Тот, кто живёт

– Не бери в голову. У этой мелкой Двойкиной не то что кнопка, а целый шуруп в некоторых местах. Неуправляемая ― хуже своей старшей сестры.

– Вёдра ― это для неё? В воспитательных целях?

– Ну да, вроде того. Успешность на грани фантастики.

Слава оценила сарказм.

– Ну и вообще ― это такое дело… Водитель где-то у местных берёт мешками замечательные яблоки, не очень крупные, но сладкие, как конфетки. Мы с ним договорились, что он сегодня привезёт мешок в лагерь, а я хотела отсыпать сразу, чтобы порадовать мальков из младших отрядов. А то по наряду такую кислятину завезли ― только компот варить.

За разговором дошли до перекрёсточка, и Олимпиада остановилась.

– Дальше тебе вон туда, ― вожатая махнула рукой. ― Большое трёхэтажное здание это и есть административный корпус. Кабинет директора на втором этаже. Поднимешься по лестнице и сразу увидишь.

– Спасибо! ― и, помедлив немного, Слава зачем-то прибавила. ― Вы на Лариску не сердитесь. Она просто перед сестрой пытается отстоять свою состоятельность.

Вожатая поглядела на девушку с уважением. Впервые с момента прибытия Майоровой у Олимпиады Викторовны возникло понимание, что перед ней не воспитанница, а коллега.

Помолчали.

– Ладно, давай иди, доложись, а я позвоню насчёт автобуса.

– Увидимся! ― Слава зашагала в указанном направлении, довольная собой. Она знала, что Олимпиада ещё какое-то время будет глядеть ей вслед. Проявить проницательность вышло столь уместно и эффектно, что лучше и придумать нельзя. И это было приятно до жути.

Давя улыбку, Слава уже приблизилась к нужному зданию, когда её внимание привлекли три девушки, шедшие навстречу. Двоих было не узнать: все перемазанные, одна почему-то в снаряжении типа А без шлема. Другая ― и вовсе в форме, но вся с ног до головы в чём-то грязно-красном. Третьей же оказалась Алиса Двойкина, которая погоняла обеих пионерок взашей.

– Давай-давай! Шагай! Щас директор разберётся, какое такое «ничего» вы там наделали, ― сурово говорила рыжая хулиганка и толкала девчонок в сторону административного корпуса, не обращая никакого внимания на Славу. Те понуро шли, тихонько что-то шипя себе под нос.

«Снова плохо», ― подумала Слава, ведь она ожидала появления всего двоих, причём одна должна была топать босиком и будучи завёрнутой с ног до головы в большое мохнатое полотенце. Слава спросила бы у них дорогу, а они бы признали в ней новенькую и сами взялись расспрашивать, кто она да откуда. Маша должна была оказаться милой весёлой говоруньей, достаточно взбалмошной, чтобы в конце беседы вдруг сорваться и убежать прочь в одних трусах, размахивая своим полотенцем, как флагом. А Алёна должна была кинуться следом.

Это если бы да кабы события развивались «как надо».

А тут поди ж ты: «как надо» сбежало в тайгу и спряталось в пустой медвежьей берлоге. Похоже, Двойкина где-то застукала обеих ашек до того, как они успели отмыться. Как это должно было выглядеть, а? Две пионерки, перемазанные землёй и кровищей с ног до головы, да ещё и с лопатой, тоже липкой и грязной. Что приключилось ― молчат и смотрят недобро. Ясно что Алиса тут же вмешалась, и вот пожалуйста! Теперь она с лопатой в качестве вещдока вела обеих к директору разбираться.

Кончиться такое ничем хорошим не могло.

Сейчас Они попадут на ковёр, если ничего не сделают. Стало быть, обязаны были что-то предпринять, ведь раскрывать свои секреты они не могли!

Слава внутренне ругнулась, осознавая, как её планы наработки, возможно, в очередной раз оказались бесполезными. Впрочем, ещё оставалась возможность попробовать выправить континуум в нужное русло.

