Переменная константа

– Да, господин, я понял. Я сам присмотрю, чтобы никто её не трогал, потому что она выполняет приказ барона, и барон может обидеться.

– Ха, обидеться – это очень мягко сказано. Иди, уважаемый человек, и Actum ut supra – «поступай, как раньше указано».

– Спасибо, Божий человек. Спасибо за науку. А это, братана своего могу забрать? Мучается вон бедняга.

– Иди и всё твоё забирай. Ни нам, ни хозяйке ничего чужого не нужно. Если брат твой, то забирай. И идите с Богом.

Бугай подошёл и с легкостью забросил себе на плечо стонущего брательника, потом слегка поклонился и вышел со двора.

– Бабуль, попить ничего не будет, а то так есть хочется, что и спать негде? А, в натуре? – Наконец-то дошла очередь и до Аркаши.

– Для хороших людей ничего не жалко. Проходите в избу, чего во дворе стоять.

Пройдя сенцы, вошли в горницу. По углам стояли печки, напоминающие армейские буржуйки. По стенам – лавки, стол и, как положено ведунье, везде пучки трав, создававшие специфический аромат в комнате.

– Мир дому вашему, уважаемая.– Сказал старец, переступая порог вслед за хозяйкой.

– А что ж ты не крестишься, когда в избу входишь, Божий человек?

– Много веков назад на Земле первые христиане, вынужденные скрывать свою веру, крестились при входе на собрание, показывая свою принадлежность. Эта мера предосторожности осталась, как обычай. А обычай не обязателен к исполнению. Хотя, с точки зрения биоэнергетики, соединённые пальцы закрепляют энергетическое поле человека, затрудняя внешнее проникновение. Поэтому, выходя на улицу, разумно перекреститься и, особенно, входя в дом к неизвестному. Согласен, было бы правильным это сделать, особенно после того, что нам про вас рассказали. Может, просто я не чувствую зла в вашей душе.

– Правильно чувствуешь. Какая я ведьма? Травница я, ведунья. Людям всегда рада помочь или кошечкам домашним. А коровы – клевета всё это.

– Сами разберётесь. Главное, надеюсь, теперь вас за зря никто мутузить не будет. Кстати, а что за кабаны это были?

– Э-э, братья Кэшляу. Они держат стадо, забивают коров и продают мясо. Люди хорошие, но глупые. Их отец такой же здоровяк был, но пил много. Ещё с детства. Мы с ним вместе росли. Сколько его помню, столько и пил. И дети его в него. Разве пьют не так много.

– Не удивительно. В любом учебнике ОБЖ написано, что 100 гр. водки убивает 80 млн. нейронов головного мозга. Ты их утром в туалете в унитаз спускаешь. А чтоб восстановились, надо пять лет сухого закона. Но кто ж такое вытерпит. Вот и деградируем потихоньку. У нас такое же.

– А вот вам и отварчик, сыночки. Испейте на здоровье.

Дмитрий и Аркадий, кивнув, молча взяли и приникли к глиняным крынкам. Старец взял, понюхал, немного отхлебнул и задумался.

– Что не так? Иль не понравилось?

– Не. Запах знакомый, кислинка. Не могу вспомнить. Знакомое, но ни как не вспомню. А, точно, ревень. Точно, я сам такой компот варил.

– Так вы из Московии?

– Да. А как догадалась?– Перестал пить Аркадий.

– А я специально всем незнакомцам даю его попить. Когда человек пытается вспомнить, то всегда, вспомнив, называет его, как дома у него называют. Человек забывается и теряет контроль.

– Хм. Травница с психологическим уклоном. Да мы, собственно, и не скрываем это. Нам вообще скрывать нечего.

– Скрывать нечего, а сами скрываетесь.

– В смысле?

