Предисловие к Полярному дневнику. Роман

Витя остановил машину на обочине, напротив дома. Заезжать на участок не стал, не хотелось возиться, открывать ворота. Ему казалось, что его разыскания не займут много времени. Дом родителей, как и многие в товариществе, недавно перенес реконструкцию. Фактически, от старого дома остался только фундамент. Обстановка все еще хранила новодельную свежесть. Обычные для дачных домов залежи в кладовых не успели скопиться по чуланам и шкафам. Витя сразу направился на второй этаж. По словам отца, там в шкафу между старыми книгами и журналами по садоводству и должны были лежать семейные свидетельства прошлого. Порывшись немного в стопках макулатуры, Витя достал пухлую папку красного картона, с посеревшими от времени тесемками. Тесемки сплелись в двойной узел, маленький, но крепкий как сухая горошина. С ним пришлось повозиться. Когда узел, наконец, поддался, фотографии чуть высыпались на пол. Витя бережно сгреб их и перенес на стол.

В целом, предупреждение отца о скудности архива подтвердилось. В основном в папке лежали фотографии молодых лет Витиных родителей – какие-то турпоходы, пляжи Крыма, волейбол на берегу реки, групповые снимки школьных лет, студенческие. Было несколько старых фотографий неизвестных Вите младенцев, без подписей. На одном фото попался дед – сухой, седобородый. Также в традициях фото искусства 30-40-х годов, были запечатлены двое офицеров Красной Армии. Витя практически никого не узнавал. Даже подписанные снимки мало о чем говорили. Кто были эти Григории Степановичи, Николаи Трофимовичи, Коки и Лёли, Витя не знал. Об этом нужно будет расспрашивать родителей, и надеяться на их память. Писем это собрание вообще не содержало. Витино внимание привлекла только одна открытка. На вид очень старая, годов двадцатых. Витю прямо поразило изображение на этой открытке. Сова на желто-сером фоне (впрочем, цвет фона мог вылинять от времени), вписанная в щит. Несмотря на то, что птица изображалась довольно грубо, в лубочной манере, она произвела на Витю гипнотическое впечатление. Он не мог оторвать от нее взгляда, и был уверен, что уже видел это изображение раньше. Только где? Когда? Провалами в памяти Витя не страдал. Именно поэтому мог уверено сказать, что никогда перед его взглядом не появлялось это изображение. Узнавая сову, в нем заработала какая-то иная память. Утробная что ли. Раньше ему уже приходилось переживать нечто подобное. Именно когда он переехал в Коломну. Он как будто бы узнал этот город. Правда, тогда не придал своим ощущениям особенного значения. Да и проявились они не столь обостренно. Витя смотрел на открытку, как смотрит в окно узник, долгое время просидевший в темном каземате. Он и видит белый свет, и не узнает его, и ослеплен, и прозревает одновременно. Во рту у Вити мгновенно пересохло. Чтобы как-то справиться с наваждением, он перевернул открытку. В верхнем углу размытые почтовые штампы, а посередине надпись, выведенная фиолетовыми чернилами, каллиграфическим почерком, с завитушками над заглавной буквой, и красивым вензелем в конце фразы – «На вечную память». Ни подписи, ни имени получателя в открытке не содержалось. Единственное, что можно было разобрать – адрес, по которому много лет назад пришла эта открытка. Витя быстро сунул ее во внутренний карман куртки, аккуратно собрал ворох фотографий обратно в папку, завязал ее и вышел из дома.

Повинуясь минутному капризу, обратно он решил поехать не в объезд по трассам, а через Серпухов. Когда он въезжал город, зазвонил телефон.

– Ну как, нашел что-нибудь? – раздался в трубке голос отца.

– Ага. Вот, хотел с тобой, с мамой поговорить…

– Ну, заезжай, когда хочешь. Я собственно, по тому же поводу и звоню, – сказал отец. – В детстве я филателией увлекался. И вспомнил сейчас кое-что. Деду моему иногда письма приходили, с редкими марками, он их мне отдавал, а я отпаривать боялся, чтобы не испортить и прямо на конвертах хранил, за обложкой альбома.

– Альбом тоже на даче?

– Не, он у меня дома. Все-таки коллекция немалая, жалко вот так в чулане бросать. Я сейчас посмотрел, некоторые конверты с письмами… Аллё? Слышишь меня?

– Да-да, – Витя на самом деле отвлекся, впереди себя он заметил знакомую машину.

– Так, когда заедешь? – спросил отец.

