Мой город 4: история их жизни

– Мария. – тихо сказала Вероника. – Как Вы?

Та посмотрела глазами на пришедших, и выжив из себя улыбку, тихим голосом произнесла:

– Хорошо. – ответила она с трудом. Дело в том, что ей трудно было говорить. Да что там говорить, ей трудно, почти невыносимо было что-либо вообще произнести. Каждое ее движение, каждый вздох, причинял ей невыносимую боль. В сердечной мышцы было у нее ощущение какого-то камня. Словно он преградил дорогу кровеносной системе ее сердце, и нельзя было вздохнуть полной грудью – освободить свои легкие от некого скопившегося в сердце вакуума, который и не давал ей полноценно дышать. – Я в порядке. – тихо произнесла она. – Со мной все в порядке. – снова сказала она, а затем добавила. – Что-то я расхворалась не вовремя, сестра к себе пригласила, а я здесь лежу. – Ей было нечего сказать. Она винила себя за то, что вовремя не обратилась к врачу-специалисту-кардиологу. У нее на это просто не было времени. Да, впрочем, она никогда не жаловалась на сердце. Ну что, если учащенное сердцебиение? Выпил АНАПРИЛИН, и все, снова здорово! Живи и радуйся жизни. Но сейчас, когда все это произошло с ней, она понимала, что ее дочь возможно останется сиротой. Доктор Виктор Дмитриевич ей сказал, что ей нужна операция, которую можно сделать только заграницей. Также он добавил: – Врачи просто некомпетентны в этих вопросах. – а затем добавил. – Нас такому не учили. – Не учили чему? Лечить людей? Только общая медицинская практика. А может они могут все же сделать эту операцию, но не могут? Так как у них договоренность с иностранными клиниками? Они поставляют оборудования, а мы больных? Что в этом случае за дикость? А еще российское здравоохранение, самое надежное здравоохранение в мире. Не вериться что-то. Во всех цивилизованных странах страховые компании страхуют людей – своих граждан, и если какая-либо операция, то она оплачивается страховой компанией, а не гражданами. Я уж молчу о ветеринарии. За границей у каждого животного есть страховка, а в России – нет. Никто никому не нужен, только деньги, да и то в двойном размере, а если нет, то место на кладбище, да и то если деньги есть. Мария сказала. – Вот, подвела я Вас. – она сделав тяжелую паузу, добавила. – Я хотела чтобы дочь увидела жизнь, а теперь это нереально. – затем она обратившись к Петру Романовичу, сказала. – Пообещайте мне, чтобы там не произошло, Вы с Авророй уедите из этой страны. – затем она добавила. – Ей нужно получить образование, а в этой стране это сделать нельзя.

– Хорошо. – ответил Петр Романович. – Я это обещаю. – затем он сказал. – Но рано Вы себя хороните.

– Что Вы имеете в виду?

– Мы с Вероникой Васильевной… – начел Петр Романович подбирая нужные слова.

Вероника посмотрев на него, и дав понять что сама скажет Марии то, что хотел сказать Петр Романович, сказала:

– Мы написали Эльвире, о том что произошло, и она нам ответила, что…

Тут Мария перебив Веронику, спросила:

– Что она ответила? – затем она усмехнувшись, добавила. – Она же не знает, что мне операция нужна! – она сделав паузу, вздохнув, спросила. – Она же не дура, чтобы оплатить операцию. – затем она добавила. – Виктор Дмитриевич сказал мне о ней.

В это самое время показания на стоящих в кабинете мониторов показали учащенное сердцебиение Марии Вениаминовны, и доктор Виктор Дмитриевич, тотчас же сказал:

– Все, свидание закончено. – он тотчас же позвал медсестру, а посетители вышли из палаты.

Петр Романович спросил:

– Что скажите?

– Вероника Васильевна ответила:

– Мы видели в каком она состоянии. – затем она добавила. – Если мы хотим спасти Марию Вениаминовну, то надо действовать быстро!

– Я с Вами абсолютно согласен.

Тем временем в палату вбежала медсестра. Она была взволнована, и озабочена.

Доктор строго спросил:

– Почему Вы оставили пациентку без присмотра? – затем он добавил. – Вы же должны понимать, что таким пациентом нужно круглосуточное наблюдение. – затем он с упреком поинтересовался. – А где были Вы, позвольте Вас спросить? – затем он предположил. – Наверное опять, в сестринской заперлись? «С доктором Ирвином Эдвардовичем Раздолбаевом?» – затем он сказал. – Личная жизнь должна быть за пределами этих стен. Это Вам последнее предупреждение, Светлана. Больше предупреждений не будет. – Выгоню Вас к чертовой матери! Он санитаркой говно убирать станете, а о медицинской практике забудьте.

