Полная версия
Вариации на тему «жизнь». Прозопоэтический сборник
Спустя несколько дней Вадим поделился со мной своими соображениями, в которых я нашел много созвучного некой призрачной истине, незаметно вшитой в подкладку одежды под названием жизнь. Каждый из нас, посещая лабиринт, как бы изучал свое собственное сознание. Оля абсолютно точно знает, чего хочет, поэтому преодолела препятствия быстрее всех, без стресса и трудностей. Ее сознание в тот момент было абсолютно прояснено. Я искал «черную кошку в черной комнате» и не нашел. То есть в моем сознании заложена потребность в поиске приключений, хотя таковой необходимости не существует. Вадиму, наоборот, предстояло преодолеть темноту невыясненного и найти выход из мнимого тупика.
Мы хотели развлечься, а получили самое настоящее путешествие вглубь своего бессознательного, которое мы принимаем как данность и совершенно не задумываемся о подводных течениях этого потайного лабиринта. Как показали дальнейшие события, интерпретация Вадима не была лишена основания.
14. Дуэт Единого
(Плач по утраченному единству)
Мы злимся и плачем
по утраченному единству, а как иначе?
Выброшены из наслаждений райского сада
на землю в сомнениях, оно нам надо?
Сами построили стены, дома, придумали историю,
бога… А теперь устроит ли?
Всем нам приходится туго,
в общем, неплохо, тело сыто…
Но внутри – разруха.
Воем, смеемся, мычим и кричим от досады,
хочется выстроить жизнь по законам райского сада.
Так, чтоб светло и тепло, в достатке всего,
на плечах возлежала порфира,
но кружевами зло вплетено в полотно мира.
Хочется выжечь узор, вырвать кусок порочной ткани,
вырвали с мясом, и этот клок реет как флаг и манит.
Мы заглушаем боль, веками пьем, шутим, скрипя зубами,
но наливаются кровью глаза, и снова возносится знамя.
Через войну любим жить, в мирное время готовы сдохнуть,
и, ненавидя, любить – яд пить, только чтоб не засохнуть.
К чертям добро! Какие там райские кущи?
Как попадет бес в ребро, так мы друг друга научим,
как и во что надо верить, куда плюнуть, на кого положить,
когда броситься в омут коварной пьяни.
Если закрыта дверь в рай, мы взломаем код,
отыщем ключ, подберем бит,
сами возьмем то, что нам причитается,
разум без рая вянет.
Хочешь воссоединиться, стать целым
и влиться ручьем в реку,
хочется форы просить у Бога,
но прежде всего доказать сочеловеку.
Мы плачем, смеемся и тщимся вернуть былое единство,
но свет утрачен, обменян на утвари ларь и словарь,
и культурное свинство.
* * *
Вариация на тему «блюз»
Слово «люблю» не плюй в лицо.
Я – чистоплюй: не верю, что
возможно вычихать обман.
Я – обормот2, ты – хулиган-
ка-р-т Тавро, желтая звезда
в майянском гороскопе. Ты —
мычащий звук из пустоты
и жгучий отклик: «навсегда
в сердце твоем, в душе моей».
Хочешь убей иль пожалей
и прикоснись к губам рукой
чужой рекой, теплой водой,
напиться дай иль затяни
на горле узел. Извини —
опять слова, слова, слова
и рифмы блеклая игра.
Ночь на дворе и нам пора
прощаться, плыть. Мы уплыва…
15. Отправление в неизвестность
Вообще, сравнение жизни с одеждой мне положительно нравится. Пусть это будет костюм-двойка или вечернее платье, халат или шуба – каждый выберет сам для себя. Важным кажется лишь понимание того, что и жизнь может иметь схожие качества, как и выбранные нами предметы одежды: тут давить, там натирать, здесь приятно облегать тело, а в другом месте невыгодно топорщиться. С одеждой можно обходиться предельно аккуратно и следить за модными веяниями или предпочитать лохмотья и потрепанные обноски из секонд-хенда. Кто-то не обращает внимания на дыры в карманах и свой внешний вид, другой же тщательно штопает прорехи и осмотрительно нашивает заплатки на те места, где ткань быстро изнашивается.
