День ботаника

Парень повеселел.

– Я так и подумал: если доберусь до вас без проблем – значит, имеет смысл поступать. А иначе, что за жизнь в четырёх стенах?

– Ну-ну, юноша, не стоит перегибать палку. – в голосе Кузьменкова обозначился лёгкий укор. – Большинство наших студентов, да и сотрудников тоже, не могут отойти от ГЗ дальше, чем на полсотни шагов. И ничего – работают, живут и не жалуются. У нас здесь, знаешь ли, очень интересная жизнь.

– Я читал… – кивнул абитуриент. – И мечтаю заняться изучением Московского Леса. Я даже подавал на грант ЮНЕСКО, но мне ответили, что заявку рассмотрят не раньше, чем через три года. А я не могу ждать так долго!

– Не терпится осчастливить человечество эпохальным открытием? – усмехнулся секретарь. – Я прочитал твоё резюме. Бакалавриат НГУ, физический факультет – это серьёзно. Не изложишь вкратце, чем бы ты хотел заниматься?

– Да чем угодно! – немедленно воодушевился парень. – Для физика здесь непаханое поле. Чего стоит одно влияние Леса на полупроводники!

– Да, это наша беда. – вздохнул Кузьменков. – Аппаратура выходит из строя, стоит только пересечь МКАД. Из-за этого над Лесом невозможно летать – ниже пятнадцати километров сдыхает вся электроника. А что творится с аккумуляторами? Даже самые современные, литий-серные и литий-титанатные, разряжаются в считанные минуты и уже никуда не годятся!

– А космическая и аэрофотосъёмка? – подхватил абитуриент. – В любых диапазонах Лес выглядит размытым пятном, и никак эти изображения не улучшить. Не говоря уж, о непрохождении радиоволн во всех диапазонах!

Видно было, что он оседлал любимого конька.

– Достаточно, юноша. – Кузьменков старался говорить сухо, хотя ему не хотелось прерывать паренька. Нечасто встретишь таких, исполненных наивного, почти детского энтузиазма.

– Как ты проник в Лес, нас не интересует. На территории Университета действует особый правовой режим, установленный спецкомитетом ЮНЕСКО. Учитывая стаж в бакалавриате, мы можем тебя зачислить. К учёбе приступишь со второго семестра, но сперва придётся досдать кое-какие предметы – химию, биологию… А ещё – нормативы по физподготовке и медосмотр, это обязательное условие. Надеюсь, со здоровьем особых проблем нет?

– Никаких! – весело ответил парень. – Я много занимался спортом, ходил в турпоходы по тайге. Даже скалолазание освоил – ездил на соревнования в Красноярск от университетской секции.

– «Столбы»? – улыбнулся секретарь. – Как же, как же: «Китайская стена», «Внучка», «Дымоход»[3]…

– Вы тоже столбист?

– Баловался в студенческие годы.

Кузьменков ещё раз заглянул в паспорт, потом перевёл взгляд на лицо абитуриента. Открытое лицо, короткая стрижка, глаза серые.

Высокий, широкоплечий – такие нравятся девушкам. К тому же, спортсмен. Идеальная картинка, а не человек, хоть в рекламный плакат вставляй. Даже несколько неудобно…

– Что ж, значит, в этом плане сложностей не предвидится. До начала второго семестра три месяца. Жить будешь в общежитии. Плата невысокая, к тому же в неё включено двухразовое питание. Когда тебя зачислят, всё это будет бесплатно.

Абитуриент – теперь уже официально! – замялся.

– Наверное, денег мне надолго не хватит…

Но секретарь его не слушал. Он заполнил бланк и пододвинул его собеседнику, добавив пухлую брошюрку с университетской высоткой на обложке.

– Отдашь коменданту общежития. Это в корпусе «Д» – спросишь, покажут. В буклете сведения о порядках на территории МГУ, а так же о некоторых важных моментах – например, что делать в случае острого приступа эЛ-А.