Не зная что сказать, медсестра Светлана готова была сгореть от стыда. Она действительно забыла о том, что пациентке Марии Вениаминовны Головократовой нижет круглосуточный присмотр. Она даже сегодня не зашла к ней в палату, посмотреть ее состояние, и проверить оборудование. Дело в том, что если человеку плоха, на сестринском посту, должна сработать сигнализация, и та должно срочно сообщить доктору. Но сигнала тревоги не было. Все было в порядке, и за те два часа пока медсестра не выполняла свои прямые обязанности, смотря за оборудованием каждые полчаса, доктор Виктор Дмитриевич как врач был в полном бешенстве оттого, что медсестра Светлана проигнорировала свои прямые обязанности, занимаясь чем угодно, только не медициной.

– Вам нечего сказать. – продолжал доктор Виктор Дмитриевич, а тем временем показание мониторов все ухудшались.

Тут медсестра Светлана, заметив это, сказала:

– Вы меня потом отчитаете, смотрите, у пациентки из-за нас приступ.

– Черт побери! – неистова воскликнул доктор Виктор Дмитриевич, и обвинив в своих несчастиях медсестру Светлану, сказал. – Срочно, укол РЕБОКСИНА! – а затем добавил. – Немедленно. – затем он посмотрев на мониторы, приказал еще уколоть Марии какие-то препараты, а затем послушав ее сердце, сказал. – Это приступ, быстро, готовьте реанимацию.

Медсестра Света выбежала из палаты. Она была взволнована, и спешила.

Стоявшие возле палаты Марии Вероника и Петр, спросили.

– Как она?

– Плоха. – кинула медсестра Светлана, и побежала по коридору.

Вскоре пациентку перевели в реанимацию. Ее состояние снова ухудшилось.

Доктор Виктор Дмитриевич сказал:

– Ее сердце на гране. – затем он добавил. – Деньги нужны сейчас. – и сделав паузу он добавил. – Если в ближайшее время ее не прооперировать, она умрет. «Это факт», – затем он сказал Петру и Вероники. – Мы можем сейчас отправить ее в Америку, но деньги за операцию должны быть по ее приезду. – затем он спросил. – Это возможно?

– Да. – ответила Вероника. – Это возможно.

– Хорошо. – сказал облегченно доктор Виктор Дмитриевич. – Значит оформляем документы.

Сама же Вероника не знала, будут ли деньги или их не будет? Она вообще не знала, что будет дальше? Мария конечно улетит в Америку, но сдержит ли Эльвира свое слово? Этого она и Петр не знали.

Глава 7

Отъезд

Итак, начнем с того, что Вероника Васильевна и Петр Романович вернулись домой. Сегодня у них был непростой день. Посещение Марии в больнице, улаживание всех финансовых вопросов, и при этом переписка по электронной почте с Эльвирой. Та заверила их, что деньги будут перечислены вовремя. Российская клиника только должна взять на себя обязательства по транспортировке пациентке в Америку. То есть предоставить самолет который будет оборудован для такого дела. Что ж, на это российская сторона пошла. Доктор Виктор Дмитриевич заверил их, что самолет будет в срок. Оставалось дело лишь за визой. Но тут тоже все было как нельзя в порядке. Виза уже ждала их в посольстве США, куда они направились после того, как вышли из клиники. Когда в посольстве наклеивали визу в паспорта, работник посольства, который занимался ими, сказал:

– У Вас заботливая сестра, если сама оплатила все расходы.

– Эльвира очень хорошая женщина. – согласился Петр Романович, а затем добавил. – Она знает что сейчас в России не лучшая жизнь.

– Так оно и есть. – согласился работник посольства, вклеивая в паспорт Авроры визу. – Ваша сестра заботится о Вас, – сказал он, а затем спросил. – С чего бы то это? – затем он добавил. – Сейчас много людей хотят уехать из России, а Вам и подавать заявление не надо.

Вероника сказала:

– Просто сестра любит свою сестру. – а затем добавила. – Она просто желает ей счастье.

– Что ж, – ответил работник посольства. – этот ответ хороший.

– Но зачем Вам это спрашивать?

– Мы – американцы не хотим чтобы в нашу страну попадали те люди, которые не могут себя обеспечить. – затем он добавил. – Знаете Вероник! – он сделав паузу, сказал. – если бы вы уезжали в Америку, то вряд ли мы Вас выпустили.