Для многих одежда имеет исключительно функциональное свойство и в первую очередь соответствует своему прямому назначению. Другая часть человечества небезосновательно считает, что в одежде сокрыт код сопричастности, который приносит владельцу некий статус или внедряет его в желаемую социальную группу. Один человек предпочитает одеваться по своему вкусу, множество других пытаются копировать свое окружение, идут на поводу у «моды», «тенденций» и прочих навязанных извне установок. Небольшая группа любителей кроят материю, пытаясь создать что-то новое, обращаясь к дизайнерам, доверяясь модельерам, основная масса, однако, предпочитает двигаться в заданном русле массового производства, отдавая пальму первенства ширпотребу текстильной промышленности.
Эту метафору можно развивать до бесконечности. Наблюдая за своими пристрастиями в одежде, невольно прорисовываешь карту своего мировоззрения и даже приближаешься к осознанию вопроса «Что есть я?».
Размышляя таким образом, осмотрел себя еще раз. Одежда моя сообразна своему назначению. «Иду в поход, два ангела вперед…» Потертые штаны путешественника цвета хаки с большим количеством карманов и застежек, туристические башмаки неизвестной породы, просторная футболка и черная куртка с капюшоном, в которой объединились ветровка и легкий утеплитель. Восьмидесятилитровый рюкзак, содержащий спальный мешок, палатку, посуду, нехитрую снедь и самое необходимое в походе. На голове – незамысловатая шевелюра без намека на стрижку и прическу. На лице – многодневная небритость, переходящая в бороду. Для первой части маршрута и сплава вполне подходит.
Владлен назначил встречу в районе Аренсфельде, на окраине бывшего Восточного Берлина, так, чтобы, не теряя времени на пробки и светофоры, обогнуть город по кольцевой дороге, коротко заехать в прилежащий к КАДу микрорайон и забрать попутчиков.
В назначенное время я прибыл к месту. Помимо меня на оговоренной парковке перед панельным домом автобуса дожидалась вторая попутчица. Ей оказалась грузная женщина лет шестидесяти, с тремя огромными китайскими баулами, набитыми под завязку тряпьем. Зинаида несколько месяцев гостила у своей подруги, ходила по барахолкам, секонд-хендам и благотворительным организациям, подбирая одежду, которую затем намеревалась продать в Уфе. На мой шутливый вопрос, собирается ли она ехать на попутках до самой Уфы, Зинаида неуверенно пожала плечами и поведала о своих планах пересесть в Москве на поезд.
Я искренне удивился решимости этой низкорослой, оплывшей от возраста, хоть и крепко сколоченной женщины в одиночку управиться с тремя тяжеленными баулами. Оказалось, что Зинаида рассчитывала на помощь добрых людей, которые должны появиться, как сказочные трое из ларца, всякий раз, когда ей понадобится помощь. Это было олицетворение русской простоты, перемешанное с советской жадностью и народным «Авось Небосевичем Подипрокатитным». Неоднократно убеждался в том, что во многих случаях такой подход к решению жизненных вопросов срабатывает. Срабатывает, конечно, в тех странах, где индивидуальность еще не взяла верх над общностью.
С небольшим опозданием на оговоренную парковку влетел потрепанный микроавтобус Владлена. Тут же выскочил и сам хозяин полуразбитого, обшарпанного, местами изрядно поржавевшего «Мерседеса». Длинные русые волосы с проседью были собраны в косичку, живое лицо, подвижная мимика, серо-голубые глаза Владлена обещали приятную компанию и приключения в виде непредвиденных обстоятельств. Внешний вид, жестикуляция, торопливость и сбивчивость его речи говорили о неорганизованности мыслей водителя, и предположение это подтвердилось с первых же его слов.
Как только мы поздоровались и представились друг другу, последовала шутливая ремарка:
– Вы не расстраивайтесь, но, возможно, мы не доедем. Мы выехали сегодня рано утром. Все было в порядке, пока не пересекли границу с Францией, и тут загорается лампочка – мотор начинает выдавливать тосол. Что делать? Первым делом заезжаю на заправку, покупаю жидкость, подливаю. Через сто километров опять то же самое. Ёшкин-макарёшкин. Пришлось соорудить такое вот нехитрое приспособление…
Владлен открыл капот и продемонстрировал полулитровую пластиковую бутылку, привязанную к радиатору и собирающую выдавливаемую жидкость через трубочку.
