Владей миром!

Во мне, как говорится, взыграло ретивое. Вообще-то я не из робкого десятка. Несмотря на диабет, спортом занимаюсь с детства – в рамках дозволенного, конечно. Коричневый пояс по карате. Тренер всегда настаивал, чтобы мы говорили «карате-до». Что «путь пустого кулака», то есть карате-до, такой же путь, как айкидо, дзюдо и прочие. Но я так и не привык.

Правда, я уже несколько лет, как забросил занятия, но перезабыл еще, к счастью, не все. И, увы, меня до сих пор легко взять на слабо. Что и подтвердилось…

– Он от бабки моей мне достался, кристалл этот, – почти плакал Клохм. Двумя головами и нарядом он был похож на того лесоруба со шкурой на плечах, но подсохшего с возрастом. – Я в тот день в своей хижине уборку делал, решил и кристалл протереть. Подошел к ручью, вижу, на скале грахман сидит, с меня глаз не сводит. Я сра-а-азу понял, что ему надо! – Клохм плакал уже не почти. – Пока назад к хижине бежал, гад подлетел, дорогу мне преградил. Башку свою гадскую то в одну, то в другую сторону склонит – ждет, значит. А что я? – хлюпал Клохм. – Самоубивец, что ли? Отдал… Он его, сволочь, бережно взял, будто лакомство. Взмахнул крыльями и был таков! Хэ… хэ… хэ… – хныкал Клохм.

– Этот противоправный поступок уже не выглядит как обычное воровство. В данном случае его можно классифицировать как грабеж, – сказал я и обвел умным взглядом собеседников.

– Чего? – хором спросили Клохм с Кинсли.

Что тут поделать – включается у меня иногда. Все-таки на журналиста учусь. Вот и стараюсь так выражаться.

– Грабеж, говорю, да и только, – промямлил я.

– А где герой? – Клохм уставился на Кинсли, перестав хныкать.

– Вот он, – кивнул в мою сторону тот, но сам глаза отвел.

– Он?! Герой?! – поразился Клохм, рассматривая меня. – А как же?.. А где же?.. Эх, что я с вами время-то тратил! – сам на себя разозлился двуглавый. – Где ему?! Даже десяток таких, как он, грахмана не одолеют!

Тут я вообще рассердился. Чего это они меня ни во что не ставят! Драться умею, умом тоже Бог не обидел. Доспехами-мечами не обзавелся? Росточком не вышел? Я вам, уроды двуглавые и карлики длинноухие, покажу, что не меч и не рост в жизни главное!

Я поймал за руку Клохма и произнес, с нажимом так, сурово почти:

– Ты на внешность-то мою не смотри.

– Эх, да брось ты. – Тот высвободил руку. Он был явно расстроен.

– Спорить не буду, просто скажи, сколько заплатишь, если я тебе твой кристалл разлюбезный назад принесу на блюдечке?

– На каком блюдечке? – На меня воззрились обе бошки.

– С голубой каемочкой! – заверил я.

– Нисколько. За каемку. Она мне на кой? А за кристалл – три золотых!

– Ну, ты уж наглеешь, – подскочил к нам Кинсли, и от возбуждения скудные белесые волоски на его голове дыбом встали. – Такая работа не меньше семи золотых стоит!

– Да я тебе хоть тридцать пообещаю, – брезгливо поморщился Клохм, а его вторая голова уже смотрела в сторону. – Толку-то? Все равно не справитесь. Задатка на доспехи и оружие не дам, сразу говорю!

– Дашь семь монет? – спросил я.

– Тьфу! – Он плюнул себе под ноги. – Да что с вами говорить-то? Если найдете каких-нибудь готов, которые сделают это за вас – пять золотых заплачу. На большее не надейтесь.

И ушел.

– У вас тоже готы есть? – спросил я Кинсли.

– Ну да, – отвечает тот.

– Как выглядят? Тоже в черное одеваются, белый грим и синяки под глазами?

