Дева и дракон

8

Прежде Виталик и подумать не мог, что его лучший друг Костик, его, фактически, брат, тот, ради кого он готов был войти в огонь, воду или любую иную стихию, на деле является такой феноменальной гнидой.

Костик, надо отдать ему должное, очень долго и успешно скрывал свою истинную суть. Мастерски прикидывался хорошим парнем, надежным другом, и до сегодняшнего вечера Виталик ни о чем таком не подозревал. Но вот страшная правда открылась ему. Костик ему никакой не друг. Костик, это подлый враг, что сумел хитростью и коварством втереться к нему в доверие.

Себя настоящего Костик проявил в тот момент, когда начал самым возмутительным образом подкатывать к Машке. Начал делать это, хотя прекрасно знал, что его лучший друг Виталик влюбился в эту девушку. Виталик сам сказал ему об этом. Но Костику было наплевать. Он так и вился вокруг Машки, подносил ей кофе и конфеты, колол для нее орехи, отгонял от нее комариков. Он делал это так самозабвенно, что Виталик буквально не мог протиснуться к телу новой возлюбленной. Стоило только попытаться, и он тут же упирался в спину бывшего друга и нынешнего врага.

Но подлый Костик не ограничивался одним лишь прислуживанием. Он изо всех сил старался понравиться Машке: развлекал ее беседами, смешил шутками. Беседы, по мнению Виталика, были глупые, а шутки, все до одной, непроходимо тупые. Он бы мог и говорить интереснее, и шутить тоньше. Ему вдвойне было обидно из-за того, что его новая любовь всей жизни с интересом слушала Костика и громко смеялась над его бездарными шуточками.

Остальные члены их отряда так же пытались ухаживать за девушкой, но Костик в этом деле превзошел их всех, вместе взятых. Виталику, которого уже трясло от ревности, казалось, что бывший друг делает это нарочно, ему назло. А потом он получил тому неоспоримое доказательство. Он немного отошел в сторону, но все же краем уха услышал, как Машка что-то спросила о нем у Костика. И Костик, успешно притворявшийся его другом, а на деле оказавшийся куском фекальной субстанции, весьма пренебрежительно отозвался о Виталике. Что именно ляпнул этот мерзавец, Виталик не расслышал, но судя по тому, как громко и весело засмеялась Машка, что-то весьма остроумное и обидное.

Кулаки Виталика крепко сжались, и он понял – им с другом Костиком тесно в этом мире. Лишь один из них останется в живых и получит в качестве приза красавицу Машку. А второй навеки ляжет в сырую землю, где ему и место, потому что Виталик ничуть не сомневался, что победа в поединке останется за ним. Костик, конечно, был хорош в бою, но Виталик точно знал, что он лучше. Они много раз сходились в тренировочных поединках, и победа в них доставалась поочередно то одному, то другому, но все же больше выигранных боев было на совести Виталика. И он не сомневался, что сумеет победить в настоящей схватке, в схватке насмерть. Потому что он буквально мечтал зарубить бывшего друга Костика, рассечь его подлую тушку надвое.

И затягивать с этим делом Виталик не планировал. Они решат все либо сегодня, либо, самое позднее – завтра. Сегодня, пожалуй, уже поздно, да и день выдался утомительным. А вот завтра с утра, свежие и отдохнувшие, они сойдутся на мечах, и когда их поединок завершится, лишь один из них останется на ногах, а второй будет лежать в луже собственной крови, и больше никогда не сможет подкатить свои бессовестные мохнатые шары к чужим возлюбленным.

В этот момент Костик исторг из себя очередную тупую шутку, и Машка, выслушав ее, громко рассмеялась. Виталик содрогнулся, испытывая к заклятому врагу Костику настолько мощную ненависть, что даже живот прихватило. Этого негодяя следовало вызвать на поединок сегодня же, чтобы завтра он не сумел отвертеться, соврав, что не готов, и все такое. Но делать это при Машке Виталик не хотел. Той незачем знать об этом. Нужно было отозвать Костика в сторонку, и там уже переговорить с ним без посторонних ушей.

Виталик уже приготовился сделать это, но тут Ратибор, глянув на небо, заметил:

– Что-то Мишки долго нет.

Виталик и думать забыл о том, что Мишка Гуд отправился на охоту, притом в это раз, вопреки обыкновению, поехал один. Ему было не до него. У него имелась куда более важная проблема. Он должен был сделать два очень важных дела – избавиться от новоприобретенного заклятого врага и завоевать сердце новоприобретенной возлюбленной.