– Скоро. Пап, я перезвоню, сейчас не очень удобно.

– Ну, давай… Дом-то стоит?

– Стоит. Всё, пока!

– Пока.

Витя чуть сбавил скорость и прижался к обочине. Впереди него, метрах в тридцати, на светофоре стояла машина Валеры. Загорелся зеленый свет и машина тронулась. Следуя какому-то наитию, Витя аккуратно поспешил за ним. Он не знал, заметил ли его Валера? Скорее всего нет, в этом случае наверняка позвонил бы или просто остановился и дождался. Пропетляв немного по городу, Валера остановился у ворот какого-то предприятия. Въезд загораживали большие синие ворота. Скорее всего автобусный парк или что-то вроде этого. Пару минут его машина не трогалась с места. Как будто Валера ждал кого-то, а может говорил по телефону. Наконец, ворота отползли в сторону, в проем выглянул человек. Дружески махнул Валере и отвел створку так, чтобы он мог проехать. Как только Валера очутился внутри, человек с усилием потянул ворота и захлопнул проезд. Витя подъехал ближе, над воротами, на высоких сваях был растянут красный баннер. Большими белыми буквами на нем красовалось слова «Аренда» и номер телефона.

Витя задумался. Каждый раз, размышляя о действиях Валеры, он приходил к выводу, что дергаться рано, время терпит и вообще проблема не так велика. Сейчас он в этом усомнился. Самое неприятное, что постоянно откладывая решения вопроса, он естественным образом откладывал и выработку стратегии. Больше так продолжаться не может. Витя решил четче оценить масштабы бедствия, и поставить, наконец, точку в этом вопросе.

4

Правдивый меняется за день сорок раз,

а совершающий деяния напоказ твердо

стоит в одном положении сорок лет.

Аль-Джунайд аль-Багдади

Размышления о плане противостояния Валере заняли больше времени, чем предполагал Витя. Он никак не мог определить конечную цель: вообще избавиться от Валеры или оставить его, лишь немного окоротив? Первый вариант, конечно, проще. Но и глупее. Все-таки, Валера ценный кадр. Поэтому совсем с ним распрощаться – это тоже урон бизнесу. С другой стороны, он мог зайти уже так далеко, что у Вити не останется выбора. Идти к одной цели, а в результате прийти к совершенно иному результату ему не хотелось. Хаос не был его стихией. Он привык упорядочивать жизнь, а не бросаться в пучину на авось. Поэтому и не поддавался эмоциональным позывам – просто пнуть Валерку коленом под зад, а там будь, что будет. Действовать нужно расчетливо и наверняка, а рассчитать действия и определить конечную цель проще всего, владея информацией о текущих делах Валеры. Значит, сначала следует разведать, в каком состоянии у него дела и что вообще назревает.

За этими размышлениями, Валера остановился у дома родителей. Жили они внутри третьего кольца, район, по странному стечению обстоятельств, остался тихим, практически не застроенным новыми башнями и торговыми центрами. При взгляде на архитектуру и планировку зданий, невольно вспоминалась какая-то тихая, очень бытовая Москва Юрия Трифонова. Единственное, что недвусмысленно говорило о современности – платные парковки и перегороженные шлагбаумами дворы. Кстати, еще одна причина, по которой Витя не стремился жить в столице. Не сами платные парковки, конечно, уж как-нибудь хватило бы на оплату, а тот принцип, который они олицетворяли. Планомерное ограничение жителей в свободе передвижения. Да и чего уж вилять, лишний раз подставлять кудлатую холку под стригущий механизм Вите не хотелось. Он ощущал себя созданием несколько иной породы.

Отец открыл дверь до того, как Витя успел позвонить.

– А я слышу – лифт поднимается, так и подумал, что ты, – с улыбкой сказал он.

– Работает еще сигналка? – в ответ улыбнулся Витя. Это было что-то вроде семейной шутки. Лет пятнадцать назад в районе участились квартирные кражи, по всем подъездам висели предупреждения от РОВД, призывы к бдительности и т. п. Тогда Витя предложил отцу установить дома сигнализацию.

– Вот здесь должна быть сигнализация, – сказал тогда отец и постучал себя указательным пальцем по лбу.

Витя пытался его переубедить, мол, всего не предугадаешь, но отец не поддался.

– Лучше подумай, что за чем приходит, сигнализация за ворами или воры за сигнализацией? – туманно аргументировал он. – Надо жить сознательно, а не на приблуды защитные надеяться.

