Лабиринт Мёнина (сборник)

Шеф укоризненно покачал головой.

– Чему ты удивляешься, Макс? Разумеется, я позаботился о том, чтобы сделать пузырь невидимым. Вернее, незаметным. Помнишь укумбийский плащ нашего Кофы? Ну так вот, я изучил его на досуге, и мне удалось сотворить подобное чудо с нашим летательным аппаратом. Не так уж это было сложно.

– Ну, я-то, положим, его вижу, – лукаво заметила леди Сотофа. – И вы видите, правда, Нуфлин?

– Можно сказать, вижу, – согласился Великий Магистр. – Но контуры дрожат и расплываются, а сквозь днище корзины просвечивает трава. Наверное, дело в том, что я очень ослаб. Но если его видит Сотофа… Джуффин, ты уверен, что хорошо заколдовал это летательное средство?

– Не знаю, хорошо ли, но, скажем так, – неплохо. Могу вас заверить, что наши горожане не увидят ничего, как и сэр Макс, – Джуффин отвесил мне комический поклон. – А это главное. В таком деле чем меньше определенности, тем лучше.

– Интересно, как я буду забираться в корзину пузыря, если я его не вижу? – спросил я, почему-то чувствуя себя обиженным. Они-то все видят, гады, чернокнижники проклятые, а я – нет.

– Не печалься, горе мое, – усмехнулся шеф. – Как только ты к нему прикоснешься… – Он взял меня за руку и опустил ее на шершавую поверхность корзины.

И я тут же увидел пузырь Буурахри. Он не возник из небытия внезапно, как в кадре фантастического фильма, – его очертания открывались моему взору постепенно. Нечто похожее происходит, когда глаза привыкают к темноте, и ты с удивлением понимаешь, что мутная мгла, окружавшая тебя минуту назад, представляет собой вполне упорядоченное пространство, расчерченное четкими контурами узнаваемых предметов.

Сначала мы со всеми возможными предосторожностями усадили Магистра Нуфлина. Хвала Магистрам, у него ничего не болело. Единственным симптомом надвигающейся смерти была сокрушительная слабость, которая лишила его не только магической силы, но и способности ловко управляться со своим худощавым телом. Потом я тоже забрался в корзину и удивился, не обнаружив там ничего похожего на удобное ложе для умирающего старика. Зато в корзине было установлено громоздкое кресло с высокой спинкой. Магистр Нуфлин устроился там, как император на троне: прямой позвоночник, руки аккуратно сложены на укрытых пледом коленях. Даже взор его теперь казался мне вполне пламенным – откуда только силы взялись?

– Вам будет удобно? – осторожно спросил я.

– Не слишком, – он пожал плечами. – Особенно когда мы поднимемся в воздух и начнется качка. Но если я улягусь, меня тут же станет клонить в сон. А смерти, знаешь ли, куда сподручнее подбираться к спящему. Умереть, лежа под одеялом, не входит в мои планы. Кроме всего, это попросту недостойно.

Я понимающе кивнул и обернулся туда, где стояли Джуффин и леди Сотофа. Они молча смотрели на Нуфлина. Ничего похожего на печаль не обнаружил я в их фосфоресцирующих очах – ни единого намека хоть на какое-то чувство, для которого можно отыскать название в одном из человеческих языков. И в то же время это нельзя было назвать равнодушием. Я каким-то образом чувствовал, что на дне их глаз таится боль. Слабую тень этой боли можно нашарить разве что в темной глубине слова «навсегда», произнесенного шепотом и без малейшего намека на пафос.

Они прощались. Не с другом, Магистр Нуфлин никогда не был другом – ни им, ни вообще кому-либо под этим небом – скорее уж со своим прошлым, неотъемлемой частью которого был умирающий старик, неподвижно застывший в кресле за моей спиной.

Хвала Магистрам, мне хватило ума не нарушать магию их расставания шумными воплями: «До свидания, Джуффин, я непременно пошлю вам зов! Надеюсь заглянуть к вам на кружечку камры, леди Сотофа, как только приеду!» Единственное, что я мог сделать – стать тишайшим из свидетелей, тенью, безмолвной и безучастной настолько, что ее присутствие ничего не меняет.

Я почти услышал нежный звон рвущейся серебристой паутины и понял: все, пора улетать. Прощание закончилось, теперь этих троих ничто не связывало. Даже их воспоминания друг о друге отныне надежно спрятаны в потаенную шкатулку, на крышке которой выжжена надпись: «Больше не имеет значения».