– Почему?

– Америка – эта страна новых надежд. – сказал он, а затем добавил. – прежде чем мы даем визу, мы тщательно проверяем человека, и поверти, если он необразован или неграмотен, то дорога ему заказана. Он обречен умереть здесь, в России. – затем он признался. – Из всех кандидатов на отъезд в Америку, вы первые из двенадцати которым мы даем визу, и то по приглашению. – затем он добавил. – Так что вы должны нас понять, когда мы спрашиваем Вас о поездке в Америку.

– Да. – ответила Вероника чиновнику в посольстве. – Теперь я Вас поняла.

Получив визы, Петр, Аврора и Вероника поехали домой к Веронике. Они понимали, что там их никто не ждет. Америка – страна Вашингтона и Гранта, Линкольна и Кеннеди. Она их не ждала. Это было определенно ясно из разговора с чиновником из посольства. Он ясно дал понять, что там их не ждут. Петр тихо сказал:

– Весь мир – это один сплошной кошмар. – затем он добавил. – В нем нет дома.

Тут Вероника удивилась:

– Как нет? – затем она спросила. – А дом где мы родились?

– Порой и он становится чужим для его хозяина.

– Что Вы имеете в виду?

– Порой наш дом становится для нас совсем чужим и нежеланным. Вот как сейчас. – он сделав горькую паузу, сказал. – Вот как сейчас. – он снова сделал горькую паузу, а затем добавил. – Родная страна не может обеспечить моей семье полноценное лечение, нам приходится ехать в чужую страну, где возможно Мария спасется. – затем он бросил. – Он, знаменитости, лечатся не в России, а за границей, а почему? – задал он сам себе этот вопрос. – Да потому что за границей и врачи квалифицированы, и оборудование лучше. – затем он бросил. – Были бы деньги, а здоровье купить можно. – он тяжело вздохнув, добавил. – Вот и выходит, что наш дом это куда зеленой нарезанной бумаги. Есть она, и дом есть, а нет, гуляй Вася! Ты не человек, а просто тебя нет. Нет так же как и дома. Мы просто живем, нет, мы просто существуем. Нас бросают из стороны в сторону, пытаясь избавиться от нас – людей. – затем он сказал. – Кто говорит, что геноцид сгинул в лету, тот ошибается. Геноцид всегда существовал, и никуда он не денется. – затем он добавил. – Как швыряли нас из стороны в сторону. – бросил он. – Так и будут швырять. – затем он сказал. – Мы будем уезжать из наших домов, ища лучшей жизни. И уедим туда, где нас не ждут. Мы просто никому не нужны, только своим родным, но и им мы порой ненавистны. – затем он иронически усмехнувшись, бросил. – А Вы говорите, дом. Нет, у нас нет дома. Мы странники на этой земле, гости без дома, и даже у кого он есть – дом, то они вряд ли способны понять, что этот дом, лишь иллюзия самого дома. Это лишь четыре стены в которых мы ночуем ночью, и больше ничего.

Вероник понимала, о чем говорит Петр. Дом – это не только четыре стены, это что-то больше. Что-то, что мы не можем понять. Ведь дом для большинства из нас это четыре стены, где можно переиначивать, и все.

– В Вас сейчас говорит чувство страдание и ненависти. – сказала Вероника. – Посмотрите на эту проблему с другой стороны!

– С какой же?

– Скора Мария с Вами улетит в Америку, там ей сделают операцию, и ей надо будет помощь в ее адаптации. Ей потребуется Ваша помощь и помощь Авроры. Не думаете о плохом, думаете только о хорошим. – затем она сказала. – Сейчас Вы должны быть вместе, вместе, как семья. – затем она добавила. – И лишь семья есть единственный наш дом. Берегите его. Храните свой очаг, и Вы придете в свой дом. Свой, единственный дом, который зажжет вам свой очаг любви, и согреет Вас своим теплом. – она сделав паузу, сказал. – Это и будет Ваш дом. – затем она добавила. – А все остальное лишь пыль, стены, где лишь можно переночевать. – закончила она свою речь.

– Может быть Вы и правы. – согласился Петр с Вероникой. – Дом – это семейный очаг, а не четыре стены, где можно переночевать.

– Я права. – ответила Вероника. – Сейчас Марии будет нужна Ваша поддержка. Семья, это самое важное что есть в жизни. Не будет семьи, и дома не будет. Лишь осколки счастье тлеющие на тлеющим пепелище костра бывшего когда-либо человеческого счастье, и уюта его дома.