– ЭЛ-А – это Лесная Аллергия, да? Но я же не подвержен…

– Ты-то может, и нет. А если приступ случится с другим, и надо будет оказать первую помощь? Анафилактический шок, к твоему сведению, приводит к летальному исходу в двадцати случаях из ста. А если вовремя не помочь – то в восьмидесяти. Да и насчёт себя не спеши зарекаться: порой эЛ-А проявляется спустя недели и даже месяцы.

Молодой человек кивнул. Энтузиазма на его лице несколько поубавилось.

– Расписание экзаменов получишь в секретариате. И вот ещё что…

Он черкнул несколько слов на обороте карточки с надписью «Кузьменков Виктор Иванович, кандидат биологических наук».

– Поднимись на двенадцатый этаж, на кафедру ксеноботаники. Спросишь лабораторию экспериментальной микологии, им, кажется, нужен лаборант. Завлаба зовут Яков Израилевич. Если он тебя возьмёт – сможешь работать и готовиться к экзаменам. А хорошо себя зарекомендуешь – замолвит словечко перед комиссией. И имей в виду, мы тут живём не по неделям, а по декадам, придётся привыкать.

– По декадам? Это как?

– Десятидневки. Восемь дней работы, два отдыха. Сегодня первый день декады.

Абитуриент повертел визитку в пальцах.

– И что мне надо будет делать?

Юность, как всегда, тороплива, вздохнул про себя секретарь. Зарплата, режим работы – это их не заботит. Другое дело – задачи, опасности, желательно, смертельные.

– Вот возьмут и узнаешь. Да, и напиши заявление – Университет выдаст тебе в счёт будущей стипендии небольшой аванс.

– Но я могу не набрать балл, достаточный для получения стипендии…

– А для чего, по-твоему, я посылаю тебя к Яше? Премии за выходы в поле – это, друг мой, не стипендия! С полным иммунитетом к эЛ-А и такой физподготовкой тебе прямая дорога в рейдеры, а это уже совсем другие деньги. Рейдеры, – пояснил секретарь, – это сотрудники, обученные для действий глубоко в Лесу. Элита!

– Но меня никто не обучал…

– Обучат. И не забудь сдать анализ крови, без него тебя дальше вестибюля не выпустят.

Молодой человек сгрёб со стола бумаги и заспешил к двери. Секретарь проводил его взглядом и отогнал от себя вопрос, не дававший покоя уже третий день: зачем его старинному приятелю и однокашнику, ныне проректору сколковского филиала МГУ понадобилось, чтобы этот абитуриент попал именно в лабораторию экспериментальной микологии?

III

Даже с закрытыми глазами можно было с лёгкостью определить направление на набережную Водоотводного канала – по незримому, но убийственно реальному потоку удушающей, злобной энергии, хлещущей со стороны Чернолеса. Оттуда и приходят шипомордники – перебираются по Калинову, некогда Лужкову мосту. Ни одна самая отмороженная тварь не рискнёт сунуться в воду у берега Болотного острова – в момент одни косточки останутся…

Сергей повернулся к чёрному напору спиной и зашагал по Лаврушинскому переулку, мимо кирпичных тумб, соединённых проржавевшей фигурной решёткой.

Сквер на углу Ордынского тупика оккупировали великанские грабы. Их кроны смыкались высоко над крышами – на глаз в этих гигантах было метров по семьдесят.

Петюня, как выяснилось, и не думал паниковать. Он сидел на поваленной колонне, оставшейся от какого-то памятника, и дымил самокруткой. Серый ослик, постоянный спутник челнока в его коммерческих рейсах по Лесу, меланхолически пощипывал ползучую травку, которым была оплетена голова, венчающая колонну. Приметная такая голова: худое, измождённое лицо со впалыми щеками и скорбно изломанным разрезом рта. Её, как и саму колонну, покрывала густая зелёная патина.

– Ты бы за животиной приглядывал… – посоветовал Сергей. – Не ровён час, потравится. Чернолес в двух шагах, хрен его знает, что оттуда ветром надует?

