Полная версия
Заброшенная территория
Но 66-ой с ходу преодолел разгневанный поток и исчез за промокшими деревьями.
Полицейских спасла лебедка. Они выбрались на дорогу, когда уже стемнело.
– Так, что здесь за оборотни обитают?– вновь поинтересовался Матвиенко у Гусева.
– Лет пять назад жена одного «шишкаря» заявила, что ее на Темной изнасиловал черт. Бутов тогда это дело себе взял. Он ее, с явными признаками помешательства, сначала за-крыл в камеру от греха подальше, а утром отвез к психу…. Но и типчик, этот Бурьянов! Сказал, что не совсем здорова, и что ее, все равно к эксперту. Возможно, говорит, что это и было…
– Ну и что?– Уазик наконец-то выскочил на заброшенную грунтовку.
– Может, что и было, да поздно. Лишь на второй день ее, не вменяемую муж в тайге нашел. Она ему, как она сбивчиво объяснила, побоялась сразу сказать. Он ее на утро в больницу. Там ее к «психу» направили. Он ее в угро. Наутро обратно. Эксперт ничего не нашел. Да и чтоб он нашел? Сперму черта!? Короче, положили эту шишкарку в психушку, а через месяц она умерла.
– Отчего?
– Да откуда ж я знаю? Что-то там по-женски.
Следственная группа въехала в ночной городок. Зря они сегодня отправились в тайгу!
Глава 8. Леший – бобыль.
«Леший», носивший фамилию Вачура, в эту осень достраивал со своим помощником, племянником Димкой, огромный по размерам деревянный дом. Строил не спеша, основательно, уже тринадцатый год.
В 1978-ом Вачура демобилизовался из армии, отслужив два года в Казахстане танкистом – механиком. Детство его, можно сказать, прошло в тайге. А когда вернулся в Сихотэ-Алинские субтропики, устроился в лесничество егерем, усиленно посещая секцию бокса. Природа наградила Лешего недюжинной силой и ловкостью. И вскоре, начинающий боксер, не оставил своим соперникам на ринге никаких шансов.
Шурму выдвинули на краевые соревнования, но он их проигнорировал, еще некоторое время, избивая соперников местного уровня.
Избивал и удалялся в таежные глубины на горный, пропитанный запахом кедровой хвои воздух, где пил чай из лимонника и элеутерококка, грыз кедровые орехи. И при всем, при этом, имел выраженную неприязнь к алкоголю и табаку. Охранял участок от браконьеров, бил зверя, копал лекарственные дикоросы.… Ремонтировал по просьбе начальства трактора, лебедки, пилы и другую – самую разнообразную технику.
Вскоре соседи и знакомые со всей округи несли к Геннадию пылесосы, чайники, мотопилы. Звали на починку автомобилей и мотоциклов. Вачура на этом неплохо зарабатывал! Плюс – охота, рыбалка, дикоросы и…уже вначале восьмидесятых… Леший считался состоятельным жителем городка.
А в девяностых уже имел тайник в стене за ковром, с аккуратно сложенной стопочкой «зеленых»!
Небольшие суммы хранил прямо в кухонном столе, поверхность которого была заставлена почерневшими аллюминевыми, фарфоровыми, эмалированными кружками, грязными тарелками, пачками чая, соли, сахара, приправ.
Здесь никогда не хозяйничала женская рука!
Двое его младших братьев уже давно обзавелись семьями и нарожали Вачуре племянников, редко посещающих дядьку.
Братья обращались к нему лишь с целью получения кредита, или с другими просьбами о помощи. Однажды не вернули очередной долг, и старший прервал с младшими всякие отношения. Лишь двоюродный племянник Дмитрий был постоянно при Вачуре и являлся, то ли его» правой рукой», то ли «ногой»!?
Леший в перестройку уже имел личный 66-ой, мотоцикл УРАЛ, пятизарядный карабин, множество рыбацких, дефицитных снастей. Долгий срок в его егерской компетенции находился участок на Темной, вдоль стекающей с горы одноименной речушки.
Городок Кавалерово – таежный!
Здесь каждый третий житель – охотник или рыбак!