Слава подняла руку и крикнула:

– Добрый день! Девочки, скажите, пожалуйста, правильно ли я иду к директору?

– О! Новенькая? Чо надо? ― Алиса была в своём репертуаре.

– Новенькая ― готовенькая, ― ответила Слава с нажимом. ― К директору иду. Мне сюда?

– Сюда-сюда.

– А эти что?

– У ЭТИХ ЕСТЬ ИМЕНА, ― подала голос Алёна.

– А ну молчи! ― прикрикнула Алиса. ― Сейчас у директора будешь говорить.

И дальше она снова обратилась уже к Славе:

– Поймала этих около душей. Все в кровище, представляешь! Живодёрки ― зверей убивали!

– Не убивали мы никого!

– Да-да, а это не кровь на тебе, а варенье малиновое.

«Плохо дело», ― отметила про себя Слава.

«Подготовилась, как же!» ― шевельнулось что-то в уголке сознания, и Славе показалось, что из дальних кустов кто-то недобро ей улыбнулся.

– Кстати! Раз новенькая, давай-ка помоги мне их довести. Тип какой?

– Вэшка.

– Чудно. Сделай так, чтоб они поспокойнее были и без вранья обо всём рассказали директору.

Вот это было ошибкой.

У Маши вспыхнули глаза, и она прошипела тихо, но очень отчётливо:

– А НУ ОТВАЛИЛИ ОБЕ. НИКУДА МЫ НЕ ПОЙДЁМ И РАССКАЗЫВАТЬ НИЧЕГО НЕ БУДЕМ.

Слава сделала шаг назад, тогда как Алиса не оценила опасность и, схватив Машу за плечо, закричала:

– Видала? Давай быстрее утихомирь их!

И это стало последней каплей. Видимо, испугавшись, что Слава вот прямо сейчас раскроет все их секретики, обе ашки врубили способность и тут же напали. Не успев среагировать, Слава ощутила серию ударов, после чего её тело было подброшено высоко вверх и плоско грохнулось на асфальт дорожки метрах в десяти. Что случилось с Алисой, она уже не видела, потому что реальность вокруг померкла перед очередным перезапуском.

Глава 2

КПП, автобус, лось, авария, почти часовая прогулка по шоссе, остановка.

На этот раз встреча как надо: Алиса вместо Ларисы. Попытка ударить ведром ― чуть не подрались. Это уже обычно и даже радует: значит, в этой реальности изменилось нечто иное, и можно попробовать отыграть по-своему.

Перепалка без отклонений от знакомого сценария, вёдра, Олимпиада, потом Алёна и Маша. Почему-то обе в полотенцах, зато их никто не запугал и не превратил в чудовищ раньше времени. Сам факт, что в полотенцах ОБЕ пионерки, а не только Маша, Славу, конечно же насторожил, однако лезть в их дела всё равно теперь не стоило. Горький опыт ― все дела. Тем более, осталось кое-что куда серьёзнее: в этой реальности Слава снова оказалась спящей. Вэшки уже во всю пытались просканировать ей мозги и установить канал телепатической связи, а сама младший лейтенант Майорова не то что ответить, а даже отбиваться толком не могла. Это страшно нервировало.

Попрощавшись с Алёной и Машей, Слава быстро нашла нужный кабинет (ещё бы ― столько раз уже тут была!), и, постучавшись для порядка, отворила дверь.

– Разрешите войти.

– Разрешаю. Майорова? Заходи, ― ответил высокий худощавый мужчина из-за своего большого письменного стола. Он как раз отложил в сторону какую-то толстую стопку бумаг и приготовился к серьёзной и обстоятельной беседе.

Слава оставила сумку на стуле около двери, после чего вышла на середину кабинета, отметив, что рядом с портретом Ильича на стене висит ещё и фотография незнакомого дядьки с азиатским разрезом глаз и в очках. В остальном кабинет оставался неизменным уже несколько сотен циклов. Те же странные жёлтые занавески, шкаф в углу и непонятный хлам между этим шкафом и стеной. У окна ― стол и за столом Вадим Борисович Цурюпа собственной персоной ― в синем костюме и при галстуке. Начальник лагеря и по совместительству завотделом по работе с особым контингентом. Заместитель директора Госкомконтакта.