– Как бы с ним чего ни случилось, – добавил Ратибор.

Виталик понял, к чему клонит их вождь. Кому-то следовало поехать и выяснить, где запропастился Мишка Гуд. С тем, скорее всего, все было нормально, просто задержался на охоте, но мало ли. И в любой другой день Виталик охотно отправился бы на поиски друга и соратника. Но только не сегодня. Сегодня он просто не мог оставить возлюбленную Машку на растерзание подлому совратителю. Костику.

– Мы сгоняем, – вызвался Паша. – Женька, сгоняем же?

– Сгоняем, – отозвался его друг.

Они еще не успели снять свои тяжелые латы, так и ходили в них. Виталик подозревал, что парни просто красуются перед Машкой своими доспехами, пытаясь, тем самым, произвести на девушку впечатление. Вот же мерзавцы! Сначала Костик, теперь эти двое. Виталик и подумать не мог, что его соратники, которых он прежде считал лучшими людьми на свете и самыми преданными друзьями, какие только могут быть, все до одного двуличные гады, только и ждавшие удобного случая, чтобы ударить ему в спину.

Паша и Женя взяли свои огромные мечи, влезли в седла и направили своих коней в ту сторону, в которую отбыл Мишка Гуд. Едва они скрылись из виду, как Виталик тут же забыл о них. С этими ловеласами он разберется позже. А сейчас надлежало решить куда более важную проблему. Растолковать кое-что бессовестному совратителю Костику.

– Можно тебя на два слова, – сухо обратился он к бывшему другу. Тот как раз травил Машке какой-то очередной тупой анекдот, и Виталика скрутило от ревности, когда он увидел, как внимательно слушает этого болвана его возлюбленная.

– Что, прямо сейчас? – спросил Костик, недовольный тем, что его прервали на самом интересном месте.

– Да, – подтвердил Виталик. – Сейчас.

Костик нехотя поднялся на ноги, сообщил Машке, что он вернется через минуту, и порадует ее еще дюжиной отменных анекдотов, и побрел за Виталиком. Его место возле тела красавицы занял Артур, принесший Машке ценный дар – пакетик изюма.

– Ну, в чем дело? – нетерпеливо спросил Костик, когда они зашли за телегу, чтобы скрыться с чужих глаз. Выглядел он крайне недовольным. Ему явно не нравилось, что пришлось оставить Машку на растерзание конкурентам.

– Хотел поговорить, – холодно произнес Виталик, глядя бывшему другу прямо в глаза. И взгляд у него, в этот момент, был очень недобрый.

– О чем?

– О Маше.

– А что с ней?

У Виталика от злости заскрипели зубы. Этот бывший друг еще имел наглость валять дурака, делая вид, что ничего не понимает. Но Виталик-то знал – все он понимает, все, и очень даже хорошо.

Повторно объяснять этому типу, что девушка ему нравится, и он не хочет делить ее ни с кем, Виталик не собирался. В конце концов, Костик не маленький ребенок, до которого, в силу малолетства и тупости, редко доходит с первого раза. Он взрослый мужик, и все он прекрасно понимает. Виталик видел это по глазам бывшего друга. А еще ему показалось, что он видит в них насмешку. Этот гад просто смеялся над ним, издевательски смеялся, откровенно наслаждаясь его страданиями.

– Слушай, ты, – строго произнес Виталик, – я повторять не буду. Маша моя. Понял?

Губы Костика скривились, изобразив презрительную усмешку.

– Так уж она и твоя? – спросил он весело, но за этой веселостью крылась злость, и Виталик очень хорошо ее расслышал. – А где это написано, что она твоя?

– Пока нигде, – с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на бывшего друга с кулаками, ответил Виталик. – Но скоро будет написано. На твоих кишках. Я это напишу своим мечом, и очень крупными буквами, чтобы любой кретин смог прочесть.

Ухмылка сползла с физиономии Костика, и теперь на ней проступало только одной чувство – ненависть.

– Я ведь тоже писать умею, – процедил он сквозь зубы.

– Думаю, пришла пора выяснить, кто из нас лучший писарь, – сказал Виталик.

– В любое время к твоим услугам, – ответил Костик. Его уже трясло от ненависти, как и Виталика.

– В таком случае, предлагаю сделать это завтра, на рассвете. Устраивает?

– Полностью. Значит, завтра на рассвете.

