Умышленная блокировка

Он плелся домой, хотелось добраться до дивана и рухнуть. Иногда тошнота проходила, и он удивлялся, с чего это он решил не идти на работу, но уже через минуту все возвращалось обратно, и опять мысли были только о диване.

Вот подъезд, двери автоматически открылись, и Конн, зайдя, сразу остановился. Серые, все в трещинах стены. Он тихо повертел головой. Ступеньки были грязными, заплеванными. Он помнил другой подъезд, перламутровые стены, мельхиоровые ступеньки, а тут какой-то бомжатник. Конн развернулся и вышел на улицу, посмотрел на номер. Нет, 15 подъезд, его дом.

– Что за фигня, – прошептал он и вошел обратно в странный подъезд. Снова затошнило, и уже не обращая внимания на мусор в углу, поплелся к лифту.

Укладываясь на свой заветный диван, Конн с облегчением вздохнул. Но подъезд, что с ним случилось? Он с ужасом вспомнил его, невольно плечи дернулись, и глаза сами закрылись. Он проспал не один час, в животе заурчало, голова перестала болеть и вроде бы даже не тошнило. Конн сел.

4

– Что? – глаза округлились. – Что? – от удивления он встал и медленно пошел в сторону спальни.

Он прекрасно ее помнил. Дверь из ясеня была какой-то желтой, а кровать, что виднелась в проеме, посерела от грязи.

– Что за нафиг? – выругался он и буквально влетел в спальню. – Что тут случилось?

Старые шкафы стояли вдоль голубой стены, тумбочка на железных ножках. А подушка, сколько ей лет? Он потянулся к ней, но рука отдернулась обратно, будто боялась испачкаться.

– Сейла, ты где? – вдруг громко позвал он ее. Сейла, что тут такое? Ты меня слышишь?

Он пошел вдоль шкафов, заглядывая в каждый, но кроме потрепанной мужской одежды ничего не обнаружил.

– Сейла? – опять позвал он и вышел в зал.

Он замер на месте. Еще минуту назад он спал на мягком велюровом диване, они его купили с женой. Но теперь на его месте стаяла темно-зеленая с нелепым рисунком тахта.

– Нет, – уж слишком тихо произнес он и осторожно сел на кресло. – Что тут произошло? – Голова загудела, опять тошнота, Конн решил было встать, но ноги подкосились, и тело сползло на пол.

Как долго он провалялся. Вроде все нормально, только в животе еще булькало. Конн открыл глаза, оранжевый свет заходящего солнца. Почувствовал, как улыбнулся. Эта люстра Сейле очень нравится, она напоминает Сатурн с его кольцами.

Он присел, взглянул на диван, он сверкал своей чистотой, встал и осторожно заглянул в спальню. Все как и должно быть. Покрывало с цветами огромных подсолнухов, его купила жена, зеркало в полстены, они любили в него смотреться, кувыркаясь в постели.

– Фух, – с облегчением выдохнул Конн и пошел на кухню. – Сейла, ты где?

Он заглянул даже в ванную, но ее вещи пропали, Конн заволновался и заглянул в гардеробную, но и там не обнаружил ее следов. Быстро пробежался по всей квартире, заглядывая в каждый угол, но Сейлы, его жены, нигде не было.

– Не понял? – растеряно сел в кресло и посмотрел на фотографию нелепого пса, что была вставлена в розовую рамку.

Он стал прокручивать в голове всевозможные мысли. Может она ушла, может, обиделась, может, уехала в гости, а может?… Он решился и набрал на телефоне Юну, это ее подружка по работе, они вечно делятся друг с другом секретами.

– Привет, это Конн.

– Кто? – голос был явно удивлен.

– Я Конн. Скажи, где Сейла?

– Вы кто?

– Юна, не прикалывайся, мне не до этого, я и так сегодня башкой стукнулся. Сейла с тобой?

– Кто вы такой?