Тем временем они подъехали к дому, где жила Вероника. Им было не по себе. На сердце скреблись кошки. Тошно. Тошно потому, что работник посольство испортил им настроение, что Мария, так нуждающиеся в операции может получить медицинскую помощь только в Америке. Россия вообще неспособна, по их мнению, вылечить кого бы то ни было. Только если отправить человека на тот свет, это они завсегда. И пусть не говорят, что Российская медицина – самая лучшая в мире! Не поверю. Ведь как уже было написано, даже артисты, а политике тем более лечатся за границей. При этом просто призирая Российскую медицину которую таковой и сотворили. Не медицина, а лишь последнее пристанище перед смертным одре. Кто попадает в эту систему, тот заведомо обрекает себя на преждевременную кончину. С молодыми, у кого деньги еще повозиться можно, а старый человек, даже не доживший до пятидесяти лет, – умирай: – Пожил, и хватит. – так говорят медики. – Лечиться бесполезно, хворь все равно возьмет свое. Так что от Гоголевского ревизора, мы так и не ушли.

Помните, героя комедии Ревизор, Артемия Филипповича Земляника, попечитель богоугодных заведений. Проныру и плута. Его принцип: «Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет». Так и сейчас, на всех начхать. Ни то что лечат врачи, анализы, и то зажимают. Нужно, к примеру сделать ЭМРТ, а те говорят: «Сами за нее платите, а денег у нас нет, чтобы бесплатно посылать». Конечно, нет денег. Ведь бюджетные средство уходят на лечения самих медиков, у которых еще и инвалидность имеется. Вот и лечись у психов. Конечно по накупив дипломов, остальное неважно. Лишь бы за лечение деньги брать, а лечить необязательно.

Сейчас, сидя дома, они не могли думать ни о чем, кроме предстающей операции Марии в Америке.

– Как Вы думаете, Марию успеют прооперировать?

– Надеюсь, что да, успеют. – ответила Вероника, а затем добавила. – Я только боюсь что она не сможет перенести полет. – затем она пояснила. – Нагрузки на сердце слишком велики.

– Надеюсь все сложиться хорошо.

– Я тоже.

Все что осталось у них, это лишь только надежда. Надежда на хорошее. Призрачный фантом, который дает надежду, и отнимает ее у нас.

Отъезд Марии был нелегок. После того как у нее случился приступ, она три дня пролежала под капельницей. Затем она пришла в себя, и доктор увидев ее показатели жизнедеятельности, срочно дооформил все необходимые документы, и позвонив Веронике, сказал:

– Можно лететь.

Но вылет пришлось задержать на неделю. Вероника не могла так быстро восстановиться. Восстановиться для того, чтобы перенести полет. Дело в том, что каждый полет сопровождает риск. Мало кто задумывался над тем, что перегрузка при взлете и при посадке самолета, чревата для человека страдающим каким-либо заболеванием, связанным с сердечно-сосуда-вегетативными и какими-либо отклонениями мозговой активности, сосуда – вегетативными болезнями головного мозга, могут не перенести полета. Хотя, конечно, люди привыкли к этим перегрузкам, и летают без забот туда и обратно. Но все же я утверждаю, что риск остается. Игра смерти с собой. Как говорится; побыстрее, а последствиях лучше не думать. Лишь бы успеть, и все тут. Не успеешь, потеряешь деньги, а они важнее всех. Вот и ответ, почему люди рискуют жизнью, играют с собственной судьбой. Причина в деньгах, и ради них, мы ставим на кон свое здоровье, свою жизнь. Но сами этого не понимаем. Нам кажется, что это закономерно, в порядке вещей. Но это не что иное, как самообман. Так что Мария после того как второй приступ минул, ей врачи запретили лететь в Америку, пока не убедились, что третьего приступа не будет. Его боле не было. ЭКГ показала, что сердце работает достаточно хорошо, чтобы без труда перенести полет.

– Вы можете лететь. – сказал доктор Виктор Дмитриевич Петру Романовичу когда тот вместе с Вероникой и Авророй посетили в очередной раз клинику, где лежала Мария Васильевна. – Кризис миновал, теперь все зависит от того, как быстро ей сделают операцию. – затем он добавил. – Для ее безопасного передвижение, мы рекомендуем Вам, чтобы Мария Вениаминовна не передвигалась с усилием, чтобы ее сердце не напрягалась. – он сделав паузу, добавил. – Мы рекомендуем Марии передвигаться на инвалидном кресле. – затем он добавил. – Мы не в коим разе не говорим, что Мария останется в коляске навсегда, это только временная необходимость, пока ей сделают операцию, и она пройдет реабилитацию. Только тогда она сможет встать с кресла, ни раньше.

