Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3

– Ты уверен, что нам надо со всеми? – заорал Арно почти на ухо Ивану, оттого его вопрос дошёл не до всех.

Мимо, едва не сбив его с ног, прошмыгнул человек, схватился за сердце и опять побежал. Арно погрозил ему кулаком.

– Нет! – отрицательно качнул головой Иван.

Он не был до конца уверен, надо ли им со всеми бежать неизвестно куда, чтобы оказаться у истоков канала.

В их неподвижный островок среди мощного людского потока врезалась с ходу громадная туша пыхтящего человека. Как он смог добежать со всеми до ходоков при таких габаритах, можно было только гадать. Он тараном пробивался напрямую, не замечая стоящих на его пути ходоков. Дон Севильяк и Арно общими усилиями с трудом оттолкнули его от себя.

– Будем становиться на дорогу времени? – высокий голос Шилемы расслышали все.

Иван опять отрицательно мотнул головой. Однако с мнением Шилемы согласились все, кроме дона Севильяка, хотя, возможно, он не успел этого сделать со всеми.

Вразнобой, потянув за собой замешкавшихся, ходоки начали становиться на дорогу времени, но её… не было.

Вернее, она была, но грань между полем ходьбы и реальностью потеряла чёткость, истончилась до несущественной отдалённости. Здесь можно ещё двигаться, но зримо просачиваясь через предметы реального мира.

Иван почувствовал, как задрожала рука Шилемы, как дрогнул Хиркус, и стал озираться, дико вращая глазами. Джордан прильнул к нему всем телом и тоже не сдерживал дрожи, передавая часть её Ивану, хотя ему хватало своего переживания от внезапной потери возможности скрыто выскочить куда-нибудь отсюда для обретения свободы.

Они вновь вернулись в действительность, посчитав себя уязвлёнными до глубины души неизвестно кем и обманутыми, тоже неизвестно кем.

Пектой, толпой или самим временем?

А нашествие продолжалось.

Густые толпы, теряя скорость движения, сплошным фронтом направлялись к одной, неведомой никому точке плана городка, где вот-вот должны были сомкнуться в единую человеческую массу и остановиться. Кто окажется в её центре, тому не поздоровится, их там сомнут, растопчут. Над людьми властвовал безумный порыв, а не разум. Каждый из них никого и ничего вокруг себя не видел. Тех, кто держался вместе из родственных или дружеских уз, разнесло, рассеяло как капли, сорванные ветром, в бушующем море…

Так, наверное, потерялся где-то здесь малолетний Первопредок Эламов. И Гхор со своей бандой головорезов. Все смешались, все ждут, все кричат, как если бы человеческий вопль смог что-либо изменить в этой погибающей струе времени.

Прошли ещё краткие секунды…

Команда ходоков вдруг оказалась стиснутой со всех сторон какими-то обезумевшими от страха женщинами.

Иван, как не был занят собой и друзьями, с удивлением успел до того, как они заполнили всё пространство вокруг них, отметить, что все они практически одного возраста, лет за тридцать или около того, и одинаково одеты в серые укороченные выше колен юбки и толстой вязки джемперы.

Правда, его суждение о возрасте страдало поспешностью, он видел только раскрытые рты не то в крике, не то от нехватки воздуха, перекошенные лица и широко распахнутые, лишённые какого-либо смысла в них, глаза.

В таком состоянии человек не похож на себя, а в массе приобретает общие черты, нивелируется до неузнаваемости, под стать окружающим его людям. А стар он или молод – все на одно лицо.

Натиск их не только заставил ходоков потеряться в кишащем муравейнике, но и мог привести к распаду их круга. Они понимали, если кто-то из них сейчас не удержится в группе, упустив руку соседа, то уже никогда не сумеет пробиться к своим. К тому же у женщин, сдавивших их со всех сторон, оказалась своя единая сцепка: они также как ходоки, держались за руки.

Свободный от туч клочок неба, несущий свет тающему пятачку под собой, изогнулся, судорожно запульсировал и внезапно, со страшным грохотом, захлопнулся.

Наступила первозданная тьма.

Заполненное людьми пространство ахнуло в одном прерванном дыхании, и наступила тишина.

Как ни коротка она была, лишь краткое мгновение, но Иван успел крикнуть:

– Уходим! – и потянул за собой ходоков на дорогу времени.