– А то, что и к нам приезжал гонец. Спрашивал о трёх странниках. Говорит, один умные речи всё время ведёт, да богохульствует. Ищут вас, сынки. Но вы не бойтесь, пейте спокойно. Кстати, а вот этот самый напиток из ревеня барон наш терпеть не может. Попьёт, так тело всё пухнет, дышать не может. Один раз чуть не умер.

– Аллергия. Отёк Квинке. Знакомо. У самого такое раз было с полтаблетки аспирина. Неприятные воспоминания.

– Проходите, сынки, за стол. Сейчас обедом вас попотчую. Если не торопитесь особо, то может, поживёте у меня пару деньков, на речке покупаетесь, рыбку половите? Зачем далеко уходить, если идёшь не к цели?

– Мудрёно говоришь, уважаемая. А и, правда, мужики, куда торопимся?

– Я за.

– Поддерживаю.

– А спать-то где, бабуля? Комнатка-то всего одна?

– Одна, сынок, одна. Да-к, зачем же в избе спать? На улице, чай, не зима. А сенце свежее, недавно накошено. У меня козочки пуховые, для них травка.

– Хм, да это ж ещё лучше.

После скромного угощения, которое состояло из больших варёных кусков говядины, после этого тушёных в сметане с луком и какими-то приправами, запеченного, опять же в сметане, карпа, килограмма на два, и огромной миски с помидорами и корневой петрушки, друзья вышли к колодцу обмыться. У них оказалось одно общее увлечение – обливаться ледяной водой из колодца. Мокрые до кальсон, они стояли под солнышком, наслаждаясь жизнью, и ни хотели больше, ни о чём думать.

– Эй, сынки, возьмите тряпки. Постелите, чтоб с непривычки трава вас не защекотала. А вечером схожу к соседке, принесу пару крынок молока. Молоко у неё не очень, но зато много.

– Понятно дело, откуда у бабы в грудях молока много будет. Тем более на трёх мужиков.

– Да не у соседки молоко, а у коровы, охальник.

– А ты и с коровами умеешь говорить?

– Щас я тебя, окаянного, тряпкой-то отхлестаю, и сразу узнаешь, как я с коровами разговариваю.

– Бабуль, это не педагогично. И главное – тряпкой!

– Я для тебя и прут найду. Как раз нынче свежего нарезала – хотела ловушку для рыбы связать. Вон в воде намокают, чтоб ядрёнее были.

– О, я всё понял. Больше не буду. Помню, как в детстве меня дед порол. Больше не надо. Пошли спальные места окультуривать.

Сеновал оказался достаточно большим и просторным. Густой и терпкий запах казался амброзией.

– Мужики, вы как хотите, но у меня получасовой сон-тренаж.

– Старец сказал «люминий», значит «люминий». Рота, отбой на полчаса. Кто не согласен, будет стоять дневальным, и караулить дедушек.

Но и этому не было дано свершиться. Вскоре старец и Аркадий проснулись от чьих-то стонов.

– Диман, что случилось?

– Пипец, мужики, камни идут. Немного подстыли почки под холодной водой и сразу начинается.

– Эй, сынки, что случилось? Что болит или вспомнилось что?

– Да, не. У брата Митраса камешек решил выйти. Наверное, бриллиант не огранённый, поэтому больно и выходит.

– Сейчас помогу, сынок. Эта хворь мне знакома. Полежи, милый, сейчас всё принесу.

– Ему бы но-шпы пару таблеток.

– А ещё лучше укол дротаверина с кетанолом.

– Ага. А лучше с промедолом.

–Не знаю. На меня так ни промедол, ни новокаин не действуют. А вот лидокаин нормально.

– Индивидуальные тараканы. Бывает.

– Во, видишь, ты понимаешь, а знаешь, сколько врачей это слушало, и всё-таки начинали делать мне операции с новокаином. Самомнение этих врачей зашкаливает. Они, видители, лучше знают, что меня обезболит. Действительно, Abeunt studia in mores – «занятия налагают отпечаток на характер» или, точнее, «действие переходит в привычку».