– Да. Завтра на рассвете.

Они стояли еще какое-то время, сверля друг друга глазами. Говорить больше было не о чем. Затем Костик развернулся, и пошел обратно к Машке. Виталик проводил бывшего друга злобным взглядом, а сам подумал, что скорее бы наступило утро. Ему буквально не терпелось вспороть брюхо подлому разлучнику.

9

Паша и Женя, спешившись, стояли перед телом убитой лошади. Кто-то зверски перерезал животному горло, и оно умерло в страшных муках, захлебываясь собственной кровью. На черном боку несчастной скотины чья-то рука, вероятно, рука безжалостного убийцы, вырезала стрелку, указывающую направление.

– Это сделали не зомби, – сухо произнес Паша.

– Нет, – ответил Женя, с трудом сдерживая слезы. Он очень любил лошадей, и вид жестоко убиенного животного едва не поверг его в истерику. Каким же монстром нужно быть, чтобы расправиться с безобидной лошадкой таким чудовищным образом? И, главное – зачем? Напрашивался один единственный вывод – это было сделано ради удовольствия. Тут поработал какой-то больной на всю голову маньяк, истязатель и живодер. Он и убил бедную лошадь. И Мишка Гуд, их старый друг и верный соратник, в данный момент находился в лапах этого безумного истязателя.

То, что убийство лошади совершили не мертвецы, и Паше и Жене было очевидно. Те вообще не проявляли гастрономического интереса к лошадям. Да и холодным оружием не пользовались, если уж на то пошло. А лошадь была убита ножом, и им же на ее боку вырезали указательную стрелку. Вырезали, разумеется, не просто так. Стрелка предназначалась для них. Убийца хотел, чтобы они последовали за ним. Куда? Вероятнее всего, в ловушку. Это было очевидно. А еще им было очевидно кое-что другое. Если они промедлят, если решат потратить время на то, чтобы вернуться в лагерь и позвать с собой остальных, Мишка Гуд может не дожить до их прихода. Придется выручать соратника вдвоем.

К этому выводу они пришли не сговариваясь. Да, нужно немедленно отправляться в погоню. Звать весь отряд долго, слишком долго. И потом, была еще одна причина, побудившая их пуститься в погоню без участия всего коллектива. Этой причиной была Машка. Очень уж хотелось парням выставить себя героями в глазах красавицы. Героями, что отважно пустились в погоню за злодеями, победили их, и спасли Мишку от верной смерти. Это деяние сразу добавит им очков в борьбе за сердце прекрасной девы.

Туда, куда указывала стрелка на боку несчастной лошади, вела плохая, заросшая бурьяном, дорога. Фактически, то была даже не дорога, а просто колея, которой не пользовались уже многие годы. Едва выехав на эту дорогу, Паша и Женя увидели торчащую из высокой травы стрелу, которая привлекла к себе внимание своим ярко-красным оперением. Оба парня ни на секунду не усомнились в том, что эту стрелу здесь оставили нарочно. Оставили для того, чтобы они увидели ее.

Метров через двести ими была обнаружена вторая стрела. К тому времени на мир уже опустились сумерки, но зоркий Женя сумел разглядеть ее. Стрела была воткнута наконечником в землю, и на ее древке они обнаружили следы свежей крови.

Паша поглядел на темнеющее небо, смекнул, что скоро настанет ночь, и страх пополз в его душу. Ему, конечно, хотелось предстать героем в Машкиных глазах, но только не посмертно. Было очевидно, что злодеи, похитившие Мишку, нарочно заманивают их куда-то. И там, впереди, ловушка. Врагов едва ли слишком много, иначе они напали бы на весь их отряд, но даже небольшой численный перевес может сыграть решающую роль. Да и доспехи могут защитить далеко не от всего. Едва ли они остановят пулю.

– Жень, может, повернем? – осторожно предложил Паша.

– А как же Мишка? – спросил его друг. – Ты ведь понимаешь, что он не протянет долго в лапах у этих нелюдей. Если они сделали такое с лошадью, представь, что сделают с ним.

Паша понял, что ведет себя малодушно. Мало что ли мертвецов они порубили своими мечами? Да и с живыми противниками сталкиваться доводилось. И тем не помогло ни огнестрельное оружие, ни численный перевес.

– Ты прав, – согласился он с соратником. – Едем. Мы должны спасти Мишку.

