Холод

Сутки пробыли на орбите, благо, что пространство казалась абсолютно пустым. Даже искусственных спутников не было, о чем «Горизонт», конечно, сообщил. Видимо, местные в космос не выходили. Что ж, оно и к лучшему.

Эти сутки для всех стали, по общему ощущению, какими-то необычными. Странными. Иту казалось, что реальность, до этого раздробленная, разломанная, словно бы снова собирается воедино. Он силился понять – что же не так, что раньше было неправильно, что неправильно сейчас – и всё никак не находил ответа.

«Что-то с нами за это время случилось, – думал он. – Что-то случилось. И когда мы прошли по этому мосту, тоже что-то случилось, причем что-то такое, чего никогда не бывало раньше. Словно что-то недостижимое, которое было всю жизнь очень далеко, вдруг приблизилось неимоверно, а зрение еще не успело перестроиться, и теперь это нечто – близко. Причем настолько близко, что не видно ничего, одни цветовые пятна и никакой конкретики. Это из-за Эри? Что она вообще теперь такое? Кто она? Ничего не понимаю. Совсем ничего. Надо как-то развеяться и прийти в себя. Чтобы меня отпустило. И Мелтин отпустил, и то, что Эри рассказывает о Береге, и это чертово ощущение ирреальности».

Это ведь он уговорил остальных не тянуть, а снизиться и зависнуть где-нибудь, «где незаметно». Это он хотел пойти на разведку – да какая разведка, просто так, что называется, пройтись «от делать нечего». Это он нашел неприметный северный городишко, и попросил рыжего подвесить корабль «вон у того лесочка, чтобы далеко не тащиться по снегу». Прогуляться захотел. Проветриться. Привести в порядок мысли.

Прогулялся, называется…

* * *

– Это что такое? – спустя пятнадцать минут произнес Саб севшим голосом.

– Не узнаёшь? – ехидно поинтересовался Скрипач. – А я вот сразу узнал.

– Рыжий, прекращай идиотничать, и говори, где вы это взяли! – рявкнул Саб.

– В его одежде. А вот это, – Скрипач потряс цепочкой, – было у него на шее. Саб, у тебя постоянные промахи с падалью, тебе не кажется? Сначала Наэль, теперь вот этот…

– Ой, да подожди ты, – Саб рухнул в кресло. – Быть этого всего не может! Этого всего просто не может быть, это нереально!!!

– А что теперь вообще реально? – вкрадчиво спросил Скрипач. – Эри, скажи, это ведь реально всё?

– Ну да, – пожала плечами Эри. – Но я не поняла…

– Давайте по порядку, – Скрипач посерьезнел. – Ит идет в город, так?

– Так, – кивнул Саб. – Потому что он идиот.

– Согласен. Итак, идиот Ит идет в город. В городе он натыкается на того товарища, которого сейчас к первой операции готовит. Я прав?

– Прав, – Саб снова кивнул. – У него срабатывает рефлекс, гм, привитый годами, он хватает этого… гм… пострадавшего… в охапку, и бежит сюда.

– Пострадавшего, во как, – покачал головой Скрипач. – Нет, не бежит. Модуль он вызывает, и на модуле уже сюда. Потому что так быстрее.

– Хорошо, – вымучено согласился Саб. – И в снятой одежде этого самого… которого он принес… находится вот это всё?

– Ну да, – согласился Скрипач.

– Теперь прямой вопрос – это вы ему подсунули?

– Когда?!

– Когда Ит его нес.

– Саб, но зачем? Зачем это делать? – Скрипач покрутил пальцем у виска.

– Потому что вы оба идиоты с извращенным чувством юмора!!! Потому что вы прихватили тогда из дома, и теперь…

– Я вообще ничего не понимаю! – рассердилась Эри. – Кто? Что? Из какого дома? Из того, что на берегу?.. Из дома Саба, где были ундины?

