Так берегись

Вот что имел в виду Джуффин, когда говорил, что не нужна никакая магия для того, чтобы просто вернуться домой, – думал я, когда немного пришёл в себя, поднялся на ноги и пошёл, как говорят в таких случаях, куда глаза глядят, хотя на самом деле, глаза никто особо не спрашивал. Но они не в обиде, им тут нравится всё подряд.

Впрочем, вполне возможно, ничего такого сэр Джуффин Халли в виду не имел, а всего лишь объяснял Мелифаро, что я распрекрасно доберусь до Мохнатого Дома без посторонней помощи. А на меня так хитро при этом смотрел просто, чтобы поднять настроение. Например.

Ай, да какая разница, что он имел в виду. Главное, дело сделано. Я уже тут, – весело думал я, шагая вслед за зелёным ветром, который как раз решил поиграть в мою собаку – убегал вперёд, нетерпеливо крутился смерчем, поджидая меня, не выдерживал, возвращался, дул в лицо и повторял всё сначала: ветры неутомимы и очень любят играть.

Говорят, когда-то давно, в древности, когда ни Ехо, ни Соединённого Королевства ещё в помине не было, и вообще никаких государств, только отдельные города, деревни и великое множество лесных хуторов для любителей жить без соседей, и никакого начальства, вроде князей, королей, или кто там ещё бывает, и ничего, отлично без обходились, благо до появления прибывшего из Уандука Ульвиара Безликого с войском миролюбивому местному населению в голову не приходило против кого-то объединяться, защищаться, или нападать; так вот, говорят, в те бесконечно далёкие времена Тёмная Сторона в окрестностях Сердца Мира, где теперь находится город Ехо, была ужасающим местом. Только великие герои, они же безбашенные безумцы, а на самом деле, просто весёлые, храбрые, влюблённые в магию, жизнь и друг друга люди, какими были наши древние маги, решались сюда приходить. Однако с тех пор характер Тёмной Стороны радикально изменился – собственно, благодаря Древним; судя по тем двоим, кого я видел своими глазами, не перевоспитаться рядом с такими технически невозможно, будь ты хоть трижды непостижимая тайна Вселенной, всё равно догонят, ухватят за ухо, поставят в угол, поцелуют в макушку, выдадут подзатыльник и леденец. Так что теперь самая большая опасность, подстерегающая одинокого путника на Тёмной Стороне – обессилев, рухнуть на землю примерно на четвёртые сутки прогулки, потому что, если не взять себя в руки, бродить здесь можно бесконечно, ну или пока ноги держат, и больше ничего не желать.

Я почти не преувеличиваю, такая опасность действительно есть, потому что когда гуляешь по Тёмной Стороне один, без спутников, очень трудно остановиться, подумать, вспомнить, что пришёл сюда по какому-то делу; тем более к этому делу приступить. А идея вернуться домой представляется совсем смехотворной: я уже дома, куда возвращаться, зачем?

Однако брать себя в руки всё-таки надо. Где ты дома, а где не дома – вопрос философский, и ответов на него существует примерно столько же, сколько высказавшихся на эту тему философов. А на практике всё устроено так, что человеку, если он хочет ещё какое-то время оставаться хотя бы отчасти человеком, не следует слишком долго находиться на Тёмной Стороне.

У меня, так уж вышло, довольно много резонов оставаться настолько человеком, насколько это возможно, хотя бы потому, что быть человеком, который при этом одновременно крутой колдун и живёт в столице Соединённого Королевства – огромное удовольствие и одновременно азартнейшая игра. Я в эту игру пока не наигрался: впервые попал сюда чуть больше дюжины лет назад, а вернулся после долгого перерыва вообще позапрошлой осенью – смешной срок, особенно в Мире, где даже обычные люди без всяких магических ухищрений живут сотни лет.

Поэтому на Тёмной Стороне я всегда теряю голову ровно настолько, чтобы она не мешала наслаждаться пребыванием там. Но потерянная голова всегда держится где-то рядом и демонстративно косится на невидимые внутренние часы: тебе ещё не пора возвращаться? И в какой-то момент я понимаю, что и правда пора.

Вот и на этот раз я волевым решением закончил свою прогулку в центре сияющего неровного круга, окружённого хороводом прозрачных, как бы стеклянных домов без дверей и с непроницаемо тёмными окнами, который, по словам сэра Джуффина Халли, более-менее соответствует площади Побед Короля Гурига Седьмого. Остановился и по сложившейся традиции сказал вслух: «Спасибо», – это, конечно, слишком мало за выпавшее мне счастье, но лучше сказать слишком мало, чем вовсе не благодарить.

