Три цветка и две ели. Второй том

И Рагнер едва слушал речи епископа – он будто покинул плоть и смотрел на себя со стороны: хмурый, сложивший руки на груди и трогавший рукоять кинжала – он тоже порой поглаживал перевернутую звезду на его навершии.

Вскоре появились трое: король Ортвин I, севший у правой руки епископа, канцлер Кальсингог, занявший стул между королем и герцогом Раннором, да королева Орзении, устроившаяся между своим заклятым врагом и любимым внуком. Для короля и королевы епископ прочитал новую мирную грамоту – всё то же самое, что было в прошлом договоре, только без раздела о супружестве наследников и объединении двух родов в семью. Каждый за столом, кроме Рагнера, оставил по четыре подписи на длинном свитке; далее этот пергаментный свиток разрезали по неровной линии на четыре части и к каждой из четырех копий договора прикрепили свинцовые печати. Канцлер вписал в «Золотую книгу» имя графини Хильде Хаэрда и заверил ее Большой печатью, король – своей подписью и Малой печатью. Последним взялся за перо Рагнер – тремя росчерками он лишил себя графства и состояния в восемь тысяч золотых монет, а взамен не получил ничего на руки, даже бумажки.

Настоящая ценность ждала его у алтаря – его свобода. Королевские глашатаи уже нагнали в храм зевак, Хильде вместе бабушкой и старшим братом сидела в первом ряду скамей. Рагнер взял супругу за правое плечо повыше локтя, поднялся с ней на алтарный взлет и там они сцепили руки «в замок».

Церемония развода занимала вдвое меньше времени, чем церемонии венчания – всего шесть минут. Одетая в великолепное золотое платье Хильде стояла с непроницаемым лицом и не смотрела на своего «черного» супруга – он не глядел на нее. Зато из королевской ложи за ними наблюдали увенчанные золотыми коронами Божьи избранники: бабушка Рагнера в белом трауре и его дядя в багряной мантии. Будто собрались Красный и Черный короли, Желтая и Белая королевы из алхимического трактата «Имена», а с кафедры надзирал за ними похожий на сову, синий епископ.

Наконец священник сообщил, что паре надо разомкнуть руки – они так и сделали. В завершении всего епископ Ноттер Дофир-о-Лоттой громко известил с кафедры о целомудрии бывшей герцогини Раннор и причине развода – не вступившем в силу супружестве. Он прилюдно разрезал пергаменты с прежними договоренностями и объявил, что союз расторгнут, что графиня Хильде Хаэрда – отныне никто для Рагнера Раннора, а герцог Рагнер Раннор – отныне никто для Хильде Хаэрда.

– Ты достойна лучшего супруга, чем я, – шепнул Рагнер Хильде, пока они сходили с алтарного взлета.

Она ничего не ответила – лишь ее презрительно изогнутая верхняя губа презрительнее изогнулась.

– Хильде, молю, погоди, – позвал ее Рагнер, когда они спустились вниз. – Молююю… – прошептал он ей в спину.

Хильде остановилась и, подумав мгновение, развернулась.

– Молю, – горячо зашептал он, – помоги мне найти мону Фрабвик.

– У тебя и с ней были плотские сношения?! – тихо изумилась Хильде.

– Ааа да…. да нет, да что ты… ух… – потерялся Рагнер. – Нет! Я Мирану ищу. Это у брата Мираны были… хм, плотские… и еще любовные сношения с моной Фрабвик… Ну же, Хильде, Мирана мне как родная дочь. Хоть что-то знаешь? Кто ее духовник? Или привычки моны Фрабвик?

– Она любит пирожные из какой-то лавки в Ордрхоне. А еще гулять у озера Ульол. А еще шить маленьких цыплят.

– Благодарю тебя, Хильде, особенно за цыплят, – улыбнулся Рагнер. – И за этот день так благодарю! Наверно, уж скоро замуж пойдешь да по любви…

– Именно, – изогнула она верхнюю губу. – В первой триаде Веры будет моя помолвка с Эгонном Гельдором.

