Янтарь чужих воспоминаний

– Сестра. Но мы редко видимся. – Он легко улыбнулся, и Крис, не сдержавшись, улыбнулась в ответ. У Хантера была хорошая улыбка, на такую хотелось ответить. – А ты почему перебралась к нам, северянка?

– Муж умер, и в белом крае меня уже ничего не держало. А в родовом замке мужа стало слишком… холодно. – Крис старалась, чтобы голос звучал беззаботно.

– Родовой замок, – протянул Хантер. – Звучит отвратительно по-снобски.

– Так и есть, – рассмеялась Кристина. – Огромный, древний и до одури снобский замок, способный вместить две тысячи человек и с десяток привидений!

– Даже так? Интересное местечко, должно быть. Там хоть канализация имелась?

– Он был очень комфортабельным. Местами. – Девушка взмахнула бокалом с вином. И подумала, что этот неожиданный ужин на двоих пора заканчивать. Но с Хантером было удивительно легко разговаривать, и она давно уже не чувствовала себя так хорошо в мужской компании. Впрочем, она и не помнит, когда была вот так с мужчиной. Пила вино, смеялась и даже слегка… флиртовала? Да, с вином пора завязывать. Она скептически осмотрела своего гостя и вздохнула. Даже ее цинизм умолк, не в силах не признать, что Хантер хорош. Даже очень. Тонкий свитер не мог скрыть сильный, мощный торс, а кожа в треугольном вырезе казалась золотистой. К ней хотелось прикоснуться.

Кристина тряхнула головой и отставила бокал. Поднялась.

– Прости, но мне завтра рано вставать, – с извиняющейся улыбкой протянула она. Рыжие глаза снова стали темными, и Крис не поняла, как мужчина так быстро оказался рядом. И притянул ее к себе.

– Уже прогоняешь? – Его голос стал таким же рыжим, как и глаза. Обволакивающим. И Крис задрожала в его руках, таких сильных… а у нее так давно никого не было… слишком давно…– Да, моя сладкая…– Его губы скользнули по щеке девушки, оставляя влажный след. – Ты такая красивая, Крис… Слишком красивая… И ты ведь совсем не хочешь, чтобы я ушел, правда?

Губы трогали ее кожу почти неслышно, осторожно, как лакомка, выжидающе. Растягивая удовольствие. Такие нежные губы. Они коснулись ее рта и замерли. От него пахло терпким вином, а подушечки пальцев, что лежали на ее лице, были шершавыми, словно от тяжелой работы. Язык Хантера прошелся по губам Крис, размыкая их, и объятие стало сильнее. Он сжимал ее, словно давая понять, что уже не отпустит. И она поняла, что не хочет, чтобы он отпускал. Совсем не хочет. Так сильно, словно… Мрак, да что с ней!

– Хантер, прости, но я, кажется…– Она попыталась отстраниться и неожиданно поняла, насколько дознаватель сильный. Его руки, словно прутья стальной клетки, не давали ей пошевелиться.

– Не отталкивай меня, – медовый голос обволакивал сладостью, зачаровывал. – Тебе будет хорошо, Крис… Ты ведь хочешь этого… Очень хочешь…

Очень. Она очень его хочет. Невыносимо. Безумно. Хочет, чтобы эти руки сорвали ее серое платье. Чтобы он сделал ей подсечку, и она упала на ковер. А Хантер перевернул ее на живот, прижал к светлому ворсу, удерживая одной ладонью ее руки и не позволяя двигаться, раздвинул ей ноги коленом… чтобы он сделал это грубо, так, чтобы она застонала под его напором, признавая власть и право мужчины делать с ней все, что он захочет. И чтобы трахал ее всю ночь, не останавливаясь… Именно этого она и хочет.

Хочет?

Она?

Осознание вспыхнуло в голове, выжигая навязанное желание. И Хантер тотчас отстранился, почувствовав это.

Кристина со злостью уставилась в темные насмешливые глаза.