– Вроде бы в этот прогон не так много набежало. Это обнадеживает, – весело прокомментировал он и подмигнул мне. – Если что, выйдем на трассу, будем голосовать. – И тут же, глядя на смущенное лицо Зинаиды, добавил: – Не волнуйтесь. Думаю, дотелепаем потихоньку, я сильно гнать не буду. А это что у вас? Личные вещи? Четыре сумки? Смелый подход к жизни! Сейчас попробуем распихать. Вы куда едете? В Уфу? Отлично. Путь неблизкий, а нам по пути. Кстати, знакомьтесь – это Марина и ее дети…
– …и они едут во Владивосток, – не преминул пошутить я, подхватив бесшабашную нотку его веселья.
– Что ж, ты не далек от истины, – засмеялся Владлен, и в его голубых глазах выступили слезы. – Она едет в Хабаровск! Причем это не шутка, – добавил он, глядя на мою недоверчиво улыбающуюся физиономию.
– Вы действительно едете в Хабаровск на перекладных? – поинтересовался я, еле сдерживая смех, живо представляя себя такое адское путешествие длинной в каких-нибудь две недели.
– Можно и так сказать, – призналась Марина, скромно улыбаясь. – В Москве садимся на самолет и летим на малую родину.
– А, ну хотя бы так. Я уже грешным делом подумал, что действительно… Надо же, все едут в родные края. Как мы тут все спелись, – подытожил я и сымитировал голос Льва Лещенко: «А от вокзалов поезда уходят в дальние края…» Только что сейчас июль, а не январь, и это в контексте нашего путешествия радует.
– В контексте нашего путешествия, говоришь? Литературненько задвинул. Надо запомнить, – весело подмигнул мне Владлен, с трудом закидывая баулы уфимской попутчицы в свой микроавтобус.
Итак, компания путешественников подобралась разношерстная и тем самым замечательная. Моложавый неунывающий Владлен, лет сорока с гаком, на разбитом микроавтобусе (даром что «Мерседес») из французского Лиона направлялся в русский Торжок. Заметно уставшая и растрепанная Марина, по годам догоняющая Владлена, с двумя детьми, 11 и 13 лет, путешествовала из Парижа в Хабаровск. Непроницаемая и солидная Зинаида пенсионного возраста с тремя пудовыми баулами и еще одной сумкой возвращалась в Уфу. Довершал комедийную ситуацию смешливый и незадачливый балагур возраста Христа, который совершал очередную «кругосветку» из ниоткуда в никуда, ожидая непонятно чего неизвестно откуда, как сказочный персонаж, который идет туда, сам не знает куда, или как мифический Агасфер в ожидании второго пришествия.
Вселенной было угодно, чтобы мы собрались в одном месте, и в этой задумке мелькала одна из ее нераспознанных тайн.
16. Сомнения
Луна светится сквозь пелену облаков,расплылось молоко по небу.Я бегу по земле и не чую оков.Осень? Лето? Весна ли? Небыль…Словно белый фонарь, свет пронзает мглуразноцветностью – радужным кругом.Я пою о судьбе и реальность пашуручкой, как легковесным плугом.Полю белой поверхности края нет,стерпит все и впитает бумага.Это шутка вербальности, псевдоответ,в каждом звуке есть место для знаков.Потому я упрямо давлю на газ,разгоняю немую машину,избегаю фраз: зуб за зуб, глаз за глаз,за другое ценю мужчину.Обещание должен сдержать твой дух,выжечь напрочь осколки картечи,в делах лучше молчать – слов не больше двух,в теле зла нет, в душе – увечий.И потом, нужно веровать только в себя,в свет безумных и ярких фантазий,в каждом – к Богу крупицы причастия.Сердце тело держит на связи.Ярко светит луна через сны-облака,расплылась в небе манная каша.Свет пронзителен. Тянет наверх рукадух в объятия небесного стража.17. Дороги
В первые же часы наших дорожных разговоров прояснилось следующее: как и все попутчики (иначе зачем бы мы ввязались в эту авантюру), Владлен испытывал «денежное напряжение», то есть вынужден был считать каждую копейку или евроцент. Потому он затеял свою поездку к родным пенатам именно в таком формате: своя машина, которую в случае поломки не особо жалко бросить, тем более что куплена она была за небольшие деньги у арабских перекупщиков, плюс минимальные затраты на топливо, так как топливо оплачивают великодушные попутчики, а если затея выгорит, в сухом остатке получится еще и небольшая выгода. Что касается вопросов: как поделить расстояние на разумные отрезки, где ночевать, когда пересекать границу, где делать остановки, каким маршрутом ехать, – все они были свалены в ведро под названием «авось пронесет, где наша не пропадала», и как в таких случаях неизбежно происходит – незадачливым актерам следует импровизировать по ходу пьесы.
