Могила в горах

– Только не смей никому рассказывать.

– Вообще-то умение хранить тайны – одна из немногих моих сильных сторон.

Урсула кивнула. Безусловно, он не кривил душой. В то время, когда они состояли в близких отношениях, он спал с ее сестрой. С сестрой и бог знает со сколькими еще женщинами. А Урсула не имела об этом ни малейшего понятия. Эдвард Хинде вынудил их обоих вернуться мыслями к тому времени. Урсула, к своему удивлению, обнаружила, что злоба, которую она в течение многих лет питала, почти исчезла, заменившись чувством, больше всего напоминавшим печаль. Того мужчины, который предал ее, больше не существовало. Вернувшийся к ним Себастиан был кем-то другим. По-прежнему блистательный, эгоистичный, раздражающий, самоуверенный и невозможный во всех отношениях, он, казалось, был вынужден прилагать чуть больше усилий ради того, что раньше давалось ему без всякого труда. Когда она смотрела на него, стоящего возле холодильника, пока он еще не знал, что за ним наблюдают, босой, в боксерских трусах и футболке, он выглядел одиноким. Именно это слово первым пришло ей в голову.

Одинокий.

Огорченный или, во всяком случае, печальный.

Почему, она не знала. Дело Хинде и личные привязки Себастиана к жертвам сильно на него подействовали, но прежний Себастиан довольно просто поднялся бы и пошел дальше. А этот нет. Теперь. Почему, она не знала. Он действительно сказал правду. Хранить тайны Себастиан умеет хорошо. По крайней мере, собственные. Она надеялась, что так он поступит и с чужими тайнами. С ее тайной.

– От меня ушел Микке.

Себастиан не удивился. Он догадывался, что это как-то связано с семьей, но думал, что речь идет о Бэлле. Никак не предполагал, что отношения с Микке могут подействовать на Урсулу так сильно. Микке иногда выпивал и слишком много работал над тем, что никогда не интересовало Урсулу. Если Себастиан правильно понимал ситуацию, кроме дочери, у них больше не имелось почти ничего общего. И, по его мнению, никогда не существовало. Их брак был для него загадкой.

– Неужели тебя это действительно огорчает?

Урсула посмотрела на него. Она толком не знала, что ожидала от него услышать, но не это.

– Муж бросил меня после двадцати пяти лет ради другой женщины. Да, это довольно непросто…

– Я не думал, что ты его любишь, – произнес Себастиан, откидываясь на спинку стула с колой в руке.

Урсула поняла, что к объективности и желанной дистанции можно добавить «жестокую откровенность».

– Я не хочу быть брошенной, – честно призналась она, в виде исключения оставив его реплику без комментариев.

– Потому что ты предпочла бы сама его бросить? – Себастиан вглядывался в нее в полумраке. – Проблема не в том, что вы расходитесь, а в том, что он бросил тебя. Тебе бы хотелось решать самой?

– Знаешь, забудь об этом, – вздохнула Урсула и положила ладони на стол, показывая, что разговор окончен. Она собирается идти спать. Себастиан наклонился вперед и накрыл ее руку своей.

– Я не собирался иронизировать. Я вижу, что тебе тяжело, только не совсем понимаю, почему. Ты двадцать лет изменяла ему.

– Двадцать лет назад, – поправила его Урсула.

– Значит, то, что ты трахаешься с Торкелем, не считается?

Урсула остолбенела. Откуда ему известно? Или он просто догадался? Она посмотрела ему в глаза.

– Да, я знаю, и нет, он ничего не говорил, – сказал Себастиан. – По вам это видно.

Из нее словно выпустили воздух, и она опять опустилась на стул. Он сказал правду. Не о Торкеле, – хотя это, конечно, тоже правда, – а о Микке. Он не был большой любовью ее жизни, как и никто другой. Когда-то Себастиан мог бы претендовать на эту роль, но сейчас она всерьез думала, что неспособна любить, по крайней мере так, как ожидают другие люди. Микке долго продержался. Торкель готов был попробовать, она знала. Принять ее такой, какая она есть. Целиком и полностью на ее условиях. Проблема заключалась в том, что он ей не нужен. Ей хотелось только одного. После развода это сделалось для нее особенно важным, и именно этого, она была почти уверена, ей получить не удастся.

