Милашка

– Не ожидала, что ты станешь актером.

– Неизвестно, как выйдет, – сказал я.

– Кея не ошибается в людях.

– Вы знакомы с ней? – удивился я.

– Ее все знают, – улыбнулась Нейя. – У нас маленькая страна, Влад. Да и Мей небольшой город.

В самом деле. Население Сахья – двенадцать миллионов человек. Из них в столице живет более миллиона. Страна вроде Беларуси, только территория больше.

– Станешь знаменитостью, не забывай нас! – попросила Нейя.

Это еще нужно стать… Но я пообещал.

Вечером я исправил текст. В основном – диалоги. Отослал Рее. Утром позвонила Кея и попросила прийти раньше.

– Что ты знаешь о войне? – спросила в студии.

– Читал учебник.

– Тогда ясно, – вздохнула режиссер. – Наш фильм – национальный проект. Для начала объявили конкурс сценариев. Победил мой. Знаешь почему?

Я покачал головой.

– В нем нет вымышленных героев, все реальные лица. Я сидела в архивах, изучала документы. Тысячи людей. Большинство из них погибли. Рассказать обо всех невозможно, приходилось выбирать. Под столицей в бой вступили два десятка рельсотронов. Расчет каждого – четыре человека. Командир, наводчик, заряжающий и подносчик снарядов. Всего восемьдесят мужчин. Кого было предпочесть? Я выбрала расчет номер пять. Знаешь почему? В нем трое были пожилыми. Четвертый – мальчик-сирота, двадцати лет от роду. Он рос в детдоме. Звали его Дин Рут. Его ты будешь играть.

Она включила планшет и стала листать пальцем картинки.

– Вот он!

На меня смотрело миловидное юное лицо. Симпатичный парень.

– Из-за внешности его дразнили «Милашкой». Дин не обижался. Что заставило его пойти на войну? Ему не было кого защищать. Ни семьи, ни женщины. Но он очень горячо просил, и его взяли, – она помолчала. – Он погиб вместе с остальными. Теперь понимаешь, почему твои поправки не годятся?

Я покрутил головой. Кея посмотрела удивленно.

– У Дина была мать, – сказал я.

– Но он не знал ее. Я хочу тебе кое-что сказать, Влад. Ты приехал издалека и многое знаешь. В годы диктатуры матери нередко отказывались от сыновей. Отдавали их в детские дома, а там было не сладко. Скудное питание, воспитатели из военных. Они били мальчиков. Обучали их читать и писать, и ничему более. Дин был чернорабочим. На войне стал подносчиком снарядов. Он не мог говорить о матери и сестре, его бы тут же разоблачили. Ты согласен?

– Нет.

– Почему?

– Сирота мечтает о родителях, порой придумывает их. Мол, они служат где-то далеко, потому и сдали ребенка в детдом. Но они за ним обязательно приедут. Дин хотел в это верить. Потому говорит о матери и сестре. Ведь они у него могли быть! Остальным понятно, что он врет, но они не решаются возразить. Потому что виноваты перед пареньком. Это с их молчаливого согласия мальчиков отдавали в детские дома, где держали впроголодь и били. Теперь им стыдно. Потому что паренек, которому изуродовали судьбу, идет защищать Родину.

– Я хотела об этом сказать, – пробурчала Кея. – Потому и выбрала этот расчет. Но твои слова жгут сердце.

– Вы снимаете фильм-урок, напоминание о совместной победе?

Она кивнула.

– Пусть традиционалы задумаются. Они называют нас грязными и вонючими, не считают за людей. Пусть посмотрят на этого паренька. После всех издевательств пошел воевать за них. И погиб, чтоб они жили.

– Забери меня Темнота! – вскричала она. – Как ты все повернул! Рос в детдоме?

– Нет, тофу.

Зато жил без родителей. И мечтал, что они меня заберут.

– Принимаю, – сказала Кея.

– А еще Дину следует дать девушку.

– Что?!

