Янтарь чужих воспоминаний

***

Осень

Кристина

– Кристина, спустишься в архив? – Шелд устало потер глаза. – Надо поднять данные по старому делу. На второй уровень, забери все накопители и слайды. Я внес в твой браслет допуск.

– Конечно. – Девушка поднялась, скрывая радость. – Хочешь, прежде сварю тебе кофе?

– Хочу, но надо закончить с этим делом сегодня, так что – после.

– Как скажешь. – Орита улыбнулась и вышла за дверь, прихватив меховую накидку. Она уже знала, что внизу, в Хранилище памяти, довольно прохладно, подземелье все же.

В холле было многолюдно – время посетителей, которых здесь называли гостями. Сегодня день прошений: за определенную плату любой из жителей города мог получить воспоминание. Конечно, если докажет право на это, ведь воспоминания такая же собственность, как и другое имущество. Получить воспоминание другого человека можно лишь по предписанию Суда Времени.

Крис прошла сквозь ожидающих и заметно волнующихся людей, торопясь скорее спуститься вниз. Задержалась лишь чтобы поднять голову и посмотреть на высокий потолок. Даже сейчас, при свете дня, он оставался в тени, словно робкие лучи солнца не могли до конца осветить таящихся там чудовищ. За неделю работы она уже успела изучить старые фрески на куполе, и поднимать голову, проходя под ними, вошло у нее в привычку. Фресок было четыре, центральная – та самая, на которую указал Шелд. На всех четырех был изображен бог смерти, одно и то же лицо и разные сюжеты, одинаковые по своей страшной и отталкивающей красоте.

Крис опустила голову и быстро толкнула дверь, ведущую на нижние галереи.

Архивариус в своих светлых одеждах, напоминающих балахон, кажется, сам себя уже причислил к призракам этого подземелья, и Крис с усмешкой подумала, что ему только гремящих цепей не хватает для полноты образа. Но улыбку сдержала и невозмутимо протянула старику руку с браслетом. Тот тронул его матовой пластинкой и удовлетворенно кивнул, когда она посветлела.

– Допуск разрешен, – подтвердил он и сверился с толстой тетрадью. – Сектор второй, стеллаж третий, полка пятая сверху.

Орита молча пошла в указанном направлении, задержавшись на миг.

– Скажите, а дознаватель Хантер Виншер уже ушел? У меня к нему пара вопросов…

– Виншер? Не было его здесь сегодня. – Архивариус сунул лицо в открытую тетрадь посещений. – Перепутали вы что–то, орита. Кроме вас никто не заглядывал, это ведь уже запечатанный сектор. По прошлым делам, а их редко поднимают …

– Перепутала, – легко согласилась Крис, облегченно вздохнув. Значит, можно не опасаться столкнуться с кем–то внутри.

И скрылась за дверью, цокая каблуками. Но внутри пошла осторожнее, не желая нарушать тишину этого места. Здесь на полках лежали не шары с живыми воспоминаниями, а слайды – тонкие слюдяные пластины по закрытым делам. Второй сектор был слева, и девушка простучала каблучками в том направлении, а потом сняла туфли и на цыпочках вернулась обратно. Замерла на миг у двери, прислушиваясь, но из–за закрытой створки не доносилось ни звука.

Крис быстро пошла вдоль стеллажей, рассматривая временные периоды.

112, 115, 118… Где–то здесь.

Она снова воровато оглянулась и шагнула в сектор, помеченный сто двадцатым годом от Отсчета Времен. Тогда была осень. Начало. Жаркая и душная, удивительная для такого дождливого города. Девушка зябко растерла ладони, осматриваясь. Мрак! Почему в ту осень было совершено столько преступлений? Как найти среди бесконечных полок нужную нишу? Хорошо хоть стеллажи помечены разными цветами по степени тяжести нарушения: желтые – самые легкие и лилово–черные – убийства. Значит, ей нужно искать такую метку. Как назло, большинство лиловых знаков было на верхних полках, и другие обозначения Крис снизу не видела. Она скрипнула зубами и осмотрелась. Стремянка нашлась в углу, колеса с крепежами скрипнули, когда девушка потащила ее за собой.

