Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом

– День добрый, судари, добро пожаловать в "Вечное сияние"! Я – Агилл, хозяин. Чем могу вам помочь?

– Здравствуйте, уважаемый, нам бы комнату, желательно попросторнее. И еще скромный обед, будьте любезны.

– Будет сделано. А пока, господа, насладитесь искусством мастера Мавротия. Он приехал к нам вчера с двухдневной гастролью, а завтра, к сожалению, покидает наш город. – Агилл удалился, а Йорвин с монахом заняли столик, что был поближе к сцене. Бард бил пальцами по струнам и пел:

Я вчера полюбил другую.

И прошу, отпусти меня.

Все мы влюбляемся вслепую.

Любовь зрячей никогда не была.

Но отринув печали и муки,

Может быть, встретишь ты завтра того,

Кто согреет рукой твои руки,

И всем сердцем полюбишь его.

Песня кончилась, благодарные слушатели зааплодировали и заулюлюкали. В футлярчик для лютни со всех сторон полетели монеты: медные, серебряные, золотые – кто что мог себе позволить. Йорвин и Сиртама тоже не остались в стороне, и кинули музыканту по серебряной монете. А люди не успокаивались и требовали продолжения концерта. Музыкант поклонился, "подмел" шляпой пол сцены и благодарно закивал.

– Благодарю вас. Но следующая песня будет последней на сегодня. Это баллада о короле – воеводе Саркисе. – Бард провел пальцами по струнам и запел:

Капли стали падали с неба.

От туч рано стало темно.

С севера дули могучие ветры,

Но в бой шел отряд все равно.

Тех витязей вел, не страшась урагана,

Сам Саркис, великий герой.

Тот, кто при жизни легендой стал славной.

Чью волю не сломишь мечом.

Эльтифиат, вероломный и хитрый

Две ратные силы гнал там.

Люди шли маршем по мокрой земле,

И туча шла по небесам.

У певца был уникальный голос диапазоном в четыре октавы, который звучал то нежно, то жестко и низко там, где это было необходимо. После недолгого проигрыша зазвучал припев.

В дали унеслось затишье мира.

Грозам разразиться вновь время пришло.

Героям не страшен холод могилы.

Жизнь или смерть, кровь иль вино.

Потихоньку в таверну стало прибывать все больше народу, и к моменту, когда Мавротий допел припев, свободных мест за столиками не осталось.

Били в щиты мечи из булата.

Стрелы пронзали и землю, и латы.

Красной от крови стала земля,

И телами покрыта стала она.

Бой завершился лишь поздней ночью,

Когда уж сражаться не было мочи.

Узрев, что все войско лежит среди скал,

Эльтифиат пораженье признал.

Но если признал, то не значит смирился,

Короля – воеводу он сжить захотел

Помощью мага он заручился,

И ему короля он убить повелел.

Мощью огромной тот маг обладал.

Пальцев щелчком он горы сдвигал.

И силой своей он грозе повелел

Обратить победителя в пепел и тлен.

Молнии удар был беспощаден,

Мгновенно прервал Саркису жизнь.

А Эльтифиат, будь он трижды неладен,

Через год от чахотки ушел вслед за ним.

И через тысячу лет не смолкают баллады

Во славу героям, в насмешку врагам.

Но время приходит для новых деяний,

Благих, иль не очень, решать это нам.

Из далей вернулось цветение мира.

Грозы отгремели, их время прошло.

Пусть нас не печалят героев могилы,

Сегодня в их честь мы вкушаем вино.

Таверна, переполненная людьми, взорвалась аплодисментами. Вот, что значит люди, стосковавшиеся по искусству. Некоторые, живущие неподалеку, специально вышли из дома, чтобы поглазеть на живого музыканта. Мавротий снова откланялся.

– Спасибо, друзья! Желаю вам не терять и не теряться. Любите и будьте любимы, – Бард выгреб из футлярчика деньги, положил на их место лютню, спрыгнул со сцены и удалился вверх по лестнице в свои покои.