Я собирался попросить Тёмную Сторону аккуратно вернуть меня обратно, благо здесь исполняются все мои высказанные вслух желания, так уж мне повезло, – и только тогда сообразил, что можно сперва попробовать решить свалившуюся на меня проблему. Где, собственно, и просить о возвращении магической силы, если не на Тёмной Стороне.

Мне почему-то было ужасно неловко, чувствовал себя, как школьник, просадивший на всякую ерунду деньги, полученные на завтраки, и теперь пришедший просить ещё. В каком-то смысле, я и был кем-то вроде этого школьника, только удивительный призрачный поезд по-прежнему казался мне вовсе не ерундой, а одной из самых важных на свете штук.

– Пожалуйста, если можно… – сказал я виноватым, жалобным голосом, как и положено транжире-школьнику, просадившему мелочь в игровых автоматах, и сам рассмеялся, услышав себя со стороны. А потом начал заново уже бодро и деловито:

– Если можно сделать так, чтобы способность колдовать вернулась ко мне прямо сейчас, давай, пожалуйста, это сделаем. – И, не удержавшись, добавил, потому что в глубине души считаю Тёмную Сторону Мира своим самым близким другом, а кому и жаловаться на неприятности, если не близким друзьям: – А то, честное слово, без магии за полдня сам себе надоел!

Наградой мне стало совершенно удивительное, ни на что не похожее ощущение, что-то вроде приятной щекотки, только как будто щекочут не лично тебя, а весь окружающий мир, но и тебе за компанию достаётся. Знающие люди говорят, подобные ощущения означают, что ты развеселил Тёмную Сторону, вот буквально до слёз её насмешил. В наше время это мало кому удаётся, обычно, как мне сейчас, совершенно случайно, потому что специальных магических приёмов до сих пор не изобрели, а вот Древние постоянно её смешили, это была очень важная часть их магии; рассказывают, у Древних были длиннющие списки специальных абсурдных шуток для Тёмной Стороны с пометками: «сработало», «не зашло», «очень понравилось, можно повторить через тысячу лет».

Я подумал, что наверное понимаю, почему Тёмная Сторона смеётся. В моих устах «сам себе надоел» звучит так абсурдно, что это и правда смешно. А потом попросил, используя традиционную формулу: «Через полчаса после ухода вернуться домой я хочу». И сразу же обнаружил, что стою посреди своей гостиной в Мохнатом Доме. Раз, и всё.

Если бы мои слова на Тёмной Стороне не имели силу могущественных заклинаний, пришлось бы мне, как всем остальным, полагаться на её волю и возвращаться обратно, когда пожелает сама Тёмная Сторона – например, через несколько лет после ухода, такое, говорят, довольно часто бывает. Или, чего доброго, вообще позавчера. Опытные колдуны вроде сэра Джуффина Халли и леди Сотофы через это тоже прошли прежде, чем освоили специальные хитроумные приёмы, позволяющие более-менее контролировать момент возвращения; всем остальным рекомендуется ходить на Тёмную Сторону, оставив на границе Стража, который их оттуда вовремя заберёт. А я, конечно, отлично устроился: о чём попросил, то и получил.

* * *

– Ну надо же, как ты быстро вернулся! – удивилась Базилио, которая всё ещё возилась со своими чертежами, разложенными на столе. – Сэр Шурф тебя уже отпустил?

– А почему он не должен был меня отпустить? – ещё больше удивился я. Потом вспомнил обстоятельства своего ухода из дома: орденского посланца, «разбирательство по делу государственной важности», весь этот нелепый цирк. Спросил: – Ты что, поверила, будто он меня арестовал?

– Да нет, конечно! – рассмеялась Базилио. – Я удивилась, что он тебя обедать не усадил. Сэр Шурф, по-моему, именно за этим тебя всегда и зовёт – ну, я так думала. Но получается, нет?

Отчасти она права – в том смысле, что у Шурфа прекрасный повар, лучший в столице Соединённого Королевства на сегодняшний день. Будь у меня такой повар, я бы ежедневно зазывал на обед всех друзей и просто знакомых, чтобы лишний раз перед ними похвастаться. Но сэр Шурф – человек крайне сдержанный и кормит только меня, зато с почти пугающей регулярностью. Счастье, что я обладаю чудесной способностью обедать хоть четырежды в день, а то плакали бы мои походы по любимым трактирам. Но я как-то справляюсь. Я вообще великий герой.