– Ты навязывал мне эмоции, Хантер. Это запрещено! Это противозаконно!

– О чем ты, Крис? – Он мягко улыбнулся. – Тебе показалось, что я заставляю тебя? Может, ты просто не хочешь верить своим… желаниям? Или боишься их? Расскажи мне, чего ты боишься…

Его палец очертил контур ее губ, мягко надавливая и раздвигая их.

– Не бойся меня, зимняя девочка, я не обижу… – прошептал он, снова склоняясь к ее лицу.

Кристина дернулась, вырываясь из его рук.

– Уходи, – отступила на шаг, обхватив себя руками. – Уходи. Сейчас же!

Мужчина склонил голову, рассматривая ее, но Крис лишь сжала зубы, твердо глядя в его глаза. Если бы не ее защита, то они уже лежали бы на ковре, сплетаясь телами.

Хантер взял с кресла свою куртку.

– Не знаю, что ты себе придумала, но я не хотел тебя обидеть, Крис, – он пошел к двери, неспешно, словно ожидая, что его остановят. – Просто ты мне нравишься, не вижу ничего плохого в этом. Прости, если тебя это оскорбляет. И спасибо за ужин.

Дверь хлопнула, и гостиная погрузилась в тишину, нарушаемую лишь потрескиванием дров в камине. Кристина сжала виски ладонями, а потом тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения. Ее взгляд упал на незашторенное окно. В доме напротив горел свет, и лорд Дартер приподнял руку с бокалом, приветствуя ее. А Кристина с трудом удержалась от желания швырнуть в стекло что-нибудь тяжелое.

***

Лето

Кай

Не знаю, как я умудрился так напиться. Ночью проснулся от холода и обнаружил, что лежу на ковре в гостиной в одних брюках рядом с потухшим камином. Пустая бутылка виски валялась рядом, на подушке дивана спал кот. Я сел, потряс головой и тут же пожалел об этом: затылок изнутри жрали железные черви. Они вгрызались в череп и скрежетали по кости металлическими зубами, пытаясь прогрызть в ней дырку и выбраться наружу.

Придержал голову руками и добрался до кухни. Нашел коробку с обезболивающим, закинул в рот сразу несколько пластинок, разжевал. Запил водой. На языке остался мерзкий вкус виски и горьких лекарств. Сунул голову под холодную воду, ожидая, когда полегчает.

Полегчало. Хотя черви не исчезли полностью, а просто стали скрести не так яростно. Сердце стучало, с трудом перекачивая кровь, слишком густую и вязкую, липкую, словно смола. Я задыхался. Схватил куртку, надел на голое тело, сунул ноги в ботинки и вышел на улицу.

Середина ночи. Время страстных стонов и мокрых движений в агонии страсти, или тягостные часы плохих воспоминаний.

Вот почему я так надрался, все дело в них. В воспоминаниях. Это и есть те самые черви, что живут во мне, изгрызая кости. Иногда их удается усыпить. Ненадолго. Я точно знаю, чего нельзя делать, чтобы они не проснулись. Например, нельзя заводить котов.

***

…В двенадцать Мили где–то подобрала рыжего котенка с белыми пятнами на морде и лапках.

– В носочках, – рассмеялась она, – а здесь бантик, смотри!

Я смотрел. Он был вполне обычный, таких по весне появляется целое полчище. Кто–то благополучно обретает хозяев, кто–то ведет свободный образ жизни и промышляет разбоем.

– Он особенный! – убеждала меня Мили. – Надо придумать ему имя.

– Рыжий? – хмыкнул я.

– Фу, как скучно! – Она хохотала, сдувая со лба челку. – Это особенный кот, и у него должно быть особенное имя! Такое, которое сразу определит его дальнейшую судьбу! Понимаешь?

Я снова хмыкнул. Мили любила давать прозвища всем вокруг, не знаю, определяли они судьбу своих обладателей или нет, но мы порой забавлялись этим часами.

– Соседка Грета? – спрашивал она.