Народ стал расходиться, гулко обсуждая выступление, а Йорвину и Сиртаме подали обед: тарелку ухи из окуня, краюху еще теплого хлеба. На второе – омлет с беконом и приправами. От алкогольных напитков странники отказались. Вместо этого им принесли кувшинчик козьего молока. Сиртама ахнул. Они заказали СКРОМНЫЙ обед, а не обед для зажиточной крестьянской семьи. Но трактирщик его успокоил, пообещав, что возьмет за обед, ужин и постель всего три серебряных неция и девять медных цзанг.

После обеда настроение резко улучшилось, и стало расположено к досужему времяпрепровождению. Сиртама стосковался по книгочтению, и решил отправиться на поиски библиотеки или книжной лавки. Йорвин же обнаружил у себя назойливую, как рой помойных мух, потребность сходить в баню.

Пожилой прохожий указал дорогу к двухэтажному деревянному зданию. Внутри пахло отваром банных трав, пихтой и пивом. Йорвин заплатил баннику за отдельную парильню (опять же из-за знака на руке), и уединился в ней. Ушаты с ароматной горячей водой без следа смыли с него не только дорожный пот, но и печали по поводу прошлого и треволнения за будущее. Йорвин почувствовал прилив энергии. И эта энергия была совсем не похожа на энергию притока ярости. Это была позитивная энергия созидания. Воистину, баня обладает чудесной силой исцеления тела и духа. После бани тело стало гладким и приятным, а волосы – мягкими и шелковистыми. Эх, вот бы все недуги мира могли исцеляться также легко и приятно!

Вонь.

Внезапно в бане страшно завоняло. Воняло гниющей плотью, трупом, оставленным на мостовой под солнцем. Воняло так, что Йорвина затошнило. Он быстро оделся, причесался и вышел в коридор. Другие посетители тоже были обеспокоены неприятными запахами и выливали свое негодования на хозяина. Бедный банник, ему не позавидуешь.

Только было Йорвин подошел к двери как вся стена с оглушительным грохотом разлетелась на тысячи кусков разной величины. Йорвина вместе с двумя случайными людьми отбросило волной к противоположной стене. В образовавшейся дыре стояла фигура в черном рваном балахоне. Из-под капюшона выглядывал череп страшной нелюди с острыми хищными зубами. На "лице" этого страшилища не было даже намека на плоть и кожу. Именно это существо источало эту жуткую вонь, от которой, казалось, нос вот-вот сморщится и провалится. Одного из посетителей острым осколком бревна проткнуло насквозь, еще одного засыпало более крупными обломками. Йорвину повезло больше. Он стряхнул деревянное крошево со своих ног, встал, и обнаружил в своем предплечье небольшой осколок, выдернул его, брызнула кровь. Голова "стенокрушителя " дернулась в сторону брызнувшей струйки, а затем снова обратилась на Йорвина. "А-а-а, так вот, что ему нужно, моя кровь. Хрен он ее получит!" – подумал Йорвин и пнул носком сапога мусор, засыпав кровь. "Рваному балахону" это не понравилось. Он поднял руку, вслед за его мановением длинный острый осколок поднялся и уставился острым концом в сторону Йорвина. Тот едва успел упасть на пол до того, как осколок, пролетев над ним, врезался в стену, разлетевшись на щепки.

Йорвин побежал. Оружия у него при себе не было. Он оставил его в таверне. Осталось только бежать. Йорвин взбежал на второй этаж и вломился в первую попавшуюся дверь. Это оказался женский зал. Визг поднялся такой! Йорвин ринулся к двери в противоположном конце зала. Сзади снова раздался грохот. Дверь в женский зал разделила судьбу двери на первом этаже. Визг усилился настолько, что мог бы полностью заглушить боевой оркестр митриумских "Полуденных звезд”. "Ого!" – подумалось Йорвину, когда он на бегу разглядел несколько округлых форм. Дверь с треском вылетела, когда Йорвин врезался в нее плечом. Взлетев по лестнице, он оказался на крыше.