– А привычка иногда переходит в безразличие и усталость от работы.

– Ну, это у тех, кто пришёл в профессию за деньгами, а не по призванию.

– Эй, сынки!– донеслось с низу.

– Да, бабуль, что такое?

– Я, сынки, кипяточку в отвар плеснула. Теперь надо, чтобы Митрас выпил его. Не выпьет всё, чуток попозже надо допить.

– Да как же ты так быстро отвар сделала? Наколдовала что ли?

– Зачем наколдовала. Не он один таким мучается. Когда приступ начинается, нет времени варево варить. Вот и держу отвар в погребе. Он у меня глубокий. Молоко по трое суток стоит – не прокисает. А коль прокиснет, то кислушка получается замечательная. Ну, вы слезете, или старухе самой наверх лезть? Человеку больно, а вы меня разговорами развлекаете, да глупые вопросы задаёте.

– Извините, уважаемая. Аркон, слетай вниз, да поаккуратней, не пролей, не то варить новый придётся.

– Не боись, всё будет чики-чики.

Аркадий принёс кувшин и чашку из сырой, не обожженной глины.

– А что стакан такой? Других что ли нет.

– Почему нет? Есть. Просто там и глина лечебная. Крошки в живот попадут и своё дело сделают.

– Всё продумано. Одно слово – деревня.

Минут через пятнадцать после употребления варева Дмитрию полегчало, боль почти утихла.

– Ух-х, отпустило. Хорошо. Лучше, чем укол на скорой. Вот только, мне кажется, мне нужно на горшок.

– Э-э, только не здесь. Здесь нам ещё спать и, возможно, не одну ночь. Вниз – не вверх, побежал, салага.

После второго кувшина Дмитрий совсем повеселел.

– Спасибо, бабуля, за зелье. Помогает отлично.

– Не мудрено, я ведь в этих землях самая лучшая травница. Была ещё одна, да её пару лет назад в городе сожгли на костре.

– Сожгли? И это люди, прилетевшие сюда с Земли? Маразм какой-то.

– Тем не менее. А тебе я налью этого отвара в походную флягу. Будешь пить, как приспичит. Через месяц не понадобится – просто выпей, иначе пропадёт, а тебе профилактика будет.

– Я просто обалдеваю, как можно было так деградировать, имея такие знания, ресурсы. Колонизировали целую планету и жить на уровне средневековья. Не могли же все, абсолютно все знания пропасть. Где-то есть книги, а, может, и люди, которые эти книги берегут. Надо найти их. Вот наша цель.

– Это из-за таких мыслей вы из Московии бежали-то?

– Бабка, меньше спрашивай. У нас говорят: меньше знаешь – крепче спишь, а много знаешь, можешь утром и не проснуться.

– Давненько из земель Московии никто не ставил перед собой такие цели. В Мадридских землях, слышала, вроде бы было что-то. А в Московии лет пятьдесят уже не было.

– А почему пятьдесят?

– Да приходил сюда один парень. Беглый. Здесь немного пожил.

– А дальше, что с ним стало?

– Потом заплечных дел мастером стал у барона. Народ пытал, правду баронскую вызнавал.

– Вы рассказываете так, будто знали его хорошо.

– Так я ж говорю, жил он у меня пару лет.

– Пару лет? Км, интересно девки пляшут. А он живой сейчас?

– Нет. Убили. Многое говорили, а правду никто не знает. Кроме барона. Точнее, покойного отца нынешнего барона.

– А вы….

– Да, после того, как он стал пытать людей, я все отношения с ним прервала. Не по Божьи это – людей мучить.

– Правильно, хотя за два года привыкли к нему.

– Привыкла. Пришлось делать выбор, и я сделала.

– Да уж, жизнь наша бекова.

– Пойдёмте, сынки, в избу. Поужинаем и спать. Стемнеет скоро, а лучину жечь я не привыкла: пораньше ляжешь – пораньше встанешь. Траву лучше по росе собирать.

