На пустынном пляже наши спутницы – крикливые чайки. Они изредка проносятся высоко-высоко над нами в бескрайней синеве. Бежать легко. Песок бесшумно продавливается под ногами. Позади остаётся цепочка следов. Впереди высокий берег делает изгиб, скрывая продолжение береговой линии.

За поворотом открывается странно знакомый пейзаж. Вижу ряды проржавевших насквозь павильонов, покрытые облупившейся краской раздевалки, выкрашенную охрой деревянную лестницу, идущую к верху глинистого обрыва. Пляж почти целиком съело море.

Так проступает в памяти лицо школьного товарища, когда через годы вы встречаетесь и несколько мучительно-долгих секунд смотрите, пытаясь вспомнить, где виделись раньше.

В памяти запускается процесс припоминания. Когда-то я все это уже видел: пляж, павильоны, раздевалки и охряную лестницу. Воспоминание взрывает мозг! Это он – пионерский лагерь, с птичьим именем «Чайка»! А я – мальчишка с куском алого шелка на груди в бесконечно далёком августе 1980-го.

Галя

Чтобы прикоснуться к груди девочки-подростка, луч Солнца проделал долгий путь. Он промчался 150 миллионов километров, пронзил небо над пионерским лагерем и почти пробрался в девичью спальню второго отряда. Помешали висящие прямо перед окном купальники, изумрудная сетка от мух, и в самом конце пути – вылинявшая занавеска

Солнечный луч едва не рассеялся бесследно, устав натыкаться на препятствия. Вдруг из пяти, похожих на колокола, громкоговорителей загремело: «По пионерлагерю „Чайка“ объявляется подъём!», и девичья рука отодвинула занавеску. Радостный и сильный солнечный свет ворвался в комнату, выхватив из полутьмы стоящие в два ряда десять кроватей, обшарпанные тумбочки и закутанные в серые и зеленые байковые одеяла фигурки.

Открыв глаза, Галя уже знает: сегодняшний день будет непохожим на предыдущие. Обычно по утрам она с трудом размыкает веки только после воя горна. Не открывая глаз, натягивает на голову одеяло и, пытаясь сохранить остатки сна, ворочается минут пять. Так не хочется вставать! Только неизбежность подъёма заставляет Галю спустить ноги с кровати. В конце ритуала с головы срывается одеяло и миру является широкоскулое лицо: на щеке – след от подушки, карие глаза слегка припухли, носик гордо вздернут.

Сегодня девочка проснулась легко и сразу же встала с кровати.

– Девочки, а какой мне сон снился страшный! Словно я бежала по тёмным коридорам, а за мной гнался невидимка. Я так испугалась! Всем – доброе утро!

Чтобы стряхнуть наваждение, Галя поёт хрипловатым со сна голоском: «От улыбки станет всем теплей – и слону, и даже маленькой улитке…». Кто-то из девчонок подхватывает песенку, и она мечется по палате, сопровождаемая смешками, потягиваниями, зевками и перекличкой девичьих голосов.

На веранде слышен топот мальчишек, бегущих в туалет. В дальнем углу палаты Лидка, «которая-всегда-встает-раньше-всех», уже расчёсывает густые волосы цвета меди и громко обсуждает с соседкой, кто из мальчиков в отряде самый красивый.

Скрипнув, отворяется дверь. Елена Геннадьевна, вожатая второго отряда, выходит на середину комнаты и, подходя к кроватям, сдергивает одеяла с тех, кто ещё спит.

– Вставайте, лежебоки! Ещё одно прекрасное утро пришло на планету Земля!

Вставать никто не хочет. Девчонки в один голос упрашивают вожатую разрешить поспать ещё хотя бы полчасика.

Уговорить Елену Геннадьевну не удается. Не помогают ни умильные улыбки на симпатичных рожицах, ни укрывание с головой, ни жалобы на головную боль.

И так – каждое утро. Все знают, чем закончится представление. Но девчонкам нравится сам процесс, ощущение домашности происходящего. Словно ты с мамой – можно покапризничать, пожаловаться. И, как дома, тебя поймут, обласкают и простят.

Все ритуалы просыпания выполнены. Палата наполняется движением: Ирка Нежданова и Ленка Крыжановская, смотрясь по очереди в прямоугольничек зеркальца, расчесываются одной «массажкой». Вера Семенович напоминает подружке, что они с вечера договорились поменяться одеждой. Шустрые близняшки Кузнецовы заправляют кровати. У выхода из корпуса заводила Ирка Семечкина уже собирает компанию для похода в туалет и чистки зубов.