Заняв егерскую должность, Гена вскоре подружился с районным прокурором, многими милиционерами.
Сразу после армии построил теплицу для выращивания женьшеня.
Культурный корень начал давать семена, кои и рассаживал егерь в долине самой высокой горы района. Дикий корень, лишь он один, имеет финансовую ценность. «Культурный» считают «белой морковкой». Хотя, сам Леший имел другое мнение!
Лет через десять у него росли в таежных глубинах, вокруг, и на горе, серьезные плантации «настоящего» дикого женьшеня, именуемые таежниками «огородиками».
Женщин Вачура чурался, жил с самого рождения бобылем в небольшой избушке, рядом с недостроенным домищем, на окраине поселка Лудье.
Никогда не имел водительского удостоверения, выезжая на своих транспортных средствах, в основном, в лес.
Шурму в поселке знали и уважали. А по городку, чаще всего, его возил единственный друг – надзиратель небольшой Североприморской тюрьмы, с интересной фамилией – Советский!
Хотя (!) – какой гаишник остановит «Лешего»!???
Глава 9. «Ананас» приходит к Лешему….
– Здоров, Ген!– во дворе появился Димка.
– Здоров, здоров!– недовольно пробурчал Вачура, неся на плече шестиведерный мешок картошки.
Дождь закончился в начале ночи, и над Лудье светило яркое, золотистое, утреннее солнце. Леший, не останавливаясь, прошел мимо двоюродного племянника и высыпал картофель на, расстеленный рядом с ГАЗ-ом 66-м, брезентовый тент.
– Ген, извини, не мог вчера придти! Пацаны с города приехали, просили озеро с карасями показать…, да там до вечера и прогасились!
– В такой дождь, караси?!– зыркнул на него Леший.
– Да я им просто показал где! В машине на берегу и просидели,– Димка переступал с ноги на ногу, чувствуя вину.
– Что, не мог заехать, сказать? На машине же был!– Вачура посмотрел на чистое от туч, яс-ное, голубое сентябрьское небо со слепящим, восходящем над синеватыми горами солнцем.
– Да я, думал, быстро!– племянник теребил кончик носа и опустил зад своего двадцати-двухлетнего тела на ступеньку крыльца.
В армию Диму не взяли – забраковали по болезни! Леший говорил хорошим знакомым: «Сын алкоголика – дурак! Вот и не взяли!»
– Что, батя все пьет?– Леший поднялся на крыльцо и вошел в дом. Димка поплелся следом.
– Нет! Деньги закончились. Лежит, стонет… Мать молоком его отпаивает…
Мать – это двоюродная сестра Лешего, всю жизнь проработавшая оператором «стволовой очистки руды» на горно-обогатительной фабрике.
– Лопатку саперную принес?– Вачура разлил по кружкам чай из свежих ягод элеутерококка.
– Нет, Ген. Вечером принесу!
– Дурак!– беззлобно прокомментировал Леший и вышел с парящей кружкой чая на крыль-цо. Еще раз вгляделся в бездонную голубизну сентябрьского неба.
– Ген, мы же только в пятницу выдвигаемся!– пробубнил дующий на горячий напиток пле-мянник.
– В пятницу, в пятницу…,– заворчал дядька – высокий, черноволосый, напоминающий крупного индейца из фильмов прошлого века.
Прошедшими летними вечерами Леший собирал в своем просторном дворе знакомую молодежь и обучал боксу.
И еще недавно забитый, нерешительный паренек, после десятка занятий у Вачуры, пре-вращался в «крылатого орла», гордо шествующего по центральной улице, вслед которому оборачивались, раньше не обращающие на него внимание, девчонки. Центральная улица брала свое начало от горно-обогатительной фабрики, давно заброшенной, и тянулась вверх, в направлении кладбища, на три километра. Фабрика смотрела черными дырами оконных проемов на заволоченные в погожие дни синеватой дымкой хребты гор. На красном, подымающемся ступеньками на сопку, облупившемся, кирпичном строении, успели вырасти березки и тополя. Словно напоминание об эффекте взрыва нейтронной бомбы. Расположенное выше по дороге кладбище, на крутом склоне лысой сопки, сильно пополнилось покойниками, потерявшими работу и надежду, спившимися мужиками, и молодежью, погибшей от наркотиков. Население кормилось, в основном, за счет тайги, где была большая конкуренция по сбору и реализации ее даров, а заработок являлся сезонным. Орехи, грибы, ягоды, дичь, лекарственные дикоросы, рыба, красная и простая, деловая древесина; в горах не застаивались, не залеживалась, не засиживалось.… И поэтому лес близ Кавалерово стремительно пустел, а добытчики, все дальше и дальше, уходили вглубь.