– Не… – лениво отозвался челнок. Он погасил бычок о нос памятника и спрятал в кисет. – Скотина умная, знает, что можно жрать, а что – нельзя. Да и желудок лужёный, проволочный вьюн, и тот переваривает. Где твой ящик-то, приволок?

– Нет ящика… – вздохнул Сергей. – Не понадобился, прямо там и бросил.

– Жаль. – посочувствовал Петюня. – Выходит, зря его пёрли? Ну да, на нет и суда нет, на обратном пути легче будет.

Ящик, которым интересовался напарник, плоская дубовая коробка метр на метр с четвертью, на латунных петлях, с замками и кожаными уплотнениями, предназначался для другого заказа. Ради него Сергей и пригласил челнока с осликом – не тащить же на себе увесистый и крайне неудобный груз?

– Бич, ты в курсах, что у тебя щека порвана?

Сергей провёл пальцами по лицу.

– Шипомордник зацепил. Надо же, я и не заметил…

Петюня охнул и полез в кармашек своего рюкзака.

– Давай обработаю, а то, мало ли какая зараза?

Он откупорил стеклянную баночку, зачерпнул пальцем зелёную, сильно пахнущую травами смесь и стал накладывать её на пораненную щёку. Сергей зашипел – смесь жгла.

– Во-от, сейчас заклеим – и ладненько. Где тебя угораздило, с шипомордниками? Руку-то убери! Как ребёнок, право слово!

Егерь поспешно отдёрнул пальцы от пластыря.

– Внутри, в вестибюле галереи. Кстати, пора отсюда валить – как бы они нам на хвост не сели.

Шипомордники по своей природе не способны смирится с поражением. Уцелевшие твари разбредутся по одной, но далеко не уйдут – каждая отыщет другую стаю, и после приветственного ритуала, состоящего из немелодичных трелей, прыжков и подёргиваний хвостами, поведёт их по следам обидчика. И горе тому, если он не успеет уйти достаточно далеко: часа не пройдёт, как на хвосте повиснет десятка полтора голодных – шипомордники всегда голодны! – чернолесских гадин.

Челнок встревожился.

– Валим, конечно! Иди сюда, Мойша, подпругу подтяну…

В своё время, узнав, как Петюня зовёт своего длинноухого напарника, Сергей заподозрил челнока в антисемитизме. Выяснилось, однако, что имя дано в честь ослика из старого мультика про Алёшу Поповича. Звали мультяшного ослика, разумеется, «Моисей» – в честь библейского пророка.

Ослик Мойша, услыхав своё имя, оторвался от трапезы и повернулся к егерю. В выпуклых глазах читался немой укор: «Не мог подольше погулять, не видишь – кушаю!?»

Петюня обитал в Лесу с первых дней, и оставалось лишь удивляться, как десятилетний пацанёнок сумел в одиночку выжить в безумном хаосе Зелёного Прилива. А ведь выжил, вырос и даже занятие нашёл в самый раз для одиночки: стал одним из бродячих торговцев, называемых, по старой московской привычке «челноками». С егерем он был знаком давно и не раз оказывал ему подобные услуги.

– Бич, а правда, что стая, когда потеряет след, съедает проводника?

– Откуда ты это взял? – Сергей удивлённо поднял брови. – Ты ж, клык на холодец, живого шипомордника в глаза не видел!

– Уберёг бог! – челнок сплюнул и мелко перекрестился. Он, как и большинство лесовиков, имел своеобразные представления о религии, но суеверен был до крайности. – Один человек с Большого Болота рассказывал. Постоят мол, пощёлкают, а потом набрасываются на чужака и рвут в клочки.

«Большим Болотом» в Лесу называли обширные заболоченные территории к северу от ВДНХ.

– Байки всё это. Откуда болотным жителям знать повадки шипомордников? Их не то, что в тех краях – за рекой-то ни разу не встречали.

– Ты егерь, тебе виднее. – не стал спорить Петюня. Он закончил возиться с подпругой и закинул на вьючное седло свой мешок. – Давай рюкзак, всё одно налегке.