К тому моменту, как они заметили впереди крыши каких-то строений, уже почти наступила ночь. За время пути они подобрали еще три стрелы. Возможно, тех было больше, но заметили они только три штуки. Эти стрелы вели их, как нить Ариадны, но не к выходу из лабиринта, а прямо в логово чудовища. Там, впереди, была то ли деревня, то ли какой-то животноводческий комплекс, давно заброшенный и пришедший в упадок. И оба друга интуитивно почувствовали, что злодеи, похитившие Мишку, поджидают их там.

На подъезде к строениям они спешились. Вопреки расхожему заблуждению, человек в тяжелых латах мог не только самостоятельно сесть на лошадь или поднятья с земли, но и вполне успешно передвигаться пешком, бегом, а так же совершать всевозможные маневры. Конечно, атаковать верхом было бы удобнее, но только не в ночной темноте. Еще не хватало, чтобы лошади переломали себе ноги, а всадники, вылетев из седел, все кости.

Лошадей они привязали к дереву, что росло возле колеи, а сами, обнажив мечи, медленно двинулись вперед, навстречу неизвестности. По мере приближения к строениям, они видели, что это жилые дома, но настолько древние и ветхие, что люди, вероятно, покинули их десятилетия назад. У одного строения крыша обвалилась, у второго она еще была цела, и друзья с удивлением выяснили, что крыта она потемневшей от времени и непогоды соломой. Они, конечно, слышали о таком, но оба полагали, что данный кровельный материал остался где-то в далеком прошлом.

Хижины выглядели зловещими руинами без дверей и окон. Затруднительно было сказать, как велика брошенная деревня. Вся она густо заросла зеленью, которая лет через двадцать неминуемо превратится в дремучий лес, навсегда поглотив остатки человеческого жилья. Уже сейчас кое-где молодые побеги вставали настоящей непроходимой стеной, скрывая за собой целые подворья. В некоторых местах уцелели участки плетеного забора и хозяйственные постройки в виде ветхих покосившихся сараев, в стенах которых зияли огромные дыры. И над всем этим стояла звенящая неестественная тишина, будто сама природа затаилась, предчувствуя нечто недоброе. Что-то было здесь, в этом жутком месте. Что-то таилось среди руин. Паша и Женя кожей чувствовали на себе пристальный взгляд чьих-то злобных глаз. То были не глаза человека, но какого-то монстра. У более впечатлительного Жени даже прихватило живот – так сильно было ощущение этого зловещего взгляда.

Они медленно шли мимо полуразвалившихся хижин по заросшей травой дороге. Каждый из них контролировал свою сторону улицы, внимательно следя и прислушиваясь – не мелькнет ли среди развалин черный силуэт, не хрустнет ли ветка под чьей-нибудь недоброй ногой. Ощущение чужого присутствия усиливалось с каждым шагом. Им казалось, что они вступили в логово монстра, в пещеру ужасного дракона, что обитал в этом месте тысячу лет, и пропитал его своими злобой и яростью. Монстр был здесь, они знали это. И он следил за ними, выжидая удобный момент для атаки.

Зайдя глубоко в деревню, и невольно поддавшись страху, что внушало им это мертвое, давно оставленное людьми, место, Паша и Женя поняли, что погорячились с героизмом. Друга Мишку им было, конечно, жалко, они хотели бы его спасти, но кого они смогут найти здесь, в страшной брошенной деревне, окутанной зловещей ночной тьмой? Что они отыщут здесь, кроме крупных неприятностей?

– Знаешь что, – прошептал Паша, обращаясь к другу, – надо бы нам уходить.

И в этот раз Женя не стал ему возражать. Вся решимость настичь и покарать злодеев, дабы вернуться в лагерь героями и со спасенным Мишкой, из него выветрилась.

– Да, уходим, – согласился он. – Вернемся в лагерь, расскажем все, и тогда уже….

Договорить он не успел, поскольку могильную тишину ночи внезапно нарушил громкий крик. То был крик боли и отчаяния, не содержащий в себе никаких разумных слов. Просто звук, вырвавшийся изо рта несчастного, подвергнувшегося адским истязаниям.

Паша и Женя узнали этот голос. Он принадлежал Мишке.

Не сговариваясь, они бросились вперед по дороге, громыхая латами. Мишка кричал где-то неподалеку. Он был совсем рядом. И, судя по крику, подвергался чудовищным мучениям. Возможно, похитители заняты пыткой, и не ждут их появления. А если и ожидают, пускай пеняют на себя.