– Давай, дуй сейчас за лопаткой, а не в пятницу…!
– Вчера караси, пацаны… Пацанам показывал, рассказывал!– оправдывался Димка.
– И что ты им рассказал?!– Леший прожег племянника огнем своих темных очей. Мурашки пробежали по Димкиной спине,– Сболтнул чего?
– Да ну, упаси!– парень подковырнул мизинцем зуб. Вачура рассмеялся:
– Век воли не видать?
– Да ну, Ген. Ни кому, ни чего!!!
– Сам знаешь, для чего нам лопата?!– искоса глянул на парнишку старый промысловик.
– Да знаю, все нормально!– Дима, щурясь, посмотрел на безоблачную голубизну сентябрьского небосвода. В высохшей под лучами, еще по-летнему жаркого солнца, траве трещали цикады, цвыркали различные жуки, лениво жужжали мухи. Леший, то же задрав голову, сказал:
– Хорошо, теперь выкопаю картошку на верхнем огороде! Погода надолго.… До выхода на Темную точно простоит!
Немного не по плану пошла неделя у Вачуры из-за пришедшего из Китая тайфуна. Лешим его в глаза называть не решались. Бывшего егеря опасались – уж больно много различных, в том числе мистических, слухов ходило о таинственном, живущем на отшибе бобыле!
Димка отправился в поселок за саперной лопаткой. Леший поднялся по крутому склону на расположенный в зарослях на сопке огород, чтобы сносить отдута на широком плече мешки с картошкой, и ссыпать крупные, грязные корнеплоды на расстеленный, в заставленным техникой дворе, тент. Не успел высыпать содержимое первого мешка, как за спиной скрипнула калитка. Вернулся племянник:
– Ген, к тебе Анисим идет!
– Ну, идет, да идет… Ты то, что вернулся?
– Да я сказать…
– Иди за лопаткой!– пробурчал Вачура и тихо сплюнул.– Тьфу, балбес!
– Ну ладно, я тогда пошел,– обреченно сказал Димка, встретившись у калитки с Анисимовым.
– Иди, иди!– отрезал Вачура, пожав по-приятельски руку старому, как и он сам, таежнику «Анисиму», по тюрьме проходившему под кличкой «Ананас».
Остроносый, худой, с бледной сальной кожей, Анисим выглядел усталым и озлобленным. При своем высоком росте мученнески горбился, потирая вытянутой ладонью грязные, взъерошенные волосы.
– Геннадий!– обратился он к Вачуре, поднявшись с ним в тень, на крыльцо недостроенного большого дома. Леший со скрипом открыл в этом доме дверь. Скрежет эхом прополз по пустующим, неоштукатуренным комнатам, в отделке которых хозяин затормозился на долгие годы.
Ровно тринадцать лет минуло со дня закладки фундамента.
Для кого строил этот простор никогда не стремившийся к роскоши и большой семье Ле-ший?! Ему, да Богу было известно.… А может дьяволу!!? Но одному, явно жутко будет идти вечером из комнаты в комнату по скрипящим свежим половицам,– Ты шишки принимать начал?
– Да нет!– ответил тот, оперевшись локтями о свежеструганные перила высокого крыльца.
– А будешь?– Анисимов, в такой же позе, встал рядом.
– Я же не на свои деньги в прошлом сезоне принимал. Осень-зиму на китайцев горбатился. Они деньгами снабдили. Вот жду.… Приедут – буду принимать.