– Чего? – не понял Кинсли. – У нас так покойники выглядят, как ты описал. Помнишь здоровяка, что бочки перекатывал? Вот он – гот.

Я вспомнил тролля.

– Что делать-то думаешь? – с сомнением глядя на меня, спросил карлик. – Ты его так за руку схватил – я думал, у тебя мысль появилась.

– Появилась! – категорично ответил я. – А нет, так появится. Что-нибудь придумаем, не сомневайся. В крайнем случае в Интернете посмотрю: «Как одолеть грахмана». Шутка! Все равно справимся!

Вот бывает у меня такое настроение, когда мне, как пьяному, море по колено и горы по плечо. Иногда помогает в жизни. Кровь бурлит, адреналин или тестостерон – я не специалист в этих жидкостях – по венам бежит. Когда во время соревнований меня такой раж охватывал, я всегда до финального боя доходил. Плохо только, что этого не хватает надолго – то ли тестостерон выдыхался, то ли адреналин впитывался, то ли кровь остывала. Так что в финальных боях я уже не выигрывал, а дипломов за второе место у меня целых четыре висит. Надеюсь, грахмана одолею в полуфинале.

– Где он живет, грахман твой?

– В скалах они гнезда вьют, – ответил Кинсли.

– Ну так и пошли – на месте разберемся, что да как. Они что, как сороки, все блестящее к себе в гнезда стаскивают?

– Угу, – кивнул Кинсли. – Волшебные или просто красивые вещи, иногда даже девушек, если они в платьях красивых.

– Вот блинство! И что, не нашелся рыцарь, который бы такому гаду морду начистил?

– Почему? – вздохнул Кинсли. – Дураков много. Находились. – Он опять посмотрел на меня со значением.

Мы шли вдоль скал. Внизу бурлила река. Темное небо слегка освещалось светом трех лун. Одна – та, что у нас за спиной осталась, бордовая, небольшая. Зловещая. Я ее Марсом назвал. Другая – голубая и огромная – нависала слева. Ей я присвоил имя Юпитер. Еще одна – черная – походила на корону вокруг земной Луны во время солнечного затмения. Потому и назвал ее Затмением.

Было не холодно, но свежо от воды. Шли мы долго, а я, под грузом полученных впечатлений, едва передвигал ноги. Под уступом одной из скал, кое-как обустроившись на холодном песке, я наконец уснул. К тому моменту Кинсли уже сопел.

Утром луна Юпитер осталась лишь в виде трудно различимого трафарета на небе, а Марс и Затмение вовсе скрылись. Мы продолжили путь. Есть хотелось, но нечего было – котомка Кинсли давно опустела.

Кто там над нами на скале тронул камень и, главное, зачем? Случайно или умышленно? Неизвестно. С горы, вдоль которой мы шли, вдруг градом посыпались булыжники. Мы кинулись назад по тропинке – там тоже камни летят. Прижались к горе – кое-как втиснулись в крохотную пещерку. Так и спаслись от камнепада. Вот только вход в наше убежище завалило непролазно. И выход, разумеется. Дневной свет пробился через щели между камнями, только когда пыль улеглась. Я было начал камни расшатывать да вытаскивать – только хуже сделал. Груда камней еще сильней нас прижала.

Да. Вот бы где мобильник пригодился. МЧС вызвали бы, все дела. Через пару часов уже бы сидел дома в теплой ванне. А тут… Ни мобильника, ни МЧС, ни ванны, наверное. Мне неудержимо захотелось домой. Никаких перспектив нашего с Кинсли вызволения не обозначалось. Все, что мне оставалось, – рассматривать груду, что вход завалила. И на самом верху я обнаружил небольшую дырку – может, Кинсли и пролез бы. Тот, к слову, руки не опустил, если не считать того, что он их в землю по локоть погрузил – подкоп рыл. Таким образом думал спасти нас. Я в это предприятие не верил, да и помочь ему не мог – не развернуться было.