Крик повторился. Паша и Женя поняли, что он звучит из большого дома с гостеприимно распахнутой дверью и окнами, грубо заколоченными досками. Внутри дома было темно, но у Паши имелся при себе крошечный фонарик. Его света хватит, чтобы рассеять царящий в хижине мрак.

Они стремительно ворвались в избу, держа мечи перед собой. Паша быстро включил фонарик, и провел лучом света по голым стенам сруба. А Женя в это время понял, что чувствует какой-то сильный резкий запах. Вроде бы как знакомый запах, но он все никак не мог вспомнить, что это.

– Смотри! – вскрикнул Паша, чем привлек внимание друга.

В свете крошечного фонарика они увидели жуткую картину, словно явившуюся в реальный мир из какого-то мрачного ужастика, из той серии, где главные герои не доживают до финала, становясь жертвами монстров или маньяков.

Мишка Гуд был привязан за руки и за ноги к большому старому столу. Его кожаные штаны были не просто сняты, а разорваны в клочья некой неведомой силой. Но неведомая зловещая сила на этом не успокоилась. Потому что из заднего прохода Мишки торчал наполовину засунутый внутрь его же любимый лук. Страдалец еще был жив, об этом свидетельствовали его круглые от боли и ужаса глаза, но огромный кляп во рту мешал ему кричать. А кричать Мишке явно хотелось. Потому что помещение лука в зад стало финалом долгих и мучительных истязаний, которые он вытерпел. Об этом свидетельствовали многочисленные гематомы, порезы и ушибы, а так же многократно сломанный нос, который потерял всякую форму, превратившись в большой набухший прыщ посреди посиневшего от побоев лица.

Паша и Женя бросились к несчастному другу, отложили мечи, стащили с рук латные перчатки, и стали торопливо извлекать кляп из его рта. Сделать это оказалось непросто. Неведомые злодеи постарались, и затолкали в Мишкин рот всю его рубаху целиком.

– Сейчас, друг, – умолял мученика Паша. – Потерпи. Мы тебя освободим. Все будет хорошо.

Но в Мишкиных глазах он прочел железную уверенность в том, что хорошо ему уже не будет. Никогда.

– Вот уроды! – чуть не плача, причитал Женя. – Я их найду. Клянусь! Я им кишки выпущу, и заставлю их сожрать.

Наконец, совместными усилиями, они вытащили кляп из Мишкиного рта. Едва тот обрел право голоса, как тут же разразился долгим и громким криком. То был крик боли и отчаяния. И друзья не осуждали своего соратника. Судя по всему, тот прошел через немыслимый кошмар.

– Миша, кто это сделал? – начал выспрашивать Женя. – Миша, брат, ответь нам – кто сделал это с тобой?

Но Мишка не мог сказать ничего членораздельного. Он пытался, но отдельные слова не связывались в предложения. Паша расслышал только «лук», «зад» и «больно».

– Мы заберем тебя отсюда, – сказал ему Женя, мечом пытаясь перерезать веревки, что фиксировали Мишкино тело на столе. – Мы тебя на ноги поставим. Ты, главное, не сдавайся.

В этот момент до того безумный от боли и ужаса взгляд Мишки обрел временную ясность, он уставился на своих друзей, и громко выпалил:

– Бегите, глупцы!

А вслед за этим входная дверь в избу с грохотом захлопнулась. И Паша с Женей расслышали, как снаружи ее подпирают чем-то тяжелым.

Мишка кричал все громче, судорожно дергаясь на столе. Торчащий из его зада лук задорно раскачивался из стороны в сторону. Кажется, несчастный страдалец что-то знал. Это знание жуткой болью светилось в его очах. Он знал о том, что за кошмарный монстр обитает здесь. Паша, заглянув в глаза истерзанному другу, невольно содрогнулся. Нет, здесь орудовал не человек. Обычный человек не мог повергать в такой ужас. Тут обитало нечто. Нечто, выползшее на свет божий из темных глубин, где властвует вечный мрак и хлад замогильный. И это нечто было голодно. Оно явилось в мир, чтобы питаться чужими страданиями.

Паша и Женя бросились к двери, и попытались открыть ее. Безрезультатно. Они стали толкать ее плечами, лягать ногами, но та даже не шелохнулась. Судя по всему, снаружи ее подперли чем-то большим и тяжелым, возможно – бревном.