– Пусть он встретит ее среди ополченцев. Она отвергнет его, потому что аристократка. У нее буква «й» в имени. Зовут ее Клейга. Для нее этот парень никто. Только Дин будет ее любить. В свой последний час, когда погибнут товарищи, он встанет к рельсотрону. Будет стрелять и кричать: «Это вам за мать и сестру! За Клейгу!» Он видел, как упал ее бронеход и решил, что она погибла. Но Клейга уцелеет. Много лет спустя она придет к мемориалу павших бойцов. Принесет к его подножию цветы. По ее щеке побежит слеза, и она тихо скажет: «Прости, Дин…»

– Замолчи! – крикнула Кея. – Я сейчас зарыдаю.

– Надо сделать так, чтоб рыдали зрители.

– Ладно, правь! – согласилась Кея. – Посмотрю, что получится.

А потом были съемки… Выжигающий глаза свет, ползущий от жары грим, недовольный голос режиссера. Дубли, дубли… К концу съемочного дня я уже не хотел денег. Мелькнула мысль отказаться от роли. Только я ее отверг. Подписался – не скрипи!

Спустя время я втянулся и в студию ехал с удовольствием. У меня сложились душевные отношения с партнерами. В перерывах они рассказывали о себе. В годы диктатуры актеров изгоняли из театров. Пьесы ставили без мужских ролей. Изгнанники отправились на заводы и создали там самодеятельные театры. Постановки их пользовались успехом. Зрителей приходило больше, чем в театры. Хунта попыталась самодеятельность запретить, но владельцы предприятий не подчинились. Самодеятельность сплачивала коллектив, и из-за этого он работал эффективней.

В войну актеры попросились на фронт. Кое-кто успел повоевать. Для них этот фильм не был чем-то отвлеченным – они в нем жили.

– Повезло тебе, Влад, этого не видеть, – говорили они, и я соглашался.

Ко мне они относились, как к сыну – мужикам-то под пятьдесят. Для них я пацан.

Играли они замечательно. Во взглядах, обращенных на меня, сквозила снисходительность и вина. Их герои понимали, что погибнут, и жалели, что вместе с ними умрет замечательный парень. Но спасти его не могли. Вечерами мы просматривали отснятый материал, и я замечал влажные глаза Кеи. И не только у нее.

С партнершей у меня отношения не задались. На роль Клейги режиссер пригласила местную звезду. Уличив момент, та прошипела:

– Не смей приближаться ко мне, мурим! Я вонючек не терплю.

От такого я охренел и пожаловался Кее. В ответ она улыбнулась:

– Я все знаю, Влад. Но так нужно.

Я понял, просмотрев материал. Актриса смотрела на меня с брезгливостью. Из-за этого любовь Милашки выглядела особенно безнадежной, и от этого щемило в груди.

* * *

– Здравствуй, Сайя!

– Рада слышать тебя, тетя.

– У меня новость: Влад ушел от нас. Перебрался в социальное общежитие.

– Почему?

– Говорит, что хочет жить самостоятельно. Нашел работу на киностудии, снимается в фильме.

– Он актер?

– Говорит, что нет. Но его взяли. Хорошо платят.

– Это ненадолго. Съемки завершатся, и он останется без работы.

– У него есть деньги. Кай заплатил ему за сведения.

– Знаю. Брат звонил. Очень злился.

– Почему?

– Потому что сам не догадался. У нас крупнейший в стране завод по переработке нефти. Мы извлекаем из нее смазки, остальное продаем на теплоэлектростанции. Отдаем почти даром, потому что спрос малый. Но если использовать эти отходы для сжигания в моторах, открываются невероятные перспективы. Автомобиль с таким двигателем может вести любой. Он не привязан к источнику энергии. Заправочные станции не требуют электрической линии – достаточно раскинуть уловители света, а топливо можно возить с собой. Удлинятся линии грузовых перевозок, что важно для Сахья с ее протяженными пространствами. Инженеры Кая сейчас создают двигатель. Если у них выйдет, завод придется расширять или строить новый, поскольку спрос ожидается невероятный. Возрастет производство автомобилей, в первую очередь – грузовых. Выпуск легких фракций нефти станет приносить прибыль. На внешний рынок пойдет невиданная ранее продукция: легковые автомобили и грузовики с тепловыми двигателями. Они будут стоить дешевле электрических. Кай мне много чего наговорил. Я все одобрила.