– Я…

– Прошу, не звоните мне, вы, наверное, ошиблись номером, – и тут же связь разорвалась.

Конн не успел ничего сказать. Растеряно посмотрел на телефон. Юна не могла его не узнать, а ведь так часто встречались и отмечали праздники. Конн попробовал позвонить Дрине, с ней Сейла занимается в спортзале, потом Елене и Луизе, но все они говорили только одно, будто сговорились. Они его не узнавали, не знали, кто он такой. Конн пытался им напомнить, вдруг может и правда забыли, но девушки начинали злиться и бросали трубку.

– Ладно, – значит, точно сговорились. Конн набрал Робана, он был у него свидетелем на свадьбе. – Привет, молчи, – сразу с первых слов начал Конн. – Лучше скажи, кто я?

– Ты че, с дуба рухнул, перепил малость?

– Как меня зовут? – настаивал он.

– Конн, балбес, или сейчас уже нет?

– Помнишь мою жену?

– А ты уже женился? – голос сразу развеселился. – Кто эта несчастная, как ты мог ее уболтать…

– Знаешь Сейлу?

– Нет, а должен?

Конну стало плохо, он тут же отключился и сразу позвонил Павлу, но и тот ответил, что не знает Сейлу. Он попробовал еще сделать несколько звонков, но пришел к следующему выводу. Его не знают подружки Сейлы, а ее не знают его друзья.

– Что происходит? – растеряно развел руками Конн и посмотрел на свой портрет с женой, где еще минуту назад красовался пес.

У него в запасе было целых два дня, поэтому утром собрался и пошел на поиски жены. Подъезд опять стал нормальным, пропала грязь, трещины на стенах. Он покрутил головой, но все было на месте и, сославшись на сотрясение, убежал на остановку.

Что-то было прежним, а что-то изменилось. Конн увидел здание, которое раньше не замечал, увидел странных людей, которые, опустив плечи, плелись вдоль проезжей части. Какие-то плакаты, бумага и рваные тряпки на асфальте. Он обходил мусор стороной и шел дальше. Вот магазин, а там за углом ветеринарная клиника, а за ним…

– Астра, привет, – Конн обрадовался, что увидел знакомое лицо. Он вместе с ней работал на прежней работе, веселая долговязая девушка.

– Это шутка? – она даже не остановилась, а быстро прошла мимо него.

– Постой, ты тоже уволилась? – он понимал, что она идет не в том направлении, где была его контора.

– Отстань, – она отмахнулась от него как от назойливой мухи.

– Не помнишь меня?

– Нет, – тут же последовал резкий ответ, и девушка ускорила шаг.

– Не помнит, – обреченно сказал Конн и уже с опаской пошел к книжному магазину, где работала Сейла.

Она была на работе, расставляла книжки в детском отделе. Конн осторожно подошел к ней, улыбнулся, она ответила тем же, но не произнесла ни слова.

– Сейла, это я, – он не знал, чего ожидать, поэтому осторожно, почти шепотом, сказал Конн.

– Вы знаете меня?

– Да, – чуть обрадовался он.

– Мы знакомы?

– Да.

– А я вас не помню, наверное, это было давно.

– Нет, вы два дня назад ко мне приходили, вы…

– Я? – Девушка чуть не засмеялась. – Вы так знакомитесь?

– Нет, Сейла, ты меня не помнишь? Посмотри, это я.

– Кто вы? – она сделала шаг назад, стараясь отойти подальше от странного мужчины.

– Я Конн, мы вместе жили пять лет.

– Вы это серьезны? А ничего более умного придумать не могли, еще скажите, что вы мой муж.

– Да! – радостно воскликнул Конн.