На столе стоял пирог, прикрытый тряпицей, пожаренная целиком рыба, миска с картофелем и каравай хлеба. Пирог оказался с зайчатиной, а картофель на деле оказался печёной репой. Когда поели, хозяйка достала кувшин.

– А попозже и кваску попьёте. Пускай желудок вначале пищей насладится, а потом и попьёте.

– Прям, как в книжке о полезной и здоровой пище. Спасибо, бабуль, и то верно, прошли сегодня много. Лучше подольше поспать, чем дольше работать.

– Вот и пользуйтесь моментом.

Утро начинается с рассвета. Благодаря песни, это знали даже городские пионеры, не имевшие бабушек в деревне. Но в деревне оно начинается ещё с крика петухов, мычания коров, перекрикивания женщин, выгоняющих коров в стадо. Короче, вокруг делают всё, чтобы тебе не дать спать. Легкий туман клубился над землёй, изредка забрасывая свои призрачные снежки на сеновал.

– Смотри, мужики, вон по дороге говорящие головы идут.

– Они не идут, а плывут, потому как, пока мы спали, начался потоп.

– Если вспомнить, что пар, туман есть одна из форм существования воды, то слово потоп вполне подходит.

– Вечно ты, старец, с умными разговорами встреваешь. Такая романтика была.

– А потом пришёл поручик Ржевский и всё опошлил.

– Хватит лежать, лежебоки. Вижу в трёхстах метрах реку. Пошли купаться. Будем, как говорит бабуся, пользоваться моментом.

А бабуся уже во всю работала. Точнее, общипывала курицу, складывая перья в холщёвый мешок. Рядом с ней на скамейке лежали ещё две, но уже общипанные тушки.

– С добрым утром. Во сколько же встали, если уже третью курицу дочищаете?

– Как солнышко встало, так и я вслед за ним. Правильно. Сходите, искупайтесь, заодно и аппетит нагуляете.

– А вы как догадались?

– А что догадываться? Сейчас же утро – любой звук далеко слышно. Идите, сынки, идите. А я к вашему приходу блинцов испеку.

Как много теряют люди, боящиеся выехать на природу с ночёвкой. Прохлада рассвета, тысячи бриллиантов, рассыпанные маленькими капельками по траве, ненавязчивое пение птиц, легкая дремота и истома. Арабы это называют словом кайф. И как же здорово кайфовать на природе. Небольшой ветер разогнал остатки тумана, утренняя внефокусная, расплывчатая сказка сменилась конкретными очертаниями недалёкого леса и стада, лениво бредущего к реке. Прыжок в воду с небольшого обрывчика. Разве можно удержать в себе те эмоции, которые плещутся в тебе. В этой ситуации взрослые становятся детьми и орут, визжат одинаково. Сказка продолжается. Кайф.

Утомлённые отдыхом и купанием, голодные до ужаса друзья вернулись домой. Как же было бы здорово, если эта бабулька была действительно настоящей бабушкой. Пускай не моей, а моего товарища. Такие мысли были у каждого из них, когда они, притихшие, ели варёную картошку с луком и запивали парным молоком.

– Хорошо. – Сказал Аркаша, лениво откидываясь на стену.– Хорошо. А вот зимой здесь тепло? Две печурки. Хватает?

– Хватает. Да и топлю я только одну печку. Ту, что поближе к лавке, где я сплю.

– Вот те на. А я дров что-то и не видел. Мужики, поели и хватит. Айда в лес, дров нарубим на зиму.

– А в этом лесу нельзя дрова рубить – это баронский лес. Чтобы здесь рубить деревья, надо сначала старосте заплатить, и он попросит разрешения у барона. Потом заплатить барону. И только тогда можно рубить деревья.

– Не понял? У вас и леса нет? В натуре?

– Есть лес, только он за речкой, вёрст пять будет.

– У нас говорили: для дурной собаки и пять вёрст не круг.

– Замётано, ёшкин кот.