Пузырь Буурахри взмыл над землей, повинуясь моему приказу.

Я сидел на дне корзины и молча смотрел в небо, затянутое тучами. Удивительное дело, на сей раз я даже как-то не вспомнил, что боюсь высоты. Я вообще старался не забивать голову всякими ненужными мыслями. Просто смотрел на холодное зеленоватое свечение, очерчивающее контуры одного из облаков, а когда в неаккуратном лохматом разрыве показалась совершенно круглая луна, благодарно улыбнулся, сочтя ее появление добрым знаком.

– Пузырь действительно летит очень быстро, – шелестящий голос Магистра Нуфлина нарушил тишину. – И это лишний раз доказывает, что я сделал правильный выбор, когда настоял на твоей кандидатуре.

Мне показалось, что старик говорит вполне приветливо. Отсутствие Джуффина оказывало на него весьма благотворное воздействие. По крайней мере, сварливые интонации почти исчезли.

– Боюсь, вы все-таки погорячились, – вздохнул я. – Ну да, я неплохо управляюсь с транспортными средствами, это правда. У меня они начинают бегать с такой скоростью, что ваши знаменитые гонщики от зависти млеют. Но охранник из меня тот еще. Вы ведь сами знаете, я не очень опытный колдун.

– Ты совершенно неопытный и до безобразия молодой. К тому же ты еще не слишком-то освоился в нашем Мире, – равнодушно согласился Нуфлин. – Зато ты очень удачлив и, что особенно важно, хочешь, чтобы наше путешествие завершилось благополучно. А твои желания имеют куда большую власть над реальностью, чем иные заклинания. Полагаю, это мой единственный шанс добраться до Харумбы. Если бы я считал, что мне требуется профессиональный охранник, я бы, пожалуй, взял в спутники Сотофу, она очень умелая девочка. Или твоего начальника. Из бывших убийц получаются самые надежные защитники.

– Сэр Джуффин сказал, что вы ему не доверяете, – заметил я, чувствуя, что отчаянно краснею. – Ни ему, ни сэру Шурфу, вообще никому. Только мне. Потому, дескать, что у нас с вами нет никаких счетов. Мне это кажется немного странным. Вы же видите людей насквозь. И наверняка отлично понимаете, что Джуффин не стал бы делать вам гадостей напоследок, правда?

– Знаешь, мальчик, я действительно долгое время полагал, будто вижу людей насквозь. Мне очень нравилось думать, что так оно и есть. Старость – отвратительная штука, но одно несомненное преимущество у нее все-таки имеется. Она избавляет от иллюзий. От любых иллюзий, в том числе и насчет собственной исключительности. Не такой уж я мудрец, как принято полагать. Я действительно всегда был довольно прозорлив и весьма хитер, но это не значит, что я способен видеть людей насквозь. На это никто не способен. Можно прочитать чужие мысли – невелика наука. Можно с уверенностью предсказать действия любого живого человека; порой мне кажется, что нет ничего проще. Но узнать, кто на самом деле стоит перед тобой, – невозможно! Ты понимаешь, о чем я?

– Не знаю, – честно сказал я. – Скорее все-таки нет.

– Что ж, значит, у тебя есть шанс понять, – оптимистически заявил Нуфлин. – Видишь ли, мальчик, каждый из нас живет в окружении загадочных существ – других людей. Но когда ты пытливо вглядываешься в лицо очередного незнакомца, ты видишь всего лишь собственное отражение. Часто – искаженное до неузнаваемости, но все же… Положим, ты способен прочитать чужие мысли – и что с того? «Я ненавижу тебя!» – думает незнакомец, и ты решаешь, будто он – злейший враг, поскольку ты сам употребил бы слово «ненавижу», только размышляя о враге. А на самом деле никакой он не враг. Незнакомцу решительно наплевать на тебя, просто у него, предположим, болит голова, и в такие минуты он с ненавистью думает о любом живом существе, которое попадается на его пути. Теперь понимаешь?

– Вы хотите сказать, что мы примеряем на себя слова, мысли и поступки других людей, чтобы составить хоть какое-то представление о них? И оно обычно оказывается ошибочным, поскольку мы знаем, что говорит или делает другой человек, но не знаем, почему он так поступает? – нерешительно откликнулся я.