На что надеялся, он не знал сам. Ожидал чего угодно, но хотелось воспользоваться той малой возможностью, что пока давало поле ходьбы. Без помех сплотить группу в тесный ударный кулак, и вернуться собранными таким образом назад, в реальное время. Втиснуться в толпу и ждать со всеми открытия канала Пектой.

Но дороги времени и поля ходьбы уже не было совершенно.

Они и реальность слились в один мир. Там и тут – везде люди…

Везде стало резко холодать, мороз падал сверху, и не стало хватать воздуха, словно его вытягивали мощные насосы… Раздавался нестерпимый свистящий звук, перерастающий в мажорный грохот тысячи тысяч барабанов, бьющих невпопад и без остановки…

Исчезло тяготение. Земля уходила из-под ног вниз и в сторону, укладывая людей штабелями в многослойный пирог…

Яркий огненный луч прорезал тьму. Всё, что попадало под метущийся сноп света, деформировалось, сжималось, наползало одно на другое, подобно картине на листе бумаги, комкающейся от неведомой силы…

Луч коснулся ходоков и тех, кто их окружал…

Ходоки и несколько десятков обступивших их женщин, притихших и испуганных, очутились под колыхающимся пологом длинного, уходящего в розоватую дымку, туннеля. Стены его конвульсивно то сжимались, сдавливая и без того малое пространство и людей, то расширялись, давая возможность разбавить тесноту, – дышали.

После недавнего грохочуще-визжащего и всё поглощающего звука, тишина, царящая в туннеле, привела попавших в него к глухоте, они немо озирались и также немо вопрошали друг друга.

– Канал? – первым нарушил молчание дон Севильяк.

Его басовитый голос заставил вздрогнуть не только людей, но и сам туннель. Вдоль него медленно продвинулось широкое огненное кольцо. Сквозь него можно было видеть мелькающие тени, быть может, того, что находилось вне туннеля. Оно миновало ходоков, ближайших к ним женщин и, вспыхнув ярче, сжалось и оборвало туннель тупиком. Отчаянные крики поглощённых огненным кольцом женщин, долго раздавались в ушах оставшихся по эту сторону тупика.

Инстинктивно и ходоки, и теснящиеся вместе с ними женщины подались дальше от него

– Канал, – подтвердил Иван, отступая под давлением толпы.

– Кишка какая-то, а не канал, – буркнул Хиркус.

– Да уж, труба, – не остался в стороне Арно.

– А как вы себе это представляли?

Иван и сам не помнил, как ему виделся временной канал.

Когда его нёс Хем под горами недоступности, то там туннель выглядел реально, его точно пробили сквозь каменные стены, хотя, возможно, всё это ему показалось. Здесь же ничего подобного не было. И вправду – живая кишка. Она содрогается в конвульсиях, её стены упруги, податливы.

– Как, как? – отозвался дон Севильяк. – Ты, Ваня, сам подумай. Мы ожидали временного канала, а не этой… дыры… не знаю куда!

– И всё-таки это канал. Один, наверное, из многих, образованных Пектой. Общий канал состоит из сотен частных каналов. Волокнистый…

– Мудрствуешь, КЕРГИШЕТ! – перебил его Арно. – А я считаю…

Он не договорил.

Тупиковая часть канала налилась синевой, бархатной дымкой повисшей перед ней, и двинулась на толпу. Вновь послышались крики отчаяния. Кого-то из нерасторопных женщин синева накрыла, окрасила в мертвенные тона, и она, под стенания подруг поглощаемых каналом, как будто ледяная истаяла в поле видимости.

Давка началась невообразимая. Никто не хотел попасть под сень неумолимо наползающего, такого мирного и шелковистого синего облачком, каким оно представлялось на взгляд. Те, кто оказался рядом с ним, бросились бежать в противоположную, открытую сторону канала.

Ходоки по неволе оказались среди бегущих, в задыхающейся от ужаса и непонимания происходящего толпе.

Канал, словно обретя поршень, с нарастающей скоростью выдавливал людей и гнал их неизвестно куда. Замешкавшиеся или оттеснённые в толкотне женщины, коснувшись этого мягкого поршня, вскрикивали как от внезапной боли, их вспышкой окутывал бледный ореол, после чего они пропадали…

Они бежали.

Бежать приходилось всё быстрее и быстрее. Такой темп выдерживали не все. Чаще и чаще кто-то в отчаянии издавал крик-стон, и тут же поглощался синевой.

Канал извивался, судорожно дёргался, то наливался багровой краской, то линял до болезненной серости.