– Значит, Влад принес пользу?

– Да, тетя. Благодарю тебя.

– Это Кай.

– Он тоже. Но ты сумела расположить чужака к Дому.

– Скорее, он нас. Удивительный мальчик. Очень упорный и работящий, легко располагает к себе. Вильга от него в восторге. Даже учила его драться.

– Он и так это умеет. Разбил нос охраннице.

– Что дальше?

– Ничего. Пусть живет, как ему хочется. Он принес Дому несомненную пользу. Оправдал затраченные время и деньги.

– А если знает еще что?

– Вряд ли. Он не инженер. Я читала его записки. Общие сведения и идеи. Кай загорелся ими, поскольку пришлись к месту – ему не хватает заказов. У Влада нет инженерного образования. А что знает журналист? Только то, о чем ему рассказали. Кто станет делиться с ним тайнами? Бесполезная профессия.

– Ты сурово судишь.

– Такова жизнь, тетя.

– До свидания, девочка…

* * *

После павильонных съемок мы выехали в поле. Жили в палатках. Подходящая местность нашлась в отдалении от столицы. На месте настоящих боев снимать было нельзя – здесь располагался мемориал. Кроме нас на съемки прибыла группа бронеходов. В батальных сценах они изображали противоборствующие стороны. Свой лагерь военные разбили неподалеку. По утрам молодые женщины вставали по сигналу, совершали пробежку, а затем шли купаться к реке. Я подключился к ним. В строй, ясное дело, не вставал, но держался неподалеку. Интересно было наблюдать местных воительниц. Они тоже посматривали, и в их взглядах читалось любопытство. После завтрака женщины влезали в бронеходы и изображали бой. Посмотреть на это собиралась незадействованные в сцене актеры. Зрелище впечатляло. Бронированные волны шли навстречу друг другу, и от их поступи дрожала земля. Из манипуляторов вылетали молнии, после чего некоторые машины валились на землю. Победители перепрыгивали их и шли дальше. Мне это напоминало фантастические фильмы. Впечатление усиливали бронеходы – угловатые корпуса на шагающих опорах. «Голов» у них не имелось. По бокам бронегондол – «руки»-манипуляторы.

С батальными сценами почему-то не выходило. Кея ругалась и заставляла повторять. Они о чем-то жарко спорили с командиршей бронеходчиков. А те, пользуясь моментом, вылезали из машин и растягивались на траве.

Еду нам возили из недалекого города. Из кузова выволакивали термосы, корзины с хлебом, фляги с соком или компотом. Кормили сытно и бесплатно, карточек не просили. В съемках есть своя прелесть.

Бронеходчицы ели с нами. Мы сидели на лавках за общим столом. Как-то ко мне подошла девушка. Невысокая, крепкая, с простоватым лицом.

– Можно? – спросила, указав место рядом со мной.

– Запросто! – сказал я и подвинулся.

Она села и поставила на стол миску с кашей. Некоторое время мы сосредоточенно работали ложками. Девушка ела аккуратно, отламывая от хлеба небольшие кусочки.

– Вкусно! – сказала, опустошив тарелку. – И мяса в кашу кладут много. Тебе принести церг?

– Если не трудно, – кивнул я.

Она забрала мою миску, отнесла ее вместе со своей к раздаче и вернулась с двумя кружками. Мы сидели, блаженно потягивая горячий напиток. По вкусу церг походил на чай. Его делают из травы, которую растят на полях. На мой вкус, церг слишком душист, но здесь любят такой.

