Страсти по Магдалине

Какое-то время Ферхат думал, что ослышался. Любовь этой женщины рушила все препятствия, сносила преграды, не боялась ни подкупа, ни лжи, попирала устои и обходила законы. Он видел лишь радостные глаза, счастливую улыбку и завидовал нищему лекарю, непомнящему откуда родом, но которому удалось заполучить столько богатства, сколько и во сне не приснится.

– Хорошо, луна моя, – сдался Ферхат. – Может быть, твоя хитрость и оправдает себя, но одна ты не поедешь. Я соберу отряд, и сам буду сопровождать тебя.

Мириам согласилась. На следующий день с первым лучом солнца выехали из Магдалы. Она торопилась и постоянно молилась Исиде за сохранение своего Исы. С Есфирь они всю ночь зашивали монеты в широкий пояс, и его тяжесть железным обручем давила на тонкую талию. Мириам взяла в дорогу одну служанку и незаменимого Яруфа. Ферхат снарядил для охраны десяток проверенных саддукеев, которые уже много лет сопровождали его торговые караваны по пустыням и дорогам Палестины.

В Капернаум въехали, когда солнце высоко стояло над горизонтом. Их дважды останавливали римские посты, проверяли повозки, спрашивали о цели приезда. Когда же Ферхат остановил отряд у ворот дворца, Мириам отказалась от отдыха и без промедления решила отыскать начальника капернаумской сотни.

Дворцовая стража насторожено отнеслась к ее просьбе вызвать центуриона. Тогда Мириам настойчиво и незаметно сунула в руку стражника золотую монету. Подкуп римского воина карался смертной казнью, но стражник подмигнул двум караульным, и женщину пропустили через ворота. Ферхат остался у стены, его пропускать не захотели. В сопровождении двух охранников Мириам прошла во внутренний двор, где располагались армейские казармы, под которыми находилась дворцовая тюрьма.

Центурион Терпрасий, несмотря на ранний час, завершал обход заключенных. Уставший от долгой службы и палестинской жары, он в тайне мечтал о заслуженной пенсии и назначение в Капернаум считал последним на службе кесаря. Коренастый, широкоплечий, огромного телосложения он обливался вонючим, липким потом, словно дождем. Вся его короткая туника под тонкой кольчугой была пропитана им насквозь. И это только утро! Мириам он встретил, выходя из подземелья, щурясь на яркие солнечные лучи после темных казематов. Когда его глаза привыкли к свету, центурион, не стесняясь, разглядел незнакомку. Красива, стройна, одета богато, наверное, из дворцовой прислуги.

– Что угодно ставленнику кесаря? – проходя мимо женщины, он задал вопрос на ходу. Ответа не последовало.

Центурион остановился, взглядом окинул Мириам еще раз. Она молчала. Вся ее храбрость куда-то подевалась, а язык не хотел шевелиться.

– Ты иудейка?

Мириам кивнула.

– На романском можешь говорить?

Кивнула опять.

– Хорошо. Иди за мной.

Мириам, а за ней и стража, последовали за центурионом. Они прошли по каменному настилу двора, миновали высокую арку на двух колоннах, поднялись по лестнице в крытую колоннаду. Здесь в прохладном укромном месте возле круглого бассейна с фонтаном центурион обосновал себе тихое место для отдыха в часы покоя. Жестом руки он приказал страже остаться у входа, Мириам же указал на каменную скамью. Сам стал прохаживаться возле фонтана, поглядывая на незнакомку. Он пытался вспомнить, видел ли ее в свите царедворца или нет? Такую красавицу не мог не заметить. Наконец, не выдержал.

– Кто ты?

– Мириам, – послышался робкий ответ.

– Мария, – уточнил центурион. – Так понятнее, чем ваши имена. Я не видел тебя раньше при дворе.

– Я не служу здесь. Я не из дворца, – пояснила женщина.

– Тогда откуда?

– Из Магдалы.

– Еще имя есть?

– Нет… Зачем?