– Ненавижу это место, – буркнула Крис, забираясь на ступеньку. И лестницы она тоже терпеть не могла, но выбора не было. Узкие перекладины словно стонали под ее босыми ступнями в чулках и грозили отвалиться. Но Крис упрямо лезла наверх, надеясь, что не ошиблась, и нужная ниша над ее головой. И улыбнулась торжествующе, увидев табличку «Фрай–Пиррот. 1.10.120»

Внутри лежал всего один слайд, и Крис потянулась, доставая его.

– Кристина, вы перепутали сектор, – негромко произнес снизу голос ее куратора, и девушка вздрогнула на тонкой перекладине стремянки. Взмахнула руками и покачнулась, отчаянно пытаясь уцепиться за ледяные стеллажи. Но пальцы скользили, не находя опоры, а замерзшие ноги так и норовили соскользнуть. С трудом удержав равновесие, она схватилась за полукруглую ручку стремянки и посмотрела вниз.

– Шелд! Вы меня напугали! Я чуть не упала! Нельзя же так подкрадываться!

– Я не хотел, – он смотрел на нее, запрокинув голову, и темно–зеленые глаза казались черными. Крис осторожно спустилась, поджимая пальцы на ногах. – Я подумал, что вы еще не были в архиве и можете растеряться. Вижу, так и случилось.

Он подал ей руку.

– Где ваши туфли?

– На каблуках неудобно лазать по лестницам, – Крис попыталась улыбнуться, хотя ее все еще трясло от пережитого страха. Она действительно чуть не упала. Шелд сжал ее ладонь, рассматривая лицо девушки, и она чуть смущенно улыбнулась.

– Я уже поняла, что перепутала сектора. Сейчас найду нужный.

– Я сам. – Он все еще держал ее руку, не отводя взгляд, отчего Крис чувствовала себя крайне неуютно. Шелд отпустил ее и отошел на шаг. – Подождите меня у старика, ни к чему здесь мерзнуть.

– Да уж, тут не жарко, – сдерживая дрожь, усмехнулась Кристина.

– Это кладбище чужих воспоминаний, так что все закономерно. – Куратор отвернулся и пошел к нужному сектору. А орита быстро надела туфли и бросилась к двери. Она не оглядывалась, но ее не покидало ощущение, что Шелд смотрит ей в спину. И лишь за дверью она перевела дыхание и уже надежнее спрятала тонкую пластину в карман платья. И понадеялась, что за ее меховой накидкой мужчина не уловил этого движения.

– Уже закончили? – старик архивариус улыбнулся, опустив на нос круглые очки.

– Нет. Дознаватель Риххтер сам заберет нужные слайды.

– Повезло вам с куратором. – Старик снял окуляры и теперь неторопливо протирал стекла бархатной тряпочкой. Свет шара, зависшего над столом, матово отражался на его лысине, и Крис подумалось, что архивариус и ее тоже начищает этой бархаткой. Не зря же она так блестит. Очки вернулись на нос с крупными темными порами. – А вот ему не везет с оритами. Такая жалость.

– Да? Почему же? – без интереса спросила Крис, оглянувшись на дверь и размышляя, что делать, если Шелд вдруг спросит, какого мрака она прячет под мехом слайд. И что соврать, чтобы это было хоть немного убедительно!

– Так умирают, – оповестил старик. И снова снял очки, придирчиво осматривая прозрачное до невидимости стекло. – Трое уже ушли. Хоть вы поживите, замучился же бедняга каждый раз к новой привыкать…

Кристина так опешила, что даже не сразу нашла, что ответить. А когда все же открыла рот, дверь хлопнула, впуская ее куратора.