– Хорошо! – сказала соседка, отставив кружку. – Нам тут нравится. Кормят, поят и не надо ходить строем. Сниматься интересно. А тебе?

Я кивнул.

– Меня зовут Сая. Ты Милашка?

– Это прозвище моего героя. Меня зовут Влад.

– Я смотрела, как ты играешь. Мне понравилось. Обязательно посмотрю фильм.

Я кивнул вновь.

– Почему ты бегаешь с нами?

– Вместе интереснее. Привык в армии.

Ее брови поползли вверх.

– Ты служил?

– Я приехал с Дальнего Континента. Там мужчин берут в армию.

– Чем ты занимался?

– Водил танк. Это бронированная машина, которая едет на гусеницах – по стальным лентам, которые тянут катки. Словно поезд по рельсам.

– Никогда не слышала о таком.

– А я не видел бронеходов. Не покажешь?

– Сейчас!

Она встала и осмотрелась.

– Командир ушла в палатку, – сообщила спустя минуту. – Она любит после обеда поспать. Идем!

Я отнес кружки, и мы отправились за холм. Там стояли бронеходы. Дверцы на спинах открыты.

– Это мой, – Сая указала на черную машину. – Курумский «Архан». Захвачен после битвы за Мей. Большинство их пустили на переплавку, но несколько штук уцелело, и теперь мы изображаем врагов, – она хихикнула. – Бронеход старый, конечно, но еще ничего. У курумцев хорошие машины.

– Можно? – указал я на дверцу.

– Лезь! – разрешила она. – Все равно ничего не увидишь. Экран включится, если внутри живая батарея. Причем сильная. Не любая женщина может водить бронеход. Что говорить о мужчинах, – он снисходительно улыбнулась.

Но я все же полез. Бронеход стоял, согнув «ноги» – по-иному не взобраться. Я сунул ногу в скобу под корпусом, схватил рукой за вторую и забрался внутрь. Осмотрелся. Внизу – «педали», наподобие тех, что используют в эллиптическом тренажере, впереди – рычаги. На них сверху – кнопки. Я встал на «педали» и взялся за рычаги. Не удержавшись, нажал красную кнопку.

Загудел мотор, и задняя дверца закрылась. Показалось или я расслышал удивленный крик? Из педалей вылезли дуги и обхватили ступни. Перед глазами вспыхнул экран. Камеры, установленные снаружи, проецировали на него изображение – каждая в свой квадрат. В одном из них я рассмотрел Саю. Она что-то кричала и махала руками.

Я двинул «педалями». Бронеход выпрямился и шагнул вперед. Я потянул на себя правый рычаг. Машина развернулась направо. Все понятно. Я задвигал «педалями». Бронеход рванулся вперед. Шел он плавно, не качался и не пытался упасть. Интересное устройство. Центр тяжести наверное низко. Я ускорил движение, потом побежал. Вау! А он быстрый! Километров тридцать в час точно будет. Прыгнуть сможет? Не получилось…

Я загнал бронеход на холм, развернулся и пошел вниз. При этом корпус отклонился назад. А когда шел вверх, было наоборот. Гироскопы стоят, точно. В вождении ничего сложного нет.

Подойдя к Сае (она продолжала махать руками), я нажал красную кнопку. Бронеход присел. Загудел мотор, открылась задняя дверца. Довольный, я выскочил на траву.

– Ты что себе позволяешь? – подбежала ко мне Сая. – Зачем включил бронеход?

Внезапно она выпучила глаза и прикрыла рот ладошкой.

– Как ты смог?!

– Извини! – сказал я. – Не удержался.

– Ты и вправду служил… – покрутила она головой. – Я не верила.

– Меня долбануло током, – объяснил я. – Высокое напряжение, едва выжил. Оттого, видимо, и способности.

– Никогда не слышала о таком. Чтобы мурим… то есть мужчина вел бронеход… Никому об этом не говори!

– Почему?