– Марий столько, что можно ошибиться. У вас каждая вторая Мириам, каждая третья Рахиль, а каждая четвертая Иоанна. Нужно второе имя, чтобы отличаться от других, – пояснил Терпрасий. – К имени можно добавить название местности, где родилась, или каким ремеслом занимаешься, замужняя женщина может взять имя мужа. Понятно?

Мириам опять кивнула головой. Зачем ей новое имя? Тридцать лет устраивало и такое.

– Что привело тебя ко мне? – Терпрасий присел рядом на скамью, смотрел на женщину не отрывая глаз. Давно не был он в Риме, давно не видел такой красоты.

– Я ищу мужа. Его зовут Иса. К тебе, центурион, я вчера отправила слугу с посланием. Получил ты его?

Терпрасий удивленно посмотрел на длинный стол, заваленный свитками. Нужно было давно заняться посланиями из Кесарии. Какое здесь письмо из Магдалы, есть ли время все читать? Он нахмурился, вытер со лба крупные капли пота.

– Нет, я не получал твоего письма. Но раз ты здесь, расскажи все сама.

– Я же сказала, – первый страх прошел, и Мириам начинала сердиться, – что ищу мужа. Твои солдаты схватили его возле Каны два дня назад и привезли сюда.

– Мои воины не хватают, кого попало на дорогах, у них есть приказ, – центурион гневно сдвинул брови, но долго сердиться на такую красавицу не мог, голос его потеплел.

– Все возможно, женщина. За день мы встречаем более сотни людей, всех не упомнишь. Если его привезли сюда, значит, на то были причины. Какой он из себя? Опиши его.

– Среднего роста, узкие плечи. Лицо чистое, открытое, большие карие глаза. Светлые волосы до плеч.

– Ты даже не можешь представить, Мария, скольким людям подходит твое описание. Есть ли в нем что-нибудь особенное?

– Есть! – Мириам едва сдержала волнение. – Он исцеляет людей. Он лекарь.

Терпрасий опять нахмурился. Лицо стало суровым, тяжелый взгляд лег на каменный пол.

– Как его звать?

– Иса, – у Мириам похолодело сердце.

– Я помню этого человека, – центурион поднял глаза, выдержал долгую паузу. Мириам не отвела взгляда, но почти перестала дышать. – Он сказал, что не женат, и семьи у него нет. А ты говоришь: муж.

– Сжалься, центурион! – она упала на колени. – Мой муж болен, забывает свое имя и где живет. Если заблудится, не сможет сам найти дом. С ним всегда неотлучно следует слуга. Когда его нашли твои воины, с ним ведь был раб и повозка. Он не бродяга, центурион, и тем более не разбойник. Муж собирал целебные травы. Наша дочь Сарра на днях заболела… Прошу тебя, центурион, заклинаю, отпусти моего мужа!

Терпрасий только покачал головой.

– Не могу, женщина. У меня его нет.

– Где же он? – Мириам попыталась встать, но ноги не слушались, подгибались.

– Лекаря отвели во дворец. Он сказал, что может помочь одному страждущему, который нуждается в его помощи.

– Кто болен во дворце?

– Сын царедворца Исаака.

Мириам облегчено вздохнула, главное, что Иса жив. Конечно, вызволить его из дворца будет сложнее, но и это ей по плечу. Она поднялась с колен, выпрямила спину, расправила плечи и гордо вскинула голову.

– Как я смогу пройти во дворец?

– Никак, – последовал ответ.

– Но должен же быть способ, чтобы я могла увидеть мужа и отвести домой?

– Его не выпустят из дворца, – уверенно сказал Терпрасий.

– Почему? – удивилась Мириам.

– Потому что он вылечил сына Исаака. И теперь тот ни за что не расстанется с хорошим лекарем. Поверь мне, женщина, ты напрасно теряешь здесь время. Твоему мужу оказана большая честь, он будет служить при дворце. Да и показалось мне, что он несильно стремился вернуться домой…

Терпрасий с интересом смотрел на незнакомку. Если бы он был ее мужем, то ни за чтобы не захотел покинуть домашний очаг даже на один день.