– Ещё как усадил, – сказал я Базилио. – У него разговор короткий. Пришёл? Обедай давай.

– И ты так быстро успел? – изумилась она. – Всего за полчаса и до Иафаха доехал, и пообедал, и обратно вернулся? Ну и дела!

Я начал понимать, что случилось. И, честно говоря, похолодел. Всё-таки подобные истории хороши, пока их рассказывают о ком-нибудь постороннем. В идеале, о древних Тёмных магистрах: они были так давно, что уже, можно сказать, не считаются. Но я-то есть прямо сейчас!

И вот прямо сейчас я сижу в Иафахе, в кабинете Шурфа. Жалуюсь ему на своё настроение, болтаю с ним о приметах и других пустяках. А потом буду обедать. А потом пойду в Управление – ещё нескоро, где-нибудь через час. И одновременно уже оттуда вернулся домой. Нормально вообще развлекаюсь. В смысле, Тёмная Сторона развлекается. Имеет полное право. Потому что формулировать просьбы надо нормально. Когда уже научусь.

– Значит, так, – сказал я Базилио. – Слушай меня внимательно. Я сейчас запрусь в кабинете, а ты никому не говори, что я вернулся домой. Увезли в Иафах, и точка. Я знаю, что ты не любишь обманывать, но придётся. Это очень важно. Мой единственный шанс избежать неприятностей, связанных с парадоксами времени.

Вместо того чтобы испугаться, Базилио обрадовалась. С другой стороны, на то она и чудовище, чтобы радоваться подобным вещам.

– Неприятностей с парадоксами времени? – восхищённо переспросила она. – Это как?

– Я с Тёмной Стороны только что вернулся неправильно. Раньше, чем туда отправился, примерно на три с лишним часа.

Базилио аж подпрыгнула.

– Вернулся на три часа раньше, чем ушёл! Вот здорово!

– Да, неплохо, – согласился я. – Но очень неосторожно с моей стороны. Опасная ситуация. Меня сейчас в Мире целых две штуки, прикинь. Один в Иафахе, а второй – здесь с тобой. Поэтому сейчас я поставлю барьер от Безмолвной речи, запрусь в кабинете, и буду там тихо сидеть, пока сэр Макс номер два – или он как раз номер один? чокнуться можно! – не уйдёт на Тёмную Сторону. После этого парадокс, по идее, благополучно рассосётся, и в Мире снова останусь один-единственный я.

– Драть сто коз на крутом пригорке! – воскликнула Базилио, как я понимаю, просто от полноты чувств. Из чего я заключил, что студенческая жизнь пошла ей на пользу. Раньше она не умела ругаться, хотя я, будучи сторонником гармоничного развития личности, неоднократно пытался научить неумеренно деликатное чудовище хотя бы классическим образцам площадной брани. Но куда мне с моими педагогическими экспериментами до университетских профессоров.

– Тебе Мелифаро скоро пришлёт зов, – сказал я. – Будет спрашивать, куда я подевался. Пожалуйста, скажи ему, что я ночевал дома, а потом меня арестовали и увезли в Иафах. Только это, ни слова больше. Пожалуйста, не перепутай. Потому что в моей реальности ты ему уже это сказала. Очень важно никаких противоречий не создавать. От них, говорят, Мир с ума сойти может. Ты готова жить в обезумевшем Мире? Лично я нет.

– Вообще-то было бы интересно, – вздохнула Базилио. – Но только если немножко: посмотреть, как всё будет, а потом чтобы сразу снова началась нормальная жизнь.

– Это вряд ли получится. Даже обезумевшего человека знахари не всегда могут вылечить. А тут – целый Мир.

– И ему же самому, наверное, не понравится! Сэр Абилат говорил, безумцем быть очень неприятно, в сто раз хуже, чем просто несчастным, – спохватилась Базилио.

Чудовище-то она чудовище, но с состраданием у неё получше, чем у большинства людей.

– Ты не волнуйся, – поспешно добавила она. – Я тебя не подведу. Мне только теоретически интересно, как изменятся все правила жизни, если Мир вдруг сойдёт с ума. Но я не собираюсь проверять это на практике. Тем более что наверняка же можно наиболее вероятные последствия безумия Мира просто как-нибудь математически рассчитать.