Любви дочери.

Она снова посмотрела на Себастиана. Он молча выжидал.

– Ты прав, – тихо произнесла Урсула. – По правде говоря, дело не в Микке. В Бэлле.

– А что с ней?

– Она всегда была папиной дочкой. Но пока мы были вместе, мне все-таки тоже немного перепадало.

Себастиан увидел в приглушенном освещении, как ее глаза немного заблестели. Что-то изменилось.

Если не верить, что все заранее предрешено и твои поступки не имеют значения, то перемена всегда заставляет человека копаться в себе. Как я до этого дошел? Что я мог сделать иначе? Что происходит? Что мне теперь делать? Перемена вынуждает тебя к некоторому самопознанию, и этот взгляд внутрь не всегда оказывается лестным и безболезненным.

– Как ты думаешь, как часто она будет приезжать ко мне домой, когда там не будет Микке?

Себастиан молчал, чувствуя, как разговор подходит неприятно близко. Дочь на расстоянии. Мечта о сопричастности. Боязнь ее не добиться.

– Никогда, – ответила Урсула на собственный вопрос и покачала головой при мысли о предполагаемом сценарии. – Она будет звонить на Рождество и мой день рождения, но про последний постепенно забудет.

– Почему ты так думаешь?

– Мы, собственно, не знаем друг друга, – сказала Урсула несентиментально и так быстро, что Себастиан понял, что она посвятила довольно много времени анализу отношений с дочерью. – Я держала определенную дистанцию. Я со всеми ее держу. Отдаю лишь маленькие части души. С детьми так поступать нельзя. Им ты нужен целиком. Все время.

– Ты сказала ей это?

– Слишком поздно. Она уже взрослая.

– Я так не думаю, – произнес Себастиан со смесью убежденности и надежды в голосе. – Я искренне надеюсь, что еще не поздно. – Он увидел, как она среагировала на необычно заинтересованный тон. – Для тебя, – добавил он на всякий случай.

– Спасибо.

Себастиан кивнул. Они посидели молча. Себастиану было больше нечего добавить, а Урсуле явно было больше нечем поделиться. Она опустошила вторую бутылку пива, отодвинула ее в сторону и положила руки на стол.

– Ну, а ты?

– А что со мной? – поинтересовался Себастиан.

– Что тебе приснилось?

Себастиан взял банку и принялся пить колу, быстро перебирая в голове варианты. Каково его положение в команде? Ванья относится к нему нормально, Билли, несмотря на недавний маленький спектакль, тоже. Торкель – это Торкель. Урсула – по-прежнему человек, которого, возможно, потребуется завоевывать. Правда, она предпочла открыться. Ему. Не кому-нибудь другому в команде, с кем она, вероятно, должна бы находиться в более близких отношениях. Ему. Человеку, который ее когда-то обидел. Человеку, который просил у нее прощения, но не получил. И наверное, не сможет получить. Ни за что. Учитывая их совместную историю, немного откровенности с его стороны, пожалуй, не повредит.

Тем не менее что-то мешало. Не было желания. Просто не хотелось, и все.

Тогда остается ложь. Тоже не вариант – сейчас.

– Поговорим об этом в другой раз, – сказал он, непринужденно пожав плечами, в надежде, что ей такого ответа хватит.

Ей хватило.

Как только рассвело, Себастиан пошел прогуляться. Ориентировался он не слишком хорошо, поэтому решил идти вдоль стремнины, или реки, или как они ее там называли. Дождь временно прекратился, но туман над влажной почвой остался, и облака висели кучно и низко. В те немногие разы, когда Себастиан поднимал взгляд, обзор ему почти полностью закрывали узловатые, перекошенные деревья. Тропинка представляла собой просто глиняную кашу посреди корней и неровностей, поэтому ему приходилось смотреть, куда он ставит ноги, чтобы не поскользнуться.

Они с Урсулой просидели еще несколько минут в пустом ресторане, а затем вернулись к себе в номера. Она напомнила ему, что он пообещал молчать, он сказал, что помнит, и повторил обещание.