Вдруг Мириам встала, распахнула верхний хитон и принялась осторожно развязывать пояс. Она разматывала его вокруг талии, тяжелая ткань медленно спускалась к ногам. Центурион поддался вперед, шея его напряглась, как у тяжеловесного быка. Еще одно плавное движение женских бедер, и он силой привлечет ее к себе.

По страстному взгляду Мириам угадала желания центуриона, и лишь только пояс оказался на полу, ловко увильнулась от потных рук.

– Сиди там, где сидишь, центурион. Иначе я позову стражу, – она приказывала.

Терпрасий от такой наглости слегка оторопел, потом улыбнулся и решил не мешать смелой женщине, которая все больше увлекала его, заманивала в сладостные сети.

– Здесь пятьсот золотых монет, – Мириам кивнула на пояс. – Хорошая цена, центурион. С этими деньгами ты приумножишь свое состояние, если выгодно ими распорядишься. Соглашайся на мое предложение, и никто не узнает об этом, клянусь тебе.

– Не меня ли ты покупаешь, красавица? – широкая самодовольная улыбка расплылась по потному лицу.

Мириам покачала головой. О, могущественная Исида, и этот туда же.

– Нет, это плата за моего мужа.

– Зачем он тебе, женщина? Тщедушен, слаб, еле стоит на ногах, а взгляд как у побитой собаки. Всего боится, каждого шороха. Разве это мужчина? Выбери меня, Мария, – серьезно предложил центурион. – Не пожалеешь. Я отвезу тебя в Рим. Он понравится тебе больше, чем вся эта голая пустыня. Поверь мне, Рим умеет удивлять!

– Я знаю, что такое Рим, центурион, и не понаслышке. Верни мне мужа.

– Вижу, ты непреклонна, женщина, – Терпрасий горько ухмыльнулся, вздохнул и еще раз оглядел ее с ног до головы. – Ну, что же я попробую тебе помочь.

Он наклонился, потянулся за поясом и, ощутив тяжесть зашитых монет, удивленно вскинул брови. Она не обманывала, судя по весу, здесь спрятано целое состояние.

– Хорошо, женщина. Неподалеку от дворца есть постоялый двор Маруфа, жди у него. Я попробую что-нибудь разузнать о твоем муже и придумаю, как вызволить его из покоев Исаака.

– Я буду ждать возле ворот, центурион. Не забудь про меня.

Мириам резко развернулась и быстрым шагом, почти бегом, покинула колоннаду. Страже сама отдала приказ вывести ее из дворца.

– Такую не забудешь, – задумчиво вымолвил Терпрасий и медленно намотал пояс на запястье руки.

Все, что Мириам удалось узнать об Исе, она сразу рассказала Ферхату. Решили ждать до вечера, а если понадобится то и до утра, но не на постоялом дворе, а возле стен дворцовой ограды, расположившись подальше от главных ворот, чтобы лишний раз не привлекать внимания римлян. Несколько раз ворота открывались и закрывались, мимо проносились отряды легионеров, менялись посты, доставлялись новые партии задержанных на дорогах Галилеи, громыхали повозки с провиантом.

Весь день Мириам ждала, что вот откроются ворота и выйдет Иса. Она мечтала, как кинется к нему навстречу, как обнимет его крепко-крепко и никуда больше не отпустит. Но наступил вечер, а центурион не объявлялся. Появился он только за полночь, уставший, злой, измотанный долгой дорогой.

– Ты ждешь, женщина? – спросил, улыбаясь, Терпрасий, увидев стройный силуэт возле каменной ограды.

Она первая подошла к нему. Широкоплечая фигура центуриона глыбой возвышалась на исполинском скакуне.

– Ты привез моего мужа, центурион? – Мириам нечаянно схватилась за стремена, конь дернулся, шарахнулся в сторону.

