Церион, или Холодный, но прекрасный мир

Море шумело и зазывало, и Алика пошла на этот зов. Над волнистым от волн полотном, распластав огромные крылья, кружил белогрудый альбатрос. Какая-то неспокойная рыбёшка, промелькнув под лунным небом, сверкнула серебристой чешуёй и тут же скрылась в глубинах тёмного моря. Пахло илом, солью и свободой. Ветер напевал давно забытые мотивы.

Алика разделась и вошла в неспокойную воду. «Могу ли я теперь утонуть? Наверное, могу».

Волны били грубо, но новообращённой это даже нравилось. Ныряя и подпрыгивая, она вспоминала, сколько было перечувствовано здесь, в этом море, сколько было передумано. Вспомнила, как шум волн помогал разрушить оковы серой муторной жизни, как помогал вновь ожить и идти дальше.

Глава 9

Дар или проклятие

Светало. Первые лучи пронзали морскую гладь светозарными стрелами. Солнце отражалось в воде сияющей медовой полосой. Песок казался нежно-коралловым при свете утреннего солнца.

Рассвет произвёл на Алику странное впечатление. Новообращённая несколько дней не видела света, и теперь он раздражал её глаза. Девушка с удивлением отметила: ночью её зрение острее, чем днём.

Она по-детски обижалась на рассвет, который пришёл слишком рано и прервал её бессмертную ночь. Отряхивая песок и неторопливо натягивая одежду, Алика задумалась: и сколько она пробыла здесь, плескаясь в волнах и разгуливая по нелюдимому берегу? Наверное, часа два, а может, и больше. Время прошло так быстро! Неужели так кажется всем бессмертным? Кто знает, может, это тоже новая её особенность – не замечать время, а может, она просто давно не плавала.

Алика помнила слова Илин и не стала дольше задерживаться на берегу. Дорога вдоль песчаных барханов привела её к уже знакомой узкой земляной дорожке, лежащей между домами. Было часа четыре, от силы пять. Все жители ещё спали, и девушка спокойно добралась до коттеджа, казавшегося белым пятном комфорта на сером фоне деревенских домишек.

Илин сидела на террасе и что-то рассеянно читала, выстукивая ритм заострёнными ногтями. Сейчас она выглядела, как коротающая время за книгой обычная женщина, правда, с излишне длинными ногтями, но кто мог бы удивиться? Такова мода.

– Тебя долго не было, – сказала она, оторвавшись от своего занятия. – Больше не пропадай так надолго. Я думала, ты хотела только немного прогуляться рядом с домом, а ты была у моря.

Она дотронулась до мокрых, струящихся волос девушки.

– Теперь ты похожа не на вампира, а скорее на русалку.

Алика действительно была похожа на вышедшую из глубины моря деву. Бессмертие ещё не наложило мистический отпечаток на её внешность, но в эти сокровенные минуты рассвета, когда солнце ещё не вошло в полную силу и только слегка касалось нежными лучами лица, девушка казалась и вправду загадочным существом. Неровная полоса шрама на лице только усиливала это впечатление.

– Как ощущения, Алика? – спросила вампирша.

«Как ощущения?» – Девушка мысленно повторила её вопрос.

У неё едва ли хватило слов, чтобы рассказать обо всех своих ощущениях как физических, так и моральных. Да она и не задумывалась, какие у неё ощущения, она просто наслаждалась ими, вот и всё. Но Илин спросила, и Алика задумалась:

– Хм… наверное, раньше я чувствовала, что моя жизнь подходит к концу, а теперь я понимаю, что она только начинается, – после некоторого раздумья заключила она.

Илин только улыбнулась, и девушка в первый раз заметила, что это была вовсе не улыбка. Это была ухмылка.

– Ну что ж, я рада за тебя. – Она отложила книгу и ногой пододвинула стул к Алике.

Девушка снова оказалась напротив этой загадочной женщины. Она испытала смешанные чувства. Алика не боялась хозяйки дома, но опасалась, симпатизировала ей, но не доверяла.

Было в Илин и то, что раздражало Алику: она вызвала девушку на разговор, но не начала диалог первой. Нет, она чего-то ждала и изучающе разглядывала новообращённую.

– Вы хотите что-то мне сказать? – не выдержала молчания та.

– Поверь, я вряд ли могу рассказать тебе что-то интересное. – Вампирша пожала плечами и отстранённо поглядела куда-то в сад. – Расскажи лучше ты о себе: где училась, кто твои родители… ну, и что ещё обычно рассказывают в таких случаях.