Сергей мотнул головой – не хотелось расставаться с привычной тяжестью «Ермака». К тому же, походное снаряжение приторочено к станку, если что – руки сами находят нужный предмет.

Петюня нервно озирался, тиская карабин. Он, в отличие от других челноков, таскал с собой не двустволку и даже не помповик, а армейский СКС с откидным штыком. И чрезвычайно им дорожил.

– Ну что, пошли? А то дождёмся приключений на свою задницу.

– Пошли.

IV

Заведующий складом Михась Вонгянович Вислогуз походил на персонажа армейского фольклора – не хватало, разве что, кителя из офицерского габардина и гладких, с маленькими звёздочками, погон. Обстановка тоже соответствовала – ни дать, ни взять, ротная каптёрка с барьером и решёткой из арматуры. За ней громоздились стеллажи, заставленные ящиками, коробками и жестяными банками.

– Новий лаборант, значить… – Вислогуз двумя пальцами разгладил сивые усы, отчего ещё больше стал похож на хохла-прапорщика. – Имущество прийшо̀в получать? А имущество – воно̀, ж гро̀шей стоит! Утратишь, або спортишь – хто платить будэ?

Он и говорил, как хохол, чередуя русские и малороссийские слова и обороты.

– Я и заплачу, кто ж ещё? Вы же под роспись выдаёте!

– Заплатит вин… – скривился «прапор». – Та що с тоби взять, хлопчик? Мабуть, не от богатой життя̀ в лаборанты подался, гро̀ши потрѝбни?

– Потрибни. – не стал скрывать Егор. – Нужны, то есть. Гро̀ши.

– А коли потрибни – бережи казённе майно! Ось туточки поставь загогулину…

И протянул Егору амбарную книгу. На бледно-жёлтой картонной обложке с матерчатым корешком значилось: «ЖУРНАЛ УЧЁТА». И, ниже, от руки: «Лаборатория эксп. микологии. Выдача спецодежды и имущества».

– Споча̀тку – одёжа. Робочий костюм, брезентовий…

На барьер легла стопка светло-зелёной ткани. Егор развернул, встряхнул – куртка с глубоким капюшоном, москитной сеткой, карманом на груди и белыми хлопчатобумажными тесёмками-завязками на рукавах. Брюки – мешковатые, с такими же тесёмками внизу штанин.

– Це особливая одёжа супротив усяких паразитив. Ось моту̀зочки, бачишь? Перед выходом в Лес затя̀гуй, щоб ниякая гидо̀та ни пролизла!

Егора так и подмывало сказать, что он приехал из Новосибирска и о мерах против энцефалитного клеща знает не понаслышке. Но сдержался – сейчас не время для самоутверждения.

– Пуговици пластмассови були, так их плесень схарчила. Нови сам пришьешь – ось, трима̀й!

«Прапор» прибавил к стопке горсть мелких зелёных пуговиц. Егор взял одну: на металле выдавлена пятиконечная звёздочка с серпом и молотом.

– Шить-то умеешь?

– Справлюсь.

– Тоди обувка. Тоби шо – чоботы, черевики? Ось, выбирай.

Выбор предлагался небогатый: солдатские кирзачи, все в жестяных складках от долгого хранения, и ботинки-берцы. Егор без колебаний взял берцы.

К Вислогузу его отправил заведующий лабораторией – после того, как прочёл записку на обороте визитки и задал несколько вопросов. И всё: «Вы приняты, молодой человек. Срок стажировки – неделя, а пока, ступайте на склад, получите всё необходимое».

В список «всего необходимого», кроме одежды и обуви, входили: армейский котелок, фляга, сапёрная лопатка, кожаный ремень с латунной пряжкой украшенной звездой, брезентовый рюкзак со шнуровкой по бокам и офицерская плащ-палатка. Напоследок из-под барьера появился кожаный планшет на тонком ремешке.