– Как думаешь, их выбрасывает в реальный мир?

Арно легко бежал рядом с Иваном по правую руку. Слева за его рукав уцепился Джордан и отталкивал Шилему, которая была тоже не прочь ухватиться за КЕРГИШЕТА.

– Никак не думаю, – отозвался Иван. – Но скоро, – он оглянулся, соизмерил расстояние до наступающего тупика, – узнаем.

– Так, может быть, нам пора выскакивать и оглядеться, куда нас загнали?

Иван опять оглянулся. Ходоки кучно бежали рядом и следом, Жулдас об руку с той, что откопали в мусорной куче. Впереди с десяток молодых резвых женщин, за ходоками – ещё десятка полтора, но они, похоже, уже были обречены, так как держались из последних сил. Это из их среды поочерёдно пропадали в синем тумане.

– Прогулка по такому вот странному временному каналу не удалась, – высказал общее мнение Хиркус.

Бегун из него не получился. Он бежал вперевалку, выворачивая ноги и не работая руками. Он много тратил лишней энергии и оттого устал быстрее всех.

– Ага, прогулка! – выдохнул Джордан. – Давайте куда-нибудь…

– КЕРГИШЕТ! Давай!

– Руки! – скомандовал Иван. – Выходим в реальный мир … или… в поле ходьбы.

Ни того, ни другого не оказалось. Был всё тот же туннель.

– В стену!

Стена не пропустила. Она мягко провалилась, а потом спружинила так сильно и внезапно, что команда Ивана едва устояли на ногах, да и то благодаря дону Севильяку.

Часть женщин, опережавшая ходоков, убежала далеко вперёд, а догоняющая наткнулась на их плотную группу и остановилась. Синее покрывало тут же накрыло их, вырвав нечленораздельный вскрик, хотя никто ничего не почувствовал особенного…

Горячие лучи солнца встретили, а сухая жара обступила недавних беглецов. От насыщенных влагой одежд возникло туманное облако. Минутами позже оно истаяло, оставляя ходоков и почти дюжину женщин посередине выжженной каменной пустыни.

Часть десятая

Г О Н И М Ы Е

Solamen miseris socios habuisse malorum –

утешение для несчастных – иметь

товарищей по несчастью.

Промахнулись…

Яркое горячее солнце, одурманивающая жара и слепящая беспредельностью песчаная пустыня… Голые, выжженные холмы уходили к вибрирующему от раскалённого воздуха горизонту. И только с одной стороны вдали виднелась тёмная полоска, образованная, возможно, растительностью.

Прошло не менее получаса на то, чтобы выброшенные из временного канала или его побочного образования, ходоки и неожиданно примкнувшие к ним женщины, стали понемногу осознавать произошедшее с ними.

Ходоки всё-таки, что естественно, были хотя бы морально подготовлены к непредсказуемости движения по каналу, искусственно созданному гением Пекты, и могли предполагать либо о его неуправляемости, либо о незначительной пропускной способности. Но то, что не все уйдут именно за Пояс Закрытых Веков, им стало ясно уже после случайного обнаружения завала трупов в поле ходьбы Кап-Тартара. Конечно, предполагать – одно, но всё получилось не так, как хотелось бы.

Однако они, тем не менее, были способны хотя бы трезво оценить ситуацию, в которую угодили.

Иное дело женщины, волей судьбы оказавшиеся рядом с ходоками в одной, навязанной им, точке зоха.

Что они знали о плане Пекты? О том, куда он их зовёт, и что их могло ожидать? Поддавшиеся, как и все в том, умирающем мире, этому зову, они бросились искать спасение, поскольку никто, кроме Пекты, не смог предложить что-либо иное, кроме как покорного ожидания конца, ниспосланного не то разгневанными богами различных религий, не то их антиподами.

Оттого всё, что они только что пережили с пробежкой по каналу, стало, с одной стороны, неожиданным и непонятным, а с другой, – не таким уж и страшным. Они долго озирались, кого-то звали, выкрикивая имена в пустоту пространства. Ходоков они словно не замечали и даже отступили от них шагов на двадцать, где обособились и о чём-то, перебивая друг друга, стали не столько совещаться, сколько спорить.

По всей видимости, женщины были знакомы давно. Верховодила ими молодая, но с жёсткими складками у рта, особа, которую они называли Катриной.

