Святокаменск

– На губной гармошке? – Антон решил, что Аглая что-то путает. – На губной гармошке – в панк-группе? Разве так бывает?

– Фантазии у тебя нет.

– Ты с ним уже говорила? – раздражённо спросил Змейцев.

– Ну… Нет. – смущённо призналась она. – Боюсь.

– Ты – боишься?

– Про него такое рассказывают… Одни говорят – сидел. Другие – что воевал в «горячей точке». Сходятся в том, что он отморозок.

– Ну, это мы проверим… Тьфу ты, куда он делся?

* * *

На крыльцо вышел звукооператор и сообщил, что концерт отменён, окончательно и бесповоротно. Раздался дружный вой разочарования. Но ничего не поделаешь – народ принялся неторопливо разбредаться кто куда.

– Ну чё – по домам? – мрачно спросил Тролль.

– По домам… – подтвердил Дэн. Помолчал, а потом проговорил нехотя:

– Ребята, простите, что втянул вас в это.

– Да ничего, ничего… – хором заговорили Тролль, Жужик, Майк и Мэрилин. «Бухие тролли» знали, что их взрослый друг никогда не извиняется для проформы. Если он говорит «простите» – то по-настоящему сожалеет, очень сожалеет, до боли. Дэн был их покровителем. Договаривался с организаторами концертов, иногда даже из своего кармана оплачивал репетиции, если ни у кого из коллектива больше не было денег. И никогда не вмешивался в музыкальную часть, не давал советов, как и что играть – только пиликал свои проигрыши на губной гармошке.

– Дэн… – осторожно сказал Тролль.

– Ну?

– Мы в кафе-мороженое… Ты с нами?

– Нет. Я домой.

– А, ну да, у тебя же ещё один концерт…

Дэн равнодушно попрощался с «Троллями». С площадки уйти не успел – на пути возник паренёк с микрофоном, смазливый и какой-то растерянный, а позади него – бородач с телекамерой.

– Здравствуйте. Новости «СК-ТВ». Сможете уделить нам пять минут?

– Почему бы и нет, – согласился Дэн, больше от скуки.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Дэн. Просто Дэн.

– В какой группе вы играете?

– «Бухие тролли».

– На чём?

– На губной гармошке.

– Эм-м… Гармонист, значит?

– Не называйте меня гармонистом. Я харпер.

Дэн, несмотря на свой жутковатый вид, разговаривал спокойно, даже вежливо, но как-то снисходительно. Змейцев чувствовал, что его не принимают всерьёз, и нервничал.

– Харпер, ага. А в каком стиле вы играете?

– Панк-рок.

– Эм-м… И при чём здесь губная гармошка?

– Фантазии у вас нет.

Они сговорились, что ли? Антон Змейцев молча подавил раздражение. Профессионалом нужно быть до конца.

– Можете сыграть что-нибудь?

Дэн достал из внутреннего кармана куртки чёрный футляр. Расстегнул, извлёк гармошку. Закрыв глаза, исполнил «Грустную любовь» Поля Мориа – на СК-ТВ эту мелодию использовали в качестве заставки к прогнозу погоды. «Издевается…» – догадался Антон.

Приятный, с лёгкой металлической хрипотцой голос гармошки заставил всех, кто стоял вокруг, обернуться. Кто-то даже захлопал и восторженно заулюлюкал.

– Можно посмотреть инструмент? – Антон взял гармошку так, чтобы оператору было удобно её снять. – А для чего вот этот рычажок сбоку?

– Это называется слайдер. Чтобы звук менять на полтона выше-ниже.

– Ясно… – Антону не терпелось поскорее вскрыть Дэна на какую-нибудь скандальную историю об армейском или тюремном прошлом: – А как вы к этому пришли? Почему гармошка, эм-м, а не гитара, не барабаны?

– А почему трава зелёная? – с неожиданной иронией парировал Дэн.

Антон мысленно выругался.