– Курица–несушка, – шептал я. Мили смотрела на толстую тетку, окруженную выводком детей, и хихикала, уткнувшись в ворот старого свитера.

– Родриг?

– Пират Роджер. На абордаж!

– Ведьма Эльза?

– Ядовитая поганка…

– Ритка?

– Булка с повидлом… Черничным…

Мы хихикали, зажимая рты и рассматривая сверху проходящих внизу людей. Окошко чердака было круглым и пыльным, сбоку деловито плел свои кружева паук, давно привыкнув к нашему обществу. Мы существовали в согласии: он не трогал нас, а мы – его. К тому же хлебные крошки, что мы роняли на старые потемневшие доски, частенько привлекали голодных и невнимательных мушек, которые регулярно угождали в паучьи сети. Так что паук, наверное, был нам благодарен и даже пытался украсить наше убежище, чтобы порадовать. Я рассказывал о пауке Мили, а она качала головой и щелкала меня по носу.

– Дурак ты, Кай! Вечно выдумываешь!

Мне она тоже придумала прозвище. Говорила, что Кай – это мальчик с замерзшим сердцем в одной очень старой забытой сказке. Милинда даже пыталась мне ее рассказывать, но я был уверен, что это выдумка, и такой сказки нет. Она была не меньшей выдумщицей, чем я, просто не хотела сознаваться в этом.

– Так как назовем рыжего? Это должно быть особенное имя! Как у тебя. Только другое.

– Я бы назвал его рыжий, – пожимал я плечами. Пожимать плечами, лежа животом на досках чердака, было не слишком удобно, но мне казалось, что все взрослые так делают – пожимают плечами. А мне в мои тринадцать очень хотелось быть взрослым.

– Ну, Кай! У него не может быть такого имени! В каждом дворе есть свой Рыжий! Наш кот особенный и не может называться, как все!

Я смотрел на смешного котенка, сосредоточенно вылизывающего свою лапу, вздыхал и соглашался.

– Тогда пусть он будет Его Сиятельство Рыжая Морда – Пушистые Лапы, Первый и Единственный!

– Кай!

– Не нравится? По-моему, красиво… и такого имени точно нет у соседских котов!

– Такого имени ни у кого нет. – Мили просунула ладонь под пушистое кошачье брюхо и подняла. Потерлась носом о мордочку. – Пусть будет Лорд.

Мне имя не понравилось. Но возражать я не стал…

***

Город пил мое дыхание, жадно насыщая влажную каменную утробу. Он хотел поглотить его полностью, забрать, заменить воздух в моих легких вязким серым туманом и сажей каминных труб, вытянуть остатки моего тепла, чтобы хоть на миг отогреться самому. Глупый мертвый город. Моего тепла не хватило бы, чтобы зажечь даже одну единственную искру, а серого пепла мне и своего достаточно…

Сердце стучало, словно та самая цапля на хронометре серебряным клювом по бронзовой пластине: бом, бом…

Я шел по мокрым мостовым, удаляясь все дальше от респектабельного старого города, погружаясь в его изнанку, в грязное нутро окраин. Шел, не таясь, почти нарываясь на неприятности. Мрак! Да я просто искал эти проклятые неприятности, искал того, кто сделает ко мне первый шаг, ступит из тени, скользнет, сжимая в липкой ладони грязную заточку. Ждал… Легкие шаги за спиной, что уже какое–то время преследуют, словно эхо. Мое персональное эхо. Я замедляюсь, и шаги становятся короче и глуше, шуршат по булыжникам в такт, убеждая меня, что это лишь отголосок моего собственного движения. Я ускоряюсь, и настойчивое эхо тоже спешит, торопится, боясь опоздать, сокращая расстояние между нами.