– Хранитель Риххтер, – архивариус расплылся в улыбке, обнажая вставную челюсть, – все нашли?

– Конечно, у вас образцовый порядок, Патрик. Только когда вы уже перестанете называть нас хранителями?

– Так ведь хранители же, чего ж тут… Хранители воспоминаний. – Архивариус блеснул стеклами очков и лысиной. – А я вот вашей девочке рассказывал, какой вы человек замечательный…

Шелд поморщился.

– Полно, Патрик. Пойдемте, Кристина.

По ступенькам на верхнюю галерею поднимались молча, и орита от волнения даже их все пересчитала. Оказалось 254.

– А архивариус, он уже давно в Хранилище, да? – спросила Крис, тяготясь молчанием.

– Он сказал тебе что–то обидное? – Шелд глянул остро, и Крис недоуменно покачала головой. – Да, он всю жизнь в Хранилище. Порой мне кажется, что старик слегка не в себе, но порядок у него образцовый. Он даже не поднимается наверх, спит в каморке за стеллажами. И любит говорить странности новым сотрудникам, не обращай внимания, если и тебе он наговорил лишнего. Патрик порой теряет связь с реальностью.

Кристина промолчала. Ей старик не показался сумасшедшим, хотя кто знает? Порой ей чудилось, что в этом здании сумасшедшие все.

– Ты обещала кофе, – напомнил Шелд, когда они вернулись в кабинет.

– Уже делаю. – Кристина скрылась за дверью и спрятала слайд в свою сумочку, облегченно вздыхая. Куратор ничего не заметил, и дышать стало легче. Когда кофе известил пузырьками о готовности, орита почти уже успокоилась и в кабинет вернулась с улыбкой.

– Кстати, сегодня освободишься раньше, – обрадовал Шелд, не поднимая головы от кристаллов, которые просматривал, делая быстрые пометки в тетради. – У меня выезд через час, ты там не нужна, сам справлюсь.

– Хорошо, – несколько удивленно протянула Крис, но возражать, конечно, не стала. К тому же ей тоже не терпелось укрыться за надежными стенами своего дома, так что сегодня ей везло.

И стены Хранилища она покидала довольная.

***

Шелд откинулся в кресле, сложив кончики пальцев. Так ему всегда лучше думалось. Еще раз посмотрел на раскрытое личное дело новой ориты. Заглядывать снова необходимости не было: у него была прекрасная память, и все сведения, содержащиеся внутри, он запомнил с первого раза.

Но этих сведений было недостаточно.

Он взял со стола металлическую заколку с синим камнем, еще утром украшавшую черные волосы Кристины, и залпом глотнул янтарь. Солнечный, тягучий, как смола, напиток обжег гортань и камнем провалился в желудок. Боль расцвела внутри, словно алый цветок, но Шелд привычно не обратил на нее внимания, погружаясь в накопитель. Глубже и глубже…

Заколка выпала из ладони и насмешливо звякнула, ударившись о дерево стола. Дознаватель снова откинулся в кресле, на его лице играла улыбка. Это было интересно. И даже очень. Ведь такой удобный накопитель – метал и камень, стоявший в первых строчках классификатора Вельмута, не содержал ни крупицы воспоминаний о своей владелице. Ни одного, даже самого незначительного.

А это значит, что девушка хорошо позаботилась о своей защите.

***

Лето

Кай

Бросил куртку в коридоре, снял туфли и, не включая свет, прошел в комнату. И первым делом наступил в лужу.

– Что за…– ругнулся я и щелкнул выключателем. И выругался снова. Никогда не думал, что одно маленькое недоразумение, слепое и полудохлое, способно привести мою идеальную гостиную в состояние полнейшего хаоса!