– Я понимаю. – тихо ответил Петр Романович, а затем сказал. – Я буду следить за Марией, чтобы у нее не было никаких стрессов.

– Я рад это слышать.

Вскоре был назначен день и час отъезда Марии с ее семьей в Америку. Вероника провожала семью Головократовых до самого трапа самолета. Сейчас ей было тяжело. Тяжело въезжать на кресле-каталке в самолет. Мария чувствовала, что видит эту страну в последний раз. Возможно она больше навернется сюда, в эту страну. Где жизнь это лишь мучения и страдания. Страдания которые никогда не кончатся. Ведь Россия – страна великих писателей и ученых, но все они, по крайне мере, та часть которая родила Россия-мать в двадцатом веке, уехали за границу. Двадцатый век просто не смог понять всех тех открытий, что сделала Советские, а затем и Российские ученые. Они просто умотали за границу. Там, где за их открытия платят деньги, а не дают подачки, как это принято сейчас. Бросили нам обглоданную кость, и радуйся. Денег нет. Только патриотизм. Но патриотизм нужно кормить. Жаль, что этого политике России не понимают. Или понимают, но жадны до неприличия. Но вернемся к Марии. Когда она попала на борт самолета, и сев в удобное кресло VIP класса, инвалидную коляску сложив, убрали.

Мария посмотрела в окно самолета, и увидела хмурое утро. Аэропорт Шереметьево показался ей серым. Серым и мрачным. Казалось, что он просто ворчал. Провожая ее в долгий путь, он не хотел чтобы она, а может быть и самолет покидали территорию России. Ведь как бы мы не хаяли страну в которой мы живем, все же эта страна – наш дом. Грустно с ней прощаться, понимая всецело, и осознавая тот неоспоримый факт, что больше ее никогда воочию мы не увидим. Чужбина станет в скором временем нашей родиной, а Россию займут люди кавказкой национальности. Придут они все с востока, и станут наводить свои порядки, истребляя российский народ. А сами станут царями над русским Иваном. Жаль, Наши предки боролись и иноземцами, а мы – люди из двадцатого века отдали им всю нашу вотчину, и сказали, чтобы они стали неофициальными нашими хозяевами, а мы их рабами. Как-то раз, одна политик сказала: – Русские вымирают, надо просто заменить их на людей других стран. – Затем она перечислила столько стран, что Россия оказалась второй Америкой. Там проживают все национальности кроме коренных. Их испанские конкистадоры просто уничтожили после того как Колумб открыл Америку. Жаль что Россия пошла по такому же пути, и не заметила этого. Россия богата всем, но не народом. Он просто вымирает, и лишь его замена из зарубежья помогает России не потерять свое лицо. Но что станица когда русские вымрут, а на их место действительно придут те, кто так стремился обокрасть Россию? Что тогда? На этот вопрос нет ответа. Мы сами боимся признаться самим себе, что мы просто продали, и подарили Россию. Но кому? Мы так и не поняли.

Сейчас, покидая родину, Мария Вениаминовна, Петр Романович, и их дочь Аврора, были грустны и печальны. Россия прогнала их. Выгнала из родного дома! Что станется с ними там, за рубежом? Примет ли их Америка? И если примет, то как? Этого никто из них не знал.

Тут их грустное молчание прервал возглас Авроры. Она спросила маму:

– Мы скоро прилетим в Америку? Я скоро увижу тетю Эльвиру?

Мать нежно посмотрев на дочь, легонько улыбнувшись, подумала:

«Маленькая девочка, как хорошо что ты еще мало что понимаешь. Надеюсь, что там, в Америке, ты станешь человеком. Выучишься, и утрешь всем нос. Будешь повелевать всеми, и никто не ткнет в тебя пальцем, и не пошлет куда подальше. Посылать будешь ты. Надеюсь, что я доживу до этого времени».

Она сказала:

– Спи. Пусть сняться тебе радостные и прекрасные сны. А когда ты проснешься то мы уже прилетим в Америку, и там, у трапа самолета нас будет встречать тетя Эльвира.