– Меня накажут. Нельзя разрешать посторонним водить бронеход.

– Так это трофей.

– Все равно, – покачала она головой. – У нас строгая командир. Не скажешь?

– Могила! – я стукнул себя кулаком в грудь.

Она улыбнулась и взяла меня под руку.

– Идем!

Обратным путем мы вернулись в лагерь. Бронеходчицы сидели за столом и чем-то болтали. Нас встретили нас насмешками.

– Сая мурима себе отхватила! За ручку ведет.

– Выделывалась перед ним, бронеход по холму гоняла, – фыркнула рослая тетка с тяжелым лицом. – Что скажешь, мурим? Понравился бронеход?

– Да, тофу, – кивнул я. – Да так, что я решил записаться в бронеходчики.

Сая сжала мой локоть. Бронеходчицы засмеялись.

– Как ты стронешь его с места? – ухмыльнулась тетка. – А, мурим?

– Сяду вам на колени.

– А-а-ах! – грохнули за столом. – На колени… Цоя, выдержишь? Он ведь совсем маленький. А-га-ха!

– А ты веселый, – сказала другая девушка, когда все отсмеялись. – Расскажи еще что-нибудь!

– Командир останавливает бронеход. Из него вываливается пилот. «Почему твой бронеход ходит кругами? Почему он виляет? – спрашивает командир. И тут она улавливает запах. – Ты что, пьяная?» «Я – нет! – отвечает пилот. – Вы же сами сказали: это бронеход…»

– А-а-ах! – отозвались за столом. – Бронеход пьяный… Га-га-га!

Простые они девочки, немудреные. Древним шуткам смеются.

– Еще! – потребовали за столом.

– Бронеходчица лезет на дерево. «Ты куда?» – спрашивает ее другая. «Яблоки есть». «Так это другое дерево! На нем не растут яблок». «А у меня с собой».

За столом грохнули так, что вздрогнули палатки. Бронеходчицы качались от смеха и показывали друг на друга пальцами. «Яблоки… С собой…»

Привлеченная шумом, из палатки выползла командир. Недовольно щурясь, она направилась к столу. Разглядели ее не сразу. Но потом увидали и смолкли.

– Что тут происходит? – спросила командир. – Почему шум?

– Мурим рассказывает смешные истории, – одна из девушек указала на меня. – Про бронеходчиц.

– Да? – зловеще улыбнулась командирша. – Что ж, послушаем. Все равно разбудили. Говори, мурим!

– Рядовая бронеходчица подходит к своему командиру. Спрашивает у нее: «Скажите, тофу. Если я пожалуюсь на вас старшему начальнику, мне за это ничего не будет?» «Ничего тебе не будет, – отвечает командир. – Вот совсем ничего. Ни бронехода, ни мундира, ни жалованья…»

У бронеходчиц за столом надулись щеки. Они терпели изо всех сил. Но тут грохнула командирша. Захохотала, открыв щербатый рот. Остальные немедленно подключились. «Ой, не могу! – доносилось до меня. – Ни бронехода, ни мундира… Жаловаться захотела…»

– Правильная история, – заключила командирша, когда все отсмеялись. – На командира жаловаться нельзя. Его нужно любить, – она подняла палец. – Еще знаешь?

– Так точно, тофу. Возвращается в часть бронеходчица. Перед этим она крепко выпила. В глазах двоится. Навстречу движется командир. Бронеходчице кажется, что их двое. «Разрешите между вами пройти?» – спрашивает заплетающимся языком. «Р-разрешаю! – так же отвечает командир. – Только по одной».

Ржач… В порыве чувств тетки колотят по столу. Меня трогают за плечо. Оборачиваюсь – Кея. Она прикладывает палец к губам и указывает в сторону. Там оператор с помощниками. Камера направлена на стол. Замечаю, как к столу подходит и усаживается с краю моя злобная партнерша «Клейга».

– Что вы делаете?