Польско-белорусскую границу имело смысл пересекать этой же ночью, а еще лучше под утро. Для того чтобы совершить этот подвиг, следовало без долгих остановок ехать через всю Польшу к Бресту. Такой вариант Марина категорически отвергла и потребовала хотя бы краткую ночевку вне машины в горизонтальном положении. После почти полных суток беспрерывной тряски в автомобиле, более полутора тысяч километров европейских дорог, минимум остановок для того, чтобы перевести дух, подкрепиться и справить естественные нужды, даже непродолжительный сон в кровати был абсолютно необходим. Предложение ее казалось разумным и потому, что двадцать четыре часа за рулем вряд ли прошли бы для Владлена бесследно, и накопившаяся усталость могла сыграть этой ночью отвратительную шутку.
Зинаида попробовала было возразить, что ночевку в свой бюджет она не запланировала, однако сопротивление ее было недостаточным для того, чтобы сломить боевой настрой французских «соотечественников». Помимо боевого настроя, однако, отсутствовал план поиска в формате телеигры «Что? Где? Когда?», зато присутствовала твердая уверенность в том, что желаемое как-нибудь да сложится.
Уже затемно остановились на заправке, перекусили на скорую руку в близлежащей столовой, порасспросили аборигенов о мотелях и гостевых домах в округе, получили приблизительное описание маршрута, построенного на языке жестов и обломках английского.
На этом этапе также выяснилось, что у Владлена отсутствуют банковские карты и он легкомысленно предполагал разменять наличные деньги в вездесущих обменниках, которые странным образом попадались довольно редко и предлагали не особо выгодный для экономящего человека курс. Что ж, скупой платит дважды, или… за него платит кто-то другой. Так и вышло в нашей поездке. Поскольку поиск обменников затянул бы нас в и без того бесконечные дебри «найди то, сам не знаю чего», остановились на том, что будем пользоваться моей банковской картой, а затем совершать обмен между собой. Пока же предстоял поиск места для ночлега.
Блуждали в потемках, всматриваясь в кромешную ночь. После долгих виляний по указанному нам на ломаном английском «маршруту» набрели наконец на какой-то мотель под кодовым названием «Под пихтой» или что-то вроде того. Цена оказалась приемлемой. Марина договорилась о размещении для себя и своих детей. Я, как человек по-походному настроенный, собирался поставить палатку и окунуться в лоно природы. Владлен и Зинаида решили ночевать в микроавтобусе, притом что первый имел с собой хотя бы спальный мешок, вторая же не имела при себе даже куртки на холодное время суток. Впрочем, судя по тому, как Зинаида капитально устроилась на задних сиденьях (я бы даже сказал, вросла в них), выходить из автомобиля она не собиралась до самой Москвы. Надо отдать ей должное, на всех остановках до сего момента ни в туалет, ни в столовую она свой пост не покидала, так что мы уже в шутку развивали импровизации на тему, не везет ли тетя Зина золотых слитков в своих огромных баулах. Ответ, скорей всего, был до тривиальности прост: Зинаида (как, наверное, и каждый из нас) не хотела тратить деньги и настроилась на марш-бросок Берлин – Москва.
На остановке «Под пихтой» тете Зине нежданно-негаданно повезло: в четырехместном номере, который сняла Марина, еще оставалась одна незанятая кровать, на которой Зинаида после уговоров и некоторого колебания все-таки решилась разместиться, сменив свой вертикальный пост на горизонтальную дислокацию.
Ранним утром она первая постучала в окно машины, разбудила Владлена и водворилась на оккупированном ею сиденье. Надо сказать, что из-за близости к дороге и часто проезжающих по ней машин ни я, ни Владлен толком не выспались. Краткий неполноценный сон на неудобных сиденьях помял водителя еще больше, и он при всей присущей его характеру жизнерадостности все же не мог сдержать зевков. Даже «нелегальный» утренний душ в съемных апартаментах не добавил в его внешний вид свежести. Зинаида, напротив, была в наилучшем расположении духа и вразрез присущей ей молчаливостью словоохотлива. Как только пассажиры расселись по своим местам и «дело сдвинулось таки с мертвой точки», настроение ее улучшилось, так что она вежливо поинтересовалась у водителя:
– Ну что, Женька, хорошо хоть выспался?