– Кинсли, – сказал я хрипло. Горло саднило от пыли и дышать приходилось с трудом. – Видишь во-он ту дыру, на самом верху? Попробуешь пролезть?

Тот кинул взгляд вверх и продолжил рыть.

– Даже если и да, как я туда попаду? – спросил он, со злостью выгребая большую пригоршню песка.

– Я подсажу.

Он вновь поднял глаза, смерил взглядом расстояние до отверстия и мой рост.

– Только если на голову встать, тогда, может быть, я вон до того уступа на скале дотянусь. На него взберусь, а оттуда уже… Но, может, нас просто завалит…

Кинсли успел пролезть в дырку прежде, чем камни пришли в движение и обвалились, заполонив оставшееся передо мной свободное пространство.

Пару раз меня сильно ударило по голове – кровь потекла на лицо, но хуже того, я никак не мог руку выпростать, чтобы булыжник с головы скинуть. Один из камней острым углом врезался мне в грудную клетку и, как бабочку булавкой, прижал к косой стене пещеры. Рубаха прорвалась, кровь текла, но это все мелочи – хуже было то, что я не мог нормально вздохнуть.

– Кинсли… – просипел я так тихо, что даже если бы он рядом стоял, не услышал бы. Я умолк, пытаясь прислушаться к тому, что происходит. Выбрался ли он наружу? Не завалило ли насмерть?

Лучик света, пробивающийся через щель между камнями, стал лучом надежды. Я смотрел в эту щель и думал о вечном – да, да, как ни странно, не о бренном своем спасении, а о том, что же со мной произошло. Как я попал в этот жестокий мир с Затмением вместо Луны? Мир без сотовой связи и Интернета. Мир, где даже вино с пивом не потребляют. Заберите меня отсюда! Пока я жив.

Где я сделал ошибку? Вот идет себе человек домой из магазина, лифт вызывает. И р-р-раз – под сиреневым небом. Среди хмурых двуглавых лесорубов, готов, феминисток с копьями и драконов многоглазых. Был моментик, не спорю, когда казалось, что мне жутко повезло. Так бывает, наверное, когда от надоевшей жены уходишь к новой женщине. Кажется, как все по-новому, как все феерично! А через две недели, в очередной раз выливая в унитаз несъедобное содержимое тарелки или слушая «умности» новой пассии, понимаешь – нет, братец, зря поменял шило-то на мыло. Хотя сам я пока не был женат и не планировал.

Да, о чем я вообще? Какой брак, к лешему?! Я сдохну, если в течение часа меня отсюда не вытащат! Если Кинсли не найдет какого-нибудь доброго дракона, который камни эти снесет в стремнину, а меня, аки принцессу белолицую, вызволит из заточения. Помру тут от жажды или задохнусь – оба сценария мне казались равно вероятными: пить и вздохнуть полной грудью хотелось неудержимо.

Кровь из разбитой головы течь перестала, теперь струился пот. Жутко хотелось стереть его с лица, почесать шею. Но на правом плече примостился булыжник, который нещадно давил, а левая рука была прижата к телу плотно, как у оловянного солдатика. Казалось, с момента спасения Кинсли прошло часа три. Впрочем, может, всего два или даже час – время в таком положении текло крайне медленно. Я слабел, а сознание мутнело.

Вдруг камни просто исчезли. Будто и не было их. Я рухнул на мокрый песок, хватая воздух и откашливаясь. Когда добрался до ручья и припал к нему, словно теленок к титьке, Кинсли рассказал, как меня удалось спасти.

Оруженосец был немногословен. Все, что мне удалось вытянуть, – ему помог какой-то знакомый волшебник.

Вызвал ли его Кинсли, или тот случайно пролетал мимо в голубом вертолете – неведомо. Карлик наотрез отказывался ударяться в подробности.

– Как он это сделал? – допытывался я.

– Как, как… – буркнул Кинсли. – Прилетел, рукой махнул, камни исчезли.

– А ты где был при этом?

– Как где?! Рядом, – удивился Кинсли.