– Осторожно, Мария, – Терпрасий успокоил коня, быстро соскочил на землю. – Он может изувечить тебя, женщина. Это боевой конь. Давай отойдем подальше.

Мириам старалась держаться как можно спокойнее, но, не приметив Исы среди людей центуриона, она нервно затеребила край накидки, накручивая на тонкие пальцы бахрому каймы.

– Где он? – вопрос прозвучал слишком резко и прямо.

– Его нет во дворце, Мария, – гранитной скалой Терпрасий склонился над женщиной, готовый раздавить своей тяжестью. Он был спокоен и терпелив.

Мириам не отступила, только запрокинула голову, чтобы лучше видеть лицо центуриона, и вызывающе смотрела на него. В ее глазах сверкали звезды и отражалась луна. От нее исходил запах горького миндаля, он щекотал ноздри и кружил голову. Терпрасий вдыхал опьяняющий запах полной грудью. Весь день он думал только об этой женщине, она не шла у него из головы. И сейчас, встретив ее вновь и находясь так близко, он, старый боевой ветеран римских легионеров, не смог сдержать бешеных ударов сердца, рвущегося из мощной груди.

– Его нет во дворце, Магдалина, – повторил он еще раз. Терпрасий говорил тихо и ласково, едва сдерживая дыхание от волнения.

– Кто? – удивилась Мириам. – Почему Магдалина?

– Потому что ты из Магдалы. Твое имя Мария Магдалина. Оно больше подходит тебе. Разве нет? Такое же звучное, как пение райских птиц в саду моей матери. Твои волосы пахнут розовой водой, как те цветы, что там растут. Волшебный сад далеко отсюда, но я надеюсь, что когда-нибудь ты увидишь его.

Мириам растерялась. Она не знала, что ответить.

– Тебе не нравится имя, Магдалина? – Терпрасий улыбался только глазами, лицо оставалось серьезным. Склоняясь над женщиной все ниже и ниже, он чуть слышно прошептал. – Я целый день придумывал его. Я больше ни о чем и думать не мог…

Мириам опомнилась, отступила назад, но споткнулась о камень и чуть не упала. Центурион успел удержать ее за руку и слишком сильно сжал локоть. Она вскрикнула от боли. В шаге от них возникла фигура Ферхата. Под полой халата он сжимал острый кинжал.

– Все в порядке, моя госпожа? – поинтересовался купец.

– Да, – ответила Мириам, не сводя с центуриона глаз. – Где он? – тихо повторила вопрос.

Терпрасий колебался некоторое время, затем с сожалением отпустил ее руку, выпрямился и расправил широкие плечи.

– Его отвезли во дворец Ирода Антипы как подарок. Царедворец Исаак любит выслуживаться перед сильнейшими. Хитрый человек. Ты опоздала на один день, Магдалина. Боюсь, что больше я ничем не смогу тебе помочь. У царя иудеев своя стража. Во дворце Ирода я никого не знаю.

Центурион подошел к коню, отвязал от седла завернутый в ткань пояс Мириам.

– Возьми, женщина. Это еще понадобится тебе, если, конечно, ты не передумала, – он ждал ответа.

– Нет, не передумала, – Мириам приняла пояс, передала Ферхату.

Терпрасий вскочил в седло. Густая темнота мешала ему последний раз рассмотреть красивое лицо. С обидой и нескрываемой горечью в голосе он произнес:

– Удачи тебе, женщина. И запомни, твое имя – Мария Магдалина!

Когда в ночи смолкли глухие удары копыт и тяжелые ворота дворца с грохотом закрылись за отрядом центуриона, Мириам, вытирая украдкой слезы, побрела к повозкам. Она опустилась возле костра, где ее ждала служанка, и закрыла лицо руками.

– Что он сказал вам, госпожа? – Руфь присела рядом. – Куда он отвез вашего брата?

– Брата? – Мириам вспомнила, что всем слугам в доме рассказали об Исе как о двоюродном брате. – Да, брата… Он во дворце Ирода. Что мне делать, Ферхат?