Алике совсем не хотелось рассказывать о школе, о матери, Пустовалове и разных банальностях.

– Мне кажется, вы уже знаете всё это. Вы же узнали откуда-то моё имя и о моей болезни, и…

– Только это я и знаю. – Правый уголок рта Илин приподнялся в беззвучной усмешке.

– Почему вы смеётесь? – не поняла Алика.

Илин прогнала усмешку с лица и уже серьёзно сказала:

– Ты не обижайся, это не насмешка, это только старая привычка, только и всего. Но если ты не хочешь рассказывать, можешь ничего не говорить. Настаивать не буду. И, Алика, обращайся ко мне на «ты».

Хозяйке можно было от силы дать немногим больше тридцати, но Алике почему-то казалось, что она гораздо старше.

– Ну что ж… – Черноволосая вампирша картинно провела рукой по воздуху. – Если не хочешь рассказывать о себе, тогда можешь задать мне вопросы. А я уверена, их у тебя предостаточно.

Алика очень обрадовалась таким словам. Её уже давно мучал один очень важный вопрос.

– Илин, скажите… то есть скажи, зачем тебе нужно было обращать меня?

Она хотела спросить это ещё перед тем, как вампирша пустила себе кровь и дала ей выпить её, но разве тогда бы она получила честный ответ? Сейчас её собеседница была куда более расположена к разговору, а значит, и у неё самой было куда больше шансов узнать правду. Но так рассуждала Алика, а Илин не торопилась с ответом.

– Ты что, недовольна моим даром? – спросила она, наигранно удившись.

– Нет, но… мне бы хотелось узнать… – Алика осеклась.

По интонации Илин было понятно: она не собиралась быть откровенной.

– Ответь тогда на другой вопрос, – не унывала девушка. – Ты довольна тем, что ты сама бессмертна?

Вампирша повела себя странно: она ничего не ответила и только рассмеялась.

– Что смешного в моём вопросе? Вы… ты сказала, что я могу спрашивать то, что мне интересно.

– Довольна ли я своим бессмертием? – повторила Илин. – Что ж, ответ тебя удивит: я недовольна.

Алику этот ответ скорее разочаровал, чем удивил.

– Но почему? – спросила она с непритворным интересом.

Илин только грустно улыбнулась, как бы говоря: «Успокойся, девочка, ну зачем тебе это нужно?»

– Я имею право знать. – ответила Алика на этот немой довод. – Я теперь такая же, как ты! И мне это нужно!..

Вампирша перебила её:

– Мы живём в холодном мире… – как-то по-старчески заунывно начала она.

– В холодном, но прекрасном! – пылко прибавила Алика.

Илин в одно мгновение изменилась в лице и продолжила с горечью видавшего виды старого человека:

– Послушай, что хочу тебе сказать. Я видела так много лун, что перестала их замечать. Моё тело не стареет и не постареет и вовек, но мои глаза устали смотреть на мир. Когда живёшь так долго, дни становятся похожи один на другой, тянутся серой цепочкой и уходят в некуда. Если я получу глубокую рану, она скоро затянется и не оставит и следа. Но след, оставленный людскими пороками, не стереть никогда.

– Ты не любишь людей, а что скажешь о вампирах?! – с пылом спросила Алика.

– Люди, вампиры – да всё едино! Форм много, а суть одна: мелочные, тщеславные, суетные, иногда сердобольные – меня все они достали!

– Люди бывают разные. – Девушка была уверена в своих словах.

– Я опять же тебе отвечу: форм много, а суть одна.

– Тогда посмотри мне в глаза и скажи, что я мелочная. – Алика не могла смириться с таким ответом.

Илин подняла глаза на собеседницу, но бросаться такими словами не спешила.

– Мы подождём год, два, десять лет, если нужно, и посмотрим, как изменится твоё мировоззрение.

– Посмотрим! – с вызовом произнесла Алика.

Вампирша на какое-то время задумалась над словами своей собеседницы, а потом, как бы невзначай, спросила:

– Скажи, девочка, откуда у тебя этот шрам? Какие добрые люди его тебе оставили? – В её голосе звучала горькая ирония.

Глава 10

Шрам

Алику давно не спрашивали о шраме. За тяжёлый подростковый период у неё накопилось много мыслей, но она не привыкла озвучивать их, и теперь, когда её просили рассказать, она сильно стушевалась.