Вот все, что мне удалось узнать о моем чудесном и долгожданном спасении.

– Что теперь? Тоже бабок ему должны?

– Чего?! – переспросил Кинсли. – Каких бабок? Зачем ему старухи?

– Денег, – говорю, – должны мы ему или как?

– Нет, братец, деньгами тут не отделаешься. На месяц пойдешь к нему в услужение, – сказал Кинсли.

«Девяностые какие-то… Разгул проамериканской демократии в России. Меня что, в рабство продали?! Это покруче, чем на „счетчик поставить“, как тогда говорили».

– Ты… серьезно?

– Совершенно.

– И когда я должен прийти отрабатывать?

– Он сказал, через месяц. Сейчас он слишком занят. Да ты не бойся – он не очень злой.

– А если не приду? Или можно не спрашивать?

– Да, – грустно кивнул Кинсли, – лучше не спрашивать.

Глава 3

Грахман

Жрать хотелось неимоверно. Но и то хорошо, что в ручье ополоснуться смог, да и раны, по счастью, не глубокими оказались – заживут до рабства. Если раньше слинять не успею. Отпуск под сиреневым небом стал порядком надоедать.

– Отчего камнепад-то случился, не узнал, случаем? – спросил я.

– Полевая трегга сказала, что это варг.

– А тенденциозность тотальной электрификации чревата избыточным маньеризмом, – ляпнул я.

– Что?! – свирепо уставился на меня Кинсли. – Ты сейчас выругался?

– А ты? Откуда я знаю, кто такие трегга и варг?!

– Чего непонятно-то? – махнул рукой Кинсли. – Трегга полевая – животная такая. С меня ростом. Варг – большой, зубастый и крылатый.

– Еще один дракон, значит, мало нам было грахмана с этим, как его, многоглазым?

– Трухе…

– И на фига он нас засыпал?

– Да он и знать не знал, что мы под скалой! – возмутился Кинсли. – Он просто сел на нее, пару камней стронул, а тут и обвал пошел.

– Понятно, – грустно кивнул я. – Просто кто-то сел, а мы чуть не сдохли. Просто кто-то хотел есть – и тебя нет. Просто кто-то копьем потыкать решил – и…

– Слушай, что ты ноешь все время? В вашем мире иначе, что ли? Сильные не обижают слабых? Богатые не мучают бедных?

Я припомнил историю Земли и решил не спорить.

– В общем, давай уже этот кристалл раздобудем и заплатим кому-нибудь за информацию, как мне домой вернуться. Я, может, как-нибудь еще сюда загляну, но пока с меня хватит.

– Э, милый, даже если ты кристалл раздобудешь, это тебе не поможет при разговоре с Пчелиной ведьмой.

– Так дорого берет эта ведьма?

– Да не в том дело! А в том, что она с тобой разговаривать не станет!

– Ничего, главное – добраться до этих полей клеверных, а там увидим, – сказал я, надеясь на свое обаяние в вопросе убеждения старушки. Почему-то я был уверен, что заклинательница пасек должна быть непременно пожилой. – А как туда попасть быстрее всего?

– Быстрее всего? Ха! Только если Рахли согласится тебя перенести. Вот только вряд ли.

– Кто такая Рахли? – снова приосанился я, готовясь обаять.

– Не такая, а такой, – волшебник, который тебя спас.

Да, этот вариант отпадает. Рахли слишком дорого берет. За такую услугу он меня, пожалуй, еще на полгода в рабство определит. Лучше-ка я ему на глаза попадаться не буду. Как-то выберусь обязательно. Чуть раньше, чуть позже.