– Да только с камеры выпустили,– пожаловался гость, приятельствующий с Геннадием с детских лет. Жили друг от друга неподалеку. Да и сейчас живут. «А чего?»– взглядом спросил Леший. Он никогда ни к кому не обращался по имени. Или «ты», или ничего. Индейские, сверкающие энергией, черные очи, казалось, насквозь пронизывают душу собеседника. Хотя в глаза людям Вачура смотрел редко. Но этого хватало и многим, при этом, становилось не по себе. Соседи часто заглядывали к Лешему, то за шурупом, то за советом. А кедровые орехи и другие дикоросы таинственный бобыль скупал, чуть ли не у всего населения десятитысячного горняцкого поселка. Но так, не с кем и не завязал дружбы, кроме одного человека – милиционера Виталия Советского.
– Деньги на адвоката нужны,– кисло улыбнулся Анисимов,– А то, «расстрельную» точно в этот раз подведут!
– А расстрельной сейчас нет. Мораторий!– ласково успокоил приятель детских лет с черной иронией в голосе.
– Ни за хрен всю жизнь парится на нарах!?– выдохнул Анисим,– Устал, Ген!!!
– Чего случилось, то, у тебя?– Леший внимательно посмотрел на суетящиеся руки Анисимова и пригласил на другое крыльцо стоящей выше на склоне маленькой жилой избушки испить чая. Избушку эту он поставил тринадцать лет назад, как временную. Благодаря высотному положению, из окна ее просматривалась трасса и значительная часть окраины Лудье(Фабричного). Виделось отсюда и подворье Анисимова. Непосредственный сосед отгородился от Лешего высоким, сплошным забором. Соорудил он его после одного случая: Лет десять назад, майским теплым вечером Леший и заглянул в гости к этому самому, отгородившемуся в дальнейшем Антипову. Зашел взять газету со статьей о деноминации рубля. Цвела черемуха, аромат онной вкупе с запахом всего, пробудившегося к жизни разнообразия цветов, кустов и трав, насыщал собой прогревающуюся с каждым днем вечернюю атмосферу, сквозь толщу которой к людям пробивались тонкие лучики появляющихся далеких звезд. Крупный, даже для кавказца, пес дернулся в сторону входящего в калитку Геннадия, но, не успев рыкнуть, стопорнулся и, как-то обмякнув, повернулся к миске с только что принесенным ужином, сонно захлюпал огромной пастью, равнодушно пропустив к входной двери Лешего. Вышел хозяин. Вачура, взяв газету, посозерцал некоторое время животное.
– У тебя собака сегодня сдохнет!– уверенно произнес Леший.
Сосед натужно рассмеялся. Он был из тех, кто в былые временна, обращался к Вачуре, не комплексуя,– «Леший».
– Да брось ты, Леший! Кабелю три года. Здоров, как Ирландский мерин!– Антипов не верил ни в Бога, ни в черта!– Ты что, моего Беркута втихушку дичью подкармливаешь?– строго спросил он.
– Да, нет. А что?
– Беркут тещу близко к калитке не подпускает. А недавно Гришку-соседа чуть не порвал на его территории…, а тебя?!
– Делать мне нечего, своих кормить нечем! Сдохнет твой Беркут сегодня!
– Вачура, не гони!– соседи распрощались.
Часа в три ночи Антипова разбудил собачий вой и громкий звон толстой стальной цепи. Мужик выскочил на крыльцо и увидел, как светло-серый кавказец, разогнавшись, хрипло дернувшись шеей, вырвал длинную цепь из столба у будки. Звонко волоча ее за собой, огромными прыжками преодолел освещенный полной луной огород, пробил грудью забор из свежего штакетника, и бросился под фары редкого для трех часов ночи автомобиля. Глухой удар, визг тормозов и животного – услышал изумленный Антипов. И тишина. Антипов, застыв, стоял посередь огорода. Водитель вышел, глянул на лежащего в придорожной канаве, дергающегося в предсмертных судорогах пса и, подергав помятый бампер, медленно уехал. На следующее утро хозяин похоронил друга-сторожа на склоне, вбив, по совету жены, деревянный крест в темный холмик. Лешим Вачуру больше не называл. При встречах быстро проходил мимо, отвернув взгляд, кивал головой. Вачура, улыбаясь глазами, кивал в ответ, произнося: «Гм…м»!