– Эгонн? – не поверил своим ушам Рагнер. – Вот сссскагон! А он где, не знаешь?

На них уже посматривали Хамтвиры, и шушукались зеваки в храме, любопытствуя, о чем это могут секретничать бывшие супруги. Брант Хамтвир поднялся со скамьи и пошел за сестрой – та, ничего не ответив Рагнеру, направилась к брату.

– Хильде, – громче сказал Рагнер ее золотой спине. – Ты теперь можешь их не слушаться: ни брата, ни деда…

Она ничего не ответила. Рагнер не стал более медлить – быстрым шагом устремился на улицу, прочь из храма. Перепрыгивая ступеньки долгого крыльца, он бодро спустился на площадь Ангелов и свернул влево. Еще надо было дождаться дядю и бабулю, выслушать их напутствия и пожелания об обдуманном супружестве с достойной дамой – он знал заранее их слова. Но всего этого ждал уже будто не он – и недавно он словно вышел из тела да смотрел на себя со стороны – герцог Раннор стоял среди своих охранителей, между почетной устриной и круглым эшафотом и… глуповато улыбался, оттого что горожане задерживались около него и говорили ему разные приятные слова: что, благодаря ему, к Возрождению они купят гуся, а не курицу, что они его, Рагнера Раннора, очень любят, что желают ему великого счастья да здорового потомства… Рагнер не понимал, «чего эт такое творится», горожане же собирались полукругом – хотели смотреть на него, а не на то, как король и легендарная королева Орзении покинут храм. Скоро людей стало так много, что Рагнеру пришлось обратиться к ним с речью, поблагодарить и попросить их разойтись. Всё, что бы он ни говорил, встречали овациями, добродушными улыбками и прославлением его имени.

________________

Маргариту утро тридцать второго дня Любви тоже одарило неожиданностью – к ней, в Третий тупик Столярного проезда, наконец соизволила быть с визитом падчерица. Юная баронесса Енриити Нолаонт приехала в сопровождении Дианы Монаро и какого-то молоденького щеголя, испуганно озиравшегося в Малом Лабиринте. Он не захотел войти в дом и даже шагнуть во двор – остался ждать вместе с двумя услужниками на улице. Енриити, разодетая как принцесса, тоже брезгливо кривила губки, переступая порог «Белой башенки». Диана Монаро, до сих пор носившая черный траур, следовала за своей воспитанницей мрачной тенью.

Едва Енриити зашла в гостиную и увидела выпирающее чрево Маргариты, как разъярилась.

– Так и знала! – закричала она. – Ты меня сюда за собой потащила, чтобы лишить наследства отца! Меня – наследства! Моего! Моего отца!

– И что? Затихни! – вкричала в ответ Маргарита. – У моего дитя такие же наследные права, как и у тебя!

– Наблудила дитя, а как любовник бросил, так твой ублюдок сразу от моего отца?! Шлюха! Посудомойка и прачка! Прачка! Прачка и еще раз прачка!

Диана Монаро стояла в дверях между гостиной и передней – наблюдала, не вмешиваясь, но победоносно улыбаясь под траурной вуалью.

– Лучше успокойтесь вы обе, баронессы Нолаонт! – повысил голос Магнус. – Дева Енриити, вам иначе придется уйти. Поговорите спокойно как люди, а не как две визгливые хрюшки, не поделившие корыто!

Обе баронессы Нолаонт обиделись, но замолчали. Диана Монаро посмотрела через вуаль на Магнуса, как на ничтожество.

– Прошу, присядьте, мона Монаро, – указал Магнус на скамью. – А баронесс Нолаонт я провожу в свой кабинет – кричите там вволю.

– Не указывай нам, что делать, Святой, – съязвила Диана. – Прав у тебя никаких нет! Лучше дрожи за свою шкуру, вероотступник, и помалкивай!