На крыше было два пути отхода: Налево, вдоль реки или прямо, вглубь города, улицу по правую руку было не перепрыгнуть. Йорвин решил бежать по крышам вдоль реки. Через улочку, даже такую маленькую, как здесь, ему вряд ли удалось бы перепрыгнуть, даже зацепившись руками за край кровли. А до здания слева было недалеко. Йорвин побежал осторожно, пригнувшись и касаясь руками кровли, чтобы не соскользнуть. Перепрыгнул на соседнее здание, и тут появился его преследователь, проделав еще одну солидную дыру в потолке. Кажется, его совсем не беспокоила возможность свалиться, и он также невозмутимо гнался за своей жертвой, как и по ровной и устойчивой поверхности. А Йорвин уже прыгнул на следующее здание, ухватившись руками за край крыши. Подтянулся и закинул ногу наверх, выпрямился и улыбнулся своему преследователю. Йорвин показал "балахону" неприличный жест, поманил пальцем и рванул дальше. Спрыгнув на следующий дом, он чуть не проломил дощатый настил, но тот выдержал вес Йорвина, тем не менее, угрожающе скрипел и трещал, пока парень двигался по нему. Осталось последнее здание. Дальше городской массив заканчивался. Йорвин оглянулся, "рваный балахон" не только забрался на крышу того высокого здания, но уже спускался с нее. "Срань!" – вырвалось у Йорвина. Дальше бежать было некуда. Либо прыгать вниз, либо броситься с распростертыми объятьями навстречу смердящему страховидлу. Йорвин счел, что первая из зол – меньшая. " Балахон" вновь поднял руку, флюгер на краю со звоном оторвался от гнезда, в котором сидел. Флюгер имел форму змеи, пронзенной стрелой (наверняка принадлежал лавке алхимика), и острие этой самой стрелы направилось как раз в сторону Йорвина. Юноша разогнался и прыгнул в реку. Флюгер, запущенный колдуном пролетел в пол – локтя от Йорвина, лишь зацепив полу плаща.

Удар об воду оказался еще более жестким, чем ожидал Йорвин. Воздух вырвался из его легких, как будто его выбили колотушкой. Верх и низ смешались, а в ноздри ударило неприятное ощущение воды, попавшей не туда. Более того, на Йорвине была кольчуга, завещанная ему Торвальдом, которую он носил под рубахой как вторую кожу. И сейчас эта "вторая кожа" беспощадно тянула его на дно. Вода была холодной, а течение сильным. Отчаянные попытки Йорвина добраться до воздуха захлебнулись. Юноша пошел ко дну.

Кто – то сильно надавил на грудь, изо рта недоутопленника брызнула вода, а легкие взорвались кашлем. Йорвин оглядел спасителя. Рядом стоял на коленях Сиртама, мокрый с головы до пят.

– Сиртама… кхе-кхе-кха… как ты меня… кхе-кхе… – закашлялся Йорвин

– Люди зашумели, засуетились, я вышел посмотреть. Возле бани собралась толпа зевак, там что-то произошло. Я расспросил несколько человек, одна женщина рассказала мне о гонке по крышам, дескать, большой человек убегал от тощего колдуна в капюшоне прямо по крышам, а потом прыгнул в реку. Ну, я и побежал вдогонку. Надо сказать, повезло, что заметил твои ноги, торчащие из воды. Думаю, дальше ты сам все знаешь.

– Спасибо… кхе-кхе.., опять, – Сиртама кивнул.

– Есть мысли, кто за тобой гнался?

– Нет, – помотал головой Йорвин. – Но сдается мне, этот – из той же кодлы, что разорила Холрен.