Ходокам тоже было не до них. Они образовали свой тесный кружок, решая свои проблемы. Впрочем, пока что разговор у них шёл только об одном: как далеко в прошлое их выдавило по каналу времени?

Предположения различались, но все понимали, что никто из них не мог сказать пока что ничего определённого. Иван, выслушав мнения сотоварищей, осмелился один стать на дорогу времени для проверки поля ходьбы. Его не было с четверть часа, и ходоки стали волноваться, что могло его задержать там так долго. Наконец, он вернулся с неутешительным известием:

– Сплошная темнота! – сказал он. Заметив взволнованные лица ходоков, спросил: – У вас что-то случилось?

– Как ты считаешь, сколько времени ты отсутствовал? – вопросом на вопрос ответил Арно.

Иван пожал плечами.

– Едва ли секунд десять. А что?

– Для нас… Мы думали, не случилось ли что с тобой на дороге времени. Ты отсутствовал слишком долго.

– Возможно. Но кому-то надо сделать контрольную проверку. Моё видение…

– Это рискованно, КЕРГИШЕТ, – усомнился в необходимости новой проверки Хиркус. – Если ты там ничего не увидел, то мы и подавно.

– Как знать.

– Я схожу, – вызвался Жулдас.

Он стоял рука об руку с женщиной, откопанной ими у башни. Она, пожалуй, до сих пор не отошла от внезапного исчезновения, а затем появления Ивана. Поэтому, когда опекавший её Жулдас пропал из поля видимости, она разрыдалась, а по его возвращении она прильнула к нему и часто заговорила на своём непонятном языке, прикладывая ладони к лицу.

В этот раз лингвам справился, и Иван понял её речь.

– Она боится, что скоро и её возьмут куда-то… и заменят. Как всех нас… Она так считает.

– Ты уже понимаешь, что она говорит? – подался к Ивану Жулдас. – Как её зовут?

С самого первого момента, как эта женщина была освобождена из-под кучи мусора, Жулдас не отходил от неё ни на шаг, а она явно обрела в нём опору и защиту.

– Понимать-то я понимаю её, а вот спросить… – Иван помолчал и, набрав полную грудь горячего воздуха, непослушными губами, обращаясь к ней, спросил на непонятном самому ему языке: – Как тебя зовут?

Она вздрогнула, вскинула на него глаза и разразилась длинной тирадой, часть которой совершенно потерялась для понимания Иваном.

– Ты… не торопись, – попросил он её. – И просто скажи, как тебя зовут?

– Зачем тебе моё имя, незнакомец? – с отчаянием в голосе воскликнула она. – Ты хочешь, чтобы я тоже стала демоном, как вы все здесь? С дурными глазами и чужими лицами. Я думала, вы люди, а вы исчадие ада… Вы все! И даже этот, – она повела рукой в сторону Жулдаса и демонстративно отвернулась от него.

– Что? Что она говорит? – занервничал Жулдас и попытался прикоснуться к ней.

Она брезгливо оттолкнула его руку, на глазах у неё появились слёзы.

– Не говорит, а несёт какую-то ахинею, – с досадой сказал Иван. Только и дела, что сейчас разбираться в суевериях кого бы то ни было. – Мы все для неё демоны. В том числе и ты, Жулдас. Со страшными чужим лицами и дурными глазами. И не люди мы…

– Сама она… каракатица! – первой высказалась Шилема. – Пусть идёт вон к тем… Они там тоже…

– На каком языке она говорит? – перебил её Арно.

– Она? – Иван с некоторым удивлением посмотрел на спросившего ходока. Простой вопрос, но он не мог ответить, так как не знал. Лингвам натаскивал на понимание и речь, но не объяснял. Поэтому Иван с некоторой растерянностью сказал: – Понятия не имею…

– Так как её зовут? Она ответила? – стоял на своём Жулдас.

Высказывание Ивана хотя и повергло его в удивление, а поведение женщины сбило с толку и обидело, но ни то, ни другое его не убедили ни в чём. Он жаждал знать одно – её имя.

– Спроси её сам! – резко сказал Иван. – Не хочет она говорить. Да и нам не до её имени! Пора определяться, что делать. – Он оглядел округу. – Надо перебраться хотя бы ближе к воде, а потом предпринимать что-либо… – И добавил с раздражением по-русски: – Опять занесло к чёрту на кулички! И повязаны мы, шагу друг без друга не ступить.

– Да, Ваня, – хрипло проговорил дон Севильяк. – Надо только всем вместе. Иначе растеряемся.