Самолет набрав скорость взлетел в небо. Плавно набирая высоту, он оставил позади аэропорт Шереметьево, превращая его в маленькую точку. Последнюю точку России, на которую смотрела Мария. Вскоре они вылетели из города, и Мария увидела в иллюминатор самолета прекрасные поля, и леса. Российские просторы, которые через мгновение скрылись в густых облаках воздушного пространства. Все. Конец. Земля за облаками. Теперь они в воздушном коридоре. Летят в Америку. Мария видела в иллюминатор самолета лишь небо. Оно как будто бы прощалось с ними. Прощалось навсегда. Грустно и тоскливо. Прощай великая страна! Прощай Россия! Прощай Москва!

Здравствуй Америка! Здравствуй иная страна. Может там, в Америке они обретут тот дом и счастье которого у них не было здесь, в их доме.

Глава 8

Ливень-ливень

Итак, проводив Марию с семьей, Вероника вернулась в Москву, домой. Зайдя в квартиру, Она прошла в комнату, включила телевизор, села на диван, и вздохнув полной грудью, расслабилась. У нее был сегодня тяжелый день, шутка ли проводить подругу в аэропорт, и попрощавшись с ней, зная, что та возможно уже никогда не вернуться назад, попрощаться, по сути, с ней навсегда. Грустно, Веронике было определенно грустно. Но эта грусть была радостной. Она в глубине души знала, что там, за границей, на чужбине, Мария вместе со своей семьей будет счастлива. Она в это верила, и она это чувствовала. Она знала, что так оно и будет на самом деле.

Вскоре часы пробили шесть часов вечера. Вероника встала с дивана, и подошла к окну. Она посмотрела на улицу, и увидела, что на улице льет сплошной дождь. Тут она почувствовала, что в квартире, да и на улице тоже, душно. За окном сверкнула ясна молния, затем ударил раскат грома. Почему-то Вероника вздрогнула, и схватившись за сердце, подумала о Марии: – «Сейчас она в небе, летит в Америку». – тут ее охватила мысль, что самолет в котором она летела попал под этот грозовой фронт. – «Возможно ее самолет пролетел мимо этого грозового фронта?» – думала она. – «ДА», – успокаивала она саму себя. – «так оно и есть. Он миновал грозовой фронт, и сейчас спокойно летит в Америку». – Но вот, за окном снова сверкнула она – молния. Яркой вспышкой разряда молнии удалил из земли в небо, и то озарилась ярким светом. Вероника Вздрогнула от неожиданности. В эту самую секунду, она увидела в небе от сверкнувший в дали молнии, очертание самолета. Затем ударил грозный раскат дедушки-грома. Тут Вероника испугалась. Она держалась левой рукой за сердце, и чувствовала, как через ее тело прошел разряд тока. Все ее тело словно передернулось, сердце на секунду съежилось, и в нем словно иголка кольнула. Какие-то скверные предчувствия. Веронике показалась, нет, она почувствовала, что что-то произошло. Что-то случилось с ее подругой. Что-то страшное и непоправимое. Вероника неожиданно воскликнула: – Мария! – Она почувствовала что-то. Она почувствовала, что, что-то случилось. Что-то страшное и ужасающее. Ей стала трудно дышать. Она открыла настежь форточку, которая до этого была лишь приоткрыта, и стоп свежего воздуха ударил в ее лицо. Правда он был душен, и тяжел. Но Вероника была рада ему. Ведь после того, как она схватилась за сердце, она почувствовала сильное сердцебиение. Оно словно вылетало из ее женской груди. Тут она стала искать аптечку. Она искала и не находила ее. Сердце учащенно колотилось. Оно словно хотело вырваться наружу. Но вот и она – аптечка. Вероника открыв ее, быстра нашла нужное лекарство, и бросив все остальные лекарства в сторону, пошла на кухню, чтобы запить препарат. Затем она распахнула кухонное окно, и села за кухонный стол. Она прислонилась к стенке, и начала пытаться глубоко дышать, словно хотя успокаивать свое сердце, чтобы оно стало биться в ее груди равномерно тихо.

– Черт побери! – Выругавшись, она словно успокаивая саму себя, она сказала. – Все хорошо. Сейчас все пройдет…

Самовнушение – это великая штука, жаль, что не всегда помогает. Люди внушают себе разное, но внушение подчас является нашим врагом. Вот, к примеру, Анатолий Михайлович Кашпировский. Он внушал людям, что их болезни прошли, а нет. Они никуда не делись. Только человек поверил, что их нет, а они есть, и никуда они не делись. Так что внушать себе, что все пройдет – можно, а верить в то, что самовнушение избавляет от всех болезнях – нельзя.