Вдоволь посмеявшись, поглядывая в зеркало заднего вида на недоумевающее лицо Зинаиды, Владлен вынужден был признаться:
– Может быть, Женька и хорошо поспал, а я вот как-то не очень. Машины шныряли туда-сюда, какие-то люди постоянно разговаривали. Разве что горизонталь слегка мозги вправила.
Слово не воробей, приклеится – не оторвешь. С этого момента Владлен стал для нас Женькой. Это имя отражало во многом безалаберный, но все же бодрый, жизнеутверждающий характер нашего попутчика в большей степени, чем архаичная увесистость исторической аббревиатуры.
Интересно, существуют ли прецеденты в мировой истории, когда имена вождей и названия событий мутируют в имена: Юргоз (Юрий Гагарин облетел Землю), Валтерперженка (Валентина Терешкова – первая женщина-космонавт), Кукуцаполь (кукуруза – царица полей), Лапандальда (лагерь папанинцев на льдине)? Наверное, только носитель русского языка советской эпохи был расположен к такого рода игрищам, вплоть до революционного переиначивания самой сути языка.
Падок народ до всяких псевдоновшеств и сейчас. И если девяносто лет назад это были имена революционеров, то теперь им на смену пришли всякие англоязычные словечки вроде «девайсов» и «гаджетов». Заметил эту особенность и во многих странах, в частности на территории бывшей ГДР. Сюда незамедлительно после объединения с ФРГ вместе с новыми веяниями и чаяниями пришла и новая мода на красивые названия. Новоиспеченные «сограждане» принялись давать детям по-настоящему прогрессивные имена, взятые из американских сериалов, вроде Джессики, Мелани, Джона, Тимоти и иже с ними. В комбинации с немецкими фамилиями и в немецком же окружении эти имена звучат абсолютно нелепо. «Чем бы прогрессивный родитель ни тешился, а дитяти придется плакать», – по-своему интерпретировал я поговорку.
– Женька, а чего тебя Владленом назвали?
– Дед был ярый коммунист. Настоял на своем. Предложил на выбор Марлен или Владлен. Родители не смогли его переубедить, да и сам отец до сих левых идей придерживается. К тому же ему сначала тоже досталось – Мэлисом назвали, то есть Маркс-Энгельс-Ленин-Иосиф-Сталин. Потом, правда, после развенчания культа личности, в Михаилы переименовали. Дед тогда очень сердился, что так заблуждался, но в значении ленинского пути не разуверился. Стальной человек, до сих пор его помню. При всей своей простоте – не человек, а скала. Вот благодаря таким и страну построили, и в войне победили. В общем, я думаю, с именем могло бы и хуже получиться – вроде Ленгенмира и Ленгварда. Да и не в имени дело, мое личное мнение. Знаешь, как говорят: хоть горшком назови, только в печь не ставь.
– Я еще знаю: как ни назови, только корми и пои.
18. Размышление о времени
Заруби себе на носу, запомни навечно,
если я расплету косу, волосы будут литься речкой.
Это не станция конечная, а вплетенная в песню вязь,
самое сокровенное, наш сказ про богобоязнь.
Это ощущение времени – скудоумие и нищета,
разрешение бремени – перерождение из боярей в ЦК,
из Ревка в оцепление Гулага.
Отчего так повелось, почему так есть,
что встает комом в горле кость – наша песнь?
Завершится наш мир теперь уже наверняка
гулом ярких светил, поглощающих небо и облака.
Только вот здесь внизу, на Земле,
окоянной реке,
люд поносит себя и подобных себе чад,
гудит на могучем сверхязыке.
Зудят губы слова – леса строй, словоград,
стену, дом, каземат предложения,
кирпичи красным цветом горят.
Говорят, надо жить, не тужить, чтобы петь,
и, конечно, служить, чтоб терпеть.
Говорят, чтоб убить, надо корму задать,
ну а если любить, тогда и страдать…
Говорят, если дар, буду рад и рукоплескать,
а задаром болтать – не хочу время скрадывать.
Говорят, если силой взять мощь и слова,
то народы смолоть без следа можно чрез жернова.
Говорят, у истории запахов для победителей нет.
Говорят, проигравших не помнят, тиранов жгут, варят шербет.
Говорят и глаголят, молвят, стонут, вопят —
голова идет кругом, мы оболганы с головы до пят.
Что же делать нам, отчего повелось,
почему так есть?