– Дэн, постарайтесь ответить серьёзно. Вы, в какой-то степени, эм-м… ну… достопримечательность. Я не думаю, что в нашем городе есть ещё хоть кто-то, кто играет на губной гармошке. Я лично никого не знаю…

– Я тоже.

– Я думаю, нашим зрителям очень интересно, как вы к этому пришли. Всё-таки, почему вы играете на губной гармошке?

– Почему я играю на губной гармошке… Наверное, потому, что мне хочется.

– Может быть, вам кто-то подарил гармошку, и вы решили научиться играть? Может она вам досталась… эм-м, не знаю… в бою, как трофей?

– Нет. Я её купил в магазине. Учился по самоучителю. – Дэн улыбнулся. – Ничего интересного, в общем.

– Ничего интересного… – Антон потоптался на месте, мысленно повторяя слово «бесперспективняк», которое служило на кастингах СК-ТВ универсальным тестом на наличие дефектов речи. – А как вы считаете, кто виноват в том, что сорвался сегодняшний концерт?

– Организатор.

– Организатором было молодёжное движение «Авангард».

– Ну, вот они и виноваты. Без комментариев.

– Но это же эм-м… их первый опыт такого рода.

– Надеюсь, что и последний. Не умеешь – не берись. Пять минут прошли или как?

– Да… спасибо за интервью.

Едва Дэн удалился, как Антон Змейцев чуть не взвыл во весь голос:

– Что это такое, а? Я что, дефективный? Серёга, я что не так делаю-то?

– Всё так… – пожал плечами бородач-оператор. Он делал то, за что ему платили – снимал, остальное его мало волновало.

Антон чувствовал, что ненавидит себя. Как только дело доходило до интервью, куда-то пропадали все сколько-нибудь толковые мысли, забывались заготовленные вопросы, зато откуда-то появлялось это идиотское «эм-м».

– Значит так, ищем Блимберга, пусть проведёт нас к «Зелёному чаю». Пара вопросов им – и всё, едем монтировать. Сюжет надо сдать завтра утром, и мы его сдадим.

Антон бросился искать Тима. Толпа возле клуба рассеялась, остались лишь те, кто ещё надеялся получить автографы участников «Зелёного чая».

Блимберга не видно нигде.

Змейцев попытался сунуться в клуб, но пожилой вахтёр не пустил.

– А Блимберга можно позвать? Блимберга знаете?

– Ищите снаружи, молодой человек. Полчаса назад вышел.

Машина Тимофея (точнее, одна из машин его папы) стояла недалеко от крыльца. Значит, Блимберг ещё здесь.

– Куда ж ты провалился? – пробормотал Антон. Попытался вспомнить, как всё было несколько минут назад: Тим достал телефон, отошёл поговорить… и исчез куда-то.

Антон попытался восстановить маршрут Блимберга. Двинулся в том же направлении, к правому углу здания, и вскоре заметил валявшийся на асфальте среди бутылок и пустых пакетиков из-под чипсов мобильный телефон Тима – эту огромную чёрную галошу трудно было не заметить. Экранчик телефона был разбит.

Змейцев перешёл на быстрый шаг. Свернул за угол. Вдоль стены на второй этаж поднималась бетонная лестница, под лестницей имелась глубокая ниша с дверью – запасным выходом. В этой нише, скрючившись, валялся Блимберг, вяло ворочался и громко стонал.

Антон торопливо склонился над ним:

– Тимка? Живой?

– Живой… – всхлипывая, ответил тот.

– Больно?

– А тебе бы в живот саданули кулаком, раз пять – тебе бы не больно было? – взвыл Блимберг.

Антон помог ему сесть.

– Фак! Больно и тошнит… – пожаловался Тим. – Башка кружится, фак.

– Кто тебя так?

– Да этот… амбал.

– Какой?

– Да он в какой-то группе играет. «Бухие тролли», что ли. Гармонист.