Девушка дернулась, покачнулась, резко повернулась, уперлась о стеллаж и, прижав ладонь к груди, заморгала глазами. ЦПУ, получив несколько запросов подряд о расторжении брачного контракта, вмешалось в процесс разговора, и произвела полную блокировку Конна. Теперь девушка с удивлением смотрела по сторонам, ища своего странного собеседника и не могла его увидеть. Чип унификации Сейлы вырезал его образ из реальности, заменяя дублирующими образами.

Она смотрела и не видела его. Он говорил, а девушка не слышала мужчины. Конн закричал, но его уже никто не слышал, ЦПУ блокировала его образ всем, кто находился в магазине. Он стал невидимкой, ему стало страшно, он тут, но его Сейла не знает об этом.

Почему? Спрашивал он, идя за ней, а она еще несколько раз оглянулась назад, буквально смотря сквозь него, отворачивалась и шла дальше.

Конн целый день проторчал в магазине, то сидел, то стоял, то ложился буквально под ноги своей жены, но она как-то это чувствовала и, переступая через него, шла дальше.

– Милая, это я, – шептал ей на ушко, когда она останавливалась, чтобы открыть книгу и прочитать аннотацию.

Его дыхание касалось ее волос, и тогда девушка замирала, осторожно поворачивала голову и смотрела в пустоту.

– Я тут, – повторял он и чуть дул на нее.

Она улыбалась, застенчиво опускала голову, будто знала, что это и правда он. А потом он не выдержал и осторожно, чтобы не напугать Сейлу, коснулся мочки ее уха. Так он делал, когда еще ухаживал за ней, она робко хихикала, пожимала плечами, говорят тем самым, юноша, не приставайте.

Сейла выпрямилась, глаза потускнели, чуть наклонила голову и осторожно повернулась. Никого в зале не было. Сейчас в магазин вообще редко кто заходит, но это… Она коснулась пальчиком мочки уха, как бы проверяя его, прикрыла глаза и как-то странно улыбнулась.

Конн приходил к ней каждый день. Сразу после работы в магазин, после следовал за ней до ее съемной квартиры. Иногда заходил к ней, садился в стороне, чтобы не мешать и смотрел на нее. Конн никак не мог понять, почему она его не видит, ведь чувствует, когда он прикасается к ее руке. Но почему она не слышит и не видит? Сперва думал, что она притворяется, игнорирует его, но после понял, что ни она, ни ее подружки его не видят.

Он долго рассуждал над этим. Смотрел, как она принимает ванну, пьет кофе, а после ложилась в постель с книгой. Сейла засыпала, он ждал несколько часов, а после осторожно прикасался к ее плечу. Иногда она вздрагивала, а иногда на ее лице проступала улыбка, и тогда Конни наклонялся к ней и кончиками губ касался ее щеки. Ему даже удавалось ее целовать, и она отвечала ему.

5

Как давно это было. В груди все ныло. Почему он выпал из системы? Что произошло? Почему он не такой как раньше?

Иногда Конн смотрел на обшарпанные стены своего дома, на свой покосившийся диван и немытые стаканы. А утром все возвращалось обратно, все сверкало и переливалось.

– Я сошел с ума, – тихо шептал он себе, проводя рукой по идеально ровному столу.

Сейла вернулась домой, было чуточку грустно, что-то вертелось в голове, какие-то знакомые мысли. Она весь день пыталась вспомнить, что это было. Вот уже месяц, как чувствует его, то прикосновение к руке, то ветерок у самого носа. Что-то очень знакомое, сердце замирало, она прикрывала глаза и зачем-то тянула губы вперед. Чувствовала поцелуй, боялась открыть глаза и увидеть перед собой пустоту.

– Тебе надо найти парня, – советовала ей Юна, видя, как та тяжело вздыхает.

Но Сейла не думала об этом, она пыталась вспомнить то, что давно забыла. Вчера вечером опять ощутила его дыхание, а после он коснулся ее. Она уже перестала бояться этого видения, сперва было страшно, но сейчас даже ждала.

– Ты здесь? – тихо спросила она, но ответа не последовало, лишь слабый ветерок у правого виска.