По факту он оказался почти прав. Вопреки всеобщим чаяниям, домушников изловили, оказалось, что наводчиком в их коллективе был один мастер из конторы по установке железных дверей.

– Система работает в штатном режиме, – отшутился отец. – Проходи-проходи.

Витя вошел, снял куртку. Из кухни появилась мама, в фартуке и с мокрыми руками.

– Вот, хорошо. Я обед как раз поставила.

– Да, я не надолго, мам, – сказал Витя.

– Ничего, поесть успеешь, – она снова скрылась на кухне.

Отец не стал тратить время на вежливые прелюдии и сразу повел Витю в комнату. На журнальном столике лежали три пухлых кляссера.

– Вот, смотри. Специально без тебя разбирать не стал, – отец уселся в кресло и протянул Вите верхний альбом.

Витя сел на соседнее кресло, тяжелая книга ощутимо потянула руку. Он перелистнул хрустящие тонким стеклянным пластиком страницы. Из кармана между картонным переплетом и кожаной обложкой торчали пожелтевшие конверты с истрепанными и ветхими краями. Витя аккуратно вытащил их. Всего четыре конверта, без писем. На двух обратный адрес значился в Сибири – одно письмо пришло из Иркутска, другое из Тобольска. Отправитель третьего письма жил в Самарканде. Четвертый конверт вообще был без обратного адреса.

– А письма? – спросил Витя без особой надежды.

– Откуда? – развел руками отец. – Мне дед только конверты отдавал, а письма, наверное, и не хранил.

– А вот эти люди, – Витя вгляделся в имена отправителей. – Они наши родственники?

Отец взял у Вити конверты.

– Да, наверное…, – неуверенно сказал он. – Вот, Галина Владимировна из Самарканда. Кажется, племянница или даже не знаю как это называется? У моего отца был двоюродный брат, Галина ему сноха что ли… Вот ведь, и спросить теперь некого. Да и впрямь седьмая вода на киселе…

– Но писала же она деду?

– Писала. Даже посылки иногда присылала, урюк там, изюм, орехи. Дары Средней Азии в общем. Да, отец пытался связи поддерживать. Слушай, а вот это вообще интересная история, – он взял Красноярский конверт. – Видишь, тут только инициалы стоят?

– Ага.

– Держал, кое-что батя за душой. Мне один раз только рассказал. В общем, на фронте завел он себе ВПЖ. Знаешь?

Витя помотал головой.

– Ну, военно-полевая жена. Сибирячка, кровь с молоком. Он так рассказывал. Она там у себя в колхозе ветеринаром работала, только-только из училища, а тут война. Вот ее и мобилизовали в санитарный батальон. Батя говорил, она немного с придурью оказалась. Так из себя рослая, статная, хоть картины пиши, а войны боялась до жути. Чуть где стрельнут, она обмирает, стоит столбом на месте, еле дышит. Куда ей раненных из под огня вытаскивать? Вот, он ее и пожалел, быстро ребеночка заделали, ну а беременную, конечно, в тыл отправили. Вот она в письмах и шифровалась. Потом только, году в сорок седьмом прислала карточку – она и пацан в школьном мундирчике. У нас тогда еще мундиры были и фуражки…

– А из фронтовых друзей деда, ты кого-нибудь знаешь? – Витя не хотел, чтобы отец ушел в сторону. Он видел, что память постепенно выдает погребенную информацию. И все еще надеялся узнать что-то более конкретное.

– Да, много кого знал. В первые годы после войны часто приезжали. А потом… Многие ведь, так и продолжили военную службу, ну и раскидали по гарнизонам. Страна, сам понимаешь, большая.

– А дед почему на службе не остался?

Отец пожал плечами.

– Точно не знаю. Помню только, раз приехал его сослуживец, уговаривал вернуться на службу. Все говорил про какой-то новый тип войск, мол, там генеральские погоны за десять лет выслужить можно. Батя ему ответил, что ему военная карьера не светит. Мол, если его личное дело к внимательному особисту попадет, так не то что генеральские, еще и капитанские погоны снимут.

– И почему же так?

– Я говорил, он особенно не распространялся. Как-то это с прошлым связано было.

– Из-за раскулаченного отца? Вроде не такое страшное пятно на биографии…

– Не знаю. Может, и еще что-то было.

Отец замолчал. Витя снова посмотрел на конверты.

– А вот из Тобольска…

– Да, там у нас основная родня и жила. Только мы не виделись никогда. Но их, думаю, найти можно.

– А это – дохлый номер? – Витя показал конверт без адреса.