– Вы ошибаетесь: прав у меня поболее, чем у вас, – улыбнулся ей Магнус. – Я стал вольным горожанином Брослоса, имею добрых друзей и защиту закона, вас же могут попросить покинуть двор и Лодэнию хоть сегодня.

– Мы ненадолго к вам, – поднимая голову, холодно проговорила Енриити. – Пришла сообщить своей мачехе, что бумагу, какую мне дал Оливи, с законами о наследстве, я показала другому законнику. И он мне разъяснил, что я смогу освободиться от тебя через суд, ведь доказать прелюбодеяние будет проще простого. Ты проехала по всему Элладанну с непокрытой головой, сидя на коленях у мужика и опозорив имя рода. Итак, теперь ты, ма́мочка, – с ударением выговорила она, – будешь слушаться меня, иначе в Лиисеме тебе оторвут на эшафоте грудь. Это ты затихни и еще смирись с тем, что ни ты, ни твой ублюдок, вы ничего не получите из наследства моего отца! Но, может, я позволю вам жить в том убогом имении со свиньями… Отдавай для начала все платья, драгоценности и серебро.

– Убирайся, – тихо ответила Маргарита. – Подавай в суд, если хочешь, – я ничего не боюсь.

Енриити сузила глаза до узких щелок и стала походить на отца, Ортлиба Совиннака, а заговорила она будто голосом Дианы Монаро.

– В любом случае, – произнесла она. – Скоро уж Патроналий, сорок первый день Любви. Если не родишь до этого срока, то ничего твой выродок без суда унаследовать не сможет. И что-то мне подсказывает, что ты не родишь! И это что-то – убежденность, что ты преступно зачала. Говорю же, не ссорься со мной – иначе кто позаботится об ублюдке без родового имени, когда тебя казнят? Я добрая, но только если меня не злить! Неси сюда платья, драгоценности и серебро – в последний раз по-хорошему говорю! И, кстати, – ехидно улыбнулась Енриити Магнусу, – я скоро выйду замуж и тоже стану лодэтчанкой. И тогда мой супруг, именитый барон, сын весьма и весьма влиятельного графа, позаботится о возвращении в нашу семью всего моего имущества, а матушка моего жениха как истинная меридианка позаботиться о справедливой каре для вероотступников. И твоего дозволения на супружество, – развернулась она к Маргарите, – я спрашивать не собираюсь, прачка!

– Убирайся, – повторила Маргарита.

– Убирайтесь, – открыл им входную дверь и Магнус.

Когда Диана и Енриити ушли, из кухни выглянула испуганная Марлена.

– Дорогая, не тревожься, – подбежала она к Маргарите и обняла ее. – Герцог Раннор обязательно поможет! Не бойся… Я сама ему скажу, если ты…

– Нет, Марлена, – высвободилась Маргарита. – Ты ничего ему не скажешь о моих затруднениях. И вы, Магнус, тоже не говорите. Иначе я уйду… и еще перестану с вами разговаривать.

– Но сейчас Марлена права, а ты нет, – ответил Магнус. – На что ты надеешься? Суд, несомненно, признает прелюбодеяние. В Лиисем тебе нельзя.

– Значит, я не поеду в Лиисем, – спокойно говорила Маргарита. – Мы с дочкой будем жить в Сиренгидии, где нет несвободных людей и нет аристократов, где любой равен в правах. Может, в Леэ переберемся, откуда была моя мама. Я справлюсь, не тревожьтесь обо мне. Средств от продажи ценностей мне хватит на скромный домик и дальнейшую жизнь. В в то имение я сама не хочу… Как устроюсь, напишу родным… А Енриити пусть судится, сколько хочет, и, вообще, пусть делает, что хочет. Для меня ее больше нет.