Анисимов рассказал, как ночью в дом ворвались промокшие опера с какой-то теткой. Перевернули все в столах, шкафах, погребе. Ничего не нашли, но его забрали в отдел, где забросили в камеру к сумасшедшему, агрессивному амбалу, каждый час, выдергивая на допрос.
Леший взглянул на сопку. В лучах солнца на ней алел пушистый клен. Чуть выше, густой, темной хвоей, выделялись верхушки двух кедров на фоне желто–коричневого ковра из уже мертвой, но еще цепко держащейся за ветки, засыпающих на зиму деревьев, листвы.
– Не надо было бегать тогда и продавать Силинский мотоцикл!– сказал Вачура.
– Так Силин тогда пропал, я и…
– А ты откуда узнал, что он пропал?– Гена хлебнул из почерневшей аллюминевой кружки чуть приостывший чай. Выпущенный из камеры сделал то же. Темно-синие ягоды элеутерокка, заваренные кипящей колодезной водой, крепко бодрили.
– Так он меня сам перед тем просил продать этот УРАЛ.
– Нет у меня денег!– Леший нахмурился,– Все родственнику месяц назад занял…. Да так и с концами! А когда труп Вечерова нашли, говоришь – вчера?
– Менты сказали, что вчера утром. Вроде бы как, брат Вечерова поехал на Темную спасать от дождя спрятанные там орехи, да собака и отрыла бывшего хозяина,– Саша Анисимов задумался,– Нашел Славу верный пес!– как-то ностальгически медленно промолвил он. Они с Вячеславом Вечеровым были близкими приятелями. Даже бегали к одной и той же одинокой женщине.
– Оно так и было. Его брат от соседа моего ментам звонил…. Я его видел.
– Что, что рассказывал?– глаза Анисимова возбужденно сверкнули.
– Что, что рассказывал,– в упор посмотрел на него боксер-тяжеловес,– Ты убил, говорит!
Степан Анисимов улыбнулся, сделав крупный глоток из такой же, как у Шурмы, почер-невшей аллюминевой кружки.
– Тут и так хреново, хоть самому стреляйся, а ты, Ген, со своим черным юмором!
– Некогда мне, зайди потом! Картошку с огорода спускаю. А денег сейчас нету!– Вачура направился к калитке. Анисимов поставил кружку с недопитым чаем на периллу крыльца и поспешил следом.
– Меня ж посадить могут!
– Если б садили, то б сидел!– Геннадий Вачура подошел к тропинке у гаража, круто подымающейся вверх, к огороду. На этом огороде Леший выращивал по совету Отшельника экологически чистые овощи и картошку, не применяя синтетических удобрений. Как ни странно, здесь каждый год вызревал умеренный урожай средних по величине плодов, вне зависимости от погодных условий. Бывало редко, выдастся на полях и подворьях района небывалый урожай картофеля, а у Шурмы на верхнем огороде все такой же. За то, в засуху или дожди, нет урожая у других, а у Лешего все такой же – не плохой!– Да то же и говорил,– остановился Леший,– Собака нашла. По одежде, по ремню, ботинкам и зубам узнал. Да и старый пес не мог ошибиться. Он эту лайку всегда в тайгу брал, а в тот раз она под колеса попала. Лапу повредила. Лапа зажила, он долго еще хозяина искал. С утра в тайгу убегал, ночью возвращался. Потом брат Гришка его к себе забрал, пес и успокоился. Но хозяина все-таки нашел, молодец! А денег у меня пока нет, – И Вачура медленно пошел на подъем по уходящей в чащу деревьев тропинке. Анисимов почесал затылок и, развернувшись, быстрым решительным шагом двинулся куда-то.
Глава 10.Суздальцев мчится в Кавалерово.
В сентябре в этих краях еще очень тепло, а днем даже жарко. На протяжении всего пути от Владивостока до Кавалерово стояла солнечная, безветренная погода. «Ниссан-Цедрик» на скорости 100 км: ч ровно урчал своим почти трехлитровым дизелем.