Не оборачиваюсь и прикрываю глаза, втягиваю кислые запахи отходов и испражнений. И запах чужака, тела, пахнущего мускусом и едким потом. Я уклонился влево за песчинку времени до его удара. Острие мелькнуло рядом с шеей, мое эхо обрело плоть, как в старых сказках, устав следовать на привязи за своим хозяином. Плоть оказалась неопрятной, но крупной и сильной, еще довольно молодой и косматой. Неосмотрительное эхо. За сальные нечесаные космы так удобно хватать и бить эхо лицом об колено, ломая нос и вдыхая запах крови и чужого страха. Эхо не знало, что умирать – это больно. Эхо пытается сопротивляться, еще не понимая, что все кончилось в тот миг, когда оно решило выйти из тени и стать живым.

Тело вывернулось, развернулось и снова ударило. Узкое длинное шило скользнуло возле моего лица, желая наколоться на глаз. Но наши желания не совпадали. Я отклонился, позволил эху замахнуться снова и сделал подсечку. Ударил ногой в живот и сразу придавил распластанное тело, наступил ботинком на руку, сжимающую оружие. Шило покатилось по земле мягко, беззвучно. Я нажал сильнее, ломая, и улыбнулся, услышав, как хрустнули тонкие кости ладони.

– Пусти!!! – эхо взвыло даже не по–человечески, по–собачьи.

– Не стоит старым сказкам оживать, – задумчиво пробормотал я, убирая ногу и отворачиваясь. – Воплощаясь, они становятся на редкость мерзкими…

– Мразь! Убью!

У меня было очень настойчивое эхо. Хоть и глупое. Оно не видело тонкое лезвие в моей ладони. И даже не поняло, что уже мертво, все еще пытаясь кинуться, победить, жить…

Глупое мертвое эхо.

Я подышал, втягивая запах чужой крови и смерти, слизнул капли с ладони и сплюнул. У мужчин кровь невкусная – горькая и острая, пряная. Мне не нравится. Посмотрел на груду мяса и грязного тряпья на обочине, закинул голову, пытаясь увидеть за низкими тучами звезды. В прорехе мелькнула одна, синяя, и я посчитал это хорошим знаком.

И неспешно пошел обратно, чувствуя, как засыпают черви в моей голове.

***

После нескольких уколов и промываний Мрак пошел на поправку. И перестал от меня прятаться, видимо, осознав своим кошачьим чутьем, что не выгоню. Мы даже пришли к согласию по поводу его кошачьих дел. Утром я открывал дверь, кот торопливо бросался в палисадник, заросший, как и остальной сад, решал свои вопросы и опрометью кидался обратно в дом. И долго отряхивался, дергая длинными лапами и презрительно фыркая. Потом я догадался сделать дырку с заслонкой в двери, достаточную, чтобы кот мог выходить, когда захочет.

В доме теперь было относительно чисто, и за это в миске на кухне исправно появлялась еда. Коту, скорее всего, было месяца три – еще не взрослый, но уже не котенок. Лапы длинные, уши несуразно большие, худое тело покрыто черной шерстью, кое–где вылезшей клоками, скорее всего, от голода. Совершенно несимпатичный зверь. Безобразный и отталкивающий своей некрасивостью. Такого не хочется погладить или накормить, а лишь прогнать, чтобы он не нарушал своим видом гармонию окружающего мира. И мне это нравилось. Он жрал с одинаковым аппетитом и отбивные, и сухие галеты, когда обнаруживалось, что я забыл купить еды. Глаза перестали гноиться через неделю, и теперь на меня из-за углов смотрели желто-зеленые фонари, настырные и вечно голодные. Неприкосновенной территорией для него оставалась моя спальня и, получив болезненные щелчки по ушам, а также лишившись обеда и ужина, Мрак согласился с моими доводами.

Вечерами он вылезал из очередного своего укрытия и усаживался перед камином, ожидая, когда я зажгу огонь. Мрак любил огонь. Он смотрел на него, чуть дергая усами, и пламя плясало в желтых кошачьих глазах. Мне было интересно, что он видит в пламени, и, напиваясь, я даже пытался спрашивать. Но кот лишь фыркал презрительно и уходил до утра, а я кидал в него бокалом из-под виски.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.