Покрывало с дивана валялось на полу и было подозрительно испачкано в чем–то отвратительно мерзком. Светлый ковер в пятнах и шерсти. Тарелка с молоком перевернута и задвинута под кресло. Следов молока, правда, нет, зато есть следы того, во что это молоко превратилось в тщедушном кошачьем тельце. А самое гадкое, что мой любимый хронометр с цаплей валяется на полу, и серебряная птица укоризненно щелкает клювом.

– Утоплю, – хмуро сдирая мокрые носки, решил я. Оглянулся, пытаясь понять, где спрятался виновник этих художеств. Следующий час я потратил на поиски облезлого кота, с каждой песчинкой времени злясь все сильнее и в красках представляя, что я сделаю с этим гаденышем. В коридоре обнаружился разрытый фикус, земля была перемещена из горшка почти полностью и ровными влажными горками возвышалась на паркете красного дерева. Сам паркет местами поцарапан. Так же, как и край антикварного столика. Но самого животного не было нигде, словно оно испарилось.

– Сам придешь, – я пнул от злости тот самый столик и ушел на кухню, оставив дверь открытой.

Кухарка приходила два раза в неделю, и сейчас я достал телячьи отбивные, бросил их на сковороду, чтобы разогреть. Жирный мясной запах поплыл по комнатам, наполняя мой рот слюной. Я сел к стойке, отрезая от сочных отбивных толстые куски и с удовольствием отправляя в рот. Поглядывал на дверь. Но гаденыш так и не явился.

– А ты не дурак, – хмыкнул я и ушел мыться. Жесткий контрастный душ несколько усмирил мое желание выкинуть кошака на улицу, как только найду. К тому же в голове были другие мысли и вопросы, так что я почти забыл о животном. Вытираться не стал, повязал на бедра полотенце и вернулся в кухню.

Оставшаяся отбивная исчезла с тарелки. Кота я снова не нашел.

Но неожиданно для себя рассмеялся. Такое желание жить и изворотливость в тщедушном полуслепом создании все же вызывали уважение.

***

Еда пропадала регулярно, но самого кота я за три дня так и не увидел. Зато он приспособил для своих нужд угол в коридоре, и в доме уже отчетливо попахивало кошатиной. И это меня совсем не радовало, как и необходимость за ним убирать. А когда домработница поставила меня в известность, что вынуждена будет уволиться, если я не уберу животное, на которое у нее аллергия, я сильно загрустил. Женщина хлюпала распухшим покрасневшим носом и красноречиво чихала.

Я выбрал животное.

Домработница, кажется, пожелала мне сдохнуть вместе с котом. Или это она снова чихнула? Я не разобрал.

***

На четвертый день кот явился, когда я ужинал. Сначала в дверь всунулся черный нос и подрагивающие усы, потом треугольная морда с большими ушами, а после бочком, словно краб, и остальное кошачье тельце. Мрак жадно принюхивался, поводя мордой, но, похоже, ничего не видел. Глаза слиплись от гноя, да и в целом животное выглядело еще хуже, чем я его помнил. И в довершение всего это издевательство чихнуло и свалилось на пол.

– Мрак, – констатировал я. С интересом понаблюдал, как зверь пытается подняться, а потом пригибаясь, ползком двигается в мою сторону, отчаянно принюхиваясь. Меня он то ли не почувствовал, то ли слишком проголодался. Вчера я забыл оставить на кухне еду.

Я доел и отодвинул тарелку. И направился к коту. Тот на удивление быстро метнулся под диван, но я оказался проворнее и подставил ногу. Животное снова упало, а я подхватил его за шкирку и поднял, рассматривая.

– Надеюсь, ты стоишь потери домработницы, приятель, – с сомнением протянул я. – Но первым делом тебя стоит отмыть. Ты воняешь.