Въезжая в населенные пункты, Егор Суздальцев сбрасывал скорость до семидесяти, опасаясь засад дотошных районных гаишников. Но как только впереди появлялась продолговатая белая, перечеркнутая красным, табличка, «Цедрик», тут же, набирал прежнюю скорость. Егор после двух угробленных в ДТП автомобилей перестал ездить больше ста. Хорошо, что тогда сам и пассажиры остались целы и невредимы!
– На солнце произойдут вспышки. Возможно, выйдут из строя компьютеры, мобильные телефоны, многие космические спутники,– передавали новости по радио Леммо FM,– По прогнозам ученных это произойдет 22 сентября….
– Задолбали с этим Концом Света!– вслух сказал Егор и выключил радио.
Шел по жирному черному асфальту расслабленно, наслаждаясь видом меняющейся вглубь края золотой осенней природой. Включился кондиционер, как только солнце прогрело салон до 25-ти градусов. Егор опустил водительское стекло и в лицо дунул утренний сентябрьский прохладный воздух. Кондиционер замолчал. Вчера он позвонил Кихкакину и узнал, что тот собирается в тайгу. Горы и высота с детства притягивали Суздальцева. Он да же собирался поступать в «Актюбинское летное», но судьба распорядилась иначе. Тем более, давно не видел друга детства, не был в тайге, да и сидел один дома, потеряв недавно работу. Супруга уехала в отпуск к родителям в Москву. И представившуюся возможность посетить горы Егор пропустить не мог. Стрелка в датчике топлива опустилась ниже середины, но до Кавалерово оставалось каких-то 200-ти км. Дорога спустилась с перевалов, называемых в шоферской среде «Карпатами» к самой большой реке Сихотэ-Алиня – «Уссури».
Перед поворотом на Булыго-Фадеево расположено придорожное кафе «Медведь», в котором пахнет немытой посудой, вареными пельменями и дешевым табаком. Егор года три назад заходил сюда. Этого хватило, чтобы забыть в эту забегаловку дорогу. Но Суздальцев остановился рядом для посещения уборной во дворе, возвращаясь из которой увидел возле своего Цедрика высокую блондинку. Короткая кожаная юбка едва прикрывала оттопыренный «яблоком» зад, из которого к земле тянулись объемные вверху, обтянутые блестящими темно-синими колготками, длинные ноги на высоких каблуках в белых туфельках, благодаря которым, и без того высокая девушка, стала на голову выше подошедшего, среднего роста Егора.
– Здравствуйте!– в круглом маленьком ротике белоснежно сверкнули аккуратные зубки.
– Здравствуйте!– улыбнулся уголком рта Егор.
– Это ваша машина?
– А что? Купить хотите?-Суздальцев открыл чудом сохранившимся, еще заводским ключом дверь.
– Пусть для меня это сделает будущий муж!– собрала внизу живота ладони странница, изо-гнув при этом вальяжно ногу. Егор вставил ключ в замок зажигания, не закрывая при этом дверь.
– Так ты у нас невеста?– усмехнулся он.
– Нет. Я еще не познакомилась со своим мужем!
– Куда тебе?– заглянув в прозрачно-голубые глаза девицы, спросил Суздальцев.
– Ты не в Кавалерово?– спросила длинноногая странница.
– Нет. К сожаленью, ближе!– соврал Егор.
– А мне, к счастью, тоже!– верх ног приблизился к самому лицу водителя.
– Это куда?
– Куда довезешь!
Золотая фикса, сверкающая меж ярко-Розовых губок, крокодиловый пиджак на прямых плечиках, чуть выглядывающая из-под юбки, нижняя часть аппетитных «яблок», выступающие на фоне тонкой серой кофты, торчащие соски…– все это соблазняло!
Сколько за тридцать шесть лет своей бурной жизни он встречал таких блондинок, страст-ных брюнеток, огненорыжих стерв?! С разными характерами, щелочками, но с одной целью – извлечь для себя максимальную пользу и удовольствие от встреч с мужчиной. А вот его Иринка – другая, единственная и родная, из чьей щелочки через шесть месяцев на свет появится их совместный человечек. И она бы сильно огорчилась, узнав, что Егор подвозил в их автомобиле шлюху.