– Харпер, – поправил Антон. Его вдруг начал разбирать смех.

– Взял, меня затащил сюда. Я даже ничего сказать не успел… Он мне заехал в живот кулаком, несколько раз, и ушёл. Уркан хренов. Сволочь… Подонок… Сегодня же заявление напишу. И сотовый мне разбил. Бандит. Где они только его откопали?

– Говорят, он в горячей точке воевал… А может, сидел.

– Ну, и обратно сядет. Сегодня же напишу заявление.

Змейцеву было злорадно: так тебе и надо. Дурачок ты, Блимберг, напыщенный индюк. А «Авангард» твой – идиотская игра наподобие КВНа. А ты-то, наверное, думал, что всё это всерьёз, собирался горы сворачивать. Вот и свернул. Странно, что тебе самому ничего не свернули – можно сказать, гуманно обошлись.

Нужно построить сюжет вокруг этого: что «Авангард» конкретно обгадился с этим концертом. Первая же серьёзная акция – и полный крах. И показать Дэна, когда тот говорит: во всём виноваты организаторы. А Дэн – молодец мужик. Был бы Антон на месте этих обманутых музыкантов – сам бы с удовольствием врезал горе-организатору.

* * *

Недалеко от здания клуба, у подъезда древнего двухэтажного дома, Дэн заметил кучку «легионеров». Кому не досталось места на лавочках – сидят на корточках, по-зэковски. Бритые головы. Пиво, семечки… Они здесь не просто так, не от скуки. Наблюдают.

Патриотическую организацию «Молодёжный Легион» придумали год назад, по личному указанию новоявленного президента Пирогова. Из униформы обязательной была только нарукавная повязка с эмблемой – древнеримской лавровой веточкой. Остальное додумали сами «легионеры». По всей стране на вещевых рынках подчистую раскупались армейские ботинки, камуфляжные брюки, куртки и майки. Куртка обязательно расстёгнута, чтобы продемонстрировать модный по нынешним временам православный крест. В качестве официальной причёски принята стрижка «под ноль» – просто и без излишеств. В городке под названием Углы в «Легион» входила почти вся местная молодёжь.

Углы слились со Святокаменском давно и прочно, официально считались пригородом, хотя были скорее спальным районом. Были до тех пор, пока на предприятия Святокаменска не пришли новые хозяева и не уволили девяносто девять и девять десятых процентов местных жителей. Причины увольнений одни и те же: алкоголизм, курение, агрессивность, клептомания, невысокий IQ. Реже – наркомания, потому что денег на наркотики у местных просто не было. В довершение всего было закрыто самое крупное из святокаменских ПТУ, в его отреставрированном и переоборудованном здании расположили Университет для детей приезжих специалистов. Оставшись без работы и без учёбы, озлобленные парни вступали, кто ещё не вступил, в «легион». «Легионеры» частенько ходили маршем по улицам Углов и Святокаменска, устраивали шумные акции протеста под окнами представительств заокеанских корпораций. «Янки, гоу хоум!», «Япошки – вон!» До драк и погромов, впрочем, не доходило. Видимо, потому, что «легионеры» не получили соответствующего приказа. Пока не получили.

При прежнем президенте бывали кое-какие стычки между местными и приезжими, потом прекратились – для приезжих быстро возвели элитные жилые районы, на том месте, где раньше был огромный китайско-вьетнамский рынок и прилегавшие к нему трущобы. А в Углы и близлежащие посёлки новые жители Святокаменска старались не соваться. Так окраины превратились в гетто. Ходили слухи, что Святокаменск скоро поглотит свои пригороды: старые улицы снесут, а жителей выгонят прочь.

Когда исполняющим обязанности президента, а потом и официальным президентом стал Пирогов, у местных жителей появилась надежда, что новая власть выгонит из города незваных гостей, и всё будет как раньше. Этого не случилось: договор об аренде Святокаменска нельзя было в одностороннем порядке аннулировать в случае смены власти в стране, это было оговорено в одном из его пунктов. А любое внешнее вмешательство в дела города могло бы быть расценено как международная агрессия.