– Ничего, – купец спокойно располагался возле костра на ночь под открытым небом. – Переночуем здесь, до рассвета уже недалеко. А рано утром отправимся в Тивериаду. – Он задумался. – Не расстраивайся, луна моя. Мы найдем его. Обязательно найдем. Слово даю тебе, женщина.

8.

Под вечер следующего дня отряд Ферхата прибыл в Тивериаду. Это был небольшой город, построенный Иродом Антипой, непохожий на другие города Иудеи. Ирод основал его на месте древнего кладбища, показывая своему народу и всему миру, насколько он далек от предубеждений и старого суеверия. Но набожные иудеи обходили Тивериаду стороной и кроме страха ничего не испытывали. Любой, кто входил или въезжал в город, удивлялся широким, чистым улицам, вымощенным из белого камня. На площадях струились голубые фонтаны, беломраморные статуи под открытым небом украшали перекрестки улиц. Созданный на берегу Геннисаретского озера и окруженный с одной стороны водной гладью, с другой город восходил в прозрачное голубое небо, которое еще не успели закрыть кроны молодых деревьев. Имелся здесь и театр, и общественные бани, а еще форум и, конечно, базар, поражающий своей чистотой любого приезжего торговца.

Но самой главной достопримечательностью удивительного города считался сам дворец Ирода Антипы. Людская молва приписывала ему небывалые размеры и чрезмерную роскошь. Говорили, что иудейский дворец превосходил дворец самого императора Тиберия. На базаре люди из уст в уста передавали, а может быть, и сильно приукрашивали описание убранства комнат и мебели, на которые Ирод не поскупился потратить целое состояние. Поборы и налоги он сдирал со своего народа больше, чем римский наместник вместе с первосвященниками. Но стены дворца были высоки, ворота не на миг не оставались без охраны, проникнуть вовнутрь незамеченным казалось невозможно.

На постоялом дворе Ферхат первым делом позаботился о людях и лошадях, велел разместить на ночь повозки подальше от выезда со двора, проверил сохранность груза. Договорился с хозяином о затратах и еде, распорядился подать ужин для Мириам в ее комнату. Когда он робко вошел к ней, то застал за выбором самой скромной накидки.

– Куда ты собралась, моя госпожа? – купец осмотрел накрытый для ужина стол. К еде никто не притронулся.

– Во дворец, – ответила спокойно женщина и продолжила наряжаться.

Ферхат тяжело вздохнул, размотал с горячей головы хлопковый платок и присел на тахту. И что за наказания с этой строптивицей!

– Сядь, Мириам, и послушай сначала, что мне удалось узнать у хозяина постоялого двора.

Она в нерешительности застыла на пороге.

– Да сядь же, говорю, женщина. О, Боги милосердные, дайте мне терпения. Своим упрямством ты все испортишь. Проделали долгий путь без остановки, чуть не загнали лошадей. Да, что лошади, люди валятся с ног от усталости. Госпожа моя, сядь, прошу тебя. Дай пожилому человеку перевести дух, выслушай меня.

Она повиновалась, присела на низкий стул, со стола взяла гроздь белого винограда, отщипнула сочную ягоду. Ферхат смягчился.

– Вот и умница. Поешь лучше, выпей вина. Не хочешь вина, выпей воды. В этом городе очень вкусная вода, Мириам.

– Почтенный Ферхат, что ты хотел сказать мне? Что тебе удалось узнать? Сразу говори: Иса мертв?

– Да что ты, женщина. Почему мертв? Пусть боги дарует ему долгие и счастливые годы жизни. Сама напугала меня глупыми вопросами. Про Ису никто ничего не знает.

– Неужели центурион обманул меня? – Мириам поменялась в лице, вся поникла, как сорванный цветок.

– Это я и собираюсь выяснить ближе к ночи. Ведь могут же быть срочные дела у бедного торговца тканями, как ты думаешь, луна моя? – и он хитро улыбнулся.

