Осколки разбитой памяти

С нетерпением впустив девочку в квартиру, она задала свой главный вопрос:

– Ну как прошло?

Вместо ответа дочка молча засунула руку в кармашек и извлекла оттуда два пакетика, наполненных мутным коричневатым порошком.

– Олег, Олег! – радостно закричала мамаша. – Не кинул барыга, что я тебе говорила.

– Так тащи сюда это дерьмо, – раздался в ответ недовольный голос «главы семейства». – Мало ли какую шнягу он туда насыпал.

– Да верняк дело, Костыль уже вторую неделю этот винт гоняет.

– Да этот валет любой аптечный подгон за афганку примет. Мне долго ждать?

Мама скрылась в другой комнате, позабыв про девочку. Скинув тапочки, она замерла в нерешительности, но чувство голода заставляло идти на встречу с родителями вновь. Переступая по пыльному полу, она шла к родительской комнате, по пути перешагнув через пакет, набитый пустыми бутылками, и тихонько вошла внутрь. Мамаша, как голодная собака, сидела на корточках перед мужем, с фальшивой преданностью держа перед ним зажигалку. Тот, к слову, своей худобой не сильно уступал жене, лицо лишь казалось шире из-за усов и бороды, а глаза, все того же потерянного оттенка, пристально следили за маленьким пламенем. Своего рода семейная идиллия.

– Мам, – робко нарушила тишину Настюшка. – Я есть хочу.

– Видишь, папе плохо? – не поворачиваясь, ответила мать. – Поищи в кухне что-нибудь и поиграй в своей комнате.

Папа вообще не удостоил дочку вниманием, сосредоточившись лишь над раскаленной ложкой, переминая левой рукой клочок ватки.

Настя облегченно вышла из комнаты. Смотреть, как папа с мамой принимают «лекарство», она терпеть не могла. Главное – она получила разрешение поискать еду, теперь ей за это не влетит. Хотя, зная папу, он мог запросто позабыть про него, тогда он ее опять накажет. Но это уже не важно, голод был сильнее страха. Со вторым она давно научилась бороться.

Внутри старого, местами ржавого холодильника она обнаружила лишь пару бутылок минералки, ничего съедобного внутри не нашлось. Встав на табуретку, Настя наконец нашла в верхнем шкафчике гарнитуры, чем можно перекусить.

Скушав заваренную пачку лапши быстрого приготовление вприкуску с куском черствого хлеба, Настюша поспешила уединиться в своей комнатке. Когда мать велела ей поиграть, она явно не учла того, что девочке понадобятся для этого какие-либо приспособления, к примеру, игрушки. Хотя одна у нее все-таки была. Маленький плюшевый зайчик, пыльный, как и все вокруг, но когда она прижимала его к себе, это вызывало старые воспоминания, когда Настю крепко обнимала старшая сестренка. За всеми этими мыслями девочка не заметила, как из больших зеленых глаз потекли слезы.

– Так, что за дела, я же говорила, что не хочу видеть слезки моей Настюшки!

– Катюша! – сквозь слезы радостно закричала девочка, после чего испуганно закрыла свой рот ладонями.

– Не бойся, они тебя уже не слышат.

Сестренка присела на кроватку рядом с ней. Настя как всегда протянула маленькую ручку, но она вновь прошла сквозь тело сестры.

– Никак не привыкнешь? – весело улыбаясь, спросила Катя, наклонившись перед сестрой.

Настя и вправду никак не привыкнет. Она иногда может видеть эти зеленые глаза, большую улыбку. Видеть, как развеваются русые волосы. Но обнять сестру она так и не смогла, как ни пыталась это сделать с прошлой осени.

– Забери меня с собой, туда, где я смогу быть с тобой, как раньше! – едва слышным шепотом попросила девочка.

– Я открою тебе секрет. Туда не пускают маленьких детишек, позже, намно-о-о-о-ого позже.

– Я уже не маленькая.

– Я знаю, – тяжело вздохнув, ответила сестра. – Но тут смотрят по годикам, а их у тебя маловато.

– Тогда приходи почаще, а лучше вообще не уходи.