У себя в комнате он уселся за маленький складной столик возле окна. Включил мобильный телефон. Восемь сообщений, все от Эллинор. В нескольких она рассуждала, кое-где кричала и чуть ли не угрожала, где-то просила прощения и обещала все забыть, если только он позвонит. В последнем она спокойным голосом объясняла, что все понимает, и обещала обо всем позаботиться. Себастиан опять выключил телефон. Возможно, он решил эту проблему не самым лучшим образом, но в таком случае пусть она подождет до его возвращения в Стокгольм. Сейчас требовалось подумать над другими, более важными вещами.

Поэтому он сидел в номере в полном одиночестве на довольно неудобном деревянном стуле и пытался выработать план.

Прийти к решению.

Не получилось. Мыслям не удавалось задержаться в голове. Сон, словно пеленой, покрывал сознание. Воспоминание принимало почти физическую форму. Раз за разом он ловил себя на том, что крепко сжимает правую руку. Он встал. Принялся расхаживать по комнате, но чем дольше ходил, тем более взвинченным становился. Ему требовалось выйти на улицу. Развеяться.

Движение, свежий воздух, природа, одиночество без ощущения замкнутого пространства, возможно, помогут ему сосредоточиться.

И теперь он шел вдоль бурлящего потока. Взгляд устремлен на горный склон. Тропинка резко повернула влево. Впереди виднелось что-то вроде металлического висячего моста с двойными деревянными досками. По обеим сторонам – перила из стальных тросов. Себастиан вышел на мост и остановился посередине.

Птица, названия которой он не знал, скакала по воде и берегу в том месте, где вода, врезаясь в его край, успокаивалась, почти совсем затихала. Наблюдая за резкими, будто нервными движениями птицы, Себастиан дал волю мыслям.

От сна к разговору с Урсулой и к Ванье. Всегда к Ванье.

Это взаимосвязано.

Она покинет его. Да, он сможет ее навещать. Но сколько раз, чтобы это не показалось странным? Один? Два? Они смогут звонить друг другу, обмениваться мейлами, в крайнем случае он может обзавестись этим скайпом. Но все это вспомогательные средства для поддержания уже имеющихся отношений. Не для создания новых. Было бы просто странно общаться с ней через экран компьютера, если они почти не разговаривают в реальной жизни. Лет через пять это, пожалуй, смогло бы подойти. Когда они стали бы друзьями. Когда он стал бы человеком, чье общество она будет ценить. По-настоящему, за его личные качества, а не потому, что он спас ей жизнь.

В данный момент это не так.

Пока.

Вот сейчас у него есть шанс. Сейчас он может сблизиться с ней и создать нечто прочное и жизнеспособное. Но только если она будет здесь. Рядом с ним.

Птичка явно закончила свои дела на воде, поскольку она низко пролетела между нависающими над берегом деревьями и скрылась. Себастиан выпрямился.

Вообще-то ответ лежит на поверхности.

Все довольно просто.

Разумеется, это неправильно. Эгоистично, он знает. В том, что он собирается сделать, нет ничего от отцовской заботы. Но другого выхода все равно нет.

Себастиан пошел обратно. Спустившись с моста, он решил, что будет действовать.

Как именно, он не знал, но он позаботится, чтобы Ванья не уехала.

Позаботится, чтобы она осталась в Стокгольме.

Осталась с ним.

Утренняя прогулка оказывала освежающее воздействие. Мост Барнхусбрун, улица Шеелегатан, мимо здания суда и налево на Хантверкаргатан. Эллинор шла быстрым шагом, крепко сжимая в левой руке пакет. Она шла не только для того, чтобы вершить правосудие, но и чтобы спасти свои отношения с Себастианом.

После бессонной ночи она чувствовала себя на удивление бодрой. Вчера, когда она так поздно вернулась к себе в квартиру, все казалось совершенно безнадежным. Она звонила Себастиану. Несколько раз. Слышала только короткое сообщение на автоответчике. Каждый раз что-нибудь наговаривала, что именно, она толком не помнила, ее переполняли мысли и эмоции. Под конец она очутилась на диване в гостиной, совершенно обессиленная. Как долго она там просидела, она не знала.