Она так давно хотела рассказать о своих злоключениях неравнодушному человеку, а теперь даже и не знала, хочет ли ворошить прошлое, тем более сейчас, когда её сердце забилось с другой силой.

– Ты не хочешь рассказывать? – Илин сказала это очень мягко, по-матерински нежно.

Эта интонация окончательно склонила Алику к тому, чтобы рассказать всё.

Девушка ещё какое-то время собиралась с мыслями, чтобы сделать свой рассказ как можно более связным. Сделав глубокий вдох, она начала так:

– Это случилось где-то накануне майских праздников. Тогда я училась в шестом классе и, как любой школьник в этом возрасте, с нетерпением ждала выходных. Мы с моей одноклассницей Соней составили целый список развлечений. Кажется, мы даже хотели пойти в парк аттракционов вместе с её семьёй, что-то в этом роде. Но не суть.

В классе было душно и шумно, всем уже было давно плевать на уроки. У доски распинался Паша Мальков, тихий и картавый мальчик. В тот день именно он стал жертвой насмешек. Наша вечная задира Ангелина мешала и не давала ему собраться с мыслями.

Как назло, в тот день Паша превзошёл сам себя. Он запинался через каждые два слова. Каждую издевку Ангелины наши классные тролли поддерживали гоготом. Анна Викторовна лениво пыталась утихомирить класс.

Наша молодая учительница не так давно окончила университет. Наверное, профессию она выбрала случайно – пошла туда, куда взяли, в целом, как и многие…

Паша тем временем мялся и тупил над нерешённой задачей. У него закончился мел, и Ангелина выкрикнула первое, что ей пришло в голову.

«Пиши кровью!» – заорала она так, что Мальков вздрогнул.

Не помню точно, что сказала я – тогда я не придала этому большое значение, – но я попыталась как могла защитить Пашу.

Ангелина не унималась. «Чё? Ты на кого сникерс катишь?» – проорала она мне.

Я тоже запустила ей то, что пришло мне на ум: «А ты на кого баунти разворачиваешь? Чьей кровью ему писать? Твоей, что ли?»

«Это мы ещё посмотрим, чьей кровью он писать будет!» – не унималась Ангелина.

Неизвестно, сколько бы мне приходилось отшвыриваться ругательствами, если бы Анна Викторовна не очнулась и не повысила голос до своего предела. Все утихомирились, и только иногда я слышала, как Ангелина нашёптывала всякие гадости про меня.

После уроков мы с Соней обычно валялись на плетёных качелях. Тот раз не был исключением.

Не помню, о чём мы там болтали, но долго болтать нам не пришлось. Мне в спину крикнули что-то типа: «Ну вот, посмотрите – наша острячка!» или «Ну вот заступница убогих развалилась!». Это была Ангелина. Её громкий голос можно было узнать издалека.

С ней были два пацана, года на два старше нас, а может, и больше. Я раньше их не видела. Мне сразу стало ясно, что Ангелина проходила здесь не случайно. Готовясь к предстоящей разборке, я встала с качелей.

Когда я обернулась, Сони уже не было. Она была здравомыслящей девочкой и очень ловкой, особенно, когда дело касалось её шкуры.

«Лучше извинись», – посоветовал мне курносый пацан, сопровождавший Ангелину. Конечно же, я не извинилась и даже сейчас об этом ни чуточки не жалею.

Дальше начался обмен ругательствами. Ничего особенного, просто обычные подростковые матерщинные фразочки и обзывательства.

«Она думает, что мы блефуем. Ребят, надо её проучить», – сказала Ангелина, но её не послушались.

Конечно, эта нервозная девка не на шутку взбесилась. Она натравливала парней на меня. У них был какой-то уговор. Как я поняла, Ангелина обещала пригласить их на свою днюху в Панда Парк, если они изобьют меня. Но, видимо, те передумали.

Тогда взбешённая Ангелина сказала, что-то типа: «А чё? Хотели просто для численного превосходства постоять? А дело сделать трусите?» Пацаны не были настроены агрессивно. Наверное, им совсем не хотелось попасть в участок из-за её прихоти. Курносый парень плюнул и ушёл, но другой почему-то остался.

Как я уже говорила, ни один из них не был настроен агрессивно, что неудивительно: они даже не знали меня. Я им ничего не сделала. Вот в чём загадка: зачем остался второй?