– Ловишь на лету, – одобрительно отозвался Нуфлин. – Так что когда Джуффин говорит тебе, будто я ему не доверяю, он невольно заблуждается. Он делает этот вывод, располагая полным набором моих слов, решений и поступков, даже воспоминаниями об интонации и выражении моего лица. Все это он примеряет на себя. Но для того чтобы понять, почему я отказался от помощи, ему потребовалось бы надолго залезть в мою шкуру – что, к слову сказать, вполне возможно, когда такой умелый колдун, как сэр Халли, имеет дело с другими людьми. Но я-то под свою шкуру никого не пускаю, уж на это у меня сил хватит до самого конца. То же самое происходит, когда я пытаюсь разобраться, что за тип этот Кеттариец, наемный убийца, которому я, чего скрывать, обязан относительно легкой победой в Войне за Кодекс; один из немногих знатоков почти недоступного мне искусства, каковое он сам с пафосом именует Истинной магией; идеальный начальник Тайного Сыска – можно подумать, что он родился специально для этой должности! – трогательно опекающий своих подчиненных. Я знаю о твоем опекуне очень много, куда больше, чем он сам предполагает. Но я по-прежнему не знаю, кто он. И уже вряд ли когда-нибудь узнаю. А что касается моего отказа от его услуг – разумеется, я не настолько глуп, чтобы предположить, будто Джуффин перережет мне глотку, как только летающий пузырь удалится от столицы. Просто меня посетило некое предчувствие, и теперь я знаю, что ты – единственный спутник, который мне требуется на этой самой последней дороге. Что там внизу, кстати?

– Темнота, – лаконично ответил я.

– И никаких огней, да? Что ж, значит, Ехо уже далеко позади, – вздохнул Нуфлин. – За нашей болтовней я так и не успел попрощаться с этим городом.

– Уехать – это и есть попрощаться, – возразил я. – Зачем еще какие-то дополнительные церемонии? Я раньше все время старался почувствовать что-то особенное, покидая то или иное место. Когда был совсем молодой и глупый, даже стихи всякий раз писал по такому поводу. А потом вдруг понял, что любой отъезд – поступок вполне самодостаточный.

Признаться, я несколько обалдел от собственной наглости. Если бы вчера кто-нибудь сказал мне, что я начну спорить с Великим Магистром Нуфлином Мони Махом, чуть ли не жизни его учить, я бы немедленно отвез этого пророка к ближайшему знахарю, от греха подальше.

Но старик совсем не рассердился. Посмотрел на меня со снисходительной улыбкой и, как мне показалось, с некоторым любопытством.

– А ты что, был поэтом, мальчик? Вот уж никогда бы не подумал. Ты не похож на поэта. Слишком практичный.

– Вы же сами сказали: невозможно разобраться, что представляет собой другой человек, – улыбнулся я. – Меня, кстати, многие считают практичным, не только вы. И, наверное, только я сам знаю, какой романтический идиот прячется в этом незамысловатом свертке, – я выразительно похлопал себя по животу.

– Странно, – пожал плечами Нуфлин. – Признаться, я думал, что знаю о тебе если не все, то очень многое. И вдруг выясняется, что сэр Макс поэт. Удивительно.

– Ничего удивительного, – смущенно откликнулся я. – Никакой я не поэт. Просто человек, который когда-то, очень давно, писал стихи. Это разные вещи. И разумеется, я никогда никому об этом не рассказывал… Впрочем, нет, проговорился однажды в присутствии сэра Лонли-Локли, но он – наилучшая гробница для чужих тайн.

– Полагаю, что так, – рассеянно согласился старик. И с любопытством спросил: – И какие же стихи ты писал? Ты помнишь хоть что-нибудь?

Мне сегодня то и дело приходилось краснеть от смущения, но сейчас мои уши, надо думать, начали светиться в темноте, как некие чудовищные сигнальные огни на борту летающего пузыря, сводя на нет нашу маскировку.

– Очевидно, помнишь, – усмехнулся Нуфлин. – Ну, прочитай что-нибудь.

Заплетающимся языком я начал бормотать, что, дескать, ничего не помню и вообще…

– Ничего, не смущайся, – подбодрил меня он. – Я отлично понимаю, что ты твердо решил не читать свои стихи – никому, никогда. То ли потому, что считаешь их скверными, то ли потому, что боишься, что они, как некое заклинание, вернут тебя в прошлое, к тому смешному беззащитному мальчику, который их написал. Но будь добр, сделай для меня исключение. Мне теперь все можно доверить.