– Это как раз самое простое, – сказал отец. – Видишь штемпеля? Гашение на Северном Полюсе. У нас в семье один полярник был. Дядя Сережа, брат отца.

– Родной брат?

– Да. Кстати, может как раз из-за него батя особого отдела и опасался.

– Из-за брата полярника?

– Ну, полярником он потом стал… Вообще лихой был человек. Суровый. Батя про него редко говорил, но знаешь, как будто с восхищением даже. Одно время он часто писал, а потом перестал. Мать тогда беспокоиться стала, мол, пропал человек. А батя только и сказал – его и об дорогу не убьешь. Прав был, наверное. Дядю Сережу-то еще до войны арестовали. По какой статье не спрашивай, не знаю. Но дали десятку. Он оттрубил, а потом на той же зоне, где-то в Коми что ли, вольнонаемным остался.

– Понравилось?

– Выходит так. Хотя, знаешь какая уловка у гэбэшников была, лагерь в таежной глуши стоит. Связь с «землей» раз в полгода, вездеходы провиант привозят. Вот человек освободится, а куда ему деваться, если до транспорта два-три месяца? Волей-неволей пойдешь обратно. Только я сейчас думаю, не в этом дело было. Дядя Сережа легко мог и через тайгу попереть. Ему на самом деле все равно было, что воля, что зона. И дело тут не в блатной романтике, а просто человек такой. Ему везде дом. Такой характер, что горы бы сдвинуть мог. Да, фактически, и двигал, как вспомню его истории…

– Истории? Он приезжал к нам?

– Да, раза три всего… Постой! Так ты его тоже один раз видел! Только не вспомнишь, наверное?

Витя, вдруг, почувствовал, что будто бы очутился в вакууме. Мысли исчезли, пропали звуки, а перед глазами, словно на экране, возникла картинка. Он бежит по коридору их старой квартиры, под ногами постукивают расшатавшиеся паркетины. Ему пять лет и он счастлив, потому что мама забрала его из детского сада раньше обычного, еще до тихого часа! Сказала, что у них гости. И вот, едва стянув куртку и сбросив валенки, он вбегает на кухню. Посередине, на табурете сидит большой мужчина. Вите он кажется просто огромным, лицо словно серая каменная глыба, плечи перекрывают окно. Свет бьет мужчине в спину и Витя не может разглядеть его лица. Зато он видит, что мужчина чистит яблоко. Лезвие ножа не спеша движется вокруг плода, кожура непрерывной, длинной спиралью свисает почти до пола. На кухне пахнет соленой рыбой и чем-то морозным, северным. Мужчина молча смотрит на Витю, выражение лица у него суровое, но не злое, взгляд внимательный. Витя же, едва глянул в глаза мужчине, почему-то он не может оторваться от созерцания этой длинной, всё сползающей к полу яблочной кожуры.

– Вить, ты чего? – донесся голос отца.

– Вспомнил, кажется…

– Не может быть. Я вон, еле-еле, вспомнил. Тебе тогда сколько было, четыре-пять? Да, где-то так, середина семидесятых. Дядя Сережа как раз из второй полярной экспедиции вернулся. Всю их команду для отчета в Москву вызвали, вот он к нам и заскочил.

– Надолго?

– Не, он надолго нигде не останавливался. Только, здесь дела свои кончил и сразу по новой завербовался.

– А потом, что с ним стало?

– Пропал, – пожал плечами отец. – Когда папа умер, его пытались разыскать, но бестолку. Странная все-таки штука… Такой человек был, а всего-то осталось – один конверт.

Витя заглянул в него. Старая пересохшая бумага, сама разошлась по швам под его пальцами. Судя по всему, конверт был самодельный. Неровные бурые полосы клея осыпались мелкими песчинками. Более того, конверт оказался одновременно и письмом. Видимо, сказался дефицит бумаги в полярных экспедициях. Письма писались на листе бумаги, края которой заворачивались и заклеивались в форме конверта. Витя быстро пробежался по строкам. Короткое послание носило бравурно-иронический характер:

Привет от участников 13-ой боевой имени Ленина Полярной Экспедиции! Разведка новых площадей под засев кукурузы в областях Заполярья идет полным ходом. Пригодных к вспашке земель не обнаружено. Уверенным шагом ступаем к новым трудовым подвигам на ниве социалистического строительства, обязуемся исполнить поручения партии и правительства и заложить первый кирпич в здание будущего 1-ого Заполярного колхоза им. тов. Н.С.Х.!