– Замётано.

– Всё. Раз старец утвердил, выдвигаемся. Бабуль, топор в доме есть?

– Ну, как же изба без топора. В сенцах лежит под полкой.

– Найдём. А верёвка?

– Там же, но на гвоздике. Крепкая.

– Отлично. Осталось самое простое – пойти, нарубить, принести.

– А что сидим? Кого ждём?

Брод через реку нашли благодаря коровьим лепёшкам, устилавшим путь в изобилии. Только вышедшее в свой полный рост солнце продолжало пребывать в стадии ласкового и нежного. Но день обещался быть жарким. Бег трусцой хорошо бодрит. Но возле леса они оказались не первыми. На опушке стояло десятка полтора мужиков, сладко потягиваясь. Кто-то справлял нужду. На подошедших они смотрели с интересом, а некоторые – с насмешкой.

– Мир вам, добрые люди.– Захотел разрядить обстановку старец.

– И вам не хворать. Никак за дровами пришли, а, добрые люди? – Сказал один из них и все засмеялись. Нехорошо засмеялись, не по-доброму.

– Мужики, в натуре, вы бы не смялись так.

– А те не нравится, мил человек? Что-то морды ваши нам не знакомые?

– Ну и что? Может, память у тебя хреновая?

– Может, и хреновая, но, сколько с тебя брать за каждое дерево, я помню.

– А хи-хи не хо-хо. Не облезет за общие деревья деньги брать? Или у тебя мания величия? Возомнил себя бароном?

– Ха! Да барон здесь никто. Здесь наша земля. А отряд, что приходил сюда, вон там похоронен. Ни одного солдата не оставили. Все в земле лежат. И кто платить не желает, рядышком лежат. Платить будете?

По ходу дела из леса подтянулось ещё человек пятнадцать, и стали не спеша брать в кольцо.

– Ну, какой русский не любит быстрой езды? Ёшкин кот, мужики, гуляем!– И с этим криком Дима бросился в атаку.

Мужиков было много, но это было не обученное стадо, не умеющее биться массой. Каждый из них, видя, что пришлых всего три человека, боялся, что ему не достанется веселья, и стремился в кучу, достать несговорчивых хамов. Хоть какое-то развлечение. Они зря боялись, что им не достанется. Досталось всем и не мало. Из друзей больше всего досталось старцу – два огромных бланша припухали возле глаз. Особо пострадал левый, оно и понятно – большинство людей правши. Пару раз его сбивали с ног, но вовремя поспевающие бодигарды успевали позаботиться о его теле.

– Вот если бы на «Варяге» так бились, может, и не было бы Цусимы.

– На «Варяге» так и бились. Если бы у нас во главе флота стояли толковые офицеры, то тогда бы не было.

– Согласен. Спасибо, мужики. Если бы не вы, у меня рёбер сломанных было бы немеренно.

– Мастерство не пропьёшь, как говорил наш, вечно пьяный, старшина.

– На краповый берет сдавать тяжелее. Так, уроды. Что с ними будем делать?

– Вообще-то, не платежеспособных они здесь прикапывают.

– Мужики, я не смогу пленных. Тем более руками. Да, десант, но когда в рукопашной, а так?

– Э, старец. Как говорят классики – Акела стар для такой охоты. Не бзди. Добро даёшь?

– Я не судья. В Библии написано – молись за ругающих тебя.

– А они не ругали. Они тупо били нас руками, ногами, пытались дотянуться топором пару раз.

– Тогда сделаем, как тоже написано: отдай Богу Богово, а кесарю кесарево. Мочите их, мужики. Здесь мы их осудим по мирским законам, а с падшими душами на небе пускай святой Пётр занимается, ведь ему были отданы ключи от царства небесного. Каждому там будет воздано по вере его и по заслугам. Мочите.

– Нет базара. Ты отвернись. Без привычки это потом по ночам снится. Не долго – лет пять, но снится.