Грешные Магистры, как он это сказал. В его тихом бесцветном голосе таилось устрашающее очарование самой смерти. Не мрачного чудовища, чья утроба набита разлагающимися остовами органической живности, а печального сказочника в темном плаще, того самого, о котором рассказывал свою последнюю историю Оле Лукойе. Безжалостного, но приветливого всадника, у которого всегда найдется прелестная и страшная сказка для каждого, чье время закончилось навсегда.

Так что я плюнул на все свои зароки и позволил полузабытым словам выползти из надежного тайника, спрятанного в самом дальнем углу моего сердца.

Кажется, в эту ночь я прочитал своему спутнику все, что успел написать за свою коротенькую жизнь. Даже рваные строчки, которые я легкомысленно записывал на бумажных салфетках за бесчисленными столиками маленьких дешевых кафе, а потом комкал и сжигал или топил в густом томатном соусе. А мне-то казалось, что я никогда их не вспомню.

Ответом было молчание, долгое, как остаток ночи. Особого успеха моя ритмизированная исповедь не снискала, но и критика на меня не обрушилась. Магистр Нуфлин умел слушать со спокойной, великодушной бесстрастностью, так что в какой-то момент я почти забыл о его присутствии. Мне начало казаться, что я остался совершенно один в корзине пузыря Буурахри и устроил себе такой своеобразный вечер воспоминаний, оглушил разум потоком зарифмованной ритмичной речи – просто чтобы не рехнуться, болтаясь между небом и землей в чреве сомнительного летательного аппарата.

Когда я наконец заткнулся, то внезапно, без малейшего намека на сомнение почувствовал, что старик мне благодарен. Не потому, разумеется, что мои юношеские стихи были такими уж великими шедеврами, просто я помог ему скоротать ночь. Одну из многих ночей, сквозь строй которых предстояло пройти его немощному телу на пути к вожделенному бессмертию.

– Постарайся остаться молодым, Макс, – тихо сказал Нуфлин, когда оранжевые сполохи замельтешили на границе видимой и невидимой области небес. – Если тебе не удастся перехитрить смерть, хотя бы не позволяй ей загнать тебя в ловушку обессилевшего стариковского тела. Оно того не стоит, мальчик. Старость действительно отвратительная штука. Тебе не понравится. Можешь не отвечать. Зачем болтать о вещах, которых не понимаешь? И моли судьбу о том, чтобы никогда не понять.

Я молча кивнул.

– А ты таки хитрец почище своего начальника, мальчик, – вдруг лукаво сказал Нуфлин. Сейчас его голос звучал вкрадчиво и обладал скрытой, но пугающей силой, как в прежние времена, когда Магистра Нуфлина Мони Маха можно было называть «великим и ужасным» почти без тени иронии.

Я вопросительно поднял брови.

– Теперь я тебе немножечко должен, – пояснил он. – Ты помог мне дожить до утра, в точности как говорится в одном из твоих коротеньких стихотворений[1]. А поскольку у меня осталось мало времени, придется вернуть долг незамедлительно.

Я уставился на своего спутника, силясь вообразить, что за сюрприз приготовила мне на сей раз судьба.

– Знаешь, почему я дожил до столь преклонных лет? – снисходительно спросил старик.

Вопрос, как мне показалось, был не риторический, на него полагалось дать членораздельный ответ.

Я пожал плечами.

– Думаю, потому, что вы были сильнее своих врагов. И осторожнее. И наверняка гораздо удачливее.

– Все это общие фразы, – отмахнулся Нуфлин. – Неужели ты думаешь, что умирающий старик нуждается в комплиментах глупого мальчика вроде тебя? Кстати, я никогда не был самым могущественным колдуном в Соединенном Королевстве. Возможно, самым умным и предусмотрительным, это да. Но что касается силы, мое имя никогда не значилось в списке первых. Зато в моем распоряжении с юных лет имелся один хитрый фокус, весьма полезный для того, кто хочет оставаться в живых как можно дольше.

– Именно то, что требуется, – уважительно кивнул я.

– У меня было много учеников, – продолжил Нуфлин. – Как Великий Магистр, я был обязан заниматься обучением каждого члена своего Ордена. Но знаешь, что я тебе скажу? У меня не было ни одного настоящего ученика. И не то чтобы мне совсем уж никто не нравился. Но и дурному было понятно, что избранного сочтут моим будущим преемником. А я не собирался обзаводиться преемником. Видишь ли, мальчик, я до последнего момента надеялся, что сумею перехитрить смерть. А если хочешь пожить подольше, надо вести себя так, словно считаешь себя бессмертным – так я думал. Выходит, что ошибался.