«Особый контингент» ― это Пионеры.

– Присаживайся. Сразу предупреждаю: в лагере по уставу не обращаться. Почему, надеюсь, объяснять не надо?

– Спасибо. Нет, не надо, ― Слава приблизилась к столу и уселась на стул, что стоял боком.

– Предварительный инструктаж прошла? С документами ознакомилась?

– Там было не всё. Ни слова о сути проблемы и моей задаче.

– И что думаешь об этом?

«Так-так! ― шевельнулось в голове. ― Не предложил коротко объяснить».

– Думаю, что в лагере, где собралось столько Пионеров, не может всё быть гладко. Хвастаются друг перед другом или наоборот ― проводят научные опыты, подростки в любом случае могут напортачить, и тогда появляется работа для меня. Так что жду постановки задачи.

Вадим Борисович слегка улыбнулся.

Славе вспомнилось, как она в один из первых циклов сдуру взяла да и рассказала Цурюпе всё как на духу. В том числе сразу раскрыла карты о том, до чего доигрались вэшки из четвёртого отряда. Ничего хорошего из этого не получилось: директор сразу вызвал Орден, те спровоцировали бойню и реальность снова ушла в перезагрузку. После ещё нескольких попыток Слава отказалась от идеи сразу раскрывать все карты кому бы то ни было и старалась более-менее придерживаться знакомого сценария, рассчитывая понять, наконец, где была допущена фатальная ошибка. В том числе уже не одну сотню раз выслушать инструктаж. Сегодня, впрочем, Славе хотелось блеснуть компетентностью. Мысль состояла в том, чтобы постараться захватить инициативу и ведущую роль в операции, чтобы получить чуть большую свободу действий.

– Десять дней назад мы обратили внимание на значение Показателя Эхо на всей территории лагеря, ― сообщил тем временем Директор, и Слава приступила к исполнению своего плана:

– «Показатель Эхо»? Я правильно понимаю, что речь об условной величине уровня воздействия телепатов на психику окружающих? ― изобразила она деловую осведомлённость.

– Да, речь об этом.

– Вадим Борисович, наконец-то предложили методику вычисления? Подтвердилась гипотеза Смирнова, которую некоторые считали ненаучной?

– О, она ещё как научна. Раз канал передачи данных есть, значит, и измерить можно. Мы здесь, в «Буревестнике», используем систему датчиков, которые замеряют побочные эффекты, и на основании этих данных высчитываем «Показатель Эхо».

– Высчитываете? Я правильно понимаю, что у вас возникли подозрения в отношении вэшек, и именно в этой связи научная группа занялась расчётами ― чисто для проверки?

– Верно.

– И сколько сейчас?

– На всей территории лагеря держится уровень ноль шестьдесят один.

– То есть это довольно интенсивно? ― Слава продолжила изображать сверхкомпетентного знатока, так что Цурюпа лишь диву давался, глядя на курсантку, которая и офицерские погоны-то получила по большому кредиту доверия авансом.

– Это слабо сказано, ― кивнул мужчина. ― При значении «ноль» воздействие отсутствует, а при единице человек полностью теряет над собой контроль, лишается личности, превращается в марионетку. Так что текущий показатель ― сигнал весьма тревожный. Ещё настораживает стабильность показателя независимо от времени суток и точки замеров.

– Как будто кто-то специально держит его и внушает что-то всему лагерю, ― и для порядка надо было срочно удивиться, поэтому Слава округлила глаза и посмотрела на начальника. ― Такое вообще возможно?