– Замолчали все, – Скрипач встал. – Так. Саб, ты первый. Мы ничего ему не подсовывали, это раз. Такими вещами не шутят, это два. Пациент при смерти, какие вообще могут быть шутки, это три. Когда мы уходили из дома, на нас шли два цунами, это четыре. При всем желании у нас не было времени обыскивать твою комнату, чтобы что-то прихватывать. Взяли то, что было на виду. Облачение, портрет твоей мамы… это всё.

– Коробка была в нише, в стене, под подоконником…

– Спасибо, что просветил. Теперь я в курсе, – хмыкнул Скрипач. – Но учти, в твою комнату мы до начала атаки Яхве ни разу не заходили. И вообще бы не зашли, не начнись эта свистопляска. Так, теперь ты, Эри. Объяснить, что к чему?

Эри кивнула.

– Саб считает, что мы подсунули больному в вещи вот эти три предмета. Мы этого, разумеется, не делали. Понятно?

– Да, – согласилась девушка. – Вы этого не делали, я вижу. Но что с этими предметами не так?

– Да всё вроде бы так, вот только эти вещи… хм… Это – фигурка женщины-кошки, видишь? Знаешь, кто это? Это Бастет, хорошая такая богиня, добрая и умная. А вторая фигурка – это собственной персоной Анубис, бог-шакал, или Саб собственной персоной… вот только маленькая проблемка в том, что непосредственно эта фигурка – на самом деле не фигурка, а передатчик, который Саб раздавал представителям высоких родов, верно? И изготавливал он их тоже сам.

– Это не просто передатчик. Это счетчик, – глухо добавил Саб.

– Еще лучше. Потом пояснишь, что именно и как он считает. Но и это еще не всё. На медальоне, который мы сняли с больного, на обратной стороне вырезан… опять же Саб, ведь так? И подпись стоит. На русском языке.

– А что там написано? – с интересом спросила Эри.

– «Псоглав, веди мысли мои». Эри, ты не будешь так любезна объяснить, в какой мир мы попали благодаря мосту? – Скрипач повернулся к девушке.

– Я… я не знаю. Это просто мир на нашем пути, – Эри выглядела растерянной. – Рыжий, я кроме Сода нигде в жизни не была. Ну, Мелтин, но это ведь вы меня туда привезли, и…

– В общем, ты не знаешь.

– У тебя самого есть какие-то предположения? – спросил Саб.

– Пока нет, – Скрипач прикусил губу. – То есть на самом деле вроде бы есть, но это безумие какое-то получается. Ладно, пока не будем торопиться. Эри, сиди здесь. Саб, пошли помогать, Ит вызывает.

* * *

– …сейчас не справится. Потому что даже на биощупах и при сохранности это вмешательство.

– И что ты предлагаешь?

– Снизим вирусную нагрузку, полечим кровь, подкормим, поддержим. Через сутки, если организм позволит, делаем первую очередь – исправляем то, что самое критичное по сердцу. Таким образом убираем первую мишень. Дальше…

– Ит, подожди ты с «дальше», – попросил Скрипач. – Я предлагаю подстраховаться с печенью, и взять фрагмент на доращивание. Потому что своя печень ты сам видел, какая. И сколько там придется удалять, ты видел тоже.

– Хорошо, завтра же и возьмем. Если завтра всё проходит удачно, еще через сутки заходим на второстепенные мишени – каверна в правом легком и селезенка.

– Ты забыл про почки, желудок, и кишечник, – напомнил Саб ехидно. – Короче, весь набор. И всё в приоритете. Не пойму, его что, вообще никогда не лечили, что ли?

– Не пойму, ты в мирах первого-второго уровня вообще никогда не работал, что ли? – в тон ему ответил Ит. – Не лечили, видимо. И зрение не корректировали. Можешь поглядеть, какие чудесные очки я у него в кармане нашел. Вон, лежат, у запасного модуля. Не бойся, я их простерилизовал, если ты об этом.