По дороге к гнездовью грахмана нам попался яблоневый сад. Яблоки, конечно, мужчину не насытят, но от голода спасут. В саду росли плоды большие и сочные, а у подножия деревьев вились странные существа. Карикатурные, я бы даже сказал. Маленькие, ниже Кинсли, толстенькие, почти круглые. Голова через три подбородка плавно переходила в голое круглое пузо, которое незначительно сужалось и раздваивалось, превращаясь в две толстенькие, складчатые ножки. «Зона бикини» была перевязана стеснительной тряпочкой, хотя, как мне кажется, вряд ли там и без тряпки можно что-то за складками разглядеть. За спинами этих недокупидонов – крохотные прозрачные крылышки. В руках – луки со стрелами. Как же божкам без них?

– Влесли… – сказал Кинсли.

– В лес ли, по дрова ли? – не понял я.

– Народец этот называется влесли, если ты не знал.

И поведал мне трогательную историю этих толстячков. Они едят только фрукты, предпочитают яблоки. Но лопают их почти без остановки. Раньше у недокупидонов и крылья были мощнее, и пуза поменьше, и жрали влесли что попало. Но со временем, из-за лени и неправильного питания, они растолстели, а крылья превратились в атавизм, так как уже были не способны оторвать толстяков от земли. А есть-то хотелось. Вот почему влесли и обзавелись луками – стрелами яблоки сбивают. Правда, меткостью толстяки не отличались, но хоть с третьей стрелы, а сбивали заветный плод. Но влесли и сами нередко становились жертвами разных местных чудовищ, которым стрелы их детские – не помеха.

Наевшись яблок и насмотревшись на потешных толстяков, мы тронулись дальше. До скал уже недалеко было.

Вскоре, взобравшись на серый каменистый холм, я разглядел гнездо грахмана. Кинсли со мной не полез – внизу сторожить остался.

Но я тоже к гнезду не двинулся. Я не трус, но лезть туда, где мне запросто голову могут откусить, не осмелился. Даже если самого грахмана – а это, судя по всему, именно так – в гнезде в тот момент не было. Вдруг чудище поблизости где-то? А гнездо, как назло, было так установлено, что до него придется ползти по огромному плоскому валуну метров двести. Можно, конечно, не ползти, а пробежаться у всех на виду, если жизнь не дорога.

Оказалось, я не зря опасался – коллекционер блестящих предметов свой ценный склад надолго не оставлял. Пока я, из-за бугра выглядывая, изучал диспозицию, крылатый ящер появился дважды. Один раз что-то в гнездо принес в клювике, в другой – просто вокруг покружил. Меня, к счастью, не заметил.

Что сказать? Птеродактиль этот ваш грахман. Я таких на картинках видел. Компактный, правда, – крылья всего метра четыре в размахе, шкура переливается и плавно цвета меняет от розового до темно-коричневого. Зубы торчат как у бульдога. Загляденье, в общем.

Не зря я камень пузом грел – разведка принесла плоды. Гнездо грахмана располагалось между двумя огромными валунами, а прямо под гнездом – щель. Уж не знаю, зачем грахману этот поддув нужен, может, для вентиляции? Щель узкая, но книзу она расширялась. Вполне втиснуться можно.

– Кинсли, – сказал я, вернувшись к нему, – у тебя есть чем огонь раздобыть: спичка, зажигалка? Может, дракон карманный?

Он глубоко вздохнул и достал из кармана мешочек, а оттуда кремень и кресало.

– Вот как мы огонь получаем…

– Понятно, – кивнул я. Меня охватил азарт, но, наверное, Кинсли казалось, что одержимость. – А как бы нам еще лук со стрелами раздобыть? Могу сам, конечно, смастерить, вот только где тетиву взять? Слышал, что из тонкой коры свить можно, но не пробовал. Что, если у влесли лук одолжить?

– Неужели ты не справишься даже с яблокоедом? – брезгливо посмотрел на меня Кинсли. – С кем я связался?

– Справлюсь, – кивнул я. – Пойдем.

Конечно, я не стал обижать растолстевших купидонов, а предложил сделку – раздобуду им много яблок в обмен на лук. Оружие, конечно, убогое и хлипкое, зато с нарезками, ленточками, ярко окрашено. Буду выглядеть с ним как гламурный Робин Гуд. Но лучше такой лук, чем никакого. Влесли согласились.