Водные процедуры коту не слишком понравились, как и укол антибиотика, который я вколол в худую кошачью ляжку. Когда промывал ему глаза дезинфектором, он даже пытался сопротивляться и шипеть, за что получил по ушам. Я закутал его в полотенце и отнес на кухню, положил возле тарелки с молоком, а сам ушел в гостиную. Поворошил угли в затухающем камине, налил себе виски и сел на ковер, рассматривая пляшущие языки огня. Все любят смотреть на пламя, и тут я не исключение.

Танец жара завораживал, мне хотелось прикоснуться к нему, стать его частью. Согреться. Помню, в детстве я засунул руку в камин, желая поймать за хвост огненную птицу. Сначала я долго смотрел на нее – красно–желтую, с багряными всполохами и белыми от жара перьями. Она танцевала, то взмывая ввысь и рассыпаясь в воздухе искрами, то почти исчезая за красными обугленными головешками. Дразнила. Сказочная птица, о которой нам рассказывала одноглазая ведьма из дома на окраине. И если поймать эту птицу, она исполнит самое заветное желание. Желание у меня было. И, подкравшись ближе, я сунул руку в огонь.

Мили тогда оттащила меня и отругала, а потом расплакалась. А я испугался, не понимая, отчего она плачет, ведь я просто хотел поймать красную птицу. Старая Рита тогда сказала, что у меня слишком живое воображение.

– Разве это плохо? – удивился я.

– Это страшно. Потому что ты всегда будешь жить в мире, которого нет. И ты будешь там один.

Я не понял, что она имела в виду.

Я уже давно не вижу в пламени птиц. Теперь там извиваются чудовища, распахивая зловонные пасти в насмешливом оскале. Они смотрят на меня, а я – на них. Они ждут, что я снова протяну им руку, но я лишь усмехаюсь. Теперь им не заворожить меня огненными искрами, не завлечь обещанием тепла: я точно знаю, что в этом огне нет птиц и нет успокоения. Только чудовища.

Кот приполз из кухни и бочком подошел к камину, сел на краешек меховой шкуры. Я поднял бокал с виски, приветствуя его.

Глава 5

Осень

Кристина

Уже на улице Кристину догнал Хантер, и она пожалела, что не вызвала водителя и решила прогуляться. Зимний протекторат располагался недалеко от Хранилища.

– Как дела у нашей новой ориты? Ты убила своего куратора и решила сбежать? – Хантер рассмеялся, довольный своей шуткой.

– Конечно. А труп расчленила и спрятала в горшках с кактусами, – отозвалась Кристина. Кажется, она начала привыкать к странному юмору дознавателей.

– У Шелда есть горшки с кактусами? – изумился рыжий. – Я всегда подозревал, что он безумный, но не настолько же!

– А он безумный? – улыбнулась Крис.

– Как и все мы, – обрадовал Хантер. – Ладно, с трупом разобрались, поужинаешь со мной?

– Вот так сразу?

– Почему сразу? Я как галантный кавалер прежде завел вежливую и ничего не значащую беседу. Ты не заметила?

– Про труп моего куратора и кактусы?

– Про твою тяжелую должность и цветы. Все как полагается. А после уже изъявил робкую надежду на то, что ты разделишь со мной трапезу. Так как?

– Прости. – Крис улыбнулась с почти искренним сожалением. – Правда, тороплюсь. В другой раз.

– Ты разрываешь мне сердце. – Хантер приложил ладонь к груди, и Крис фыркнула.

– Сердце с другой стороны, господин дознаватель.

– Да? Хм… Тогда ты убиваешь мой желудок, который корчится в муках без еды и даже малюсенькой чашечки кофе. Ты знаешь, что мой желудок мне очень важен? Я бы даже сказал, что он мне чрезвычайно дорог, я к нему привязался. Ведь мы вместе пережили столько потрясающих минут! О, как мы с ним наслаждались тушеным в меду телячьим языком и крольчатиной в сливках. Остро–сладким рубленым паштетом из гусиной печени, нанесенным тонким слоем на хрустящий багет и украшенным веточкой мяты! Запеченными в карамели персиками и темным душистым хмелем, бодрящим, но не опьяняющим… мой желудок – мой лучший друг, Крис!