С этими словами Базилио достала из кармана самопишущую табличку. Объяснила:

– Я же и правда обманывать не умею, сразу начинаю путаться и в конце концов выкладываю всё как есть. Но когда читаю написанное, отлично всё получается. Всегда так делаю, если очень нужно соврать.

– Круто, – одобрил я. – Я бы тоже попробовал, но бесполезно: сразу запутаюсь, для кого на какой табличке у меня враньё. Ладно, я пошёл прятаться, а ты спасай Мир от парадоксов времени. Держись, друг.

С этими словами я шагнул в кабинет Тёмным Путём, даже не задумавшись, могу это сделать, или нет. Уже потом, задним числом, отметил, что всё получилось. Но совершенно не удивился и даже не особо обрадовался, потому что – а как иначе? О чём попросил, то и получил. Всё-таки Тёмная Сторона избаловала меня до безобразия, это факт.

Сэр Джуффин Халли, которому я послал зов четыре часа спустя – и как я за это время не лопнул от нетерпения, до сих пор остаётся загадкой – тоже не удивился. Ни тому, что я сумел пройти на Тёмную Сторону, ни тому, что так легко вернул себе магические способности. Он в каком-то смысле тоже избалован до безобразия – наблюдениями за мной. Сказал: «Был совершенно уверен, что ты как-нибудь так и выкрутишься», – и закрыл вопрос.

Зато и за устроенный на ровном месте парадокс времени не стал сердиться. Я бы на его месте голову оторвал за такой глупый прокол, а Джуффин даже, похоже обрадовался: «Ага, вот и ты наконец-то попался, добро пожаловать в клуб». Но и хвалить за то, что я так ловко уладил проблему, запершись в кабинете, не стал, как будто это обычное дело, а не высшее интеллектуальное достижение всей моей жизни: «Ну да, я в своё время тоже так поступал, самый простой выход в подобной ситуации – никому не попадаться на глаза».

Наверное, именно тогда я окончательно понял, что Джуффин уже давно считает меня не учеником, а примерно таким же могущественным колдуном, как он сам, со своими сильными и слабыми сторонами, которые, как ни крути, есть вообще у каждого. И совершенно не намерен меня воспитывать – ни ругать, ни хвалить.

То есть Джуффин сам уже много раз что-то подобное говорил и вёл себя со мной на равных, всерьёз советовался по сложным вопросам, в спорных ситуациях легко соглашался: «ладно, тебе видней», даже вместо служебных распоряжений я в последнее время слышал от него исключительно просьбы помочь разобраться с проблемой, но до сих пор был уверен, что это просто игра, вернее, часть сложной педагогической системы сэра Джуффина Халли, согласно которой, на каком-то этапе с учеником следует взаимодействовать именно так.

Но похоже, он и правда считает, что мне самому виднее, мамочки, ужас какой, – думал я, спускаясь в гостиную, где шеф Тайного Сыска обещал объявиться буквально с минуты на минуту с новенькой колодой игральных карт.

Впору бы загордиться от такого открытия, но я не загордился, конечно. И не потому, что внезапно исполнился скромности. Просто было не до того. Чувствовал себя, как неопытный канатоходец, который думал, будто идёт по канату над пропастью с надёжной страховкой, положенной новичкам, и вдруг обнаружил, что спасительный пояс отстёгнут. Причём, похоже, уже довольно давно. В общем, хорошо, что до сих пор не свалился в пропасть, но вряд ли потому, что такой уж великий мастер. Просто везло.

Впрочем, после того, как я проиграл Джуффину дюжину партий кряду, и выслушал его укоризненный монолог о легкомысленной молодёжи, даже после самого короткого посещения Тёмной Стороны напрочь теряющей способность соображать, меня попустило. Всё-таки сэр Джуффин Халли по-прежнему считает меня молодым и глупым. Не питает напрасных иллюзий. Натурально камень с души упал.

* * *

Жизнь моя снова стала условно простой, ещё более условно понятной, зато безусловно счастливой штукой, какой была до происшествия с поездом-призраком. Разве что возможность колдовать вызывала у меня теперь совершенно неофитский восторг. И лень, мешавшую осваивать эффектные, но почти бесполезные для работы магические приёмы, как рукой сняло. Боюсь, я стал слишком старательным учеником, хуже Базилио, которая до сих пор казалась мне образцом чокнутой отличницы. Но я её превзошёл. Даже сэр Шурф, которому до сих пор чрезвычайно нравилось учить меня усвоенным в годы орденской юности малоизвестным фокусам, читай – строить, как роту новобранцев и гонять в хвост и в гриву – в конце концов взвыл от моей энергичности. Ну то есть не в голос взвыл, как лесной оборотень в ожидании новой луны, а исключительно внутренне, не подавая виду. Но я чуткий, я услышал его безмолвный педагогический вой и даже испытал что-то вроде угрызения совести. Однако не оставил его в покое. Просто не смог.