– Что будем делать? – закричал Женя, и Паша понял, что его друг балансирует на краю паники. Ему и самому было дико страшно. Они угодили в ловушку чудовища, и одному богу было известно, как собирался поступить с ними кровожадный монстр.

Паша попытался взять себя в руки и с трудом возвратил себе здравомыслие. Дверь им, похоже, не сломать, но, возможно, удаться пробиться сквозь окна. Те были заколочены толстыми досками, но разве они не сумеют выбить их? Или разрубить мечами?

– Окно! – крикнул Паша, тряся истеричного друга за плечи. – Женя, окно! Бери меч, мы сломаем доски.

Они бросились к своему оружию, повернулись к окну, и обомлели от ужаса. Потому что снаружи был огонь. Паше почудилось, что сквозь щели между досками он видит морду дракона, ощетинившуюся рогами и покрытую темной чешуей. Огонь вырывался из его оскаленной пасти, сквозь ряд острых зубов, а прищуренные глаза, полные нечеловеческой злобы, смотрели на двух рыцарей. Затем огонь полез внутрь, и Паша понял – это факел. Кто-то снаружи пропихивал горящий факел в избу.

Женя в этот момент тоже кое-что понял. Понял, запах чего почувствовал, когда они вошли сюда. Это был запах керосина.

Факел упал на покрытый мусором пол, и огонь тут же вспыхнул с невероятной силой, начав стремительно расползаться по всей избе, взбираться на бревенчатые стены, вскидывая языки, лизал солому кровли. Как оказалось, вся изба изнутри была залита керосином. Кто-то очень постарался, превращая заброшенное жилище в крематорий.

Паша и Женя быстро отступили к столу, на котором корчился и кричал Мишка Гуд. Огонь стремительно набрал силу, и наступал на них стеной жара и смерти. Языки пламени скользили по стенам, удушливый дым стремительно заполнял избу. Ребята бросились к окну в противоположной от входа стене, стали колотить кулаками по толстым доскам, но гвозди держали крепко и не поддавались. А огонь уже подступил к ним вплотную. Он перекинулся на стол с привязанным к нему Мишкой, и тот в один миг превратился в живой факел. Его крик перешел в какой-то жуткий монотонный вой, которому вторил жадный рев набравшего силу пламени.

Паша и Женя продолжали колотить сбитыми в кровь кулаками по доскам в окне, когда огонь охватил их, нырнул под доспехи, и впился в кожу своими смертоносными языками. Их хоровой крик разнесся по мертвой округе, ненадолго потревожив тишину брошенной деревни. Разнесся, отзвучал, и довольно быстро смолк. Смолк навеки.

Изба полностью скрылась в вихре бушующего пламени, а дым, валящий густым столбом, казался темной колеблющейся колонной, подпирающей усыпанный звездами небесный свод. Два человека стояли перед гигантским костром, и, щурясь от накатывающего волнами жара, смотрели на огонь.

– Хорошо горит, – заметил Цент, сунув в рот сигарету. Он подобрал горящую палку, которая вылетела из костра и упала ему под ноги, и прикурил от нее.

Рядом с ним трясся бледный Владик. Зверская расправа над тремя людьми повергла его в шок. Даже с учетом того, что эти трое являлись похитителями Машки, которые, возможно, успели сделать с его возлюбленной всякие нехорошие вещи, они не заслуживали подобной смерти. Ее никто не заслуживал. Даже самого злобного злодея, которого нет никакой возможности терпеть на этом свете, можно умертвить быстро и гуманно, не превращая казнь в сатанинское жертвоприношение. Но Цент, похоже, был на этот счет иного мнения.

– Запеканка в стиле девяностых, – сказал он, выпуская изо рта клуб табачного дыма. – Что ж, начало зверской мести неплохое. Даст бог, и продолжение не разочарует.

Владик вздрогнул, представив себе, сколькие несчастные еще расстанутся с жизнями на его глазах. Расстанутся страшно, болезненно, с дикими криками.

И с этим непосильным грузом ужасов, свидетелем которым он непременно станет, ему теперь придется как-то жить.

10

Сложившись пополам, юный Петя, бледный и потный, мощным фонтаном извергал из себя недавно съеденный завтрак. Завтрак пошел наружу коротким путем, через рот. Он решил срезать маршрут, когда глаза Пети увидели то, что осталось от троих его друзей. А осталось от них немного. От бедняги Мишки только кости, обугленные черные кости, да и тех не слишком много. Пламя было такой силы и продолжительности, что почти уничтожило тело полностью.