– Но ведь там, куда мы едем, вас ждет бессмертие? – осторожно спросил я.

– Говорят, так оно и есть, – буркнул Нуфлин. – А я, за неимением лучшего, стараюсь не сомневаться. Можешь мне поверить, я таки очень стараюсь. Но, знаешь, откровенно говоря, я и сам вполне мог бы открыть такой бизнес: брать деньги с умирающих дураков да и закапывать их поглубже. Все шито-крыто, проверить невозможно: живых в Харумбу не пускают, бессмертных не выпускают, Безмолвная речь не работает. А уж написать письмо родственникам, подделав почерк, любой студент способен. Нет уж! Если эти сбрендившие кейифайи из Харумбы докажут мне на деле, что я – старый дурак, а они – чудотворцы, овладевшие секретом бессмертия, может быть, тогда я и начну верить людям. Но не раньше… С другой стороны, и кому от этого хорошо? Уж точно не мне.

Старик отвернулся и некоторое время тихо бранился себе под нос. Портовым нищим, на мой взгляд, не помешало бы взять у него пару уроков ораторского мастерства. По сравнению с Великим Магистром Ордена Семилистника эти бродяги сюсюкают, как юные девицы из зажиточных семей.

Наконец Нуфлин умолк, перевел дух и, как ни в чем не бывало, продолжил:

– Ладно, давай-ка поговорим о деле. Я собираюсь научить тебя своему коронному фокусу. Думаю, кому-кому, а уж тебе он пригодится. И не раз. Да и мне будет приятно знать, что мое искусство не умрет навсегда после того, как за мной закроются врата Харумбы.

Я растерянно молчал, не зная, что тут можно ответить. Благодарить? Но мяукнуть пару раз «спасибо» – слишком ничтожная плата за чудо. По мне, лучше уж молчать в тряпочку и глядеть на своего благодетеля восхищенными глазами преданного ученика.

– Тебе потребуется время, чтобы как следует освоить мою науку, – строго сказал Нуфлин. – Что ж, время у тебя, надеюсь, есть. Задача такая – соорудить вокруг себя стену из белого кирпича.

Он снисходительно оглядел мою рожу, которая не выражала никаких чувств, кроме абсолютного непонимания, укоризненно покачал головой и объяснил:

– Разумеется, речь не идет о настоящих строительных работах. Эту стену ты должен воздвигнуть в своем воображении. Впрочем, обычные фантазии тут не помогут. Стена из белого кирпича должна быть воздвигнута не наяву, но и не во сне, а на границе между тем и другим.

– В темноте под закрытыми веками?

Кажется, я начал понимать. В свое время мне уже доводилось действовать подобным образом, только никаких защитных стен я тогда не возводил. Писал письмо своему таинственному защитнику, мечу Короля Мёнина, и, что самое удивительное, меч получил мое послание.

– Можно сказать и так, – согласился Нуфлин. – И запомни: небрежность тут неуместна. Такую стену можно построить только из очень хороших кирпичей. Ни один из них не может занять свое место в кладке, пока ты не убедишься, что его формы безупречны, а ладонь должна ощутить тяжесть, почти как наяву. Разумеется, у тебя уйдет много времени на то, чтобы представить себе первый кирпич. Наверняка будет очень трудно сложить первый ряд…

– Могу себе представить! – растерянно сказал я. – Одной ночи тут не хватит. Если уж на то пошло, мне придется брать очень длинный отпуск. И надолго отказаться от сна.

– Не обязательно, – покачал головой Нуфлин. – Эту стену ты можешь строить постепенно, день за днем, используя всякую свободную минуту. Фокус состоит в том, что, закрыв глаза на следующий день после первой попытки, ты должен увидеть не пустоту, а результат своей вчерашней работы. С этим у тебя, возможно, тоже будут трудности – в первое время. Или не будет. Джуффин говорил, ты способный. Главное, не пугайся большого объема работы, дело того стоит.

– Думаю, что да, – неуверенно согласился я.