Через пару минут стайка девчонок, кутаясь в кофточки и поеживаясь от утреннего холодка, бредёт к туалету – стоящему почти возле обрыва белоснежному каменному строению.

По дороге приходится обминать лужицы, что остались после дождя, шедшего почти весь вчерашний день.

– Можно переждать зарядку возле умывальника – может сегодня повезет, и Вадим забудет проверить, – черноволосая дылда Ирка говорит, одновременно разглядывая в зеркальце новый прыщик и срывая стручки акации.

– А вдруг сегодня Вадим не забудет заглянуть? – Лена-Лиса, прозванная так за огненный цвет волос и хитрость, решается возразить. – Тогда на зарядку погонит, ещё и дежурство влепит.

Больше спорящих не находится. Девчонки уже возле туалета. Вначале надо проверить – не подсматривает ли кто через дырочку в дощатой стене? Затем, по-быстренькому, жмурясь от резчайшего запаха хлорки, пожурчать горячей струйкой (тем девчонкам, у кого уже начались месячные, приходится долго возиться с тряпочками). После всего, позевывая, брести на футбольную площадку.

Гигантский апельсин солнца величаво выплывает из-за корпусов третьего и четвертого отрядов. Ветерок несет с моря запах йода и шевелит пестрые гирлянды лифчиков и плавок.

Заросший черной щетиной, физрук Сергей Гаврилович (кличка – Гориллович) хрипло орёт в громкоговоритель названия упражнений. Четыре отряда (малыши из пятого приседают на площадке перед корпусом) делают вид, что пытаются повторить за пузатым любителем водки и голоногих нимфеток какие-то движения.

Гаврилович даёт разминку бегунов. Зарядка – вся из махов и упражнений для растяжки ног. Сказывается непропойное прошлое физрука – как-никак мастер спорта по легкой атлетике.

Зарядка может быть короткой – если у Гавриловича болит голова после вчерашнего – или невыносимо долгой. Так происходит, если Гориллович вспоминает, что «сорок пять – не фунт изюму» и что «возраст, клятый, берет своё, а ещё так хочется нравиться стройненьким девочонкам из первого отряда».

Перед каждым отрядом стоит пионервожатый и, оглядываясь на физрука, показывает следующее упражнение. Сегодня Гаврилович укладывается в пятнадцать минут. Звучит: «Здоровье в порядке?». Нестройное блеяние: «Спасибо зарядке!» в ответ. Cтайки говорливых пионеров расходятся по дорожкам к одноэтажным корпусам.

Алексей Рыжов

Нарисованная «Поморином» на щеке буква «А» подсохла и стягивает кожу. Приоткрыв глаза, Алёша видит ухмыляющуюся рожу братца. Рядом с ним ещё двое. Стоят у кровати и, посмеиваясь, ждут пробуждения

«Хоть бы ночью намазали, гады! Я бы почувствовал, смыл. Заразы. Специально намазали попозже, чтобы вся палата увидела и посмеялась!», – думает Алеша, не открывая глаз.

Жмурки длятся минут пять. Алексей притворяется, что спит. Андрей с друзьями ожидает, пока брат откроет глаза.

Ситуацию разрешает Вик Вик. Воспитатель с рычанием врывается в палату:

– Почему спим, первая палата?! Для кого была команда «на зарядку»?

Не говоря ни слова, мальчишки тянутся к выходу.

– Кто раскрасил Рыжова?

Ухмылки на лицах – и, по-прежнему, тишина.

– Я спрашиваю: Кто? Намазал. Рыжова!!!

– Не знаем, Виктор Викторович, – не выдерживают самые трусливые

– Ладно, на тихом часе поговорим. Пошли на зарядку. Рыжов, иди, смой пасту – на идиота похож.

Прижав к щеке полотенце, шаркая вьетнамками, мчусь к умывальнику.

Крытый шифером прямоугольник пуст – все уже на зарядке. Захожу вовнутрь и, сидя на корточках, тру щеку. На ней горит, не желая смываться, буква. К горлу подступает ком. Деревянная решетка под ногами постукивает каждый раз, когда я склоняюсь над краном.