– Достаточно! – Девушка не выдержала и расхохоталась. – Хантер, как тебя угораздило попасть в дознаватели? Тебе же на сцену надо!

– Пути ведущих неисповедимы, – все так же улыбаясь, ответил он. Его глаза совсем потемнели, и Крис удивилась этому. Она не видела, чтобы у людей так расширялся зрачок, почти скрывая радужку. К тому же при дневном свете.

– Очень рада твоей нежной дружбе с собственным желудком. И вообще такому богатому… внутреннему миру!

– О да! Рассказать тебе об остальных моих друзьях?

– Таких же… необычных? – Крис вскинула протестующе ладонь. – Упаси мрак!

– Друзья у меня разные, – многозначительно пояснил Хантер. – Некоторые тебе вполне могут понравиться.

– Господин дознаватель, это вы на что сейчас намекаете?

– Я? Намекаю? Я говорю прямым тестом! Угости хоть кофе, мы как раз подошли к твоему дому.

– А откуда ты знаешь, где я живу? – с подозрением спросила Кристина, останавливаясь.

– А я за тобой слежу. – Хантер чуть наклонился к ней, зрачок снова сузился, являя радужку с рыже–коричневыми пятнышками. И Кристина вдруг напряглась под его взглядом, как–то очень остро ощутив, что веселье мужчины – лишь маска. И подумала, что его глаза похожи на звериные… и куртка у него с капюшоном.

– Крис, ты что, испугалась? Я же пошутил.

Он как–то неуверенно улыбнулся, и девушка тряхнула головой. Вот, мрак, она скоро во всех чудовищ видеть будет. Хантер отступил на шаг, смущенно переступил с ноги на ногу.

– Да я просто с Орином разговаривал, он упоминал, что ты сняла дом по соседству. Я не выспрашивал, просто к слову пришлось. А ты побледнела, как будто привидение увидела.

– Прости, просто ко мне в сад кто-то залез на днях, вот я и… испугалась.

– Залезли в дом? Вечность, Крис! Ты вызвала законников? Преступник оставил следы? Это очень серьезно, уж нам ли не знать!

Хантер выглядел по–настоящему встревоженным, и девушка вздохнула. И махнула рукой, приглашая в дом.

– Заходи уже, что ли, глупо на пороге стоять. Нет, не в дом, лишь в сад. А законников вызвал лорд Дартер, он же янтарем проверил. Но ничего не нашли. Словно мне все померещилось.

Дознаватель не стал с ходу убеждать ее, что и правда померещилось, и за одно это Крис была ему благодарна. Из кухни выглянула Клавдия, и Крис попросила накрыть ужин в гостиной на двоих. Кухарка принесла легкие корзиночки с мясным салатом и кофе, чтобы перекусить в ожидании основных блюд. Хантер расположился в кресле у окна, внимательно выслушал сухой рассказ Крис. Побарабанил пальцами по подлокотнику, размышляя.

– Лорд Дартер сказал, что в саду нет ни эфира, ни эманаций постороннего. Конечно, без накопителя нельзя утверждать это с полной уверенностью, но какой-то след должен был остаться. Однако его нет.

Говорить о своих подозрениях относительно самого лорда Крис, конечно, не стала. Да и подозрения по большей части беспочвенные, основанные лишь на ее тотальном недоверии ко всем вокруг. И не более того.

– Янтарь показал, что никого в моем саду не было, и мне все приснилось, – она насмешливо улыбнулась. – А янтарь, как известно, не врет.

Хантер снова постучал по деревяшке.

– Врет, Крис. Иногда.

– В смысле? – не поняла девушка.

– Ты слышала об антиянтаре?

– М-м, не припоминаю.