– Значит, все-таки их целью был ты. Мы должны немедля отправляться дальше. В городе опасно, тебя ищут. Хотя теперь, вероятно, считают мертвым, и мы не должны давать им возможности усомниться в этом. Город для нас закрыт.

– Но как же… кхе, как же наши вещи, оружие?

– Придется оставить. Тойшен я всегда ношу с собой, кинжал, я думаю, у тебя тоже всегда при себе. Прорвемся. Без еды тоже не останемся. Как только доберемся до леса, можно будет грибов да ягод поискать.

– Отцовский меч выкидываю, – опустил голову Йорвин – Прости меня, старик.

– Может быть, вернется к тебе твой меч. Земля круглая. Все равно, я думаю, он тебе больше не понадобится.

– Земля круглая? Ха-ха! В жизни такого бреда не слыхивал. Землю держат три титана, а те стоят на огромной ящерице, – Лицо монаха на мгновение сделалось кислым, но потом его глаза вновь засмеялись.

– А на чем стоит эта черепаха? – спросил он со странной миной на лице.

– Она стоит на… Я не… Да ни на чем она не стоит. Она летает в… межзвездном пространстве.

– А почему тогда не видно гор, за лесом, а? Горы высоки, их должно быть видно с любой точки плоской земли.

– Туманы войны загораживают, – без раздумий ответил Йорвин. Сиртама Искренне рассмеялся.

Дорога в Оторофельд была малохожа и неторена, правда не настолько, чтобы затруднять путь. Видать, не было дел у жителей Каввана в лесу уже давно. Йорвин вылил воду из сапог, снял мокрый плащ и повесил на руку. Сиртама тоже снял кимоно, и, глядя на его телосложение, Йорвин перестал удивляться, как он сумел выволочь его тушу из воды. Монах вовсе не был перегружен мышцами, скорее даже он был худ, но зато был поджарым и рельефным. Йорвин подумал, что монаху ничего не стоит зашвырнуть его обратно в реку. На счастье промокших путников еще летнее солнце грело достаточно хорошо, и до того, как зашло за горизонт, успело высушить одежду, что была на путниках, и даже немного просушить верхнюю одежду, которую пришлось снять. Когда же они добрались до границы леса, было уже совсем темно. Сиртама скомандовал привал, и решил войти в лес только после рассвета. «В этом лесу» – сказал он, – «Человеку нужно находиться, по возможности, как можно меньше. Это не его территория». Спать пришлось на голой земле. Сиртама, казалось, был подготовлен к чему угодно, но вот Йорвину пришлось несладко. Земля, несмотря на жаркий день, очень быстро остыла, а в спину впивались то камни, то корни. Поэтому он решил в эту ночь бдить первым. Монах не возражал. Йорвин разжег костер, разложил вокруг него мокрую одежду и принялся ее высушивать. Сиртама улегся спать.

Как только солнце поднялось, Сиртама затоптал костер. Йорвин собрался проверить вещи, но обнаружил, что собирать нечего, и вновь горько покачал головой. В желудке было пусто как в голове у портового рабочего, но есть было нечего. Сиртама выполнял в качестве зарядки отжимания на руках, смотря ногами вверх, в то время, как Йорвин оттачивал свой кинжал в перерывах между убийством невидимых врагов. Когда зарядка закончилась, Йорвин и Сиртама облачились в высохшие одежды. Йорвин умело высушил их, ничего не пропалив, только разве что одежды пропахли дымом. Не самый лучший расклад, если идешь в лес, где живут тысячи существ, готовых разорвать тебя и сожрать твои потроха.