Поздно ночью или, скорее, уже рано утром к ней пришло понимание, как обстоит дело. Как все взаимосвязано.

Почему она не подумала об этом раньше? Она ведь знает своего Себастиана. Его девиз: сильный в одиночку. Ему трудно выражать чувства, трудно рассказывать, чего он на самом деле хочет.

Он слишком упрям, чтобы просить о помощи.

Слишком горд, чтобы казаться нуждающимся.

Слишком заботится о ней, чтобы взваливать на нее свои неприятности и проблемы.

Вспомнить хотя бы, как он заставил ее переехать к нему. Как он пришел к ней домой с историей о серийном убийце, который, возможно, охотился за ней, из-за чего ей необходимо было покинуть квартиру. Вместо того чтобы просто сказать, как есть, – что он хочет ее. Теперь то же самое. На этот раз за его действиями, естественно, тоже кроется нечто иное. Чем дольше она размышляла, тем больше убеждалась в своей правоте.

Когда она догадалась о главном, остальное было довольно просто. Очевидно.

Какая у него может быть причина бросить ее?

Он боится, что она попадет в беду.

Ему кто-то угрожает.

Тогда совершенно естественно, что он не хочет, чтобы она находилась рядом с ним. Она видела такое по телевизору. Как подвергавшийся давлению полицейский, или прокурор, или кто-то там еще отсылал своих родных и близких, чтобы не подвергать их опасности. Поэтому-то он и уехал. Ушел в подполье. Не отвечает на звонки. Ради ее безопасности он готов пожертвовать их любовью.

Но кто угрожает Себастиану?

Естественно предположить, что Вальдемар Литнер.

В любом случае надо начать отсюда и посмотреть, изменится ли ситуация с его отсутствием. Если нет, придется заставить Себастиана открыться ей, заставить его понять, что они должны делить в этой жизни не только радости, но и неприятности. Что они справятся со всем, если только будут вместе и откровенны друг с другом.

Она снова позвонила Себастиану и спокойным, убедительным голосом объяснила, что все понимает, но что она обо всем позаботится.

Ровно в восемь часов она стояла на Хантверкаргатан перед Управлением по борьбе с экономическими преступлениями. Эллинор плохо разбиралась в архитектуре, но шестиэтажная постройка на острове Кунгсхольмен напомнила ей о семидесятых. Здание казалось полосатым из-за того, что окна на каждом этаже завершались расположенными на одном уровне черными пластинами. Идеально ровную поверхность нарушал только флаг, рекламировавший какую-то фирму, находящуюся в этом огромном здании. Напротив за кованой решеткой располагался маленький парк, а в конце улицы возвышалась Ратуша. Солнце светило с раннего утра, и казалось, что после ночного дождя будет хороший осенний день. Эллинор повернула возле обнаженной бронзовой дамы, открыла дверь, посмотрела на доску в фойе и поднялась на лифте на нужный этаж.

– Чем же я могу вам помочь? – спросил забравший Эллинор из рецепции молодой человек, указывая ей на стул по другую сторону письменного стола.

– Ну, как я уже говорила в рецепции, я хочу подать заявление о преступнике.

– Совершившем экономическое преступление?

– Да, экономическое преступление. – Она повторила эти слова с некоторым ударением. Уже произносить их казалось увлекательным. Находиться здесь было увлекательно. Увлекательно и необходимо.

– Хорошо… – Молодой человек повернулся к компьютеру, открыл какой-то бланк и положил руки на клавиши. – На кого вы хотите подать заявление и за что?

– У меня все здесь.

Эллинор положила на стол плотно набитый пластикатовый пакет. Полицейский посмотрел на него с некоторым недоверием.

– Что это такое?

– Расследование. Доказательства. Все, что вам требуется.

Взгляд мужчины по другую сторону стола говорил, что он думает как раз противоположное. Он взялся за ручку пакета, взглянул на кипы бумаг и не смог сдержать вздоха. Эллинор поняла, что пора прибавить словам немного веса.

– Все в порядке, я это не придумала. Расследование проводил полицейский.

Молодой человек оторвался от пакета и посмотрел на нее с любопытством.

– Полицейский?

– Да.

– Кто?