Сейла улыбнулась и, чуть приподняв подбородок, подставила губы для невидимого поцелуя. Как приятно, как нежно, так ласково, как будто это Конн. Она открыла глаза, резко выпрямилась и задумалась. Конн. Кто он? Что за имя? Сейла села в кресло и еще несколько раз произнесла это слово про себя.

В тот день он больше к ней не приходил, но это странное имя, что всплыло в голове, не давало ей покоя. Сейла то забывала его, будто стерли ластиком название, то опять с трудом вспомнив, ликовала.

– Ты не знаешь никого по имени Конн? – спросила она у Дрин, но та отрицательно помотала головой.

Сейла спросила у Юны, Светланы и даже у Лари, но никто не знал этого имени. Странно, думала она, и опять это теплое чувство, вроде и не воспоминание, но оно там, в груди, что-то не давало покоя.

Он пришел к ней ночью, почему-то знала, что придет сегодня. Сейла выключила свет, задернула плотно шторы, знала, что ничего не увидит, поэтому и нечего смотреть.

Почему рассвет наступил так рано. Она жалась к нему и знала, что это ее Конн. Что произошло ночью? Она старалась вспомнить, как чувствовала его руки, как вдруг все пропадало, и уже лежала, а после сама тянулась в пустоту.

Мысли путались. Иногда Сейла пугалась себя, забывала имя, холодела, а после вдруг вспоминала Джека, собаку, что им отдали на передержку, а после забрали. Сейла вспомнила, как он ее отчитал там в метро. Почему она забыла? Он ведь ее муж, где он сейчас?

Она боялась рассвета, боялась, что опять останется одна в пустой постели. Слабый луч протиснулся среди штор и лег розовым пятном на стену. Казалось, он был таким ярким, что резал глаза. Сейла зажмурилась, провела рукой по его груди, а после осторожно открыла глаза.

Ее Конни лежал рядом, он не спал, его взгляд был направлен на нее. Она улыбнулась, потянулась к нему и сама сладко поцеловала. Что это было? Почему они пропали друг для друга? Они долго лежали и тихо, боясь спугнуть свои видения, говорили.

Сейла была все такой же юной, как и пять лет назад, а он такой же веселый как в тот день, когда решил пригласить ее покататься на велосипедах. Теперь они видели друг друга, она стала слышать, что он говорит, вот только Конна не видели ее подружки, но это было уже не важно. Сейла вернулась к нему.

6

Он шел по обшарпанному подъезду, поднялся на скрипучем лифте. Опять этот сбой в его мозгу, опять он сходит с ума. Конни знал, что увидит дома его покосившийся диван и грязную постель. Но там Сейла, он быстро открывает дверь и…

– Здравствуй, милый. – Каким-то скрипучим голосом к нему обращается худая седоволосая женщина.

Конн замирает на месте и с ужасом смотрит на незнакомку.

– Кто вы? – похолодел от мысли.

– Милый, у нас гости.

– Сейла? – ему это далось с трудом.

– Да, присаживайся, я сейчас налью вина.

Горгона отошла, взяла со стола графин, в котором уже как год не меняли воду, налила его в серый стакан и протянула ему.

– Спасибо, – еле выдавил он из себя.

– Здравствуйте, мы с ЦПУ.

Руки стали свинцовыми, Конн с трудом поставил стакан на журнальный столик, на котором были накарябаны неприличные слова.

– Вам надлежит пройти «осознания». Вы готовы?

Зачем они спрашивают, я готов на все, думал Конн, протягивая вперед руки, на которые тут же защелкнулись наручники. Он ушел, не проронив ни слова, даже не оглянувшись на это странную женщину. Неужели она его Сейла? Неужели он и правда сошел с ума?

Машина уехала, оставив молодую девушку совсем одну. Она села на мягкий диван, закуталась пледом и стала просто ждать возвращения своего мужа.