Глава IV

Итак, путники вошли в Оторофельд. Их глаза не сразу привыкли к сумраку леса. Лес был действительно сумрачным. Недаром некоторые его так называют. Лес был преимущественно сосновым, но встречались и березы, и вязы, и ели. Хвоя местных сосен была настолько густой и обширной, что практически полностью перекрывала солнечный свет, погружая все, что находится под ней в густой полумрак. Все в этом полумраке казалось иссиня – черным, мрачным, одноцветным. Люди, отягощенные знаниями, особенно в среде чародеев и волшебников, распространяли мнение, будто на Оторофельде лежит тяжкое проклятье. Однако достоверных источников касательно этого вопроса не осталось, так как произошло это, по-видимому, в настолько незапамятные времена, что и местные обитатели не скажут, когда именно.

Чем глубже путники углублялись в лес, тем душнее становилось. Воздух в лесу застыл, загустел и отяжелел. Йорвину это как-то не особо мешало, но вот Сиртаме, как ни странно, пришлось тяжелее. Он стал часто вздыхать, на лбу заблестели капли пота. Он даже сомкнул свой тойшен, и опирался на него как на трость. Казалось годы, от которых он убегал всю жизнь, в конце концов нагнали его, бросились ему на шею и придавили своим весом. Лес был нем. Или только прикидывался немым, глуша свои, и усиливая звуки, издаваемые незваными гостями. Каждый шорох и каждый вздох казались оглушительными. Мнилось, будто лес пристально наблюдает на ними, приглядывается и прислушивается. Все вокруг было вроде бы узнаваемым; деревья, растения, насекомые, но каким-то другим. Темнее, злее, более гнетущим, более отталкивающим. Лес был однообразен и темен, темен и однообразен. Тропа, ведущая через лес, вилась и вилась нескончаемо. Йорвин потерял счет времени. По его разумению они шли уже целый день, и ждал сгущения сумерек. Но на самом деле едва перевалило за полдень. Желудок Йорвина вновь затребовал насыщения, и Йорвин обратился к монаху;

– Сиртама давай сделаем привал. Мы уже почти сутки ничего не…

– Тс-с-с, я что-то слышу, – прервал его Сиртама. На лице монаха было написано напряжение и беспокойство. Что-то было не так. Внезапно Сиртама скомандовал:

– На дерево, живо! – Йорвин, привыкший слушать команды специалиста по выживанию беспрекословно, обшарил глазами близлежащую территорию. Его взор остановился на маленькой, по сравнению со своими сестрами, сосенке. Тем не менее, Йорвину потребовалось подпрыгнуть, чтобы дотянуться до нижних ветвей. Он обхватил ногами ствол, отпустил одну руку и ухватился за другую ветку, повыше. Сиртама же выбрал старую, уже начавшую усыхать, осину. Он карабкался по ней как кот, уверенными движениями перебираясь с ветки на ветку. Когда оба путешественника закрепились на своих позициях, Йорвин наконец заслышал топот, который так напугал Сиртаму. Из кустов огромного папоротника на тропу выскочило существо, сильно недовольное тем, что его пытаются обвести вокруг пальца потенциальные жертвы. Зверь рычал, пуская слюни, и глядя на разместившихся на деревьях людей злыми и голодными глазами.

Йорвин сразу узнал зверя, чьей шкурой был устлан пол у него дома. Вульферга, жемчужину фауны Оторофельда можно было бы принять за обычного черного медведя с головой, гривой и лапами волка, а также метловидным волчьим хвостом. Этот медведь был проворнее, свирепее своего косолапого брата, и что самое важное – отличался умом и сообразительностью, превосходящей способности некоторых людей. А потому был почти идеальным охотником. Единственным его недостатком было грузное тело, издававшее в лесной тиши слишком много шума.