Но всё-таки что-то назревало, грандиозное и страшное. Дэн чувствовал это. Уже месяца два «легионеры» не устраивали своих патриотических шествий с боевыми песнями времён Великой Отечественной и посаженными на кол чучелами в японской военной форме тех же времён. Даже не появлялись на улицах большими группами, а если и появлялись, то тихонько сидели на лавочках у подъездов, изо всех сил стараясь не привлекать к себе внимание. Параллельно с этим затишьем происходило какое-то тайное движение. Из спортивных магазинов исчезли все бейсбольные биты, их попросту смели с прилавков, хотя вряд ли кто-то в Святокаменске, кроме заокеанских специалистов, играл в бейсбол. В оружейных магазинах скупили все охотничьи ружья и ножи. Обо всём этом взволнованно писала какая-то Аглая Лысенко, в журнале «Часовая башня».

А три дня назад на армейских полигонах недалеко от Святокаменска начались масштабные учения. Звуки выстрелов и взрывов долетали до окраин, в наглой близости от города пролетали боевые вертолёты.

Возле подъезда своего дома Дэн встретил ещё одну группу «легионеров», он лично знал каждого – это были пацаны из соседних квартир. Хромой широкоплечий Михан, повредивший ногу в армии, смуглый Вартан, смешливый глупенький Илюшка… Самому старшему было двадцать пять, самому младшему – тринадцать.

При виде Дэна все встали.

– Здравствуй, Дэн. – На правах старшего Михан протянул Дэну руку. Тот нехотя пожал её, вопросительно глянул хромому в глаза.

– Разговор есть, – пояснил Михан.

– Только короче, я тороплюсь.

– Все торопятся. Садись.

– Постою.

– Пивка?

– Не пью. Гармошка не велит.

Никто не засмеялся.

– Ну да, ты ж гармонист…

– Не называйте меня гармонистом. Давай короче. Ты ко мне опять с тем же самым?

– Ну.

– Сколько раз я должен сказать «нет», чтоб ты понял?

– Дэн, я к тебе сейчас обращаюсь как к порядочному пацану. Ты нам нужен.

Забавные ребята, у них «пацан» – это не указание на возраст, а почётный титул, который носят лет до шестидесяти.

Дэн лениво поскрёб небритую щёку:

– А подробнее можно?

– Подробнее будет, когда ты точно скажешь: «да» или «нет». Ты, конечно, можешь отказаться…

– Вот и ладно. – Дэн шагнул в сторону и, обогнув Михана, двинулся к крыльцу. Остальные «легионеры» встали на его пути, но Дэн прошёл сквозь них, так сильно толкнув плечом Вартана, что тот чуть не упал.

– Да постой ты! Дэн! – Михан догнал его одним прыжком. – Я тебя прошу! Ты понял? Как пацана тебя прошу, как родного брата!

– Ну, чё, чё те надо-то, Миш? – устало спросил Дэн. – В вашем «Легионе» я не буду.

– Почему? Можешь сказать?

– Да хотя бы потому, что он «молодёжный», а я староват уже…

Михан несколько раз громко выматерился. Потом закричал:

– Отмазываешься возрастом? Тут не в возрасте дело-то! Ты же за них, за америкосов и за япошек! Ты ведь за них? На их стороне? А? Крыса?!

Дэн посмотрел ему в глаза. Без угрозы, но Михан почему-то осёкся и отступил на шаг.

– А хоть бы и за них, – спокойно произнёс Дэн. – А ты сам-то почему против них?

– Да как это почему? Они захватчики потому что! Мрази!