Илин прикрыла глаза и промолчала.

– Я не могу отгадать эту загадку четвёртый год, – продолжала Алика. – Наверное, он просто мало задумывался.

Было понятно, что делать мне больше там нечего. Я не испугалась и не убежала при встрече с их трио, значит, не струсила. Я уже развернулась и хотела идти, но меня остановили силой.

Ангелина всё-таки подбила парня, но на что? Он вцепился в мои руки и держал железной хваткой. На улице некого не было. Звать на помощь было некого, да и разве смогла бы я признать себя беззащитной?

Он развернул меня к лицу Ангелины. Всё происходило так быстро, я и не заметила, как в руках у неё оказался складной нож.

«Ты меня давно бесишь, сучка. Теперь будешь поскромнее», – сказала она и подошла ко мне совсем близко.

Она говорила ещё что-то, но я не слышала. Все мои силы были направлены на то, чтобы вырваться, и, кажется, у меня получилось ненадолго освободиться и вцепиться в эту стерву так, что та от неожиданности выронила из руки нож.

Но потом меня ударили в живот и толкнули на землю. В следующее мгновение пацан держал меня за волосы. Я думала мне отрежут клочок, но всё было гораздо жёстче, чем я могла представить.

Я не успела очухаться после падения. Моё внимание было сосредоточено на сильной боли в животе. Другой рукой пацан сдавил мне шею. Бороться я не могла.

Одно быстрое движение – и Ангелина порезала мне лицо. Правда, она хотела ещё отхватить прядь волос, но парень отдёрнул её: рядом шли прохожие. Эти двое бросили меня и убежали.

Прохожие не поняли, что случилась, так как я быстро поднялась и отвернулась, прикрывая рукой кровоточащую рану.

Я дошла до дома очень быстро, на автомате. К моему счастью, там не было никого кроме отчима. Но тот, как и обычно днём, да и вообще всегда, лежал на диване и не обращал на меня никакого внимания.

В тот день я была рада его равнодушию, как никогда. Не хотела, чтобы меня видели побитой.

Алика остановилась. Она хотела ещё что-то добавить, но эмоций было слишком много, мысли спутались.

– Красоту свою я сильно не жалела, – продолжила она. – Шрам был для меня был больше знаком унижения, чем увечьем. Жаль, что так порезали, как овцу безвольную. – Дальше Алика рассказывала с надрывом и иронией.

– Мать пришла вечером, долго жалела меня и плакала. Она вообще была очень жалостливая. Обещала утром пойти в школу и разобраться. Утром не пошла, сказала, что не умеет умно разговаривать. Хороший аргумент, не правда ли? Но без защитника я не осталась. А-ха-ха-ха! Отчим вызвался добровольцем! Вуаля!

Праздники начинались только со следующего дня, Анна Викторовна осталась в школе разбирать тетради.

Вместе с моим неожиданным заступником мы пошли туда. Трудно себе представить, как удивился Пустовалов, когда в кабинете наткнулся на родителей Ангелины. Да он будто застрял в дверях.

Из-за его спины я услышала: «А вот как раз и отец той девочки». Я нутром почуяла, что родители этой заразы посмотрели на отчима совсем не приветливо.

Я редко запоминаю дословно слова, но то, что сказал тогда этот псевдозащитник, я запомнила на всю жизнь. Пустовалов принял торжественный вид и перешагнул через порог. «Ну… кхе-кхе… во-первых, я абсолютно не отец вот этой вот девочке. Во-вторых, я абсолютно не знаю, что она натворила».

Алика нервно дёрнулась и с ироничной улыбкой продолжила: – Родители Ангелины обвиняли меня в том, что я избила их дочь. Какое глупое обвинение! Да они горой стояли за свою «милую» дочурку!

Мать состояла в родительском комитете, а отец был просто солидным человеком – этого было достаточно, чтобы внушить Анне Викторовне уважение к ним.

Я защищалась, как могла: «Кто, кто тогда, по-вашему, оставил этот шрам? Не сама же я порезала…» – Я так старалась достучаться до них, но меня просто не слышали. Мне было двенадцать, и меня считали за ребёнка. Да её мать вообще затыкала меня, как только могла, её голос перекрывал мой.

Все хором утверждали, что у Ангелины ножа не было и вообще она боится крови. В итоге меня вытолкали за дверь, «чтобы старших не перебивала». Там я слышала голоса то отца, то матери Ангелины, то подытоживающие фразы Анны Викторовны, но отчима я не слышала. Совсем.