– На сегодня не описано ни одного случая. Так что у тебя будет ряд вопросов, которые нужно разрешить. Кто, как и зачем это делает ― вот три главных приоритета. Впрочем, подозреваю, что ответ на вопрос «КТО?» очевиден, ― ручка, которую Вадим Борисович то и дело крутил пальцами, описала очередную петлю и стукнула по столешнице, после чего директор сделал голос ниже и чуточку тише, а его характерное мягкое «г» вдруг пропало:

– Тебе предстоит действовать очень деликатно и тонко. Искренне помогать им, стать им настоящим товарищем и даже другом. Именно тебе, потому что никого из взрослых они и близко не подпустят. Особо подчёркиваю, Слава: наша прямая задача и святая обязанность помогать им и защищать их. Учти это в своей работе. На секунду допустишь мысль, что играешь против них ― и это будет полный провал.

Повисла небольшая пауза. Директор подумал, что его слова поразили Славу, откуда ему было знать, что она просто ждала окончания монолога, зная его наизусть:

– Пойми, они не преступники, не заговорщики. Они не собственность государства, никто не заставляет их что-либо делать насильно. Происходящее беспокоит меня только в одном смысле: я чувствую, что они попали в беду.

– Поняла. Постараюсь оправдать доверие.

– Хорошо. Тогда по организационным моментам. Поскольку ты ― «спящий» тип В, я распределяю тебя в четвёртый отряд к другим вэшкам. Твоя вожатая Олимпиада Викторовна Сочинская, она должна была встречать тебя ― познакомились?

– Угу.

– Ну и славно. Бумаги уже оформлены, свой корпус найдёшь?

– Найду, спасибо.

– Оружие с собой не выдали?

«Внезапный вопрос, ― изумилась Слава, ― помнится, раньше это была целая проблема. Неужели в этой вариации у меня не будет болеть голова?»

– Вадим Борисович, мне зачем-то выдали пистолет, и я же не могла его оставить дома! ― и Слава сбегала за сумкой, откуда и извлекла маленький твёрдый футляр, внутри которого покоился импортный «Глок» с боекомплектом.

«Интересно! В прошлые разы выдавали другие модели и без футляров».

– Ничего себе! Совсем они там, в Управлении, ошалели, что ли? С кем тут воевать, с детьми?

«С демоническими голосами, например? С одержимыми?»

– У Вас нет сейфа, чтобы там его оставить?

– Есть-есть, ― ответил Вадим Борисович и тотчас отпер сейф, прилаженный к его столу вместо выдвижных ящиков. Туда он и убрал кейс, после чего захлопнул дверцу и сообщил:

– Здесь есть небольшая оружейная комната в научном корпусе. Потом туда унесу. А в следующий раз, когда будешь у меня здесь, подпишешь бумаги, что сдала.

– Есть.

– Вот и ладно. Теперь иди, знакомься со всеми. Вникай. А конкретные инструкции будут позже. Пока действуй по обстановке. Олимпиада Викторовна в курсе, кто ты и зачем прибыла, остальные вожатые ― нет. Все разговоры о твоей работе ― только здесь, в этом кабинете, поняла?

– Поняла.

– Всё тогда, давай.

Отсутствие оружия облегчило не только сумку, но и дыхание. Всё же такие вещи, как пистолет с боекомплектом в кейсе ― это слишком серьёзный риск. Тут и разоблачение, и опасность для жизни и здоровья самих пионеров ― в общем, полный набор неприятностей. А ещё ― сумку нигде толком не оставить. В общем, никакой пользы кроме вреда.

Опять же, если оружие будет в сейфе, это значит минус одна возможность, что кого-то из него застрелят. То есть минус одна возможность очередного перезапуска.