– Так не будем уходить далеко, – сказал Арно. – Сместимся туда. Там, может быть…

Ходоки поняли его с полуслова. Следовало смещаться туда, где за зыбким маревом как будто угадывались какие-то заросли. Но тут же, словно по команде, повернулись к женщинам. Тем уже было не до разговоров и споров. Томление от жары и наступившей разрядки после бешеного многочасового гона вначале к месту создаваемого Пектой временного канала, а затем по нему, убили в них всякое желание говорить.

– Их нельзя оставлять, – первым высказал общую мысль Хиркус. – Это будет не честно по отношению к ним.

Шилема презрительно фыркнула.

Появление женщин, не относящихся к временницам, было ей не по нутру. Мало того, что они как снег на голову свалились, попав с ходоками в одну и ту же не простую ситуацию, и становились как бы их сообщниками, так таскай их ещё за собой, пробивая сквозь время.

– Только до воды, – быстро сказала она. – А там пусть сами…

– Надо вначале узнать, хотят ли они иметь с нами дело вообще, да ещё идти через дорогу времени? – строго проговорил Хиркус. – Поэтому…

– А я сейчас узнаю, – озорно блеснув глазами, вызвался Арно.

– Ну, ну, – напутствовал его Хиркус. – А то, может быть, меня с собой возьмёшь. Вдвоём веселее. Я им…

– Пока ты им, я тут сварюсь! – воскликнула возмущённо Шилема. – Что их уговаривать? И что с этой делать будем? Тоже таскать за собой будем?

Случайно попавшая к ним женщина непостижимым чутьём определила, что последнее высказывание временницы касалось её. Она тут же прижалась к Жулдасу и испуганно посмотрела на Шилему.

– С нами пойдёт! – жестко, как забил гвоздь по самую шляпку с одного удара молотком, с угрозой в голосе сказал Жулдас, и положил руку на плечо женщины, показывая всем, что берёт её под защиту.

Она дрогнула от его прикосновения и застыла в ожидании.

Смех, донёсшийся от женщин, где Арно что-то им там рассказывал, размахивая руками, прервал внезапную напряжённость среди ходоков.

– Смотри-ка, он их там сумел уговорить, – искренне удивился Хиркус и завистливо добавил: – С его-то красивой рожей. Любая, глядя на него, улыбнётся.

– Не всякая, – выдавила из себя Шилема.

– Ну, о тебе речи нет.

Вдруг, казалось бы, без причины, захохотал дон Севильяк и подтолкнул в бок полусонного Джордана.

– Ты чего? – едва устоял на ногах фиманец.

– Да смешно же! – верт вытер выступившие от смеха слёзы. – Ну, сам посуди. Временница к нам в компанию заползла как змея… Вот эту, что вцепилась в Жулдаса, мы сами откопали и подобрали. Но ведь вон ещё с десяток! В плохом сне такое счастье не приснится, а?

– Ты… ты! – полезла на него с кулаками Шилема. – Какая я тебе змея? Сам дубина!

– А что? Оба похожи, – подбросил дровишек в разгорающийся костёр Джордан.

Он оживился, глаза его заблестели.

– Опять? – цыкнул на них Иван.

Все трое, как нашкодившие школьники, потупились, вызывая у Ивана желание тоже рассмеяться.

– Они согласны! – крикнул Арно. – Но только до воды.

– Будет им вода, – за всех заверил Хиркус. И добавил: – КЕРГИШЕТ у нас всё найдёт… А?

Иван не был уверен в пророчестве Хиркуса и настроен не так беззаботно, как его товарищи.

Он втайне даже завидовал их беспечности, но к сердцу подкатывалось, как тошнота к горлу, предвидение усталости, которую ему придётся в скором времени пережить, вытаскивая всех их к своему настоящему.

К тому же женщины ещё не представляют, где они очутились волей случая. А когда узнают, разберутся, куда их забросило по милости неустойчивого канала Пекты, то их теперешняя паника и отчуждённость от ходоков сменятся обузой. С ними придётся повозиться, чтобы успокоить, объяснить, уговорить быть послушными и надеяться на их благоразумие при становлении на дорогу времени.

И ко всему этому, в рюкзаках у них еды дня на три, а с учётом женщин, вбежавших, как видно, во временной канал налегке, словно их там ожидала манна небесная, и того меньше – на день.