– Очки? – с интересом переспросил Саб.

– Ну да, очки. Сильные очки, но, судя по тому, что я успел посмотреть, даже эти сильные очки были для него слабыми. Ладно, глаза мы потом сделаем, если вообще его вытащить получится, – Ит задумался. – Его не только не лечили, Саб. Он работал, судя по всему, фактически на убой. Все руки, до локтей, в старых химических ожогах. На голове полно порезов, по всей видимости, голову он либо сам постоянно брил, либо ему брили.

– Он голодал? – спросил Саб, нахмурившись.

– Последние месяцы – однозначно да, – подтвердил Скрипач. – В этом как раз ничего удивительного нет, при циррозе это закономерно. Есть он, скорее всего, не мог, потому что была частая рвота – тоже закономерно. Вообще, тут не позавидуешь – вот так паршиво умирать. Это мучительно, и это больно.

– А почему он такой жутко грязный? – спросила Эри по связи. Она поняла, что в медблок ее не допустят, и решила, что беседовать можно и из рубки. – Ужасно грязный. И запах там был…

– Сейчас запаха уже нет, – успокоил Ит. – Грязный? Если очень долго не мыться, получается грязь. Сама понимаешь.

– Он просто кошмарно выглядит, – сказала Эри. – И на голове болячки везде… бррр…

– Расчесы. Прости за подробность, но это вши, – Ит поморщился. – По личному опыту могу сказать, что это не рекорд. Вот когда я с Колымы приехал…

– Да, это был рекорд, – гордо подтвердил Скрипач. – Это был еще какой рекорд! Ни до, ни после я не видел такое количество вшей на квадратный сантиметр одежды.

– Хватит, а? – попросил Саб. – Какая гадость. Это давно было?

– Очень, – хмыкнул Скрипач. – Предсказываю. Сейчас Саб начнет чесаться. Рефлекторно. Три, два, один… ну?

– Не смешно, – Саб отвернулся. – Совершенно не смешно. Омерзительно. Может быть, всё-таки сожжем эти тряпки?

– Только когда хозяин очнется, и разрешит это сделать, – твердо ответил Ит. – И ни минутой раньше. Рыжий, подежуришь первым?

– Давай, – кивнул Скрипач. – Сначала я, потом Саб, а потом мы оперировать. Потом снова я, потом ты, потом Саб. Думаю, вытащим. И не таких вытаскивали. Да и вообще, если он до сорока девяти дотянул без помощи, то почему бы ему и в этот раз не справиться? Все-таки гермо. А гермо живучие.

– Не совсем гермо, – возразил Саб.

– И что с того? – пожал плечами Скрипач. – Вытащим. Ну да, повозиться придется, но, если честно, я по нормальной работе соскучился уже. Ит, ты в любом случае молодец, что его приволок. Что не бросил. Всё, идите спать, а я тут повожусь еще немножко кое с чем.

* * *

– Ит, а о чем ты думал, когда ты его сюда тащил? – шепотом спросила Эри.

– Ни о чем, – признался Ит. – Может быть, о том, дотащу живым или нет. Когда работаешь, не думаешь. Просто работаешь.

– Но тебе его было жалко? – требовательно спросила Эри.

– Ты имеешь в виду сострадание? – уточнил Ит. – Нет. Говорю, же эмоции выключаются. Либо работа, либо эмоции. Именно поэтому запрещено работать со своими. Причем везде. И это правильно. Потому что, если будешь жалеть, с высокой долей вероятности навредишь.

– Понятно, – протянула Эри. – А я вот чувствую.

– Его? – удивился Ит.

– Ну да, – кивнула Эри. Буднично кивнула, словно речь шла о чем-то совершенно обычным. – Ему до того, как он стал замерзать, было плохо. Больно было. И он искал место, где было бы не так больно.

– Ты видишь какие-то образы, или это просто эмоции?