Всё это, впрочем, не мешало размеренному течению жизни – как я его себе представляю. То есть я не только с утра до ночи осваивал практически бесполезные, зато чрезвычайно эффектные магические приёмы, но и часами кружил по городу, упиваясь ароматом цветущих садов и весенних костров, подолгу сидел с друзьями в трактирах, решал разнообразные рабочие проблемы, регулярно уводил на Тёмную Сторону хренову толпу новичков – сам не заметил, как это успело стать моей практически повседневной обязанностью и одновременно дополнительным источником радости такой силы, что одного его с лихвой хватило бы на совершенно счастливую, полную смысла жизнь. И даже спать при этом вполне успевал, причём не на ходу, а лёжа в постели; это, я и сам понимаю, наименее правдоподобная деталь моего повествования, но у меня есть свидетели, готовые подтвердить под присягой: время от времени я действительно спал.

А иногда я отменял назначенные встречи, откладывал в сторону поучительные старинные трактаты по магии, одним своим видом способные свести нормального человека с ума, шёл на пустырь, окружавший развалины бывшей загородной резиденции Ордена Дырявой Чаши, садился в густую траву и сидел там терпеливо, как рыбак, закинувший удочку, – вот уж чудо, так чудо, посмотрел бы кто, как я подолгу неподвижно сижу на одном и том же месте, решил бы, что меня подменили. Страшная штука – смутная надежда на нечто, совершенно не зависящее от тебя.

Не то чтобы я действительно ждал появления поезда-призрака; хотя, кого я хочу обмануть? Конечно, ещё как ждал. Больше всего на свете хотел ещё раз увидеть этот поезд. Потому что, во-первых, он был фантастически красивый, по крайней мере, запомнился мне красивым, а значит, навсегда таким для меня стал. Во-вторых, поезд в центре столицы Соединённого Королевства казался до такой степени невозможным, что ожидание новой встречи с ним заменило мне тоску по чуду, совершенно абсурдную для человека, живущего в Мире полном чудес, но всё равно мне присущую, составляющую самый фундамент меня. А в-третьих, мне было обидно. Потому что я же, чёрт побери, приказал этому грешному поезду: «оставайся с нами». Ладно, не приказал, попросил. И, между прочим, потратил на это столько сил, что даже способности колдовать лишился. То есть очень неплохой сделал вклад, хоть и невольно, без задней мысли, но в зачёт идут не намерения, а дела. А поезда всё равно нет, как будто я вообще ничего не делал. Как будто моя воля не имеет никакого значения. К такому я не привык. Что вообще за фигня?

Так прошло почти три с половиной недели; впрочем, в Соединённом Королевстве никто не считает время неделями, поэтому скажем иначе: прошло примерно две дюжины дней. Весна была в самом разгаре, но мы все уже успели более-менее к ней привыкнуть, и кипение вызванных её приходом страстей не то чтобы вовсе сошло на нет, но постепенно утихло, как будто под котлом с нашими судьбами слегка прикрутили огонь. В Мохнатый Дом вернулись блудные леди Тайяра и Дримарондо, в один голос поющие дифирамбы аскетическим радостям интеллектуального труда, сэр Кофа перестал пропускать утренние совещания, леди Кекки Туотли снова завалила нас условно полезными сведениями о жизни Королевского двора, Мелифаро подарил свою любимую летающую доску жене, и теперь над городом носились леди Кенлех с подружками; я втайне лелеял надежду, что они ещё долго не наиграются и не станут предлагать покататься всем родным, друзьям и просто знакомым, начав, о ужас, с меня. Даже на торговца фальшивым любовным зельем наконец посыпались жалобы: караул, грабёж, приворотные леденцы не действуют! Ему бы раньше остановиться, избежал бы всех неприятностей, но бедняга не рассчитал.

А я почти перестал ходить на пустырь в надежде ещё раз увидеть чудесный поезд. Не хочет существовать, ему же хуже. Сам дурак.