– Тримай, студент, вид сердца видтрива̀ю! Карандаши визьмеш у девчат у канцелярии. Компаса нет, у Лесу вин каже ни направления, а погоду на запрошлый год. И ось ще…

Егор недоумённо повертел в руках прямоугольник из желтоватого прозрачного пластика, испещрённого фигурными отверстиями, со шкалами по краям. Чёрные буквы сообщали: «Офицерская линейка».

– А я думал, в Лесу полистирол разлагается…

– Селюк ты хлопчик, а ния̀кий не студент! Це не полистирол, а целлулоид – против его Лес ничо̀го не мае. Ось и на планшете карманчик прозрачный, бачишь? Вин тоже с целлулоида. А полистирол, полиэтилен та ѝньший пропилен – плесень их за пять хвалын зжира̀е, озирну̀тися не поспеешь!

– А почему всё такое старое? Нет, я понимаю, в современном снаряжении сплошь полимеры, но неужели не нашлось чего-нибудь поновее? Этому хламу лет сто!

– Не хлам, а армейское имущество со спецсхранения! – от возмущения завскладом даже забыл о ридной мове. – Склады – здесь, под Главным зданием. Никакой синтетики, натурпродукт!

– Может, там и оружие есть?

– Может, и есть. Тильки тебе воно не положено. Якщо зроблять тоби рейдером – тоди иньша справа, тоди выдадут. Только спочатку зачёт треба буде сдать. А пока – ось, тримай!

Он перескакивал с суржика на русский, сам того не замечая. Видимо, этого требовали некие соображения высшего порядка, недоступные ничтожествам, вроде нового лаборанта.

В очередном предмете «армейского имущества» Егор узнал штык-нож от АК-47 старого образца – в вытертых до белизны металлических ножнах, с рыжими бакелитовыми щёчками.

– Ох, лы̀шенько, трохи не забув…

Вислогуз покопался в шкафу и извлёк матерчатую сумку зелёного цвета с лямкой через плечо. Егор отстегнул клапан, украшенный расплывшимся фиолетовым штампом, и удивлённо присвистнул.

– Противогаз-то зачем?

Такие он видел только в музее: резиновая серо-зелёная полумаска с круглыми стеклянными глазницами, лямками на затылке и ребристым хоботом, соединённым с жестяным бочонком фильтра.

– В Лесу дюже богато ядовитых спор и пыльцы. Ты же не хочешь надышаться який-нибудь гидотой?

Егор пожал плечами – действительно, перспектива удручающая.

– За штык распишись в иньший ведомости, тому що порядок. Ось тут, добре… Претензий, значить, немае?

– Немае. Спасибо вам, товарищ пра… э-э-э, заведующий.

Егор сложил «имущество» в рюкзак и затянул брезентовые ремешки.

– Так я пойду?

– Йди, хлопець, йди.

V

Их нагнали на Большой Ордынке. Завеса крон образовала здесь разрыв – пятидесятиметровые лесные великаны возвышались только на правой стороне улицы; на левой же пространство между домами захватили высоченные, вровень с пятыми этажами, кусты акации и буйно разросшаяся сирень. Удивительная это была сирень – в аномальном климате Леса она цвела раз в три-четыре месяца, независимо от сезона. И всё это время окрестные улицы затоплял одуряющий аромат.

Заметив мелькнувших в глубине Иверского переулка шипомордников, Сергей кинулся к церкви на правой стороне улицы. Их преследовали три стаи, полтора десятка шипомордников, агрессивных, злых, охочих до человеческой плоти, а ниши между колоннами обещали какую-никакую защиту – твари хотя бы не бросятся с разных сторон.

Когда стаи охотятся вперегонки, никаких «танцев с волками» и поочерёдных нападений не бывает. Накинутся все разом, стремясь вырвать добычу из когтей конкурентов. И их придётся встречать – свинцом и острой сталью.

Петюня спиной затолкал мелко трясущегося Мойшу в нишу между колоннами, откинул штык и звонким щелчком зафиксировал его. Руки у челнока дрожали, и Сергей подумал, что толку от такого союзника будет немного.