– Эмоции, конечно. Образы я видеть не умею, я же не Феликс, или как его там правильно. А ты расскажешь, почему он просил у тебя прощения за головную боль?

– Расскажу, но как-нибудь в другой раз, – пообещал Ит. Тихонько погладил Эри по руке. – А ты стала… такая…

– Какая? – лукаво спросила она.

– Такая, что тебя хочется съесть, – признался Ит.

– А мне хочется намотать твои волосы на кулак, и…

– Ну так намотай, – разрешил Ит. – Нам никто не помешает. Саб спит, рыжий дежурит.

– Вот возьму, и вправду намотаю, – пригрозила Эри. – Мне даже там, на Берегу, хотелось это сделать. Но я, между прочим, не сделала. Потому что это бестактно и нечестно.

– Да?

– Ну да. Вы ведь спали. Но сейчас-то ты не спишь, поэтому иди-ка сюда, и подставляй твои волосы!

* * *

Первый этап прошел на отлично, а вот второй пришлось разделить еще на два под-этапа. Селезенку для успешного вмешательства решили полечить лишние сутки, и лишь после идти сперва на неё, а потом – на лёгкое. Следующим этапом была печень, которую решили восстановить по фрагменту, потому что привести в порядок изуродованный орган не представлялось возможным. Ткани из группы «быстрых», доращиваются отлично, причем прямо в теле, на системе, методика отработана…

Саб, хоть и ворчал, тоже, видимо, соскучился по настоящему делу, а еще его усердие подогревал интерес, ничуть не меньший, чем у Ита и Скрипача, но имевший, как впоследствии выяснилось, несколько другую природу.

На шестые сутки стало окончательно понятно, что пациент выкарабкается, и что перспективы у него весьма неплохие – если такими же темпами дело пойдет и дальше, то через неделю можно будет рискнуть, и дать сознание. А еще неплохо бы, пока есть время, сделать глаза, восстановить волосы, и шлифануть старые шрамы на руках. Но это потом, когда время будет. Сперва глобальное, потом мелочи.

– А можно его хоть как-то помыть? – чуть ли не каждый день спрашивала Эри. – Ребята, ну пожалуйста, ну вымойте его.

– Как только будет можно, сразу вымоем, – пообещал Скрипач. – Не просто вымоем, а глобально отмоем. Думаешь, нам не интересно? Еще как интересно. Но пока что нельзя.

– И когда будет можно?

– Дня через три-четыре, – пообещал Скрипач. – Не теряй времени. Принимай ставки.

– Какие ставки, у кого, и на что? – не поняла Эри.

– У ребят. На степень настоящей смуглости, цвет волос, и особенности характера.

– Да ну тебя, – отмахнулась Эри. – Он ведь рауф, а значит, чистоплотный. Мне кажется, ему будет приятно проснуться, и понять, что он чистый.

– Так это любому приятно, – развел руками Скрипач. – Нет, есть патологические грязнули, но это явно не тот случай. По нему видно, что он пытался следить за собой. Просто условий, видимо, не было. Ладно, ладно, уговорила. Помоем. Не переживай. Только чур честно – не просить корабль, чтобы показал без грязи. И волосы тоже не смотреть. Он-то может, но… знаешь, это как память снимать.

– В смысле – как память снимать? – не поняла Эри.

– Можно посмотреть фрагменты памяти пациента, там обычно много что есть, но… – Скрипач замялся. – Это даже в военных госпиталях делается очень редко.

– Почему?

– Потому что это некорректно. Нехорошо и непорядочно, – Скрипач вздохнул. – На смерти это обычно делается, Эри. Когда минуты остались, а сведений о пациенте по какой-то причине нет. Хоть родных найти… сама понимаешь.

* * *

Всю эту неделю «Горизонт» в невидимом режиме мотался над всё тем же лесочком, неподалеку от города. Решение никуда не уходить принял Скрипач, у которого вдруг неожиданно проснулось старое агентское чутье, и, как выяснилось немногим позже, он поступил совершенно правильно.