– Видишь ли, когда был изобретен янтарь, все ликовали. Ведь теперь можно было заглянуть в любое воспоминание, раскрыть любую тайну… Хотя нет, сначала не ликовали, а испугались. Далеко не каждый хочет, чтобы его тайны были раскрыты. Общество награждало хранителей, как тогда называли таких, как мы, совершенно невероятными возможностями, вплоть до чтения мыслей любого человека.

– Но это ведь почти так, – Крис переставила чашку на столе, и ложечка на блюдце тонко звякнула.

– Это не так. По крайней мере, не совсем так. К тому же у всех сейчас есть защита от эмпатов, в каждой лавке продается. Но я хотел сказать о другом. Стоило появиться янтарю, и сразу возникли люди, желающие создать антиянтарь. Это естественно, на любой яд есть противоядие, по крайней мере, его пытаются найти. А для многих в этом мире янтарь и эмпаты – яд.

– Подожди. – Крис поднялась, от волнения сжимая руки. – Ты хочешь сказать, что следы можно скрыть? Спрятать так, что даже янтарь их не увидит?

– Да. Но это дорогое вещество и, конечно, нелегальное.

Кристина села в кресло и покачала головой.

– Все равно не сходится. Кому надо залезать в мой сад, а потом скрывать свой след этим дорогущим и редким антиянтарем? Глупо как–то…

– Глупо, – согласился Хантер. – Мое мнение, если тебе интересно, что следа действительно не осталось. Ты же изучала остаточные явления в Институте Времени, так тоже бывает. Порой на месте преступления не остается почти ничего, и даже накопители оказываются пустыми. Эффект деформации времени, ничего не поделать. А в дождливую погоду этот эффект обычно усиливается. К сожалению, у нас очень дождливый город, Крис.

– Когда-нибудь его изучат достаточно, чтобы знать, как с этим эффектом бороться, – резюмировала Крис. – А вот и наш ужин. Спасибо, Клавдия!

Кухарка степенно склонила голову, расставляя на столе тарелки с ароматным жарким, соусники и блюдо с овощами и пряными травами. Хантер вдохнул запах и широко улыбнулся. Кристина хмыкнула. Есть ей не хотелось, но она ковыряла в тарелке, не желая портить аппетит своему гостю. О происшествии в саду говорить больше не хотелось, и Кристина сменила тему.

– Ты живешь где–то неподалеку?

– Да. Почти все дознаватели проживают в Старом Городе. Это… респектабельно. – Хантер усмехнулся, откинулся в кресле и прикрыл свои черно–рыжие глаза, наслаждаясь отлично сваренным кофе с каплей коньяка.

– Тебе это кажется глупостью? – Крис приподняла бровь.

– Мне это не важно. – Он говорил спокойно, и девушке казалось, что искренне. – У меня небольшой дом за мостом. Там тихо, и этого достаточно. А респектабельность… Человеческие категории для обозначения статуса, принадлежность к правящим… Мишура, Кристина. Тщетные попытки людей потешить собственное самолюбие.

– Кажется, ты не слишком любишь людей.

– Что ты, я их просто ненавижу. – Хантер улыбался, и понять, шутит он или серьезен, было совершенно невозможно. Крис понадеялась, что шутит. – Дознаватели изо дня в день рассматривают худших представителей человечества. Мы ведь не просто смотрим. Мы переживаем последние минуты жертв, как сами жертвы. Знаешь… После этого трудно верить в человеческую доброту и милосердие.

– Звучит ужасно, – вполне искренне протянула Крис, а мужчина хмыкнул.

– Я просто пытаюсь тебя разжалобить, – и подмигнул так, что она снова растерялась.

– Наверное, твоя семья очень тобой гордится? – улыбнулась Кристина.

– Наверное, – равнодушно протянул мужчина. – Увы, за гранью.

– Прости, – с сожалением кивнула Крис. – Мне жаль. У тебя никого не осталось?