– Нам бы только сбить первый напор. – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – Положим двух-трёх, остальные кинутся их рвать, а мы тем временем отойдём на пару кварталов. До Добрынинки недалеко, туда не сунутся. – Может, укроемся в подъезде? – Петюня кивнул на противоположную сторону улицы, где под покосившейся вывеской чернел дверной проём. – Поднимемся повыше, завалим лестницу, отсидимся…

– И сколько ты собрался отсиживаться? – поинтересовался Сергей. – Они ведь не отстанут, клык на холодец! Застрянем – через час здесь будет половина шипомордников Чернолеса. И надолго нам хватит патронов?

– У меня четыре снаряженные обоймы. Ещё в рюкзаке пачка, двадцать штук – и всё.

– А у меня и того меньше. Такой боезапас мигом сожжём, а потом – штыком отбиваться?

– Да я что, я ничего. – уныло отозвался Петюня. – Ты егерь, тебе виднее…

Первую тварь Сергей снял в прыжке, из правого ствола. Выстрелом из левого, в упор, разворотил загривок второй, попытавшейся проскользнуть низом, и едва в этом не преуспевшей – ещё мгновение, и шипы пропороли бы егерю бедро. Следующие отпрянули от тычка рогатиной и попятились, подарив драгоценные секунды на перезарядку.

Слева часто захлопал карабин. Силы удара пуль промежуточного патрона 7,62 миллиметра не хватало, чтобы гарантированно свалить шипомордника – подстреленные заполошно чирикали, свистели, вертелись на месте, пытаясь дотянуться до ран.

Затвор СКС клацнул и встал на задержку. Петюня воткнул новую обойму, загнал в магазин патроны, но выстрелить не успел – особенно крупный шипомордник, перемахнув через сородичей, обрушился на него сверху.

У челнока было не больше мгновения, чтобы спасти свою жизнь. И он не подкачал: припал на колено и принял трёхпудовую тушу на штык. Гадина извернулась, силясь достать жертву скорпионьим хвостом, но тут штык сломался и тварь отлетела в сторону, шмякнувшись о колонну. На смену ей пришли две другие – низко припали на передние лапы и поджали хвосты для прыжка «колобком». Петюня, вконец потерявший от страха голову, перехватил карабин за ствол и замахнулся, как бейсбольной битой – словно собирался отправить в аут эти смертельно опасные мячики.

По ушам ударил шипящий свист. Первая тварь опрокинулась на бок – из лопатки у неё торчал хвостовик арбалетного болта. Вторая сиганула в сторону и исчезла в завесе проволочного вьюна.

– Эй, сюда ходи, прикроем, да?!

Новый залп – на этот раз к арбалетам присоединились помповые ружья. Хлёстко, как пастуший кнут, ударила винтовка. Пятеро стрелков растянулись в цепь поперёк улицы. Командовал тот, что стоял в середине – здоровенный, широкоплечий, в выцветшем пиксельном камуфляже и оранжевом, лихо заломленном на ухо берете. За поясом кинжал-кама в чеканных ножнах, у ног захлёбывается утробным рыком кавказская овчарка.

– Воккха стаг, могушалла муха ю хьян[4], Ваха! – Сергей помахал владельцу берета. – Сказать не могу, как я тебе рад!

Чечен в приветственном жесте поднял над головой СВД.

– Спецназ своих не бросает, Бич! Услышал стрельбу – ну, думаю, хорошие люди в беду попали, помогать надо. Молчать, Абрек!

Огромный пёс недовольно заворчал. На Сергея он не смотрел – провожал недобрым взглядом жёлтых глаз удирающих по Большой Ордынке шипомордников. Под густой шерстью дрожали натянутые мускулы: стоит хозяину подать знак, и сорвётся с места – рвать, давить.

– Здравствуйте, уважаемый Ваха! – Петюня опасливо выглянул из-за колонны. – Вы собачку-то попридержите, а то, как бы она моего Мойшика не кусила.

– Нэ боись, брат! – ухмыльнулся чечен. – Веди своего ишака, Абрек не тронет, если я не велю.