Я взобрался на дерево, стал яблоки срывать и толстякам скидывать. Кинсли тут здорово пригодился – ловил на лету. Тряской яблоки сбивать не хотелось, жалко мять такие красивые.

Так я три дерева оприходовал. Кинсли плоды красивой горкой сложил, а влесли только что не танцевали от радости.

Лук мне выдали самый лучший.

– Вот, – сказал я Кинсли, спрыгивая с дерева, – кооперация лучше, чем насилие!

– Угу, – поморщился Кинсли, – просто ты, видимо, лучше по деревьям лазаешь, чем дерешься. А то много времени бы сберегли.

– Да? Пока стрелы из задниц вытаскивали? Которыми бы влесли нас расстреляли в отместку? – разозлился я.

– Тьфу! – сплюнул Кинсли, таким образом дав мне понять, что думает о моем конформизме. – Дальше-то что? Ну, есть у нас лук для яблок. Хочешь с ним грахмана одолеть?

– Очень смешно. – Наступила моя очередь морщиться. – Пошли.

– Куда?

– Увидишь.

– Э… я это! – попытался возразить Кинсли.

– Не бойся. На шухере постоишь.

– На чем?

* * *

Мы подошли к валунам. Кинсли спрятался за ближайшим деревом, отдав мне мешочек с кресалом. Я протиснулся между валунами и, стараясь двигаться тихо, добрел до того самого места, где свет сиреневого неба почти не пробивался сквозь щель. Там, стало быть, и гнездо. До грахманского лежбища, свитого из больших веток и целых деревьев, было метра три.

Кинсли остался снаружи и из-за дерева следил за гнездом грахмана. Тот, судя по чавканью и хрусту, ужинал дома и отлучаться не собирался. Ждать пришлось около часа. Встречая вечер, сиреневое небо потемнело и стало фиолетовым.

– Давай! Улетел! – прокричали мне в пупок. – Я тебе машу-машу, ты хоть бы хны.

Оказалось, Кинсли, не дождавшись, пока я замечу его в темноте, ко мне прокарабкался.

– Поможешь? А то темнеет, один не справлюсь, – сказал я.

– Ох… Куда ж с тобой деться.

Я поджег стрелу, обмотанную сухой травой, потом выстрелил в гнездо. Стрела до цели не долетела и, рассыпая ошметки пламени, упала около нас.

– Это и был твой замысел? – просипел Кинсли. Он сидел на корточках, прикрыв голову руками.

На этот раз я целился дольше, а лук натянул сильнее. Стрела вонзилась в гнездо.

Третья стрела воткнулась рядом со второй, и огонь запылал. На нас посыпались горящие ветки, кусочки травы и прочий горящий мусор. Ждать, пока обвалится дно гнезда, пришлось недолго. Задыхаясь от дыма, мы вылезли наружу.

– Если сейчас прилетит грахман, нам кранты, – прохрипел я, плюясь и кашляя. – Он хорошо в темноте видит?

– Думаю, нормально, – сказал Кинсли. – Снова в щель залезем. Лучше от дыма сдохнем.

– Оптимистичненько, – одобрительно кивнул я. – Но я с другой целью пожар устраивал.

Когда огонь поутих и стало можно дышать, мы вновь протиснулись в щель и, при свете тлеющих углей, разыскали красный кристалл. Я отпихнул его в сторону, а когда он остыл, схватил и спрятал за пазуху.

– Там еще много чего интересного, – сказал Кинсли.

Я поймал себя на том, что постоянно в небо смотрел, боясь узреть в нем нависшую крылатую тень.

– Давай разделимся, – сказал я. – Бери камень и топи к этому, двухголовому.

– А ты? – спросил Кинсли.

– А я с той стороны валуна вылезу и вплавь. Обогну холмы и потом туда же приду. Годится?