Тем сильнее оказалось моё удивление, когда сэр Джуффин Халли пригласил меня в кабинет и молча выложил на стол несколько карандашных рисунков, таких неумелых, что неудачливый художник в моём лице был, можно сказать, отмщён. Однако понять, что на всех нарисован именно поезд, всё-таки было можно. Вернее, невозможно было этого не понять.

И вот тогда я по-настоящему рассердился: ах ты гад вероломный, каким-то посторонним людям, значит, вот так запросто показываешься, а мне – нет?!

– Я-то думал, ты обрадуешься, – заметил шеф Тайного Сыска, удивлённо созерцая непростое выражение моего лица. – У тебя как минимум два стоящих повода: во-первых, видишь, сколько людей рисуют гораздо хуже, чем ты? И ничего, живут и не тужат. А во-вторых, появились новые свидетели твоего… этого, как его?…

– Поезда.

– Поезда, – с удовольствием повторил Джуффин. – Как минимум шесть человек его видели на том же самом пустыре. И это, учти, только те, кто болтал о происшествии где попало, рассказывал всем подряд и попал на заметку агентам Кофы; возможно, есть и другие, просто они пока молчат. Для чистоты эксперимента мы не стали показывать свидетелям твой рисунок, а попросили их самостоятельно изобразить своё удивительное видение. И вот тебе результаты. По-моему, сомнений нет: на всех рисунках изображено примерно одно и то же. И это одно и тоже очень похоже на то, что нарисовал ты. Получается, ты своего добился. Продлил-таки жизнь этому наваждению. Чего хотел, то и получил. Насколько я успел тебя изучить, подобные бессмысленные победы ты любишь больше всего на свете. И вдруг почему-то совершенно не рад.

– Ещё как рад, – вздохнул я, возвращая на стол картинки. – Просто сердит гораздо больше.

– Сердит? – удивился Джуффин. – На кого? И за что? Если на нас с Кофой, то это вообще-то часть нашей работы – собирать информацию обо всех странных происшествиях и разбираться, что за ними стоит.

– Да ну, не на вас, конечно, – невольно улыбнулся я. – На вас-то чего. Я на него рассердился.

– На кого – «на него»?!

– На поезд. То есть на наваждение. По-моему, оно совершенно по-свински себя ведёт. Показывается кому попало, а мне хоть бы разок…

– А ты его караулил? – обрадовался Джуффин.

– Представь себе.

– Серьёзно? Ну ты даёшь.

– Ну не то чтобы именно караулил, – вздохнул я, всё ещё раздосадованный вероломством поезда. – Круглосуточно там не сидел. Но наведывался на пустырь достаточно часто, чтобы у поезда была возможность мне показаться. Но не преуспел.

– А ты к какому-то определённому часу ходил? – оживился Джуффин.

– Да нет, конечно. Когда время свободное выдавалось. Чаще по вечерам, но пару раз и днём на этот пустырь заглядывал. А что?

– Все наши свидетели видели твой поезд примерно в одно и то же время. Около полуночи. Как я понимаю, именно тогда, когда его впервые увидел ты сам. Вполне обычное дело: наваждения довольно часто придерживаются чёткого расписания. Почему, есть много гипотез, но точно не знает никто. Лично я думаю, наваждения в силу своей зыбкой природы инстинктивно ищут хоть каких-то опор в реальности и выбирают простые и очевидные: время, место. Хотя, конечно, бывает по-разному. Мне рассказывали о доме-призраке, который в старину, ещё до Смутных Времён, появлялся на углу улиц Всадников и Десяти Пьяниц, но только перед людьми в синих одеждах, остальным показываться не желал. А у нас в Кеттари в годы моего детства бытовала история про гигантскую лисицу с глазами-звёздами, которая всегда выходит навстречу паре охотников, одному или большой компании встреча с этой лисицей не светит…

– Ты уже четвёртый раз рассказываешь при мне эту историю, и число охотников, которым показывается лисица, всё время разное! – внезапно возмутился буривух Куруш. – То двое, то трое, то пятеро, теперь вдруг двое опять. Я совсем не против обмана, он бывает довольно полезен, когда имеешь дело с людьми. Но такие мелкие несоответствия сводят меня с ума.

– Прости, милый, – кротко ответил Джуффин. – Не то чтобы я собирался кого-то обманывать именно в этом вопросе, просто сам уже толком не помню, какое число охотников фигурировало в той истории. Очень давно дело было. Когда я впервые услышал байку про лисицу, мне ещё не исполнилось и двадцати[2].