– Но ты лишаешь свое чадо титула, – хмурился Магнус. – Рагнеру это точно не понравится, ведь это и его дитя тоже. Как родители вы вместе должны думать о будущем вашего потомства. В тебе говорит Гордыня. И из-за нее ты накажешь не Рагнера Раннора, а себя и своего любимого ребенка!

– Пожалуй, вы правы, – задумчиво произнесла Маргарита. – Я ему скажу… позднее. Хотя бы подожду до Патроналия: Енриити тоже будет его ждать и пока бездействовать… Да и Лодэнию я покину не раньше весны… Магнус, Марлена, – посмотрела она на них. – Вы должны понять. Я решила жить с дочкой одна – значит, рано или поздно, не будет рядом герцога Раннора. Он скоро женится на своей… Она ему родит других наследников. Не хочу больше сидеть и ждать его, не хочу более на него надеяться. Моих надежд он уже не оправдал. Мне надо учиться жить без него.

________________

Покидая дорогу Славы или Позора и выезжая на набережную Госсёрнс, Рагнер вдохнул полной грудью – свобода пахла морем и легким морозцем. У моста с двумя змеями, парадным входом в грандиозный Лодольц, он остановил коня и подозвал худощавого, хмурого молодого мужчину – того, кто, как и Рернот, некогда участвовал в потешном бою у ратуши Элладанна.

– Рунтер, – сказал ему Рагнер, – бери Румольта и Юнна, да давайте в Рюдгксгафхон к озеру Ульол. Мона Фрабвик любит там гулять – и вы до темноты погуляете, но сдайте нам ружья и снимите шарфы. А мы, – посмотрел он на Сиурта, – прогуляемся по Ордрхону. Заглянем в лавки со сластями… и к пекарям тоже. Узнавайте и там про мону Фрабвик. Хоть кто-то же должен что-то знать, раз она там часто бывала.

Трое всадников поскакали дальше по набережной, к воротам из Солнечного города, Рагнер и девять других охранителей свернули на широкий Западный Луч. По правую руку тянулся университет Рунгорц: красивый длинный дом, состоявший из храма и восьми дворцов, по числу доступных каждому свободному человеку наук – таких как Грамота и Риторика, Логика и Боговедение, История и Музыка (наука о гармонии), Геометрия и География. Мужчина мог поступить в университет, начиная с возраста Послушания плюс одна восьмида, и так, чтобы окончить университет до возраста Откровения. Сперва юные школяры за два года проходили восемь свободных наук и удостаивались звания мастера искусств, далее, чтобы приобрести лицензию (то же самое, что и диплом) постигали иные точные и неточные науки. Многие в этом «далее» не нуждались вовсе – получив интересующие их знания, например, уразумев геометрические формулы, прерывали свое образование и работали как ремесленники зодчими. В основном университеты предоставляли путь законника, магистра знаний или астролога, то есть лекаря. Те, кто выбирали духовный путь, продолжали обучение в семинариях, где штудировали Астрологию. А в университетах астрологов лишь поверхностно знакомили со звездным порядком. Школяр Вьён Аттсог как-то увидел в голубом, дневном небе луну и не смог найти этому научного объяснения. Важный санделианский магистр тоже. Проще говоря, над Вьёном все тогда от души посмеялись…

Рагнер, глядя на Рунгорц, только подумал, что надо бы познакомиться с братом Рернота и понять, каков он, как его отвлек Сиурт.

– Звиняйте, Ваш Светлость, – позвал он. – А вы ужа разведенай?

– А чего еще я так весел? Моя оса опять радостно жужжит в небе и грозит своим жалом!

– Кака аще оса? – недоуменно почесал затылок Сиурт.

– Я – эта оса, – устало ответил Рагнер. – Не мучай голову, заболит еще с непривычки.

– Жало есть тока у осав-девачак, – задумчиво проговорил здоровяк.