Зверь снова зарычал, нахохлился, и повертев хвостом прыгнул, ухватился зубами за одну из нижних ветвей сосны. Та не выдержала его веса, и они оба с хрустом и грохотом рухнули на землю. Побродив с минуту меж стволов, зверь собрался с силами и с разбегу врезался в сосенку Йорвина задней частью шеи, наклонив голову. Удар был настолько сильным, что все дерево содрогнулось, а с веток посыпалась хвоя. Зверь повторил прием, затем еще раз. Видимо, вульферг таким образом пытался стряхнуть Йорвина с дерева. Но Йорвин не стал дожидаться, пока зверь стряхнет его себе в пасть, достал кинжал, и после очередного удара сам прыгнул на шею полумедведю. По его расчету после того, как хищник протаранит ствол, он некоторое время находится в состоянии легкого оглушения. И в этот момент он уязвим для внезапной атаки сверху. Расчет оказался верным. Вульферг не ожидал такого от своего обеда, и кинжал Йорвина, с хрустом проткнув шкуру, застрял между шейными позвонками зверя. Йорвин потратил несколько секунд и приложил немалое физическое усилие, чтобы вытащить кинжал и ударить вульферга еще и еще раз. Даже смертельно раненый хищник способен нанести врагу смертельный удар прежде, чем испустить дух, но придавленный весом Йорвина зверь бы настолько ошеломлен нападением, что умер прежде, чем сработал его животный рефлекс.

Маленький костерок горел слабо, и то и дело затухал. Казалось, древесина Оторофельда не желала гореть, да и сам огонь был очень тусклым и нежарким. Тем не менее, Йорвин и Сиртама сумели-таки не только поддержать огонь, но даже поджарить на нем мясо убитого зверя. Мясо вульферга плохо жевалось, было не особо приятным на вкус, а жир хищника вообще источал такую мерзкую вонь, что будь Йорвин дома, у него на двое суток отпало бы желание есть что-либо. Но сейчас юноша был голоден до крайности, и мелкие недостатки пищи его мало волновали. Известно доподлинно, что голодному человеку (действительно очень голодному) сгодятся в пищу хоть гвозди, были бы зубы их разжевать.

Когда запас хвороста начал иссякать, Сиртама поднялся:

– Пойду еще веток насобираю, мой кусок не прожарился, а хворост кончается, – сказал он.

– А я пойду грибов да ягод поищу. Закусить. А то какое-то мясо жестковатое.

– Останься. Поддерживай огонь. Сходишь, когда я вернусь, – Йорвин пожал плечами и стал шебуршить угли дальше.

Сиртама отошел за хворостом достаточно недалеко от костра, и все время следил за ним, дабы не потерять из виду. В семи шагах от него кипел жизнью огромный муравейник размером с небольшую крестьянскую хижину, который населяли огромные, почти с ладонь, муравьи. Пока Сиртама собирал хворост, он перестал обращать внимания на муравьев, а вот они на Сиртаму – не перестали. Муравьи Оторофельда не только крупнее своих меньших братьев, но и стократ агрессивнее. Они фанатично защищают свою территорию и свою матку от любых потенциальных угроз, будь то заяц, лисица или вульферг. Сиртама, пока собирал хворост, не заметил, как вторгся на их территорию. Несколько муравьев вскарабкались по его штанине, залезли под рубаху и… От неожиданности и боли Сиртама даже вскрикнул, но потом понял в чем дело, рассорил хворост и стал бежать прочь от муравейника, попутно отрывая муравьев, впившихся ему в кожу. Укусы обычных муравьев очень неприятны, но у этих ребят жвала еще острее, а яд сильнее. Сиртама бежал и не смотрел под ноги, когда к нему, забыв о запрете, подбежал, обеспокоенный Йорвин. Сиртама споткнулся о корень и чуть не упал, задев ботинком круглую шипастую шляпку белого, с черными пятнами, гриба. Внезапно этот маленький грибок выпустил огромный клуб белого дыма, в котором утонул и Сиртама, и подбежавший к нему Йорвин. Когда дым рассеялся, они оба лежали без сознания.