Ослик с библейским именем не внял этим заверениям, и Петюне пришлось с проклятиями выволакивать упрямую животину из ниши. Вахины бойцы тем временем занялись подстреленными тварями.

– Мускусные железы вырезают? – Петюня кивнул на охотника, наклонившегося к туше с ножом. За спиной у него висел блочный арбалет.

Чечен развёл руками.

– Слюшай, откуда я знаю – мускус-шмускус? Твои дружки хорошую плату дают, вот Василь Петрович и режет. Пятьдэсят желудей за хвост, э?

Лесные знатоки снадобий, широко использовали секреты, выделяемые железами в основании хвоста чернолесской твари. Но шипомордники были редкой добычей – мало кто из охотников рисковал соваться в Чернолес, а сами твари нечасто выбирались наружу. Так что вахины охотнички не собирались упускать случая.

– Куда дальше пойдёшь, Бич? – осведомился Ваха. – А то, давай к нам, на Кордон, а? Примем как дорогих гостей!

Сергей пожал плечами.

– Не знаю, Ваха, не знаю. Я к Крымскому мосту собирался, за мной туда утром должна прийти лодка.

– Э-э, брат, какой мост? Шипомордники разбрелись по округе, теперь всё зверьё переполошат. Часа через два стемнеет, куда пойдёте? А на Кордоне – посидим, за жизнь побазарим, чачи выпьем. Завтра с утра и тронетесь.

Подошёл Петюня. Он привязал ослика к решётке и вертел в руках покалеченный карабин.

– Ну вот, штык сломал! С-суки рваные эти ваши шипомордники! Куда он теперь такой?

– Среди них и кобели встречаются, самцы то есть. – не удержался Сергей. – Что до штыка, то загляни к Кузнецу на мост, знаешь? Он сделает в лучшем виде, и не штампованное дерьмо, как у тебя, а кованый, из хорошей стали.

– Знаю, конечно. – уныло кивнул Петюня. – И какие у него цены – тоже знаю. Да и когда ещё я туда доберусь…

– Слюшай, дарагой, зачем добираться, а? – Ваха хлопнул челнока по плечу так, что тот едва устоял на ногах.

– У нас на Кордоне свой кузнец! Кинжалы делает, топоры делает, наконечники. Арбалеты тоже делает, хорошие, с колёсиками! Исправит твой эСКаэС, мамой клянусь! А мы с Бичом пока посидим, побазарим…

– …чачи выпьем. – закончил мысль Сергей. – Ладно, уболтал, чёрт языкастый. Петюня, отвязывай своего Моисея и пошли. И нечего облизываться на шипомордников, не наша добыча!

– Да я и не спорю… – вздохнул челнок. – Только, знал бы ты, Бич, как они идут сейчас на ВДНх! Давеча один тамошний знакомец весточку прислал: «всё, мол, что привезёшь – куплю!» У них бум на чернолесские ингредиенты.

– Сгубит тебя жадность, Петюня. Где ты – а где ВДНХ? Пока доберёшься, десять раз сожрут.

– С чего мне-то туда тащиться? Есть люди, возьмут и заплатят хорошо… Ты, если что, имей в виду, Бич, лады?

– Что имею, то и введу. – усмехнулся егерь. – Шагай уже, коммерсант!

VI

Общежитие поразило Егора своим запущенным видом. Когда-то администрация не пожалела средств, украсив стены декоративными панелями из пластика. Теперь на месте уничтоженного плесенью евровеликолепия осталась облупившаяся извёстка, покрытая неопрятными потёками. О былой роскоши напоминал, разве что, дубовый паркет и деревянные оконные рамы, которые, по счастью, не успели заменить пластиковыми стеклопакетами.

Лесное море, плещущееся у подножия красных, имперского гранита, колонн, не делало попыток проникнуть внутрь Главного Здания МГУ. В его стенах люди не страдали от Лесной Аллергии, грозного синдрома, тридцать лет назад изгнавшего жителей мегаполиса за МКАД, и с тех пор успешно противостоящего попыткам вернуть утраченное.