– Его зовут Тролле Херманссон. Или звали. Он умер.

Услышав эти сведения, молодой человек за письменным столом вежливо кивнул. Он явно никогда не слышал о полицейском с таким именем.

– Что же будет дальше? – поинтересовалась Эллинор.

– Мы посмотрим на все это, – мужчина указал на пакет, – и решим, будем ли мы проводить расследование.

– Это и есть расследование, – перебила его Эллинор. – Тут имеется все, что вам надо.

– Если мы станем проводить расследование, – продолжил мужчина, не обращая внимания на ее слова, – то проведем его относительно быстро. Если речь идет о менее серьезных экономических преступлениях, то мы стараемся заканчивать дело в течение пятидесяти дней.

– Я не знаю, насколько это серьезно.

– Поэтому мы должны посмотреть.

Эллинор не уходила. Не забыла ли она чего-нибудь? Она выполнила то, зачем пришла. Пятьдесят дней – это, конечно, очень долго, но у них, наверное, много дел. Она встала. Мужчина тоже поднялся и протянул руку. Эллинор пожала ее, но засомневалась. Возможно, ей все-таки удастся добиться, чтобы ее дело рассмотрели в числе первых.

– Чем скорее вы сможете засадить этого мужчину, тем лучше. Я думаю, он угрожает моему гражданскому мужу.

– Вы так думаете?

– Да.

– Ваш гражданский муж заявлял о какой-нибудь угрозе?

– Нет, но он выставил меня из дома, чтобы защитить.

Эллинор увидела, как мужчина слегка кивнул как будто недоверчиво. Но проблема ему, естественно, знакома. Он же полицейский. Она читала, что угрозы свидетелям являются в обществе возрастающей проблемой.

– Мы посмотрим, что сможем сделать…

– Хорошо, но чем скорее вы возьмете этого Вальдемара Литнера, тем лучше.

Эллинор развернулась и пошла.

Петер Горнак смотрел ей вслед.

Все произошло быстро. Звонок из рецепции, приветствие и знакомство. Как обычно. Однако затем обычное заявление от обычной на вид женщины вылилось в «расследование» в пластикатовом пакете и дальше – в умерших полицейских и угрозы бывшим гражданским мужьям. Как только пластикатовый пакет очутился у него на письменном столе, Петер инстинктивно почувствовал, что это будет пустой тратой времени. Он добросовестно пролистает несколько из полученных бумаг, чтобы потом быстро закрыть дело. Он был совершенно уверен. До тех самых пор, пока она не назвала имя.

Вальдемар Литнер.

Петер учился в Полицейской школе вместе с Ваньей Литнер. На втором курсе у них даже был короткий роман. Через несколько месяцев она поставила в их отношениях точку. Никаких скандалов. Никаких проблем. Они продолжали учиться вместе. Как друзья. Коллегами не стали: после школы они пошли разными путями. Он знал, что она работает в Госкомиссии по расследованию убийств, но они уже несколько лет не виделись. Но ведь ее отца зовут Вальдемар? Да, Петеру помнилось, что так и есть. Разве Литнеров может быть особенно много? Неужели это заявление против отца Ваньи? Тогда еще больше оснований покончить с этим побыстрее.

Петер подтянул к себе пакет, вытащил оттуда бумаги и папки и разложил все перед собой на столе. Открыл верхнюю папку и содрогнулся.

Копия полицейского расследования.

Из Управления по борьбе с экономическими преступлениями.

Петер закрыл папку и повернулся к компьютеру. Он ввел имя, и незамедлительно появился результат. Проводилось предварительное следствие в 2008 году. Прокурор решил не давать делу ход ввиду нехватки доказательств. Петер вернулся к полученному материалу. Полицейское расследование составляло чуть больше половины материалов. Все остальное представляло собой свежие сведения. Новые доказательства.

Отложив верхнюю папку, он взял новые материалы, откинулся на спинку кресла и начал читать.

Буквально через минуту он наткнулся на «Дактеа Инвест» – название, знакомое всем его коллегам и заставившее его незамедлительно отправиться к своему непосредственному начальнику.

Ингрид Эрикссон хорошо помнила Вальдемара Литнера.