Когда с пациентом более ли менее определились, рыжий, в своё свободное время, решил поинтересоваться местными теле— и радиосетями. И через час анализа, который делал «Горизонт», впал в глубочайшее изумление.

На планете – он это знал точно – были рауф. Когда корабль вышел к этому странному миру, они вообще сперва решили, что это, возможно, колония, причем заброшенная. Или человеческая, или… рауф. Потом, через сутки анализа, пришли к выводу, что мир человеческий, но или не зонированный, или в низкой фазе. Обычный человеческий мир, ничего из ряда вон выходящего. Анализ делал «Горизонт», сами они тогда, по выражению всё того же Скрипача «пытались собрать лапы в кучу». И кое-как собрали.

…А потом Ит приволок этого самого пациента, и они, разумеется, обо всем забыли на несколько дней…

Так вот, рауф на планете имелись. Ит видел их в городке, не одного и не двух. Людей не видел, а рауф – видел. Но…

Рауф были на планете, а вот в вещании сетей – их не было.

То есть сначала рыжий решил, что там упоминаются только люди, но потом выловил передачу по радио, нудную, информационную, и в этой передаче упоминались некие «чистокровные тройные» и «полукровные тройные».

«Тройные» – этот как раз и были рауф. «Полукровные» – это, видимо, та часть популяции, к которой относился пациент. «Чистокровные» – без примесей сторонней крови.

– Абсурд какой-то, – бормотал Скрипач, вполуха слушая передачу. – Полнейший абсурд… но, если вдуматься, и мы сами абсурд, и пациент наш абсурд… но, тем не менее, я же тут сижу…

В передаче шла речь о дотациях для каких-то областей, принявших на баланс чистокровных и полукровных, и о проблемах, связанных с тем, что содержание не только не окупается, что оно убыточно. А также о том, что, не смотря на принимаемые меры, популяция всё никак не стабилизируется, и поэтому в одних областях существует недостаток, а в других – переизбыток какой-то продукции. Потом речь пошла о производствах, и приглашенный гость принялся жаловаться ведущему на низкую результативность полукровных, «несмотря на то, что им создаются все условия». Дальше речь зашла о специфике общения, а после плавно переехала в область обеспечения безопасности и о холодных регионах.

– Вот с этим придется разбираться отдельно, – подытожил Скрипач, когда передача кончилась. – Но что-то мне подсказывает, что из лесочка пока что убираться рано. Ладно, поглядим…

О своих открытиях он в тот день ничего и никому не сказал. Всем было ни до того. Да и ему самому было не до того. Совсем не до того. Поэтому он решил пока что молчать.

* * *

В ту ночь дежурил Ит, он вызвался сам, добровольно. Прошло уже десять дней после того, как он принес этого… этого кого? сам у себя спрашивал Ит, и не находил ответа. Вытянуть да, удалось, но они все устали, да и ощущение ирреальности до сих пор полностью не прошло. В общем, Ит сам решил сидеть при пациенте, хотя большой необходимости в этом не было. Но ему хотелось побыть одному. Видимо, чтобы подумать.

– Черти что, – в который уже раз произнес Ит. – Нет, не понимаю…

– Простите, Ит, но что именно вы в данный момент не понимаете? – вдруг спросил «Горизонт».

Ит нахмурился.

– В смысле? – спросил он в ответ. – Ты о чем?

С кораблем они общались редко. Исчезающе редко. Да, интэлектронная система тут была очень высокого уровня, по сути, это было вполне разумное и в некотором смысле псевдо-живое существо, но…

…но они слишком хорошо понимали эту разницу. Между «настоящим» и «почти». Поэтому общение с кораблем было исключительно деловое, и нечастое.

– Вы уже несколько дней говорите «я не понимаю», – уточнил дотошный «Горизонт». – Я рискну взять на себя смелость поставить вас в известность о том, что вы не смотрели пациента по генетике.