Йорвин очнулся, лежа лицом на холодной земле, во рту был неприятный кисло-землянистый привкус. Его руки были связаны за спиной. Узел был добротный, и веревка была не менее надежная. Даже крепкие руки кузнеца не смогли из нее освободиться. Единственное, что у него получилось – это перекинуть руки вперед, подобрав ноги. Попытки распутать Сиртаму тоже не увенчались успехом, слишком уж мудреный узел придумали их заточители. Они с Сиртамой находились в яме глубиной около двенадцати футов. Яму накрывала бревенчатая крышка, но не до конца, обеспечивая пленникам минимум света и максимум воздуха. Через зазор яму освещал красный свет факелов. Скорее всего, уже наступила ночь. Йорвин встал, размял затекшие ноги и шею. Сиртама тоже подал признаки жизни. Читая немой вопрос на лице Йорвина, он глубоко вздохнул и заговорил:

– Скверны наши дела. Угораздило попасть в плен к морферимам… По моей вине. Боюсь Йорвин, твое обучение закончится, даже не начавшись.

– Кто это тут помирать собрался, ты что ли? Рано тебе, да и мне пока не время.

– Восхищаюсь твоим оптимизмом, но боюсь, в нем нет смысла. Нам не сбежать. Даже если мы выберемся из этой ямы, нас моментально расстреляют лучники, которых вокруг больше ста пятидесяти на квадратную милю. Тем более, нас поместили наверняка где-то неподалеку от центра их полиса. Чтобы поутру их вожак лично отвел нас к плахе.

– Не имеет значения, я не собираюсь подыхать здесь! – зарычал Йорвин. – Мы должны бежать.

– Оченно не советую, – что-то пропищало сверху. Оба резко подняли глаза. Через зазор на них бирюзовыми глазами смотрел силуэт маленького существа с лисьими ушками и пушистым хвостиком. Маленький морферим разглядывал людей с выражением крайнего и до зуда в пятках искреннего любопытства. И говорило это существо на отчетливом всеобщем, хоть и с тяжелым акцентом. – Вы человеки, так?

– Люди, – прогудел Йорвин.

– Ай, да. Я забыла. Когда вас много – вы люди, а когда по одному – человеки. Хи-хи, впервые вижу людей. А какие вы лысые-е-е! И хвостов совсем нет. Папа говорит, вы вкусные.

– Эй, эй, малявочка, а кто твой папа? Это он нас сюда упрятал?

– Мой папа – као, отец всему клану, но папой его называю только я и Юрки, а для мамы он – муж, – «Какой уж там муж,» – подумал Йорвин, – И зовут его Ояярви. А мою маму зовут Йоухки. Мы с папой, мамой и Юрки живем в самом большом доме в городе. А город наш называется Яаскелайнен. И он большой – в три дневных обхода. Есть еще город Вахванен, он принадлежит сынам Черного Волка. А мы, – Хвостатая девочка гордо выпятила грудь. – Сыны и дочери Серого Лиса.

– Очень рад за вас, – сказал всегда учтивый Сиртама. – Но нам бы хотелось узнать, за какие преступления нас сюда поместили, и что с нами собираются сделать в скором времени?

– Ой, я не знаю. Убьют, наверное. Просто потому, что вы челове… люди. Хотя лично я в вас ничегошеньки плохого не вижу. С вами очень приятно поболтать. Даже приятнее, чем с некоторыми морфериам. Вы ведь правда ничего злого не замышляете?

– Ничего, мы лишь мимо идем. Наша цель – северная окраина вашего леса. У нас и в мыслях не было чинить беспокойство твоему народу и твоему папе. Можешь так ему и передать. Меня зовут Сиртама, а это – Йорвин.

– Мой папа не знает, что я сейчас здесь. А если узнает… то накажет. Если он будет с вами говорить, скажите ему, что я не приходила, ладно? А я замолвлю за вас словечко. Ладненько?

– Угу, – дружно кивнули люди, не вдаваясь в подробности.

– Ну, все, мне надо бежать домой, а то мама хватится.

– Постой, прекрасное лесное дитя, как твое имя? – спросил Сиртама

– Зуали, – услышали Йорвин с Сиртамой.