К нему приходило понимание, что стремление найти Напель, хотя она выступала уже лишь формальной причиной, проникновение в канал Пекты, оказалось чистой воды авантюрой.

На что он надеялся? Зачем, вопреки предостережениям Учителей и здравому смыслу, повёл за собой других ходоков? Если отбросить всю шелуху: возвышенные какие-то неясные намёки на необходимость и такую же наивную мысль о возможности встретить в канале, или пройдя по нему, Напель, – так вот, если отбросить всё это, то – что тогда остаётся?

А остаётся одно.

Кинулся он сломя голову сюда из-за надоевшей ему бессмысленной суеты во времени, не дающей ни остановиться, ни вздохнуть. Оттого мнилось: вот канал времени, по нему легко не торопясь пройтись, не тратя сил на пробивание тех, кто пойдёт с ним. Пройтись, неспешно оглядеться, посмотреть, как в натуре осуществлялся переход из перливого мира за Пояс Закрытых Веков, а повезёт, так встретить Напель…

Но Пекта, по всей видимости, создал не канал, а временной импульс, похожий на мгновенный пролом во времени, который безо всякой ориентации брызнул в прошлое отдельными струями-каналами. Они без разбора увлекли за собой попавших в них людей и, походя, разбросали их в громадном промежутке времени, исчисляемым миллионами лет…

Где-то в этом промежутке затерялись и они: ходоки и женщины, на счастье или, напротив, оказавшиеся в одной точке зоха с ними.

Он горько усмехнулся своим мыслям, беззаботности друзей и неведению женщин, которым ещё предстоит узнать страшную правду об обстоятельствах их появления не там, где им хотелось или предполагалось быть.

Это предстоит узнать этим, что оказались рядом с ними.

Но сколько ещё или уже никогда не узнают, куда это их занесло? Это они, рассеянные и потерянные во времени, оставят после себя артефакты, шокирующие их современников: золотые поделки даже в каменноугольных и пермских отложениях, поделки времён мелового периода…

Впрочем, как знать, как знать…

Видел же он атакующего птеродактиля в металлической броне…

Женщин позабавило приглашение взяться за руки с ходоками и предупреждение: ни в коем случае не отпускать их, пока им не скажут. Они смотрели в рот Катрин, ожидая её решения, но и готовые тут же выполнить волю мужчин.

Суровая и неприступная на вид Катрин размышляла не долго, тем не менее, повторилась:

– Только до воды! А там мы сами…

– Да уж вы… конечно… – пробормотал Хиркус. – Они, КЕРГИШЕТ, ещё во что-то верят.

– А ты? – хмуро поинтересовался Иван, всё ещё продолжая думать об одном и том же.

– Ха! – легкомысленно отозвался Хиркус, явно донельзя довольный неизвестно чем.

Женщины подозрительно ретиво выполнили разрешение своей предводительницы. Они почти бросились к ходокам, оспаривая место рядом с тем или другим из них и доводя Шилему своим поведением до белого каления. Она первой ухватилась за Ивана и никого к нему не подпускала, пока он не упрекнул её за то, что ходокам следует распределиться равномерно, чтобы охватить всех, кого придётся пробивать сквозь время.

Подготовка заняла столько времени, что дон Севильяку удалось неоднократно напомнить о невыносимой для него жаре, Шилеме несколько раз перейти с места на место, Арно и Хиркус позлословить, а Джордану опять впасть в полудрёму.

– Делаем шаг, – предупредил Иван.

На дороге времени женщины успели только ахнуть, как вновь проявились в реальном мире. Он оказался совершенно иным, чем тот, покинутый ими мгновения назад.

Редколесье, поросшее колючим кустарником, и жёсткая трава окраины оазиса уже давали хоть какую-то тень и прохладу. Ниже по ложбине просматривались густые заросли и смыкающийся полог крон низкорослых деревьев.

Не сговариваясь, все повернули и гурьбой направились под манящую тенистую сень.

Арно и Хиркус возглавляли испуганно оглядывающихся женщин. После необычного для них перехода через дорогу времени, они присмирели и держались поближе к ходокам.

Иван и дон Севильяк замыкали шествие.

– Ваня, – сказал негромко дон Севильяк, что давалось ему с трудом, – мы, кажется, сильно промахнулись.

– Это мягко сказано, – невесело отозвался Иван. – В таком прошлом я уже, наверное, побывал. Там тоже поле ходьбы в кромешной темноте. Где прошлое, где будущее не определиться.