Комом в горле стоит вопрос, занимается песнь:
заруби себе на носу, запомни навечно,
если я расплету косу, волосы будут литься речкой.
Это не станция конечная, а вплетенная в песню вязь,
самое сокровенное, наш сказ про богобоязнь.
* * *
Скерцо на тему «постскриптум»
(эхо блюза)
…ем архизвук мифологем,лексем, графем, морфем, фонем.Я – омнивор, всеядный меми крохобор средь букв и слов,и мой сегодняшний уловдарю, как Винни-Пух, всем-всем.Театр – мир, а жизнь – игра,актеры – люди, ум – венецтворения…– Ты снова за слова?– Прости… теперь конец.19. Досужие домыслы
Ночевка в Польше всем пришлась по вкусу. Как ни крути, но даже после непродолжительного сна голова соображает лучше. Кто-то кимарил, кто-то шутил напропалую, кто-то пытался завести светскую беседу. В скором времени выяснился и такой забавный нюанс: видимо, пользуясь пословицей «Что не съем, то понадкусываю», Марина утащила с собой два одеяла из злополучного номера. Мы посмеивались над забавным казусом, представляя, как хозяин мотеля обнаруживает, что в номере вместо заявленных троих ночевали четверо, которые изрядно попользовались душем, туалетом и до кучи прихватили два одеяла. Возможно, однако, история эта не была для него чем-то из ряда вон выходящим. Мне рассказывали уже подобный анекдот о польских сезонных рабочих в Германии, которые попытались вынести из номера все подчистую, включая мягкую мебель в разобранном виде. С крупногабаритными вещами, собственно, эти незатейливые воришки и погорели. Будем надеяться, что для хозяина мотеля «Под пихтой» наш кратковременный набег не стал большим потрясением.
Утро вечера во многом мудренее, голова чище, память сонливее, а язык разговорчивее. Зинаида довольно быстро проболталась о том, что ездила в гости к берлинской родственнице и основным их времяпрепровождением было посещение благотворительных заведений для обездоленных, с тем чтобы набрать несколько баулов тряпок, которые предстояло теперь сбыть в Уфе.
Затем последовал продолжительный обмен мнениями о том, в какой части Франции русскому человеку живется лучше. Марина настаивала на том, что жить можно в любом месте, где устроены муж и дети, а Владлен-Женька рассказывал, что ему пришлось сбежать из Парижа, поскольку в этом городе много разного сброда и отсутствует спокойная жизнь.
– Мне и жене очень нравится то, что все такое аккуратное, миниатюрное, прибранное, – делился он переживаниями. – Опять же, нервотрепки постоянной нет. Все уравновешено, рассчитано, разложено по полочкам. Жизнь размеренна, гляди только под ноги, чтоб не наступить на неприятности. А в Париже, конечно, слишком много хаоса. Ну его на фиг. Мне хватило.
– Да ладно, – не соглашалась Марина, – не такая уж там и хаотичная жизнь. Вполне можно найти укромные местечки. Главное, в нужное место попасть, чтобы не пришлось в арабском гетто где-нибудь ютиться, – по ночам на улицу не выйдешь, безнаказанность вопиющая. Опять же, культурная столица. Цены, конечно, адские, и туристов много, но это, понятно, проблема всякого мегаполиса. Но все-таки в провинции тоскливо как-то. У нас в Хабаровске и то повеселее, хотя, казалось бы, Дальний Восток.
– Не согласен. Чего веселого? Ладно пока молодой, а потом, когда семьей обзаведешься? Там уже не до увеселительных заведений. Работа – дом – выхи – дети – школа. Романтика, одним словом. А тут как раз все установлено, предрешено. Язык, конечно, нужно подучить. Это самое главное. А там уже и работу какую-никакую найти можно, тут подкрутиться, там вывернуться. Опять же, государство о тебе заботится в некоторой степени – по крайней мере, есть такое ощущение, подохнуть не дадут, если, конечно, не спиться, не сколоться. Ох, я этого добра в Париже насмотрелся, райончик у нас был то что надо для культурного шока. Мы оттуда быстро свинтили, жена подыскала работенку в Лионе, чемоданы собрали – и поминай как звали. К тому, что тебя за своего не считают, надо, конечно, попривыкнуть. В Париже с этим проще, не спорю. Зато у меня дети теперь французы. Я вот еще стараюсь раз в год к родителям выбраться, а они уже даже и не горят желанием куда-то ехать.