– А почему мрази-то? На работу не берут? А ты пиво своё вылей и не пей больше. И не матюгайся, как сапожник. Попробуй хотя бы полгодика вообще не пить и не матюгаться – и всего-то делов. И тест на ай-кью пройдёшь, ты ж с мозгами. На производство тебя хоть куда возьмут, у тебя ж руки золотые… Нет, тебе проще бегать и орать, какие они все мрази и оккупанты. Ну чё молчишь-то, а? Нечего сказать?

– Ага, и так и жить, как они прикажут? По их поганым правилам? А если они прикажут на карачках ползать – мне ползать, да? Да я никогда! Никому! Ни одной твари! Не позволял собой командовать! – рассвирепел Михан.

– Ну да? А в армии?

– Это было другое… Там хотя бы свои люди – командиры. Дэн, короче: ты не с нами?

– Нет.

– Дэн, это был последний раз. Больше спрашивать не будем.

Тот хмыкнул:

– Наконец-то дожил.

– Дэн, ты ведь сам не понял, что сделал…

– Да всё я понял.

– Дэн, последняя просьба. Это я уже к тебе не как «легионер», не как русский человек русскому человеку, а просто как сосед. Уезжай отсюда.

– Куда?

– Всё равно куда. Тебе ж будет лучше.

– А ежели мне некуда ехать?

– Тогда не повезло тебе. Удачи тебе, Дэн.

– Сам не сдохни.

Хреновый какой-то день получается. Сперва концерт сорвался, теперь эти сопляки со своим «Легионом» докопались. Дэн вынул из холодильника банку тушёнки, из хлебницы – кусок батона. Откупорил банку, упал на продавленный диван, включил радио, повертел рукоятку, натыкаясь то на Ларису Черникову, то на лопотание китайских дикторов, долетавшее из-за границы, до которой пять часов езды. Отыскал новости, устроился поудобнее, не спеша поглотил свой обычный ужин вперемешку с информацией.

Мэр Меликов присутствовал на открытии новой больницы… В Святокаменске сделают монорельсовую дорогу… Жителям города будет предоставлен безвизовый въезд на территорию США и Японии – каждому, кто отработал на предприятиях города год и один день… В кинотеатре пройдёт фестиваль японской анимации… Десятилетний сын Георгия Меликова любит фильмы с Джеки Чаном, а особенно его песни… Ерунда одна. Бывает, что в новостях звучат и более интересные вещи. Например, недавняя речь Меликова, в которой он, пользуясь полнейшей безнаказанностью, открыто назвал Пирогова фашистом. Это было достойным ответом на нередко проскакивающие в выступлениях президента намёки, что, мол, из-за фатальных ошибок прежней власти некоторые территории нашей страны незаконно присвоены иностранными капиталистами и что он, всенародно избранный президент Пирогов, найдёт способ их вернуть.

В этот раз не было ничего подобного. Обмолвились только, что крупномасштабные учения близ Святокаменска до сих пор продолжаются, но никак это не прокомментировали. А что комментировать, всё и так ясно. Святокаменск – пусть небольшая, но всё-таки заноза в заднице президента Пирогова. Неясно только, зачем всё это бряцанье оружием – выглядит бессильной злобой и не более того. Если хоть один солдат ступит на территорию города – вмешаются американцы, а там и до Третьей Мировой недалеко… Едва ли этот городишко того стоит.

Поужинав, Дэн отправился в ванную. Почистил зубы над треснувшей раковиной. Впереди ещё одно выступление, нельзя осквернять гармошку грязным ртом. Побрился. Дэн брился раз в неделю и именно в субботу вечером. Без щетины его лицо казалось уже не угрюмым, а просто серьёзным.

Распахнул шкаф, где висел чёрный костюм – единственная ценная вещь, которой владел Дэн, не считая губной гармошки. Почистить его щёточкой, отутюжить белую рубашку, надеть её, завязать галстук, облачиться в костюм – и можно идти. Дэн ненавидел костюмы и галстуки, но с необходимостью надевать всё это раз в неделю давно смирился.

«Легионеров» у подъезда уже не было.