– Что ты задумал, Ферхат? – она подсела ближе. – Как мы попадем во дворец?

– Не мы, не мы, женщина. И даже не докучай своими глупостями. На этот раз я пойду во дворец. Домоправитель Хуза лично знаком мне. Я давно вожу ему лучшие ткани из персидской земли. Жена Ирода сама выбирает себе одежду. Очень красивая, но жадная женщина. Завтра состоится большой пир, уже съезжаются первые гости. Весь город переполошился. Дворцовая кухня заготавливает множество еды, все самое свежее и вкусное скупается на базаре и отвозится во дворец. Ждут самого Пилата. Ирод хочет удивить его не только своим дворцом, но и яствами… Говорят, что пойманный предводитель зелотов, некий Иоанн, содержится под стражей во дворце. Завтра решится и его судьба.

Ферхат смолк, задумался. Усталость последних дней навалилась серой пеленой, тяжестью налила веки. Мириам заметила перемену в его лице. Отбросила накидку, обхватила сгорбленные плечи.

– Приляг, почтенный Ферхат, не смущайся. Подложи под голову накидку. Тебе и вправду надо отдохнуть. До ночи далеко. Я побуду возле тебя, посторожу твой сон, а вечером разбужу.

– Твоими молитвами, женщина, твоими молитвами…

Мириам помогла Ферхату удобнее устроиться на тахте, а сама села рядом возле его ног прямо на полу. Расправила складки голубой туники. Золотые браслеты и украшения благоразумно остались дома, только жемчужная нить обвивала непослушные рыжие волосы.

– Как сменяется темная ночь на лучезарный день, так и твою печаль сменит радость, возлюбленная моя, – Ферхат прикрыл глаза и затянул персидские мотивы. – Как отцветает по весне нежный миндаль, так и твоя грусть лепестками спадет на землю, возлюбленная моя. Молю небеса, лишь только алый румянец бархатных щек не потух, лишь только лазурный блеск глаз не угас, возлюбленная моя.

Мириам положила голову на тахту, прислушиваясь к музыке древнего языка, к мелодичной и чарующей поэзии далекой прекрасной земли…

Ферхат вернулся из дворца уже глубокой ночью. Мириам ждала его, спать не ложилась и с порога приметила довольный вид, лукавую улыбку.

– Нам повезло, Мириам, – купец важно вышагивал по ковру, восторженно сотрясая руками. – Этот пир Ирод решил устроить вовремя. Хуза заказал к утру сто локтей полотна и столько же парчовой ткани, чтобы украсить стены и колонны большой залы.

– Где же взять столько ткани? – изумилась Мириам.

– Скупим завтра весь базар. Надеюсь, Хуза не охотник гулять по местным лавкам… про Ису тоже узнал, луна моя.

– Где он?

– Во дворце! Центурион сказал правду. Исаак привез его, чтобы показать Ироду Антипе и похвастать, какого удивительного лекаря ему посчастливилось найти. Пока жена Хузы провожала меня до ворот, только о нем и говорила. Видно, он покорил и ее сердце, – Ферхат внимательно посмотрел на женщину.

Легкая тень набежала на бледное лицо, на лбу залегла тонкая морщинка. Ферхат нежно коснулся мягкой щеки.

– Не расстраивайся раньше времени, луна моя. Завтра пойдешь со мной во дворец. Один я не справлюсь. Будешь моей племянницей, Мириам.

Утром две широкие повозки въехали во дворец. Пока слуги на заднем дворе разгружали тяжелые тюки, Ферхата вышла встречать жена домоправителя Хузы.

– Я Иоанна, – представилась она.

Внешность ее не понравилась Мириам, за приветливой улыбкой чувствовалось холодное высокомерие, а черные глаза Иоанны смотрели пристально, почти не моргая, пронизывая собеседников недоверчивым взглядом. Почувствовав себя загнанной ланью, Мириам плотнее запахнула на высокой груди скромную серую накидку, так настойчиво предложенную заботливым Ферхатом.