Славе очень нравились ветвления, когда удавалось избавиться от оружия. Даже несмотря на то, что это ещё ни разу не привело к благополучному исходу. А если нет толку, зачем тяжесть за собой таскать? Зато прогуляться по лагерю без дурацкого пистолета в сумке ― это практически удовольствие. Не нужно дёргаться, что найдут, не нужно переживать за возможность бросить сумку в любой момент и побежать куда-то, если понадобится. Лучше, чтобы не понадобилось, конечно. Идеально, если получится просто пройти по тенистым дорожкам к корпусу мозговиков. Мимо стадиона, где какие-то ашки прыгают, как будто у них ракетные двигатели в ногах. Мимо площадки, где бэшки играют гирей в пионербол. Там царят смех и беззаботная радость детства. Там есть старание, усилие. Осознанная решимость быть и быстрее, и выше, и сильнее, и ярче, и умнее. Счастье честного соревнования на равных, помноженное на безусловное товарищество Пионеров внутри своего сообщества и всамделишное стремление сделать мир вокруг себя лучше.

Слава знала, что каждое лето пионеры с боем и руганью отстаивали перед родителями право отправиться именно в «Буревестник». На все три месяца. Никакие другие планы им не были интересны, ничем нельзя было соблазнить: ни Крымскими горами и Чёрным морем, ни пальмами Сочи и Абхазскими персиками, ни гейзерами Камчатки. Вершины Кавказа? Фонтаны Петродворца? Московские рубиновые звёзды? Всё это было очень желанно, и тем не менее проигрывало возможности провести три смены среди таких же Пионеров. Среди СВОИХ. Три месяца в маленьком мире, где возможности не прячешь, а наоборот ― активно используешь, и тебе даже помогают развивать их. И не только специальные тренеры, а ещё и товарищи. Купание в озере, там, фрукты, лесной воздух ― это уже приятные дополнения. Главное ― это Пионеры. Те, кого помнишь по прошлым сменам и с кем на всю жизнь сохраняется неразрывная связь пионерского братства.

Размышляя об этом на ходу, Слава улыбнулась чему-то своему, и непроизвольно даже сделала ручкой играющим Пионерам, хоть они пока её знать не знали.

Сразу смутилась.

Можно было ещё как-то рассчитывать, что вовлечённые в пионербол с гирей бэшки не заметят нелепого жеста, но куда там! Гиря замерла над сеткой, а все взгляды обратились к смущённо удирающей пионерке. Кто такая? Почему помахала? А может знакомая?

Слава передохнула, лишь спрятавшись за большими бетонными буквами, из которых состояло слово «БУРЕВЕСТНИК».

«О, на этот раз рядом со стадионом?»

Неловкая ситуация с бэшками сразу забылась, и главными в мыслях стали буквы: с ними вечно творился какой-то цирк. Мало того, что во многих вариациях реальности они меняли место своего нахождения, так ещё и преображались сами. То они новые, выкрашенные белой краской, располагались прямо под окнами Цурюпы, то, как теперь ― около стадиона и при этом ветхие и обшарпанные. А однажды Слава их вообще не нашла. И так ― постоянно. Слава даже ощущала какой-то азарт, каждый раз отмечая нововведения. Вот и теперь, усмехнувшись про себя находке, она обошла букву Б кругом, задержавшись с тыльной стороны, где облицовка отвалилась и обнажила арматуру.

– Странно, почему бы в порядок не привести? ― зачем-то вслух молвила Слава.

И тут же услыхала, как вдали кто-то вопит и улюлюкает. Глянув через поле, она тут же заметила несущуюся по дорожке Машу, которая размахивала чем-то белым над головой, тогда как следом, грозя и ругаясь, неслась Алёна. Похоже, Маша утащила у неё рубашку.

«Неугомонные».

– Нравится им, что ли, голышом по лагерю бегать? ― знакомый голосок послышался позади, и, обернувшись, Слава увидела Ларису, которая сидела на ветке дуба чуть в стороне.

– О! Привет! Меня Слава зовут, а тебя?

– Физкульт-привет! Лариса, но все меня называют «Шурупом».

– Это из-за шурупа в некоторых местах, да?

– Ха! ― девочка легко соскочила на землю, в один прыжок оказалась рядом со Славой, и тут же вскочила на букву У, изобразив её зеркальное отражение.

– Видала, как могу!

– Здорово!

– Это потому, что я тип А. А ты какого типа?