Даже в умывальнике слышно, как Гориллович орёт: «Здоровье в порядке?». Надо идти в отряд, застилать постель, одеваться и смотреть в глаза тех, кого ненавидишь.

Две недели назад

«Никогда не нравилось ездить в лагерь. Не давал бы маме таксопарк каждый год бесплатные путёвки, поехали бы к бабушке. Теперь страдать три недели» – верчу головой, рассматриваю окрестности таксопарка.

Холодное утро. Ночью шёл дождь. Рядом с нами ветер гонит рябь по здоровенной луже. Невдалеке висят на родителях малыши – их отправляют в младшие отряды. В стороне замечаю знакомое лицо – Борька!

В прошлом году мы две смены оттрубили вместе, сдружились. Попрошу в автобусе, чтобы посадили рядом.

Долго стоим, ожидая колонну. Солнце уже высоко, но его скрывают тучи. На площади – многоликая толпа. Ревут малыши, гудят отцы, строгие мамы и бабушки раздают последние наставления детям и внукам.

Мама, устав говорить, молча сжимает мою руку. Андрей давно стоит в стороне – болтает со знакомыми девчонками.

Издалека слышен рёв моторов. На площадь выползают темно-вишнёвые мастодонты. – Ура! Дали «Икарусы»! – и мы, и родители улыбаемся

В прошлом году нас везли на старых, как мир, «ЛАЗах». Потом полдня кружились головы пионеров от выхлопных газов и тряской дороги. Кого-то из малышей даже стошнило.

Высыпавшие из «Икарусов» распорядители проверяют списки, выкрикивают фамилии. Через полчаса слез и сопель малышей, сдержанных «Ну, пап! Всё будет нормально!» – парней в гэдээровских джинсах и хрустящих ветровках, цепких объятий мамами девчонок в цветастых платьях: «Доченька, будь умницей!», пионеры размещаются в автобусах.

Буркнули, разогреваясь, двигатели. Ударяют по газам немногословные крепыши-шофёры; неповоротливые «Икарусы», изрыгая клубы угольно-чёрного дыма, медленно выкатываются из таксопарка.

Родители машут вслед, но назад смотрят только малыши. Начинается приключение!

Проходит час. Устав от гула съедаемой автобусом дороги, разомлев от жары, съеденных яиц вкрутую и бутербродов с «Докторской», пытаемся уснуть. Звонкие призывы сопровождающей: «Споём, ребята!», повисают в воздухе.

В середине пути, ошалев от скуки, швыряем в проезжающие автомобили недоеденные яйца, огурцы и ломти хлеба. Водитель автобуса, заметив безобразие, не отрываясь от руля, орёт в салон. Необъятная тётка-сопровождающая бежит к дальним сиденьям, где братец устроил обстрел дороги бутылками из-под «Байкала».

Вдоль колонны мелькают уходящие под горизонт поля золотистых подсолнухов; высятся ряды кукурузы.

В середине пути – остановка.

– Девочки – направо! Мальчики – налево! – голосит сопровождающая.

Словно маленькие линкоры, врезаемся в шелестящие заросли кукурузы. Рядом брат суёт за пазуху неспелые початки. Где-то, в стороне, гогочут соседи по автобусу. Солнце висит над полем, заливая всё нестерпимым жаром. Но в кукурузной чаще – темно и прохладно. Только ветер шелестит листьями да раскачивает лохматые верхушки гигантских стеблей.

Вторую половину пути, устав есть и шалить, пионеры дремлют. Подходит к концу четвертый час дороги. За окнами замелькали побелённые хаты, дворы с обязательным ореховым деревом в центре, холмики колодцев, с голубыми дверцами наверху, стайки коз, бредущих вдоль дороги.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

«Йога-сутра» – один из основных трактатов по йоге.

Самадхи – высшее состояние, восьмая ступень и цель йоги.

Патанджали – легендарный автор «Йога-сутра».

Риши – мудрец (санскрит).

Ретрит – (англ. Retreat – «уединение», «удаление от общества») — обозначение времяпрепровождения, посвящённого духовной практике.

Сантоша —удовлетворенность, довольство существующим.

Ваджрасана – поза, при которой практикующий сидит на своих лодыжках.

Сиршасана – стойка на голове.

Саттвическая пища – растительно-молочная пища.

Читта – энергия мысли. Согласно трактатам по йоге, на её успокоение направлена практика йоги.

ОРД – оперативно-розыскное дело.