Тук-тук.

– Сейла, я немного задержался на работе, мне надо было… – Но Конн не успел договорить, как его тут же обняла очаровательная девушка.

Моя странная история

1 Осознание

Вообще-то моя история не такая уж и странная, такую историю может написать каждая девчонка в моем возрасте, если только захочет и не побоится. Итак, мне 14 лет, учусь в простой средней школе № 20 города (наверное, пропущу название, поймете почему). Через два года заканчиваю школу. Учусь на отлично, иногда чуть ниже, просто не понимаю кое-что в математике, не идет химия, а вот физика замечательно. Живу с родителями одна, скучно без брата или сестры. Мое имя – Женя, так можно звать и парня или девчонку, вот тут-то и загвоздка, но по порядку.

Родился я нормальным мальчиком, дрался с садика, наказывали, как же без этого. Солдатики, машинки, это нормально, игры в казаки-разбойники, все отлично, но… в третьем классе все изменилось. Я не был толстым, как мой лучший друг Витька, вместе делали уроки, по выходным мама разрешала уходить к нему с ночевкой. Я защищал его от всех, кто хотя бы посмел сказать или намекнуть, что он пышка, но он и вправду был пухленький как Винни-Пух. У него даже была пухлая грудь, я часто на нее смотрел, тыкал пальцем и хихикал.

В пятом классе, к Новому году, у меня начали сильно болеть, то есть ныть соски, я пожаловался маме, она подумала, что я где-то ударился, врач ничего не сказал, но нудящая боль не проходила, а потом… А потом они начали набухать, стали странно толстыми и выпирать вперед, они меня сильно раздражал. Через какое-то время, отец заметил, что мой голос, что-то с ним стало не то. Витька перестал визжать, его он охрип, а мой наоборот. Когда никого не было дома, я рычал, громко говорил, думал, что это поможет, но только срывал голос.

Я был простым мальчиком, то есть пацаном. А потом как-то собрал все свои игрушки, роботов и, найдя на балконе коробку, спрятал их глубоко в шкафу. Они стали мне неинтересными, даже начали раздражать. Все это длилось до середины лета, пока ко мне в магазине не обратилась женщина, она сказала «девочка». Я не понял, может, она ошиблась, и переспросил ее. Тогда не придал никакого значения, но с парнями уже перестал играть. Мой голос меня выдавал, чувствовал себя ущербным, хотелось хрипеть, но вместо этого я звонко кричал. Физиологически я был простым мальчишкой, но что-то во мне было не так, и понимал это не только я, но и мои родители. К осени соски перестали ныть, но на их месте появилась грудь. Ужасно говорить, но это была настоящая грудь девчонки. Заходил в ванну и рассматривал ее, нажимал пальцем. Это были не мышцы, грудь была твердой, она была не моей, я не мог поверить, что это у меня. Перед школой мама повела меня в поликлинику, а потом началось. Я не мог понять, что случилось, но они забегали. Нас посылали ко всяким врачам, анализы, в другие поликлиники, а потом… Мама ничего не сказала, она молчала, так же как и отец, но я понял, что-то не так со мной. Тогда они ничего мне не сказали, и я благодарен им за это.

Через несколько дней после завершения эпопеи с врачами мама принесла домой целую сумку вещей. Сказала, что знакомая с работы хотела их выбросить, ее дочь выросла, но они почти новые, поэтому мама взяла их чтобы постирать, привести в порядок и отдать нашей тете Лиде. У нее дочь моего возраста, Светка, я давно уже ее не видел, даже соскучился. Мама достала их, разложила на диване и начала рассматривать, где надо подшить, а где просто пуговицы поменять. Она попросила ей помочь. Я никогда не любил эту работу, гладить, да еще и возиться с иголкой, но в этот раз я с интересом все делал. После стирки все сам перегладил. Смотрел на эти вещи, складки, порой нелепый цвет ткани, непонятные для меня сборки и завязочки, пальцы сами их перебирали. Когда все ушли и я остался один, стал примерять на себя столь необычную одежду. Зачем это сделал? Может, из любопытства, а может, что-то почувствовал, когда гладил одежду незнакомой девочки.