– Да? – удивился Рагнер. – Ну это у меня… Аллегория! Иносказание такое есть… В аллегориях, Сиурт, я могу быть, кем хочу, – на то их и придумали. Не дамой, тем более девочкой, я хочу, конечно, быть, а грозной мужской осой… То есть всё равно я оса с острым жалом! А откуда ты, лучше скажи, знаешь так много про ос?

– Я многога чаго знааю… – заявил тот, скромно потупив глаза и поглаживая гриву своей лошади.

Рагнер усмехнулся и, поднимая брови, чуть помотал головой.

– Слушай, белый лебедь, – понизил он голос. – Как ты сегодня слетал к баронессе Нолаонт? Что скажешь, она… страдает или нет? Улыбается всё?

На этих словах Сиурт заулыбался сам.

– Я ее не видавал, но… Ваш Светлость, ежаля вы жанитесь на ей, я выиграю пять сотян сербрав. Ента – дяньжищи! И Эорик аще вашанскай наместни́к… Можная ли брату наместника́ с пятию сотняю сербрав об свадьбе теперя мячтать с Миранаю Вохнесог?

Рагнер тяжело вздохнул.

– Ох, Сиурт, как по мне, уж лучше ты, чем Эгонн-козлогон. Давай найдем Мирану, а там ухаживай… но не обабахаживай, – хмурился Рагнер, однако его глаза повеселели. – Будете под моим надзором в Ларгосе!

Сиурт обрадовался, порозовел и опять стал играться с гривой лошади. А Рагнер продолжал весело хмуриться.

– Так, Сиурт, а ты ведь сдал и себя, и друзей! Какого хера вы тут на меня ставите? И… на что там ставите?

– На енту гаспажу Тиодо все ставят… Ваааш Светлость, – умоляюще протянул Сиурт, – не жанитесь на ей. Она… чудна́я. И врет.

– В чем же она врет? – по-настоящему нахмурился Рагнер.

– Ча лодэтскага не знаат. Она знаат. Помятати дню, када вы к господину Аттсогу адни ехали? Упали аще тама где-то на льде? Мы их совстречали по пути. Госпожу Тиодо и аёйного брату. Я думал, ча они тожа к господину Аттсогу и сказал им, ча вы тама щас. По-нашенскому сказжал. И она поня́ла – задумалась, хоть ничага не скажала.

– Так Адреами был с ней тогда на дороге?

Сиурт кивнул, а Рагнер замолчал.

«Выходит, – размышлял он. – Лилия ждала меня на Пустоши и отослала Адреами… Соблазнила меня? Но я же сам набросился на нее, как голодный. Ладно… что уж… Она скоро всё равно уедет. А лодэтский она, конечно, как-то понимает. Если уж Шотно нахватался за столь малый срок…»

Запах сдобы носился по всему Ордрхону. Найти нужного пирожника оказалось вовсе не простым делом, как Рагнер сперва думал. Более того, вдоль нарядных улиц слонялись лоточники, предлагая хлеба и иную выпечку. Другие торговцы возили ящики на колесах – в них, на углях, грелись пироги. И, будто издеваясь над Рагнером, к нему несмело приблизилась женщина, подарила ему, «славному герою», песочное пирожное и сказала, что сама их печет, но продает лишь добрым знакомым. Мону Фрабвик она не знала.

Так, побродив до полудня по Ордрхону, Рагнер оставил там Сиурта и еще двоих «ищеек», сам же направился с шестью охранителями в Лодольц. У «Змеиного моста» он их отпустил – чтобы развлеклись до вечера в городе, а сам вернул в конюшню серебристо-вороного жеребца и пошел к ристалищу.

Король Ортвин I предпочитал рыцарские поединки прочим зрелищам и сам нередко в них участвовал. Устраивали их, как правило, в Тронной зале Большого дворца – и тогда придворные сидели вокруг залы на скамейках, а для сражающихся рыцарей огораживали квадрат двенадцать на двенадцать шагов. Бились и на тупых мечах, и на тупых копьях, и на булавах; иногда на состязания приводили коней, иногда они сопровождались театральными показами. Каждый Марсалий в Ксгафё, на обширном поле перед крепостью, случался рыцарский турнир: в первый день воевали роты, отряд на отряд, второй день отводился под поединки. В Великие Мистерии пышный рыцарский турнир происходил в Лодольце. Свадьба принца тоже была отличным поводом провести турнир, да и зима для лодэтчан помехой не являлась.