– Да что ты, – усмехнулся Ит. – Это мы сделали в первую очередь. Иначе, прости, как бы мы его сумели лечить?

– Не в этом смысле, – возразил корабль.

– Как можно кого-то смотреть по генетике в другом смысле? – нахмурился Ит.

– Совместимость.

– Кого и с кем? – рассердился Ит. – Ты можешь говорить конкретнее?

– Я сделал анализ по совместимости. Ит, вероятность того, что этот ваш прямой отец, составляет 99,9 в степени n. Простите, что я вмешался, но вы не включали в состав анализа этот параметр.

– Что? – растерянно спросил Ит. – Зачем его включать? Повтори про вероятность.

– Вероятность того, что…

– Выведи, – приказал Ит. – Абсурд.

С минуту он, нахмурившись, рассматривал строки, тут же повисшие перед его глазами.

– Модель дай.

Ирреальность.

Полная и абсолютная ирреальность.

Ит вдруг ощутил, как у него звенит в ушах… или это не в ушах? В голове?..

– Мою модель, – приказал он.

Еще одна трехмерная картинка.

Наложение исходных параметров.

– Чушь какая-то, – растерянно произнес Ит. – Этого не может быть.

– Простите… – кажется, корабль смутился. – Но… Я, вероятно, вмешался не в свое дело…

– Хватит мямлить, – Ит зажмурился и потряс головой. – Подожди. Давай так попробуем. Если ты утверждаешь, что это… гм… мой отец, то… «Горизонт», какой сейчас год?

– Внутренний? – уточнил корабль.

– Ммм… для начала да.

– Со дня моей постройки?

– Так, слушай, – Ит разозлился. – Нет, не со дня твоей постройки. И давай уже не внутренний. Ну?

– Могу определить только косвенно, – корабль явно осторожничал.

– Ты будешь говорить, Люся проклятая, или нет?! – взорвался Ит.

– Косвенно. Согласно взаимному положению звездных скоплений, которые удалось идентифицировать… – корабль мялся, как первоклассница во время первого в своей жизни ответа на уроке перед всем классом.

– Ну?!

– Это время я мог бы отнести к первому миллиарду лет после возникновения… известной мне части вселенной.

– Что ты сейчас сказал? – севшим голосом спросил Ит.

– Это время я мог бы…

– Так, слушай, железяка, – медленно доходит, слишком медленно. – Ты… уверен?

Идиотский вопрос. Но другой почему-то в этот момент не пришел в голову.

Ирреальность.

Абсолютная ирреальность.

Полной тишины нет – работает система, а она не может работать беззвучно. Жизнь – это всегда звук. Скверно, когда звук пропадает. Но сейчас он есть, есть и будет. И это правильно. Но вот только ощущение ирреальность с каждой секундной все усиливается.

– Да, разумеется, – «Горизонт» явно приободрился.

– Слушай, Люся, а как мы попали сюда, ты… проанализировать сумел?

Они уже спрашивали корабль про это. Нет, не сумел.

– Нет, не сумел, – ответил корабль. – Мы просто были там, а стали здесь.

Не «долетели». Не «переместились». «Стали». Мы – были, и мы – стали.

– Я ничего не понимаю, – признался Ит после почти минутного молчания. – Мы находимся на планете, которая принадлежит… ммм… времени, которое… которое было очень задолго до нашего. Ладно, не нашего. До дня твоего создания. Тебе ведь так проще? И пациент, которого мы сейчас работаем, является… моим прямым отцом?

– Я бы сказал чуть иначе, – поправил корабль. – Не «вашим». Отцом вашего исходного кода. Если я правильно интерпретирую полученную от вас информацию, ваш код передавался от носителя к носителю, но при этом он в какой-то мере все-таки подвергался изменениям и мутациям. Пусть и незначительным. Если угодно, я могу сделать полный анализ, и…

– Сделай, – согласился Ит. – Только никому не говори пока что, хорошо?