– В ― спящая, ― Слава постаралась сделать голос максимально невозмутимым.

– Спящая? Так вот, почему ты нашим вэшкам не отзываешься! А я думала, что спящих в «Буревестник» не берут!

– Это почему?

– Потому что у вас свой лагерь, отдельный. Кажется, «Зеркальный». Это под Ленинградом, знаешь?

– Знаю. А ты там никогда не была? Не была спящей?

– У меня способности с пяти лет! ― Лариса гордо выпятила грудь и сложила губы уточкой, что, по её мнению, должно было придать ей значительности.

– А ты мне кого-то напоминаешь. У тебя сестры нет? ― задала Слава вопрос, который она обычно не поднимала при первой встрече.

– Есть ― Алиска. Она тут где-то лазает.

– У неё тоже с детства?

Лариса перепрыгнула на букву Р, уселась и свесила ноги. Она уже открыла было рот, чтобы ответить, когда осеклась, косо поглядела на Славу и осведомилась:

– А ты чего такая любопытная?

– Просто спросила.

– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали.

Тут уже надо было как-то реагировать, и Слава, делая пальчиком, пожурила малявку:

– Это невежливо ― так разговаривать со старшими! Разве не знаешь: Пионер ― всем ребятам пример?!

Лариса спрыгнула на землю так, чтобы буква оказалась между ней и Славой. Потом шагнула вбок и, выглянув в букву Р, как в окошко, скорчила страшную рожицу:

– Всемь липятям плимел!

– Ещё и кривляешься! Фу, какая!

Лариска ожидаемо перемахнула через Р прямо к Славе.

– Ну ты что?! Обиделась? Ну, извини! Я не хотела! ― произнесла она, но довольная улыбка наглядно демонстрировала истинную степень раскаяния.

Что тут скажешь? Продолжать отчитывать эту егозу бесполезно, а хамить в ответ и вовсе не выход. Оставалось лишь придерживаться готового сценария и сказать, наконец, одну из фраз, что уже набили оскомину:

– То-то же! А то взяла моду незнакомым грубить!

Лариса поковыряла носком дорожку:

– Я больше не буду, честно. Хочешь, провожу к твоему корпусу?

«Не убегает? Новый нестандартный диалог?»

– А тебе совсем делать нечего? У вас разве тренировки нет?

– Есть, но я не пойду. Скучно там.

Слава округлила глаза.

– Типа, ты всё уже сама знаешь, так?

Девочка выпятила губу:

– Вообще-то! Я! Умею даже больше тренеров!

– Охотно верю! ― Слава не то чтобы верила ― она точно знала: Лариса действительно может и умеет куда больше тренеров Комитета. Как и её сестра, впрочем.

– Ладно, идём тогда. Покажешь, где у вас корпус мозговиков.

Услышав знакомое словечко, Лариска разулыбалась. Только вчера она лично нарисовала мелом человечка со светящимся видимым мозгом на двери того самого корпуса. И приписала для верности: «Мозговики».

– Только иди пешком по-нормальному, ― предостерегла Слава, ― если хочешь поговорить, конечно.

– Ладно!..

И они двинулись дальше по дорожке в сторону жилых корпусов.

– А ты хорошая, ― заявила вдруг Лариса после короткого молчания.

– И из чего ж это ты сделала такой вывод?

– А с того, что не ругаешься всё время, как сестра, и даже обижаться не стала.

Слава пожала плечами:

– А вы с сестрой часто ссоритесь?

– Да мы не то чтобы ссоримся, просто я б хотела, чтоб она потерялась куда-нибудь или исчезла.

– Ну-ну! Нельзя так говорить. Она же сестра твоя, вы самые близкие люди. Если не считать родителей. Вот у меня нет братьев и сестёр, так мне очень грустно жить на свете совсем одной.

– А ты сирота, что ли?

– В смысле, одной У РОДИТЕЛЕЙ.

– А… А мне вот грустно, что у меня сестра такая. Вечно надутая. Строит из себя!