Дэн жил почти на самой границе двух городов, а точнее сказать – двух миров. Две минуты пешком – и замусоренный, потрескавшийся асфальт становится идеально ровным, чистым и целёхоньким, изношенные, измождённые дома сменяются новостройками, а с портретов в витринах магазинов вместо широкой простецкой физиономии президента Пирогов начинает смотреть хитрое скуластое лицо мэра Меликова, с лисьей улыбкой и узкими глазами. Он же сам наполовину японец – потому и смог выторговать для города столь выгодный «особый статус», фактически – независимость. Ворон ворону, как известно…

На пути вырастает милицейский патруль. На животах висят автоматы.

– Документики, пожалуйста…

Милиционера интересует та страничка паспорта, где указана прописка. Прочитав, что Дэн живёт в Углах, патрульный делает серьёзное лицо и интересуется:

– С какой целью направляетесь в город?

– Я музыкант, играю в «Серебряном якоре».

Дэн трезв, хорошо одет и выбрит. Иначе его без разговоров завернули бы обратно, а если бы у него с собой была сумка или ещё что-то, где можно спрятать оружие – непременно обыскали.

– На чём же вы играете?

Дэн достаёт губную гармошку.

– Гармонист, значит?

– Харпер.

– Харпер-фигарпер, харпер-фигарпер… – со скучающим видом напевает патрульный. Милиция большей частью осталась старая, с прежних времён. Служители закона приспособились к новым порядкам, научились не выражаться, заменяя ругательства словами «фиг», «блин» и «транда», перестали брать взятки, потому что вырос их официальный доход… И всё равно многие из них были почему-то недовольны этими самыми новыми порядками. Возможно из-за того, что Меликов планировал со временем распустить милицию и создать какую-то новую службу охраны порядка. Распустить – потому что недовольны новыми порядками. А недовольны – потому что хотят распустить. Заколдованный круг прямо.

– Изобразите что-нибудь… – просит скучающий милиционер.

Дэн играет «Наша служба и опасна, и трудна». Патрульные смеются и аплодируют.

– Можно гармошку посмотреть? А вот эта пимпочка сбоку зачем?

– Чтобы менять звук на полтона выше-ниже.

Милиционеру, судя по выражению его лица, это ни о чём не говорит. Он возвращает Дэну гармошку и паспорт, дружески приобнимает и как бы невзначай сообщает:

– Вот что, Даниил Иванович: завтра вечером не ходите в город.

– Почему?

– Ну… вот так. И лучше вообще не выходите из дома.

– А?..

Милиционер резко отшагивает, отдаёт честь. Все четверо уходят прочь широким шагом. Догонять, что-то спрашивать – бесполезно. Дэн продолжает путь и вскоре выходит на проспект Ленина. Наверное, в каждом городе есть улица Ленина, в Святокаменске тоже была, в проспект её переименовали недавно. За последние четыре года эта улица ощутимо выросла, как и весь город. Множество новых зданий: банк, телецентр, кинотеатр. На месте вчерашних скоплений ларьков – торговые центры. Дэн шагает к автобусной остановке. В новостях сказали, что вместо автобусов скоро будет монорельсовая дорога. Поскорей бы уже, а то автобусный парк, наверное, лет двадцать не меняли. У новой власти тоже не до всего руки доходят.

Дэн едет в Старый город, туда, где старинные дома, вымощенные плиткой тротуары, изящные фонари и Часовая башня. Площадь и прилегающие к ней три улицы. В субботу вечером здесь особенно многолюдно. Среди гуляющих людей нет ни одного пьяного, никто не дерётся. Дэну нравится бродить здесь, но времени у него мало, нужно успеть к началу вечернего концерта. По субботам в «Серебряном якоре» играют джаз. Фортепиано, бас-гитара, ударные и губная гармошка. Из музыкантов Дэн, который на время концерта становится Даниэлем – самый молодой. Ему снисходительно разрешают посолировать в трёх-четырёх композициях, но настоящая звезда вечера – пианист Алёша, немолодой уже человек с глазами ребёнка, да и привычками тоже. Алёша очень любит мороженое и нервничает по пустякам. Не любит здороваться за руку, бережёт пальцы. Вместо этого кланяется, по-особому сложив руки на груди: совмещает большие пальцы, выставив ладони в стороны – ладони становятся крыльями, а пальцы – головой птицы. В Святокаменск Алёша приехал недавно, до этого был преподавателем в провинциальной музыкальной школе и жил впроголодь.