– Добро. Пойду, подходящие деревья поищу. Кстати, деньгам же не пропадать, так что потом обшманайте их и шалашики надо будет проверить. Ad acta – «к делу».

– Старец, ты, в натуре, без этого не можешь?

– Да я и слов таких раньше не знал. Лезут наружу, как при поносе. Чуть расслабился, а оно и выскочило.

– Бедняга.

– Ладно, мужики, а то клиенты расползаться начали. Ухожу.

Времени на рубку сушняка, увязку его по нескольку штук ушло больше, чем на работу по специальности. Кто на что учился. Каждый впрягся в свою вязанку, где к связанной паре были привязаны цугом ещё пара. Учитывая возраст старца, ему подсунули деревья посуше. К вечеру бурлаки дотащили свой груз до дома. Хотя на Венере навряд ли слышали о волжских бурлаках.

Складировав брёвна возле забора, отправились мыться – купаться на речку. Вернувшись, застали во дворе «умного», как окрестили друзья не покалеченного брата, и старикана, с неприятной мордой лица и липким, ощупывающим взглядом.

– О, сынки пришли. Проходите к столу. А тут господин староста пришёл навестить.

– Не навестить пришёл, а узнать. Незнакомые люди в деревне живут, мне не представляются. Не порядок. Во всём должен быть порядок. Иначе, штраф.

– Ну, штрафовать ещё не за что. По баронскому указу задержаться можно на два дня, а потом или уходи, или плати авансом налог за проживание наравне с остальными жителями.

– Ёшкин кот, старец, ты откуда такие вещи знаешь?

– Был в деревне одной староста толковый, поднаторел малость. Ad hoste maligno libera nos, Domine. Вы согласны, господин староста, как написано это в книге? Наш барон очень любопытный человек и всегда расспрашивает о своих старостах, как живут, как дела ведут.

– Хм, я это… Разумеется, я полностью согласен. Я глубоко предан нашему барону и трудюсь, не покладая рук. Я делаю всё, чтобы господин барон остался мною доволен.

– Вот и прекрасно. А что вы, господин староста хотели от нас?

– Собственно, ничего. Просто узнать. Простое любопытство.

– Спасибо за беспокойство. Кстати, мы, по просьбе барона, разобрались с мужиками, которые обижали местных жителей, ходящих в дальний лес. Отныне лес безопасен. И чтобы доказать это, мы по дороге захватили с собою по паре деревьев. Кстати, там ягода уже поспела.

– О, правда!– Среагировал на новость умный брат.

– А ты сомневаешься в моём слове?

– Я!? Нет! Конечно, нет. Я просто обрадовался. Теперь я запрягу бычков и привезу себе на зиму дров.

– Да, уж.– Крякнул староста, и с сомнением посмотрел на друзей.

– Да, староста, да. Богатые купят лес у барона, а бедные привезут себе оттуда. Иначе они замёрзнут зимой. Нельзя допускать, чтобы баронские люди помирали так бесполезно. За глупую смерть работников барон наказывает. Теперь вы поняли заботу барона?

– О, да, конечно. Слово барона для нас закон.

– Закон то закон, а думать о сбережении работников надо и вам. Народ мрёт, а рожают? Сколько в вашей деревне рожают? Во. А рожают, так зимой помирают от холода да голода. Где же забота старосты о собственности барона? А барон всё видит, всё знает.

– Виноват, господин. Всё понял, всё исправлю.

– Но налоги собирать надо. Барон голодный сидеть не будет.

– И налоги пришлю вовремя, и о собственности господина барона побеспокоюсь. Не сомневайтесь.

– А господин барон и не сомневается. Если он не сомневается, то что нам сомневаться. Правильно? А сейчас, если вы не против, мы покушаем. Хозяйка взяла нас на постой. И это ей зачтётся.

– Не извольте беспокоиться, я прикажу, и сюда всё принесут.