Когда дверь открылась, я увидела, как он стоит и покорно кивает. Ха! Он всегда кивал, когда трусил или не знал, что сказать. «Дико извиняюсь, мне ужасно стыдно за неё, да чёрта с два она теперь из дома выйдет!» – бурчал он, с щепетильной улыбочкой раскланиваясь налево и направо. Такой вот он был, грозный Пустовалов!

Вряд ли он поверил наговорам, скорее всего, он просто не хотел связываться. Матери он наплёл, что я, хулиганка, шлялась с мальчишками, которые и порезали мне лицо, и теперь чёрт знает, где их искать.

На Ангелину, по его словам, я напала и чуть не убила бедную девочку. Видишь ли, отчим не хотел сознаваться матери в том, что не смог меня защитить от наездов. На его слова она только сказала что-то типа: «Во, дурная голова ногам покоя не даёт!.. Шляться было нечего, сама теперь виновата!»

Меня пытались сажать под домашний арест, в школе Ангелина настраивала всех против меня, я чувствовала себя оплёванной и подбитой. Помню ещё, как хотела в окно выброситься.

– И что тебя остановило? – спросила Илин. В её глазах читалось неподдельное любопытство.

– Интерес, – кратко ответила Алика.

– Интерес?

– Да, именно, интерес к жизни. Мне было интересно, что будет дальше. – Эти слова Алика произнесла уже не с усмешкой, не с горечью, но с воодушевлением.

– А с Соней ты больше не общалась?

– Да разве после того можно общаться?! – Алика помолчала и в сердцах добавила: – Плевать я на неё хотела, после такого предательства!

Илин усмехнулась.

– Поверь моему опыту, девочка, это предательство совсем не велико. – Она посмотрела на Алику, как на трёхлетнюю, а потом добавила: – Годы учат снисходительности. Запомни это. Хотя… Впрочем, ты и так вспомнишь эти слова.

Глава 11

Неразгаданные мотивы

Неотъемлемой частью жизни вампиров была охота. Мутации в организме Алики уже закончились, и она могла охотиться, как и все бессмертные. Лес находился близко.

Стоило только подняться вверх по узкой улочке и взойти на холм, с которого начиналась длинная полоса деревьев протяжённостью около 2000 километров. Лес был диким, а потому охотиться в нём было можно, не опасаясь неожиданной встречи с людьми.

Его растительный мир составляли кедры и сосны, реже – тис. Животный мир был богаче: днём по деревьям то и дело сновали белки, кабаны рыли землю в поисках червей и личинок, а вечером выходила на охоту рысь, просыпались ушастые совы и улетали в поисках добычи.

Этим вечером Алика тоже была охотницей. Целью была рысь. Илин беглым взглядом заметила рыжеватого зверя и хотела показать Алике, как надо нападать, но новообращённая была на подъёме.

Не обращая внимания на окрики наставницы, она полетела навстречу зверю. Молодое животное приняло охотницу за добычу и прыгнуло, раскрыв в прыжке розовую пасть. Заключив друг друга в смертельные объятия, они кубарем покатились вниз с лесного склона.

Рысь порвала одежду девушки и оставила кровавые царапины, которые, правда, тут же зажили. Зверь был близок к шее охотницы, а это уже было опасно. Однако Алике всё же удалось вывернуться. Вскочив на ноги, она вцепилась в челюсть рыси и разорвала связки. Зверь был убит.

Вампирша, стоя наверху, только покачивала головой и загадочно ухмылялась. И можно было только догадываться что означает эта ухмылка.

Шли дни. Алика убедила Илин, что ничего страшного не произойдёт, если она будет попадаться на глаза соседям, и стала каждое утро ходить на море.

Новая жизнь вдали от центра города вполне устраивала её. С каждым днём она всё глубже и глубже погружалась в тайны жизни вампиров. Илин, скрытная Илин, стала её наставницей и даже подругой. Для загадочной хозяйки дома Алика была чем-то вроде подопечной или младшей сестры, с которой можно было общаться как с подругой, но которую в то же время нужно было постоянно поучать.

Они вместе охотились, вместе принимали пищу, вместе читали книги. Илин производила впечатление образованной женщины. Как уже знает читатель, вечерами она часто самозабвенно играла на пианино, иногда на выбор Алики.