Даже очень хорошо. Не самый крупный экономический преступник, которого им не удалось засадить за решетку, но и не самый мелкий. Несколько компаний, опустошенных прямо перед банкротством, переведенные в Панаму доходы, стрелочник, принявший на себя удары в Швеции и счет в Латинской Америке, про который оказалось невозможным узнать, ни кто его подписал, ни куда делись попавшие на него деньги. Речь шла о паре миллионов. Летний дом, квартира для дочери, новая машина. Тратить деньги Вальдемар не боялся, явно пребывая в полной уверенности, что до него ничего проследить нельзя. И был прав. Ингрид пыталась изо всех сил. Будучи начальником отдела, она отвечала за предварительное следствие, с которым теперь пришел Петер Горнак и которое опять оказалось перед ней. Петер сказал, что получил его от какой-то женщины вместе с большим количеством нового материала. Самое интересное было связано с запутанным делом компании «Дактеа».

Если Литнер в нем замешан, значит, он, несомненно, является одним из крупнейших экономических преступников, которых им не удалось засадить за решетку – до сих пор. Если материал, который Ингрид держит в руках, окажется достоверным, на этот раз Литнера осудят.

«Дактеа Инвест» была крупной мошеннической компанией, построенной по «схеме Понци»[8]. На вид она представляла собой надежный финансовый продукт, но по сути являлась финансовой пирамидой, и когда мыльный пузырь лопнул, ответственные лица бесследно исчезли. Тысячи мелких вкладчиков и инвесторов лишились всего. Управление по борьбе с экономическими преступлениями бросило большие ресурсы на поиски ответственных лиц, но те очень ловко скрывали свою идентичность через сложную сеть перекрестного владения, при помощи анонимных фондов и холдинговых компаний в таких райских для ухода от налогов местах, как Каймановы острова и Панама. Ингрид не сомневалась в том, что Литнер играл далеко не главную роль – это было для него слишком крупно, – но он участвовал в создании частей конструкции и воспользовался частью денег. Это отчетливо следовало из нового материала. Для нее этого было достаточно.

Сказать, что ее лично сильно задело, когда им в прошлый раз пришлось закрыть расследование, было бы преувеличением, но все-таки мысль о возможности поймать такого человека, как Вальдемар Литнер, в виновности которого она была убеждена, вызывала у нее известное удовлетворение. Поэтому она действовала быстро. В обычных случаях ее отдел начинал расследование в течение пятидесяти дней с того момента, как они получали информацию или каким-то иным образом узнавали о непорядках. На этот же раз, если бы решала Ингрид, не потребовалось бы даже пяти часов.

Она позвонила в прокуратуру и поговорила со Стигом Венбергом, который занимался этим делом в прошлый раз. Объяснила, почему хочет снова открыть предварительное следствие, переслала по факсу новые сведения и всего через полчаса получила зеленый свет.

Ингрид была очень довольна. Она не просто улучшит процент раскрываемости в отделе, она привлечет СМИ, и это станет отчетливым сигналом для всех тех, кто, подобно Вальдемару Литнеру, думает, что ушел от ответственности, выпутался. Они узнают, что хоть они, возможно, и выиграли несколько, даже много лет, но Управление по борьбе с экономическими преступлениями может нанести им удар в любой момент. Чувствовать себя уверенно они больше не смогут.

Она вызвала к себе своих сотрудников. Работа Литнера, его бизнес, финансовое положение – ко всему этому необходимо снова вернуться и изучить, раз они теперь лучше знают, что следует искать.

У Вероники Стрём не было времени.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Йемтланд – провинция в северной части средней Швеции (Здесь и далее примеч. пер.).

2

Программа жилищной застройки, действовавшая в Швеции в 1965–1975 гг. и предполагавшая строительство за десять лет миллиона квартир.

3

Южная провинция Швеции.

4

Административный центр лена Йемтланд.

5

Город в США, где, в частности, на территории базы ВМС США находится Академия ФБР.

6

Главная премия, присуждаемая шведским журналистам за журналистские расследования.

7

Шведская служба безопасности.

8

Чарльз Понци (1882–1949) – американец итальянского происхождения, организовавший в 20-х годах крупную финансовую пирамиду.