– Разумеется. Если вы настаиваете на том, чтобы я преждевременно не распространял информацию…

– Люся, кончай свои намеки и экивоки, – приказал Ит. – Молчи пока что. Вот и всё. Когда будет можно, я сам скажу.

* * *

– Я его знаю. Это он был там, в горах. Где много камней, перед ледником. Точно, он. Но… как мне об этом сказать им?

Эри сидела сейчас в одиночестве в своей каюте, и размышляла – вслух. Корабль пока что не вмешивался, но она знала: слышит и слушает. И если спросить у него, ответит.

– Они ведь невесть что подумают. Точно. Или расстроятся. Или еще что. Что же мне делать, а? И ведь даже мыть не пришлось. Как только отеки спали, и волосы чуть отросли, я сразу поняла. Орес и Гар его искали, а он вот, оказывается, где. Шилд, ну хоть ты помоги, – попросила она. – Я… я запуталась совсем. Я не понимаю, что же это получается. Он оказался там, и тут – он здесь… Что я сделала? Как я это сделала? Кто он такой? Почему Ит его принес? Что вообще происходит, а?

Шилд, сидевший до этого перед ней на столе, спрыгнул вниз, и, подергивая хвостом, отправился прочь из каюты. Скорее всего, пошел к Сабу, догадалась Эри. Кот любил проводить время в каюте у рауф, почему-то Саб ему нравился.

– Предатель, – проворчала Эри вслед исчезнувшему коту. – Вечно ты так. Нет. Так дело не пойдет. Надо как-то разбираться в происходящем. Но как?..

* * *

Первым не выдержал Саб.

Двое суток он терпел, наблюдая за молчаливыми и явно чем-то подавленными «коллегами по безумию», а потом решил, что пора брать инициативу в свои руки. К исходу дня он чуть ли не силой согнал всех в кают-компанию, и, едва за пришедшей последней Эри закрылась дверь, раздраженно произнес:

– А ну-ка давайте, говорите. Мне надоела эта конспирация.

– Что именно мы должны говорить? – мрачно спросил Скрипач.

– Что происходит, черт бы вас всех побрал!

– Да ничего пока что не происходит, – вяло дернул плечом уставший Ит. – Работаем.

– Над чем вы работаете?

– Над тем же, над чем и ты. Жизнь спасали, если ты не заметил.

– Спасли уже, – отмахнулся Саб. – Сознание можно давать хоть завтра.

– Рано пока, – возразил Скрипач. – Я бы подождал пару дней.

– Зубы заговариваешь? – нехорошо прищурился Саб. – Молодец. Думаешь, обойдемся без откровений. Ошибаешься. Ну?

– Я вообще не понимаю, о чем ты, – Ит зевнул.

– Челюсть не вывихни, – посоветовал Саб. – Каждый из вас что-то от меня скрывает. Вы все врете сейчас. Вот даже в данный момент вы сидите тут, передо мной, и врете. Потому что каждый из вас что-то знает… и молчит. Итак?

– Может, с себя начнешь? – вкрадчиво поинтересовался Скрипач. – Между прочим, еще в первые сутки ты уволок те фигурки в свою каюту, и больше про них ни слуху, ни духу. Ты сказал, что это счетчики. Но не удосужился объяснить, что они считают, и для чего предназначены. Так что давай, начинай. Может, и до нас очередь дойдет.

Саб отвернулся.

– Да, это счетчики, – глухо сказал он. – Причем действительно мои. Но… кажется, они оба неисправны.

– Почему ты так решил? – нахмурился Ит. – Давай подробнее.

– Потому что они оба показывают совершеннейшую чушь. Первый… ну, тот, что изображает Бастет, является маркером генетической линии. Он выдает очень высокий показатель, который не соотносится с показателем, который выдал второй счетчик. Уже мой.