По правде сказать, юная новообращённая не была большим знатоком классической музыки и поэтому всегда заказывала только одно произведение – «Hallelujah». Пианистка со сдержанной радостью принималась играть по нотам, которых у неё, как оказалось, была целая библиотека.

Такие часы музыки плавно перетекали в ночные прогулки. У Илин вообще всё было очень естественно и плавно, начиная с того, как она двигалась, и заканчивая гармонично обустроенным домом. За пианино она никогда не пела, но, бывало, тихо напевала хорошо знакомые ей мелодии, робкие и колеблющиеся, просачивающиеся через глубины сознания тёмной хозяйки.

Помимо пианино, развлечений в доме было ни так уж много. Илин не смотрела телевизор, хотя он у неё был, да ещё какой! Тонкая плазма на полстены, попусту скучавшая в одной из комнат, куда загадочная женщина почти никогда не заглядывала.

Не стоит удивляться такой странности. Не одна Илин приобретает вещи только ради того, чтобы купить. Этим грешат и многие простые, далеко не богатые мужчины и женщины. «Купить, чтобы было» – Такое мышление может быть свойственно запасливым и практичным людям или ветреным любителям шопинга.

Алика и Илин, существа с двух разных полюсов, говорили на разные, в целом отстранённые темы. Иногда девушка рассказывала разные истории из своей жизни, но вампирша не обмолвилась ни словом о своей. А когда над темноволосой хозяйкой, как угрожающее копьё, нависал какой-либо нежелательный вопрос, она просто переводила разговор на другие темы.

Что касается остального времяпрепровождения, Илин особо не задумывалась над его организацией. Охотились через день, а то и реже. Делать это чаще не было необходимости: кровь хранилась в замороженном виде и всегда с запасом.

Ночью они всегда выходили на улицу. Всё дороги вели в центр, окраина быстро пресыщала. Загадочная жительница окраины терпеть не могла город при свете дня. Машины, множество людей и звуков – всё это раздражало её. Ночью город был другой, он даже дышал по-другому. Свет ночных фонарей освещал малолюдные улицы, звучала отдалённая музыка ночных клубов.

Алика всегда любила гулять поздними вечерами, но до знакомства с Илин она никогда не гуляла по ночам. Когда она была смертной, ей было чего опасаться, особенно когда она гуляла одна. Теперь же она стала сильнее, а значит, в безопасности.

Вместе со своей наставницей они часто поднимались на открытую крышу торгового центра – единственного в городе, который работал круглосуточно.

Глядя на город с высоты птичьего полёта и жадно вдыхая прохладный ночной воздух, Алика полюбила ночь. Ночью она оказывалась далеко от суеты дня.

Часто, ещё до обращения, днём она чувствовала себя полупустой, ночью же она почти всегда чувствовала себя наполненной. Мечты, образы, воспоминания, размеренная речь бессмертной Илин – это всё вдохновляло и в то же время успокаивало.

Алика чувствовала себя живой как никогда раньше. Оковы малорадостной будничной жизни рухнули. Теперь она навсегда молодая, а значит – свободная.

Законы социума не будут её касаться, ей не придётся гнуть спину над муторными учебниками, ей не придётся работать, чтобы обеспечить себя пищей. Она живёт в прекрасном коттедже, отстранённая от мирских проблем. И всё бы хорошо, но… она стала задумываться, откуда у её благодетельницы столько денег?

Илин не работает, и, как догадывалась девушка, не работает уже очень давно. А вдруг в какой-то момент её неисчерпаемые средства закончатся? Как они тогда будут жить? Девушку мучали эти и многие другие вопросы.

Опытная вампирша была хорошей спутницей в таких прогулках. Её присутствие никогда не обременяло Алику. Она не была навязчивой, не была она и громкой.

Блуждая по облитым разными огнями улицам, поздним вечером они часто заходили в бутики – как правило, по инициативе Илин. Алика восхищалась эстетическим вкусом этой женщины. Казалось, она знает так много не только о вампирах, но и вообще о жизни. Вампирша любила хорошо одеться и одела девушку по своему вкусу и подобию. Их часто принимали за сестёр, хотя единственное, чем они были похожи – это телосложением.

Сложно сказать, какого мнения была Илин о своей подопечной. В разговоре она почти никогда не критиковала её и была вежлива. А вежливость может быть препятствием к пониманию чужой души. Единственное, что можно сказать с уверенностью – она испытывала по отношению к Алике что-то вроде симпатии.