Я разделся, встал перед зеркалом. Необычное зрелище. Тело мальчишки, худые ноги, маленькие бедра, штаны всегда с меня спадывали. Живот как живот, а вот грудь, она не моя, она чужая, и если прикрыть низ тела, что я и сделал, то в зеркало на меня смотрела девчонка. Колючие глаза, грудь, лицо, да, лицо изменилось за это лето, оно стало так же чужим. И волосы, с ними тоже было что-то не то. И вообще, в зеркале был не я. Меня это не испугало, а наоборот, появилось любопытство и желание испытать что-то новое, а новое была эта одежда, для чего я в, прочем, и разделся.

Дискомфорта я не испытывал, когда надел плавки, ну и что из того, что девчачьи, мало чем они отличались от моих, разве что цвет да пару бантиков. Потеребив их, взял футболку и надел на себя, она как и моя, что ношу всегда. Снял и надел какую-то рубашку, нет, наверное, это была все же не рубашка, а кофточка. Рукава необычно короткие, попробовал натянуть, не получалось. Широкие манжеты, и плечи странные, торчали вверх. Увидев себя в зеркале, я хихикнул. «Ну ладно», – подумал и продолжил. Джинсы не вписывались в этот наряд, хотя и были привычными, но и они были для меня в новинку. Сидели низко, хотелось подтянуть повыше, они просто сползали. Сняв их, я посмотрел на диван. Джинсы были одни, оставались юбки и платья. Я начал с юбки, она пришлась в пору, в конце-то концов, в Шотландии мужчины ведь носят юбки. Я поправил ее рукой, чуть одернул, неудобно ходить, когда между ног дует. Прошелся по комнате, посмотрел в зеркало, черт подери, там был совершенно не я. Там была корявая девчонка, сгорбленная, сутулая, глаза горят огнем, и сильно сжатые губы. Я сам испугался себя. Отвернувшись от зеркала, все снял, бросил на диван, напялил свои джинсы и пошел на кухню. В душе было противно, еще противнее стало тогда, когда подошел к окну. И тут моя рука потянулась, чтобы прикрыть грудь. Заставил руки опуститься, но в душе было гадко, стыдно за себя, захотелось заплакать, по-настоящему, как в детстве заплакать. Стоял у окна и терпел, а слезы текли по щеке и капали на подоконник.

Наверное, я целую неделю не выходил на улицу, сидел дома, рылся в интернете. Мама собрала вещи, что я оставил на диване и, сложив аккуратно в сумку, поставила ее в шкаф. Она не сказала ни слова, но я видел ее глаза, они были грустными. Отец молчал, он всегда молчал. Но сейчас мне хотелось с ним поговорить, и когда мамы не было дома, я обнял его, уж не помню, когда так делал в последний раз, прижался и спросил.

– Папа, кто я? – я боялся ответа, уже несколько дней вертелся этот вопрос в голове.

Он обнял меня. Вообще папа у меня, можно сказать, сухой, редко улыбался, проявлял человеческие чувства. Я не мог себе даже представить, чтобы поговорить с ним по душам. Но сейчас я хотел именно этого, и не важно, что он скажет, мне не хватало его. Его руки легли мне на плечи, он молчал как всегда, но руки говорили сами за себя. Папа погладил мне голову, стало так тепло, ощутил их силу, спокойствие, уверенность, и это все передалось мне. Я еще крепче прижался к нему.

– Ты мой сын, – спокойно ответил он.

В его голосе не было дрожи, он был ровный, даже мягкий. На моих глазах появились слезы, я не хотел, чтобы он видел и поэтому покрепче прижался.