– Только что поцапались так? Не надо сердиться, лучше поговорить и выяснить, в чём проблема. Может, ты тоже в чём-то не права или просто не поняла её, ― Слава вдруг почувствовала себя воспитательницей в детсаду. Странное ощущение.

– Между прочим, она тебя сегодня чуть ведром не прибила, ― подковырнула её Лариса. ― Так что не надо эту Алиску защищать тут.

– А я и не защищаю. Но и не злюсь, понимаешь?

– Неа.

– Ну, видишь ли, иногда мы все делаем такие вещи, о которых сами же потом жалеем. Алисе уже стыдно, что она напала на меня, она сама не знает, почему так поступила.

– Я знаю, почему. Потому что она противная вредина, и чтоб ей пусто было!

– Зря ты так.

Помолчали. Слава размышляла о том, что Лариске в этой реальности было очень нужно выговориться, и она поделилась с первым же человеком, кто проявил к ней симпатию и смог выслушать. Лариска тем временем прикидывала, о чём ещё можно поведать незнакомке, а что лучше придержать. И пока они обе размышляли, путь подошёл к концу.

– Тебе вон туда. А я побегу всё же на тренировку.

– Забежишь потом?

– Ты правда меня приглашаешь, что ли? Тогда прибегу. Обязательно! Ну пока. Ты хорошая.

И рыжая егоза взлетела на ближайшую берёзу, а оттуда перемахнула на дуб подальше, снова прыгнула и скрылась в листве.

«Здесь очень нежная Лариса, ― подумала Слава. ― Странно, что при этом у неё так и нет постоянной компании. И у неё какие-то неприятности с Алиской. Похоже, этой милой версии Ларисы не по душе характер сестры, и с общим языком настоящая проблема. Интересно, как это отклонение скажется на реальности?»

Для порядка Слава огляделась, отметив отсутствие отклонений в окружении. Те же осины кругом, берёза, на которую только что взлетала Лариса. Корпус ― деревянное строение с остеклённой верандой, на которую открываются двери палат, в стороне ― вход в комнату вожатых. Много зелёной и салатовой краски снаружи, внутри, как видно через окна, всё почему-то фиолетовое. Какую краску привезли ― такой и покрасили. А привезли такую, какая была на складе. А на складе была та, что не разобрали на другие нужды, то есть то, что даром никому не сдалось. По остаточному принципу.

На двери, разумеется ― художество младшей Двойкиной.

Вот сейчас откроется дверь и покажется Серёга Ивокуров с гитарой за спиной в компании любительниц Высоцкого, чьи песни он так мастерски исполняет.

Сама не зная чему, Слава по-дурацки улыбнулась, да так и осталась ждать перед дверью. Как-то слишком надолго.

«Ясно. Очередное отклонение от сценария. Значит, можно начинать беспокоиться уже по-крупному. Впрочем, пока в перезагрузку не ушли, и на том спасибо. Значит ― никто не умер».

Улыбочка сползла с губ, но настроение портиться всё не желало. В конце концов, этот вариант реальности вовсе не был таким уж плохим. Да, Алиса всё ещё попыталась драться, а Маша всё ещё бегала по лагерю в одних трусах, что в её возрасте уже не годится, зато с Цурюпой удалось поговорить очень хорошо, а ещё здешняя Лариса очень даже понравилась. Очень не хотелось снова вылететь в перезапуск, ведь в одну и ту же реальность она ещё ни разу не возвращалась. Всякий раз что-то да шло по-другому, и это исключало как возможность анализа, так и средства к исправлению собственных ошибок, не говоря уже об окружающих. Как следствие, в любой реальности что-то срывалось, кто-то погибал и Слава снова оказывалась в автобусе. Со всем опытом и воспоминаниями, но всякий раз в теле здешней версии самой себя. Куда при этом девалась сама здешняя версия, оставалось загадкой, но с учётом наличия памяти о прожитых годах, Слава подозревала, что никого не замещала, а лишь становилась частью очередного собственного клона.