос, руководитель же несет ответственность и не имеет права отклоняться от общепринятых норм. В этом и отличие руководителя от подчиненного. Вот эти смутьяны за окном, – как думаете, есть среди них руководители? Я полагаю, там и специалистов-то нет.

Ольшанский, внимательно слушая собеседника, поправил очки и вытянул ноги к камину.

– Отчего же вы пришли к такому категоричному заключению, маэстро? – спросил он.

– Знаете что, Варфоломей Яковлевич, я как раз заканчиваю научную работу по теме классификации субъектов трудовых отношений. Мне в этом деле помогает ассистентка: она бы прояснила этот вопрос более подробно, а я обозначу суть вкратце. В любом коллективе я разделяю сотрудников на три основные категории: начальники, специалисты и болваны.

Ольшанский так расхохотался, что поперхнулся коньяком.

– Не спешите юморить, мой друг, – продолжил Шульцев.

Подойдя к столу, он чуть не споткнулся об кресло. Слегка пошатываясь, автор разрабатываемой научной работы подлил себе пьянящего напитка в бокал и присел в ту же позу, в которой находился Варфоломей Яковлевич. После этого он продолжил:

– Говорю же, точными понятиями классификации владеет моя ассистентка, а я вам на пальцах объясню, по-простому. Итак: болваны, специалисты и начальники. Суть вот в чем. Человек, склонный к руководству, не должен быть специалистом, он должен быть способен видеть картину в целом и организовать работу других сотрудников. Специалисты, – с ними сложнее. Человек может в одной области быть специалистом, а в другой оказаться болваном. Поэтому нужно их вовремя выявлять и сажать на ту линию работы, в которой они успешнее других. Иногда специалисты становятся начальниками, – это приводит к тому, что они по привычке делают все сами, потому что хотят добиться лучшего результата, который не могут им предоставить подчиненные. Болваны – это вообще отдельная категория лентяев, которые не могут самостоятельно ничего делать, их нужно постоянно контролировать, учить и подгонять. Большинство сотрудников в любой сфере – всегда болваны, и это нормально. Их настолько много, что болваны в государственных структурах порой даже замещают руководящие должности. Кстати, это бывает эффективнее, чем замещение такой должности специалистом. Так вот, основным решением грамотного управления персоналом является правильное распределение имеющегося кадрового состава и организация его взаимодействия с целью достижения максимально возможного КПД. Лица, склонные к лидерству, должны занять руководящие посты, специалисты – выполнять ответственную работу по своему непосредственному профилю, а болваны – озадачены мелкими поручениями, от провала которых конечный результат не должен меняться. Специалиста на руководящую должность ставить опрометчиво, от него будет больше пользы, как от исполнителя, а вот болваном вполне можно временно заменить начальника, на время подбора кандидата с лидерскими качествами.

– Что ж, надеюсь ваш вклад в научные открытия на этом поприще позволит максимально увеличить эффективность государственной машины, – съязвил Ольшанский. – По поводу, кстати, науки и научных работ, в частности, – продолжил он, – вам бы пообщаться с Глебом Александровичем. Весьма интересный собеседник.