– Ты мой сын, – повторил он. – Но природа не стоит на месте, и она ищет новые пути развития. Ты ведь слышал о Дарвине, об эволюции развития человечества.

Мы в школе проходили эту тему, я смотрел много фильмов про эволюцию. Природа постоянно экспериментирует, ищет новые пути, что-то остается миллионами лет неизменно, а что-то меняется постоянно. Я знал, что человечество произошло от обезьян, есть ученые, которые не согласны с этим утверждением, но на данный момент теория Дарвина остается основной теорией. Я кивнул.

– Кто такой человек? Откуда мы? Почему мы такие? Почему мы так устроены, а не иначе? – его ладони легли мне на плечи. – Я не знаю, да и вряд ли кто-то сможет это объяснить. Но я знаю одно, что человечество продолжает развиваться дальше, и не только социально, но и физически.

Он замолчал. Я почувствовал, как в его груди застучало сердце, гулко, как глухой барабан. Он молчал. Я знал, что он продолжит, и поэтому ждал.

– Ты мой сын, я люблю тебя, – пальцы на моих плечах чуть дрогнули. – Ты удивительный, и природа тебя одарила удивительными качествами. Природа давно экспериментирует с человечеством. Помнишь, я читал статью про племя в Африке, у них на ногах всегда только два пальца.

Я кивнул, да, помню, еще удивился, как так можно ходить. Тогда отец показывал фотографии людей из этого племени, пальцы оказались такими толстыми.

– Есть люди, которые рождаются с сердцем не слева, а справа. Есть люди, у которых не две почки, а больше, не пять пальцев, а даже десять. Есть очень высокие люди, а есть очень низкие, есть черные, есть белые и желтые. Есть люди, которые рождаются слепыми, но легко живут среди нас, как будто они все видят. Есть люди, которые могут двигать предметы, или те, кто может предсказывать. Что это, по-твоему? – спросил он у меня. Я не знал, что ответить и только пожал плечами. – Кто-то скажет, что эти люди больные, и они будут правы, – при этих словах я напрягся. – Но это не так. Просто они не такие как все. Они выделяются среди большинства, – он замолчал, снова сердце заколотилось. – Природа мудрая, я склоняюсь перед ней. И вот кто ты? Ты это хочешь знать? – я молча кивнул. – Ты удивительный человек, не похож ни на меня, ни на маму. У тебя удивительные возможности, и эти возможности тебе дала природа.

– Какие? – швыркнув носом, спросил я.

– В тебе много генов мужских, моих, и много генов женских, маминых. Природа так поступила, что внесла изменения в тебя, ты родился мальчиком, но теперь она вносит коррекцию, создавая из тебя девочку.

– Как? – теперь уже мое сердце заколотилось.

– Не знаю. Врачи говорят, что это отклонение, но они глупы, у них все отклонение. Кажется, что они сами отклонение. Природа наряду с мужскими гормонами внесла и женские, именно поэтому у тебя меняется голос и начала расти грудь, – на этих словах он остановился. Мне стало страшно, я что-то подобное подозревал, но услышать это от отца. Я просто испугался. – Ты человек, такой же, как я и как мама и как все на свете, но ты особенный.

– Мутант.

– Что?! – удивился отец. – Глупости. Нет, ты не такой как все, вот и все. Ты уникален, ты мой любимый сын, и я тебя очень люблю.

Эти слова я помню еще с детства. Тогда мама разошлась с папой, и я приходил к нему по выходным. Помню, как рыдал, когда он отводил меня обратно к маме. Мне казалось, что он меня бросает, что я остаюсь один. И тогда он крепко прижимал меня к себе и говорил, что очень любит меня, в ответ я рыдал и цеплялся за его шею. Я буквально впился в него, а он так сильно прижал меня к себе, что мне становилось трудно дышать. Не хотел, чтобы он меня отпускал, и он продолжал держать меня.