– Муж сейчас выполняет последние указания Ирода, – снисходительно пояснила Иоанна, пристально рассматривая скромный наряд гостьи. – Вам придется подождать, пока он освободится и сам рассчитается с вами, уважаемый Ферхат. Могу предложить дождаться его внутри наших комнат.

– У меня просьба к вам, почтенная Иоанна, уж не откажите, – купец склонился в низком поклоне. – Как бы нам увидеть лекаря, о котором вы так любезно поведали мне вчера, госпожа? Моя племянница больна давним недугом. Мы надеемся только на его помощь.

– Повидать лекаря? – удивилась Иоанна. – Его содержат в нижних комнатах. До начала пира царедворец Исаак не велел его выпускать. Но я приношу ему еду и вечерами разрешаю прогуляться по саду. Он вылечил моего сына.

– Наша благодарность будет безмерна, госпожа, – и Ферхат незаметно вложил в ее руку бархатный мешочек.

Его тяжесть полностью подтверждала обещание щедрого купца. Иоанна удивилась открытому подкупу и высоко вздернула подбородок, но предусмотрительный Ферхат поспешил заверить на словах.

– Если проведете нас к лекарю, получите второй мешок с монетами, но в два раза тяжелее.

Его расчет оказался верным, жена домоправителя поспешно спрятала кошель за широкий пояс, вышитый дамасским бисером, и оглянулась через плечо. Под тенью низкого каменного балкона не было ни души, через открытые двери слуги Ферхата вносили пестрые рулоны.

– Я проведу вас к нему, но только кого-нибудь одного, – наконец согласилась она.

– Я пойду, – Мириам решительно выступила вперед.

– Хорошо, следуй за мной.

Они пошли узким коридором, пустой атриум миновали почти бегом и снова вошли в длинный коридор. Иоанна шла быстрой походкой, ее мягкие сандалии ступали бесшумно. Мириам тоже приноровилась к спешной ходьбе, едва поспевала. Через решетчатые окна под самым потолком неслись запахи жаркое и громкие крики. Они шли рядом с кухней. Мириам пыталась запомнить расположение и чередование коридоров, через которые надеялась вывести из дворца Ису. Но после третьей по счету двери, когда они спустились вниз по мраморной лестнице, по соседней галерее прошла дворцовая стража, а два охранника встретили их внизу лестницы. Иоанна что-то короткое шепнула одному из них, и скрещенные копья разомкнулись. Мириам забеспокоилась.

– Как же мне выйти потом из дворца?

– Никак, – последовал ответ. – Тебе не выбраться отсюда. Нужно иметь ключ. Я выведу тебя, когда окончится пир. Ты же хочешь излечиться… или нет?

Мириам замешкалась с ответом, а Иоанна заподозрила неладное.

– Зачем тебе лекарь? Ведь ты не больна.

Жена домоправителя остановилась перед дверью и прежде чем открыть ее, внимательно посмотрела на молодую женщину. Та смущенно опустила взгляд.

– Пять лет я не могу зачать ребенка, – выдавила Мириам, заливаясь алым румянцем. – Муж пригрозил вернуть меня родителям, если к концу года я не рожу сына.

– Похотливые жеребцы, – Иоанна презрительно усмехнулась. – Я сочувствую твоему горю, но если ты решилась довериться мужчине… надеюсь, этот лекарь поможет тебе.

Она быстро открыла широкую дверь, впустила Мириам и тут же закрыла ее на ключ.

В просторной комнате почти не было мебели, только постель на тюфяке прямо на выметенном полу и узкая скамья вдоль беленой стены. Иса сидел в лучах утреннего солнца. Они проникали сюда из квадратного окна под самым потолком, а в золотом потоке плавно кружили пылинки, опускаясь все ниже и ниже на его макушку, плечи, руки. Он пытался читать развернутый пергамент, водил по нему указательным пальцем, что-то шептал губами и на вошедшую тень даже не взглянул.