Ристалище Лодольца у Сторожевого дома представляло собой глинистое поле, на каком каждый день тренировались шестьсот-семьсот воинов из королевского полка. Их состязания, конные и пешие, также назывались «ристалища», и король Ортвин любил их созерцать в дневные часы. Ныне там работали плотники, возводя трибуны; на середине прямоугольного поля стояло чучело, ругался красноносый старик и носился латный всадник. Для Лорко поставили самое примитивное чучело – деревянную крестовину с железным щитом по центру и шлемом сверху; к «рукам» чучела подвесили на коротких цепях два увесистых круглых камня. Ученик должен был попасть в середину щита и сломать копье, но Лорко мазал – и чучело разворачивалось, ударяя его перекладинами с ядрами то в грудь, то в спину, то в бока, отчего он с грохотом валился с коня, а его учитель исходился бранью.

Соискатели рыцарского звания выступали на турнире с короткими тонкими копьями, длиной всего в четыре локтя и без тяжелого наконечника. Тем не менее такого копья хватало, чтобы выбить соперника из седла, нанести ему увечье или расколоть его деревянный щит (разбитый щит противника судьи обычно приравнивали к победе). Менять щит или брать новый разрешалось, но после третьего своего разбитого щита воин выбывал из числа соревнующихся.

– Разристалят его, – сказал Рагнеру пожилой тренер, когда Лорко в очередной раз шумно грохнулся на поле.

– Он удачливый, – вздохнул Рагнер. – Может, опять повезет. Для того, кто ни разу не носил до этого лат… он… хорош в седле.

– Вот и я говорю, – кивнул старик. – Разристалят!

Тренер пошел за ускакавшим конем, а Рагнер поднял «рыцаря» на ноги. Лорко что-то гулко простонал из железных глубин – он носил сплошной шлем, называемый «лягушонок», – шлем без забрала, с узкой прорезью для глаз и будто бы с вытянутой шеей.

– Еще не передумал? – спросил Рагнер.

– Ээээ, – гулко ответил лягушачий шлем и помотался в стороны.

– Ладно… Послушай, представь, что перед тобой не чучело, а кто-то, кого ты ненавидишь. Может, поможет.

– Я всех любвлю, – несчастным голосом прогудел Лорко.

– Не бывает так… Может, тогда поругаешься с кем-то, а то так точно бесславно помрешь.

– Чучелу енту ненавижу…

– Да… Все чучело ненавидят, но это не помогает. А может, тебе его полюбить? Представь, что это дама. И ты не бьешь ее, а так любишь…

Лорко издал нервный смешок.

– Я серьезно. Представь, что прям в сердце ей своей любовью метишь. И так хочешь ее туда поразить копьем, что жить не можешь. Или не в сердце… или не копьем… Давай, попробуй хоть… – повел Рагнер «рыцаря» к коню.

Лорко устало взгромоздился на коня, используя приступку, после чего Рагнер подал ему тонкое копье и, подумав, еще вручил вогнутый деревянный щит с коротким ремнем через плечо, чтобы он привыкал его держать. «Рыцарь» отъехал к трибунам, пришпорил коня – и обученный турнирному бою конь понесся галопом к чучелу, стремительно набирая скорость. Рагнер не ожидал чуда, думал, что Лорко и в этот раз упадет, но тот, опять развернув чучело, вдруг виртуозно уклонился от перекладины и отбил щитом летящий в его грудь булыжник. Плотники, бросив молотки, захлопали и радостно засвистели, а довольный «рыцарь» им помахал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.