– Он, видите ли, думает! – с неподражаемыми интонациями старого скандалиста, обладающего богатым опытом дискуссий на коммунальной кухне, возмутился Нуфлин. – Да ты пока понятия не имеешь, о чем говоришь! – Он немного успокоился и продолжил: – Эта стена должна окружить тебя, как круглая ограда. Чем выше она будет, тем лучше. Впрочем, ты сам поймешь, когда можно будет остановиться. И не думай, будто тебе придется воздвигать ее всякий раз, когда возникнет опасность. Достаточно один раз построить стену. Если ты выполнишь работу безупречно, она будет защищать тебя всегда, даже в тех случаях, когда ты о ней не вспомнишь.

И он умолк.

– Это все? – нерешительно спросил я.

– Ну да. А чего ты еще хотел?

– И эта стена защитит меня… – я немного помедлил, глупо ухмыльнулся и недоверчиво закончил: – От всего на свете?

– Не от всего на свете, а только от внешних врагов, – строго сказал Нуфлин. – От старости и смерти она не спасает, как видишь. И от разнообразных хворей, по-моему, тоже. Своим здоровьем я обязан скорее природе, чем чудесам.

– Ясно, – вздохнул я и тоже замолчал.

Если честно, я здорово сомневался, что когда-нибудь займусь строительством этой таинственной стены из белого кирпича. Заманчиво, но чертовски хлопотно. Я заранее предвидел, что у меня попросту не будет времени возводить эту стену в темноте под закрытыми веками – на службе спать не очень-то получается, а дома… Да у меня на личную жизнь времени не хватает, какая уж там стена! К тому же до сих пор мне вполне хватало защиты, которой окружил меня невидимый меч Короля Мёнина, с некоторых пор прочно засевший в моей груди.

Разумеется, я не стал говорить все это Магистру Нуфлину. Я постарался даже не думать об этом, поскольку был совершенно уверен, что чтение моих мыслей для него – самая простая вещь на свете.

Но через несколько минут мне стало стыдно. «Умирающий старик, самый могущественный человек в Соединенном Королевстве, вдруг решил передать тебе свое сокровенное знание, а ты… – укоризненно сказал я себе. – Ты мне глубоко противен, сэр Макс! Лентяй, разгильдяй, легкомысленный болван. Нет уж, ты разучишь его фокус и доведешь исполнение до совершенства. И не потому, что твоей драгоценной заднице не помешает лишний щит, а просто из уважения к этому человеку. А потом, когда сам соберешься на покой, научишь еще кого-нибудь – чтобы его таинственное искусство не пропало навсегда», – вот приблизительное содержание строгого выговора, который я себе влепил.

Внушение подействовало. По крайней мере, я решил начать немедленно и тренироваться всю дорогу. В принципе, я действительно очень быстро всему учусь, так что у меня имелся шанс управиться с этой грешной стеной до возвращения домой.

Магистр Нуфлин удовлетворенно кивнул. Он явно был в курсе моего внутреннего монолога. Мне стало неловко. Одно дело уживаться с тем фактом, что мои мысли читает сэр Джуффин Халли, который и без того знает меня как облупленного и заранее готов принять меня таким, каков я есть. И совсем другое – понимать, что свидетелем твоей немудреной склоки с самим собой стал совершенно посторонний человек. Но мне поневоле пришлось смириться с проницательностью своего спутника – а что еще я мог сделать?

– Судя по огням внизу, мы уже пролетаем над заливом Гокки, – меланхолично отметил Нуфлин. – Знаешь, что я тебе скажу, мальчик? Ложился бы ты спать. Как я понимаю, это странное сооружение все равно будет лететь к месту назначения, верно?

Под словом «спать» подразумевалась первая тренировка по возведению невидимой стены, это было ясно и ежу.

– Лететь-то оно будет, – согласился я. – И все же не дело это – оставлять пузырь Буурахри без управления.

– Почему? – холодно осведомился старик. – Тебе надо каким-то образом контролировать процесс? Но с тех пор, как мы поднялись в воздух, я что-то не заметил, чтобы ты возился с управлением. Только поначалу, когда мы набирали высоту.

– Это правда, – признал я. – Пузырь Буурахри уже знает направление, этого вполне достаточно.

– Ну вот, – пожал плечами Нуфлин. – Так зачем же тебе бодрствовать?

– На всякий случай. Мало ли что может случиться.

– Можешь мне поверить, я разбужу тебя примерно за полчаса до того, как оно начнет «случаться», – пообещал Нуфлин. – Что я действительно умею, так это предвидеть неприятности.

– Верю, – неохотно согласился я.