Через час я, в прилипшей к телу мокрой одежде, сидел у черного сруба и отрывал зубами мясо от чьей-то жареной ноги. Даже не хочу думать чьей. Пусть будет бараньей.

Кинсли с довольным видом сидел напротив меня, курил маленькую трубочку и попивал какое-то горячее пойло из деревянной чашки.

«Прямо как в игрушке компьютерной, – подумал я. – Квест выполнен. Герои получают золото и очки к опыту. Может, меня в самом деле в игру занесло? Почему меня? Я не особый игроман – читать люблю больше. Но если даже так – буду стараться выжить, а когда комп перезагрузят, надеюсь вернуться в мир живых. А что еще остается, кроме надежды?»

– Я спать хочу. Как думаешь, можно прямо здесь, на лавке? – спросил я.

– Можно, но не нужно. Пойдем, – ответил Кинсли.

Мы дошли до ближайшего леса, выбрали поляну, и карлик вынул из кармана какую-то штучку, похожую на навершие для новогодней елки. Крутанул – словно болт в гайке провернул – и установил среди поляны. Из штуки полился свет, который образовал купол. Красный такой, сверкающий.

– Пошли, – махнул мне рукой Кинсли, приглашая внутрь купола, и зевнул заразительно.

Кинсли вошел внутрь, и я перестал его видеть. Я обошел получившийся шатер со всех сторон – нет карлика, и все тут. А вскоре и сам купол исчез. На поляне пусто, травка зеленеет, под лунами блестит. Я стал топтаться на том месте, где только что был шатер, звал Кинсли.

«Хорошо еще, – подумал я, – что меня внутри не было – оба бы исчезли. Где же его искать-то теперь?»

Вдруг шатер вновь объявился прямо передо мной. Из него вылез разгневанный и взъерошенный Кинсли.

– Ты что, олух?! Так и будешь стоять? Ты же спать хотел!

– Кинсли… А что происходит? Что это за… штука, – ткнул я пальцем в сторону купола.

– Ох… – раздосадованно вздохнул Кинсли, – ты как мовленок беспомощный, в самом деле. – Никогда не видел Тайный Кров?

– У-у, – замотал я головой.

– В общем, это волшебная штука, которая, когда ты внутри, защищает тебя… – он задумался, подбирая слова, – от всего!

– А куда вы делись с шатром? – спросил я.

– Ясно куда! – злился Кинсли. – Исчезли!

– А где ты был, пока тебя тут не было?

– Как где?! В Крове!

Я покорно вошел внутрь красного чума.

Внутри пол оказался мягким, но никаких подушек или одеял. Стены изнанки были не красными, а полностью прозрачными, настолько, что казалось, их и вовсе нет…

Глава 4

Шайна

Проснулся я без крова над головой – под открытым небом на той же поляне. Утреннее небо было не сиреневым, а густо-синим, со всполохами фиолетового. Очень красиво. Интересно, а где у них солнце? Луны целых три, а чем их Утрония днем освещается? Надо будет у Кинсли спросить. Где он, кстати?

Нет. Бросил меня, видно. Надоел я ему своей тупостью нездешней. Может, вернется еще?

Я с надеждой огляделся. Увы. Тогда я решил понять, с чем, так сказать, выступлю на неведомые тропинки против невиданных зверей. Кошель с деньгами, которые мы заработали за возвращение украденного грахманом камня, Кинсли оставил мне – мешочек как был приторочен к ремню на поясе, так и остался там. Мои красные джинсы от грязи и утренней росы стали бордового цвета. Футболка тоже была грязная и влажная, ну и пусть ее. Что ж, задача номер один и одновременно второй квест – найти местную лавку.

«Интересно, – проведя языком по зубам, подумал я, – а как тут зубы чистят? Никак, наверное. Эх, Мойдодыра на них нет!»

У ручья, возле которого я умывался, меня и застиг вернувшийся Кинсли. Он был перепачкан в земле и копоти.

– Все в порядке, – сказал он, отдышавшись, – спрятано. Но я бы туда в ближайшие дни носу не казал.