– Снимаем эпизод, – шепчет Кея. – Твой герой рассказывает истории ополченцам. Поднимает боевой дух. Давай, не останавливайся!

Отходит. Ну, Кея! Но с другой стороны… Я в гриме и военной форме, поскольку готовился к съемкам. Бронеходчицы за столом в форме тех лет. Камеры они не видят, смотрят на меня.

– Продолжай, мурим! – кивает командирша.

– Возвращается бронеходчица из командировки…

6

Вечером Кея показала бронеходчицам отснятый материал. Они пришли в полный восторг. Ржали и тыкали в экран пальцами. Непосредственные девочки. А когда Кея сказала, что включит эпизод в фильм… Вечером ко мне подошла их командирша.

– Вот что, Влад, – сказала, слегка смущаясь. – Меня зовут Тая. Кап Тая Нур, командир орха[11] бронеходов. Для тебя просто Тая. Я хочу сказать, что ты можешь бегать с нами. И никто не скажет тебе: «Мурим!» Пусть только попробуют! – она показала кулак.

– Благодарю, Тая! – ответил я. – Сочту за честь.

Она кивнула и отошла. Утром я встал в строй бронеходчиц. Мы пробежали вокруг холмов и пошли купаться. Я скинул спортивный костюм, разбежался и сиганул в реку. В плавках. Бронеходчицы посыпались следом голые. Нагота их не смущала. Плавали они хорошо. Меня попытались поймать и притопить, но я выскользнул на берег. Девки полезли следом. Вид у них был зловещий. Сейчас схватят и бросят в воду.

– Предлагаю выучить речевку! – сказал я.

– Это что? – удивились дамы.

– Маршевая песня. С ней легче бежать.

– Давай! – согласилась кап Нур.

Назавтра строй пыхтел под речевку:

– Бронеходчицы на марше – ух, ух, ух! У прохожего в сторонке захватило дух. Посмотри на нас, прохожий, по-смо-три. Не найдешь таких красивых – раз, два три…

Съемочная группа, вышедшая на это поглядеть, каталась от смеха. Бронеходчиц это не смутило – им речевка нравилась. Еще я продемонстрировал Тае комплекс армейской физзарядки, и она велела женщинам его разучить. Теперь по утрам мы махали руками, приседали и доставали кончиками пальцев рук носки армейских ботинок.

Удивительно, но с этого момента наладилась съемка батальных сцен. Тая больше не спорила с режиссером. Мне позволили нарисовать на задней дверце одного из бронеходов сердечко. Так мой герой помечал машину возлюбленной. А затем видел, как ее бронеход падает…

Работалось весело. Кее удалось превратить группу в единомышленников. К ней все бегали с предложениями. После бурного обсуждения идеи принимались или отвергались. Мои обычно шли на ура. А чего вы хотели? Киноштамп из моего мира здесь смотрелся как откровение. Кея принимала почти все. Я этому радовался. Люди вокруг были хорошие, и мне нравилось быть им полезным.

Сая не отходила от меня. За столом садилась рядом. Приносила мне еду и питье. Бронеходчицы, видя это, скалились. Улыбались и мои партнеры.

– Чего мучаешь, девочку? – спросил меня старший из них, Крег. – Волоки ее в палатку.

– А потом скажет: «Женись!» – буркнул я.

Крег захохотал.

– Сразу видно, что иностранец, – сказал, отерев слезы. – Бронеходчицам запрещают жениться. И беременеть нельзя. Поступая на службу, они подписывают соответствующий контракт.

– Почему? – удивился я.

– Потому что матери нужно строить квартиру. Открывать в части детский сад и школу. Это дорого. Проще сунуть их в казарму. У них специальные устройства в телах, которые не позволяют забеременеть.

Знаем мы эти устройства…

– Так что можешь не переживать, – ухмыльнулся Крег.