– Извини, лови следующее такси!– и Суздальцев захлопнул дверцу. Странница разочаро-ванно посмотрела вслед набирающему скорость Цедрику. Скоро стрелка спидометра подошла к цифре 100.
Он познакомился с Кихкакиным еще на последнем курсе «политехнического». Они вместе посещали поэтический клуб «Белый шар», вместе пили пиво на Набережной. Егор попал потом по распределению в Новосибирск, на авиационный завод, где изготовлялось ноу-хау Советского Союза МИГ- 25, 27,29-тый. Там он и женился на медсестре заводской поликлиники. Жили, вроде, не тушили! Но сибирская равнинная местность, как и двигающаяся с кухни в зал фигура жены, постепенно перестала радовать глаз. Сердце рвалось домой, в горное Приморье. Толкнувшие на бракосочетание чувства стали остывать. Даже рождение сына в январскую стужу не воскресило былого. Начали жить, как-то, каждый сам по себе. Лишь подрастающий Влад еще вызывал общие интересы. Так и прошло четыре года совместной жизни. Трудно стало в быту – и без того скудную зарплату у Егора задерживали на три-четыре месяца. Помогали Катины родители – занимали на продукты с пенсии, делились картошкой, овощами, ягодой, выращенной на даче.
При очередной полугодовалой задержки зарплаты Егор собрал «манатки», оставил доверенность на ее получение Кате, выскреб на билет из заначки все деньги, и сбежал, от жены с сыном, во Владивосток. Думал – ненадолго, оказалось – навсегда! Получалось -предательство семьи! Суздальцев мучился на берегу Тихого океана, размеренно зарабатывая деньги на возвращение в «Новосиб», но через полгода узнал, что супруга сошлась с коммерсантом, и все трое стали сыты и счастливы. Он стал там не кому не нужен, да и ему бы – взглянуть разок на Владика… и все!
Кихкакин развелся примерно в это же время. И встретились опять два одиночества, случайно, прогуливаясь по Набережной. А через месяц Кихкакин, по приглашению РОНО, уехал в Кавалерово учить подростков химии. Егор, здесь же, на Набережной, этим же осенним вечером, познакомился с Ириной, студенткой пятого курса института «Экономики и Сервиса». Вскоре неплохо устроился на металлоприемный пункт, и стал почти главным начальником, вторым, после своего однокурсника, Сергея Крапивенцева, и пригласившего его к себе на работу. Жили у Ирины в гостинке. И вот, через семь лет, Суздальцев, следуя в гости кКихкакину, счастливый, ожидает рождение ребенка. Хотелось бы сына, но кто будет – тот будет! Совершил ли он предательство по отношению к Владу и Кате – думал в очередной раз Егор. Да, совершил, проявив слабость! Но от этого всем лишь стало лучше. Бывшая жена, да и сын вспоминались все реже и реже. Длинный капот Цедрика равномерно глотал жирную ленту асфальта. Сразу за заправкой показались еще две скромно отодвинувшие ладонь в сторону девицы, броско одетые, в коротких юбках, с потухшими от водки и наркотиков глазами, изможденными лицами, просящими удовольствий и денег. Хотя времена наступили не сложные: имеющий деньги – удовольствие купит! «Везет же мне на них сегодня!»– подумалСуздальцев: «Ирина, с зародившейся в ее теле новой жизнью – единственное родное на этой планете существо и ее надо держать в своем Сердце чистой и непорочной, верней, свое Сердце нужно держать для нее чистым!» Суздальцев, не снижая скорости, промчался мимо. Крутые серпантины закончились, и трасса теперь пролегала вдоль долины реки Павловка, с небольшими подъемами и спусками, иногда стрелой уходила за горизонт. Радио зашипело – оно оказалось вне зоны действия радиостанций. Далеко от города удалился Егор! Справа, на высокой скале, стоял огромный, деревянный крест «Спасителя». «Как удалось поднять его по этим отвесным скалам!?»– подумал Суздальцев. Крест, словно напоминал проезжающим внизу путникам, что «не хлебом единым жив человек!».