Выступления в «Серебряном якоре» приносили Дэну сто долларов еженедельно. В остальные дни он репетировал с «Бухими троллями», играл с ними на самодеятельных рок-концертах, играл под гитару на вечеринках, играл под магнитофон и радио, играл везде, где мог, и никак не мог насытиться музыкой.

«Серебряный якорь» посещали, в основном, люди средних и преклонных лет. (Для молодёжи была прорва других заведений, в том числе и огромный клуб «Часовая башня», расположенный на первых этажах той самой башни, гордости города.) Они слушали Алёшину игру, боясь сделать глоток, откусить, пошевелиться или даже громко вздохнуть. Как-то менялись даже их лица, будто бы становились моложе.

Алёше очень нравилось здесь, на берегу моря. И он играл это. Когда уходил в импровизацию, в клавишных переборах слышались плавные перекаты волн, порой разгонявшиеся до шторма. Редко, но долго и гулко звучали низы – гудки теплоходов. Быстро-быстро и мелко-мелко на верхних нотах – это краб семенит. Негромко, но величественно – сопки. Иногда Алёша начинал играть порт, быстро и многозвучно, ему помогал барабанщик стуком и лязгами.

Дэн умел слышать музыку чужими ушами. Он смотрел на лица людей в «Серебряном якоре» и знал наверняка, что когда они закрывают глаза, то видят всё это: и штиль, и шторм, и краны, и теплоходы, и сопки, и крабов. Изредка подбрасывал автомобильные сигналы или стоны чаек. Когда приходила его очередь солировать – пытался сыграть морской пейзаж, или опрятный Святокаменск, или грязноватые Углы, но чувствовал – не дотягивает. Получался гармоничный набор звуков и не более того.

Сделать мелодию легко, если знать как. Сперва снизу вверх, потом – сверху вниз. Сперва вопрос – потом ответ. А один известный музыкант сказал проще: «Чтобы сочинить хит, мне нужно две ноты. Одна – «ля». Вторая – не «ля». А в том-то всё и дело, что не ноты надо играть, не ими мыслить. Губная гармошка не должна играть ноты, она должна плакать, кричать, стонать, шептать, вибрировать от удовольствия. Когда Тролль играл Дэну новые песни, тот легко мог подобрать проигрыш к любой из них, но иногда не делал этого. Говорил: «Ничего не слышу. Давай следующую». Этому научил его Алёша. «Даниэль, мой славный юноша… – сказал однажды пианист, хотя Дэн уже лет десять как вышел из юношеского возраста. – Никогда не придумывай музыку. Послушай внимательно и играй то, что слышишь. Первый импульс – самый верный, лучшая музыка – та, что родилась спонтанно. Ничего не слышишь – лучше промолчи».

…В тот вечер в «Серебряном якоре» появился посторонний. Дэн это понял сразу же, потому что Алёшина музыка стала вдруг плоской и блёклой, как пиликанье мобильного телефона. Алёша играл так, как играл всегда, но сейчас его слушал кто-то, на кого не действовало скромное волшебство пианиста. Дэн напрягся: в зале присутствовал недобрый, грубый человек. Вот и он. Хорошо одетый, как и все, но молодой и злой. Местный предприниматель, оказавшийся на грани разорения по вине заокеанских корпораций. Дэн отлично знал людей такого типа и сам работал под начальством одного из них.