С наступлением темноты Сая пришла ко мне в палатку. Это была бурная ночь! Мы с ней просыпались, набрасывались друг на друга, разжимали объятия и засыпали вновь. Перед рассветом Сая ушла. Я провалился в сон. Разбудили меня к завтраку. Ополоснув лицо, я побрел к пустому столу. На нем стояла одинокая миска с кашей и лежала ложка. Все давно поели.

– Ты б не увлекался! – выговорила мне Кея. – У нас съемки…

В ее голосе я ощутил ревность. Или показалось?

К осени съемки завершились. Бронеходчицы погрузили вещи грузовики и разобрались по шагающим машинам. На прощание Сая обняла меня на виду у всех. Бронеходчицы скалили зубы, но в глазах некоторых я прочел зависть. Сая выглядела довольной – с актером переспала. Продолжать отношения она не собиралась, о чем мне и сказала. Гусар добавил еще одну победу в свою копилку…

Кап прорычала команду, и железный орх, помахав нам манипуляторами, двинулся к месту дислокации. Собрались и мы. Палатки и декорации увезли в грузовиках, нам подали автобус. Двинулись с опозданием. Как всегда, кто-то и чего-то потерял, долго искал, пока остальные ждали. Наконец тронулись.

Наш автобус представлял собой деревянный фургон, установленный на стальной раме с колесами. Лет ему было много, и гоняли его от души. О том говорила вытертая обивка сидений, щербатые доски обшивки. На неровностях рыдван скрипел и раскачивался. Увидав его, Кея что-то прошипела, и лицо ее приняло сердитое выражение. Ох, влетит кому-то! Кея – женщина серьезная.

Пепелац выбрался на шоссе, и мы покатили по асфальту. Здесь он есть. Ну, так нефть… Я сидел за спиной водителя. Интересно было посмотреть, как тут рулят. Молодая женщина с усталым лицом крутила установленную почти горизонтально баранку. Я присмотрелся к органам управления. Ничего сложного. Кнопка включения двигателя, рычаг переключения скоростей, вернее, селектор выбора режима езды, педаль тормоза и газа. Причем тормоз нужен для окончательной остановки автомобиля. В режиме «брейк» происходит эффективное торможение двигателем. Заодно генератор за счет рекуперации пополняет заряд батареи. Разобравшись с органами управления, я стал смотреть вперед.

Шоссе проложили по холмистой местности. Оно то взбиралось на возвышенности, то устремлялось вниз. На подъемах автобус еле тянул, зато вниз катил, набирая скорость. Вот и теперь после длительного подъема помчался вниз. Разогнались мы хорошо. Впереди возник крутой поворот. Автобус мчался к нему, почему-то не снижая скорости. Я бросил взгляд на водителя. Она лежала лицом на баранке. Потеряла сознание? Твою мать! Сейчас вылетим в кювет. Амба всем…

Я вскочил и метнулся вперед. Отвалил водителя от руля и включил режим рекуперации. Пепелац стал замедлять ход, но катился резво. Остановиться не успеет, а педаль тормоза мне не доступна.

Я схватил баранку и закрутил ее влево. Тяжело, будто нехотя, пепелац вошел в поворот, громко скрипнув сочленениями. Правая сторона автобуса приподнялась и зависла над асфальтом. За спиной завизжали. Но тут колеса с размаху опустились на покрытие, чудом миновав обочину. Я взмок. Случись шинам коснуться грунта, нас бы выбросило в кювет. Был у меня случай в начале водительской карьеры. Шарахнулся вправо от встречного автомобиля – мудак пер по осевой – и зацепил обочину. «Опель» швырнуло на встречную полосу… Пришел я в себя на противоположной обочине. Как я выкрутил – до сих пор не помню. У меня дрожали руки и ноги, в путь смог тронуться спустя полчаса…

Автобус стал замедлять ход – за поворотом шоссе шло на подъем. На ровном участке я бросил руль, вытащил женщину-водителя и положил ее на дощатый пол. Сам, скользнув в водительское сиденье, нажал на педаль тормоза. Автобус замер. Я включил стояночный тормоз, встал и обернулся к салону.