– Вот и хорошо. Маленький совет: не вздумайте сказать при бароне, что вы прикажете. Приказывает только барон, а остальные могут только дать команду. Собаками затравит.

– Ух, ты. – Только и оставалось сказать старосте.

– До свидания, господин староста.

Староста выходил со двора, как первоклассник, не успевший добежать до туалета. Умный брат ускользнул чуть раньше. Побежал запрягать быков.

Знахарка смотрела на них широко раскрытыми изумлёнными глазами.

– Ну, московитяне, таких я ещё не видела. А насчёт дальнего леса хотя бы, правда? Хотя, судя по брёвнам, да.

– Всё в натуре, бабуль. Век воли не видать, зуб даю

– Оставь себе свои зубы. Такие зубы ни в одну нормальную смесь не пойдут. Проще дохлых жаб осенью насобирать.

– Аркаша, прими это как комплимент. Бабуль, а насчёт покушать как?

– Сынки, в натуре, все готово и только вас ждёт, век воли не видать.

– О, бабка, ты не травница, ты баба-яга.

– А это кто?

– Как-нибудь расскажу.

– Старец, ты молодец. Ты так отшил этого борова, что я прямо обалдел.– Сказал Дмитрий, выковыривая пальцем из запеченного жереха белый гриб.– Ты так начал ему лапшу на уши вешать, что пришлось отвернуться и отойти, чтобы не рассмеяться. Было ощущение, что ты с бароном на короткой ноге, может, даже его ночной горшок выносишь.

– Не, до такой почётной должности я ещё не дослужился. Да и навряд ли дослужусь, потому как это не по мне.

– Самое главное, что отстал, и не стал говорить о крамольных речах.

– Да.– Вмешалась в разговор травница.– Он принял вас за людей барона. Староста знает, что барон и священники борются за власть. Мы далеко от города и здесь сильно влияние церковников, но земли принадлежат барону. Старосте постоянно приходится выбирать. Когда-то он ошибётся, и это будет ему концом.

– Я смотрю, вы его особо не жалуете.

– Редкая гадость.

– Ух, вкуснотища!– Выдохнул Аркаша, прожевав кусок тройного пирога, т.е. пирога, в котором в пышной пшеничной основе были запечены сразу кусочки медвежатины, чуть крупнее кусочки косули и ещё более крупные куски свинины. На кусках мяса, жёлтыми церковными куполами переливались на солнце капельки жира, медленно стекая на пирог и пропитывая его этой прелестью. В некоторых местах уже скопились небольшие лужицы, на которые тщетно пытались пикировать жирные зёлёные мухи, которых по очереди ловили Дмитрий и Аркаша. Пойманную муху они смачно с силой отправляли на пол, где вразвалочку, как пингвин, ходила небольшая пичуга, напоминавшая воробья, но с длинным клювом. Она подходила к очередной мухе, подкидывала её вверх и заглатывала, подобно пеликану. – Вкусно, конечно, и здорово, но мне уже хочется куда-нибудь уйти, посмотреть новых людей.

– Есть пословица: бойся своих желаний, ведь они могут исполниться. Уходить куда-нибудь не лучший вариант. Впрочем, у вас всё равно только три пути, но две дороги.

– Э-э, это как?

– Первый путь – это незаметно уйти в земли Парижские. Они ближе всего. Второй путь, он же первая дорога, в замок барона Шпателя. Третий путь, он же вторая дорога, в город Шпатель в руки церковников.

– А почему в такой последовательности?

– Потому, что ещё в первый день, когда вы еще стояли возле моего крыльца, через забор подсматривал лизоблюд старосты. Он же местный соглядатай. Это, значит, уже тем же вечером ускакал гонец и к церковникам, и к барону. Благо дорога одна. Значит, от кого быстрее приедут, те вас и заберут. Но у церковников своих солдат нет. Им придётся потратить время на наёмников. А у барона солдаты всегда под рукой, и послать их можно сразу же. Сегодня к вечеру кто-то да объявится.