– Я всегда буду рядом, а сейчас не перебивай и слушай внимательно. Завтра твоя жизнь изменится навсегда, ты должна быть готова….

* * *

Следующим утром Настя проснулась от громких воплей родителей, доносившихся из-за стены и сопровождаемых грохотом мебели. Не нужно было прислушиваться, чтобы понять причину их ссоры, голоса звучали слишком отчетливо, даже когда Настюшка прятала голову под подушкой.

– Да не брала я!

– Врешь, сука!

– Да кл…

Ответ матери был оборван звоном громкой пощечины.

– Ты меня за лоха держишь? Все приблуды на столе валяются, хотя я сныкал вчера их в шкаф. Все сдолбила, мразина? Пока я дрых, Костыль твой ненаглядный заглядывал?

– Ты поехал, Олег. Ты разбудил меня, я спала как убитая.

Новая затрещина прозвучала за стеной. Потом еще одна.

– Где мой дозняк? Быстро сюда, я сказал!

– Не… знаю. Не брала.

Очередная пощечина завершилась падением чего-то тяжелого на пол, сопровождаемым звуком битой посуды.

– Мышь.

Затем отец истошно завопил.

– Сука, ты порезала меня!

– Оставь меня, придурок!

Резко распахнутая дверь спальни с оглушительным грохотом впечаталась в стену. Судя по шагам, отец бегал в кухню, после чего вернулся обратно.

– Олег! Что ты… Брось нож, пожалуйста! Оле-е-ег!

– Где. Мой. Дозняк?!

Обезумевший голос папаши доносился вперемешку с каким-то мерзко чавкающим звуком. Это длилось несколько минут, пока мать хрипела, затем все стихло. Через несколько минут вновь раздался грохот мебели.

– Пора уходить из дома, вернемся позже.

– Катя, она..?

– Идем. Когда будем проходить мимо спальни, смотри вправо, на старые часики бабули.

Настюша в сопровождении сестры тихонько выбралась из комнаты, стараясь не шуметь, на цыпочках направилась к двери. Но добравшись до настенных часов, не послушала Катю и заглянула в комнату.

Край маминого халата виднелся в дверном проеме. И он весь был пропитан красной жидкостью. А отец ползал под письменным столом, с треском отрывая плинтус с пола. Насколько можно было его видеть, он также был испачкан чем-то липким и красным.

Отец настолько был занят своим делом, что, скорее всего, даже не услышал, как открылась входная дверь, и легкие шаги застучали вниз по лестнице…

* * *

Сердце опять больно напомнило о себе, но дедушка этого даже не заметил. Он как завороженный сидел на скамейке рядом с Настей, слушая ее недетскую историю. Сказать, что он был в шоке, было вполне уместно. Дед мог ожидать сегодня чего угодно, но точно не такого рассказа от ребенка. Ни на секунду он не посмел усомниться в его подлинности.

– Я и впрямь не знаю, что сказать, маленькая, – все, что смог выдавить из себя старик.

– Так это я же должна была говорить.

– Но почему?

– Мариночка говорит, вы знаете почему.

– Как… она там? – смотря в пустоту, слабым голосом спросил дедушка.

– Все хорошо. Передает, что вы не виноваты, прекратите корить себя. Но она очень просит не дать загубить Алешку. Кроме вас ему никто не поможет. К сожалению, он не может видеть ее.

– Но ты можешь, почему?

Девочка просто пожала плечами.

– Я иногда просто говорю с ними. Не часто, я тоже редко их вижу. Но они приходят, когда сильно нужны. А кто такой Алешка?

– Внучек, – все та же тихо ответил старик. – Я должен…

– Конечно, поспешите. Она с вами, всегда.

– Но как же я тебя оставлю?

– Ой, не переживайте. Мы с Катей скоро домой поедем. Она говорит, там уже все меня обыскались. Их там больше не будет, а значит, все будет хорошо.

Старик, тяжело поднявшись, в последний раз посмотрел на Настюшу. Она, помахав ему ручкой, по-детски прискакивая, вернулась к перилам, решив еще немного полюбоваться корабликами, плывущими по водохранилищу.

Набережная уже заполнялась людьми, город начал жить новым днем, порождая новые истории, которыми живут тысячи переплетенных судеб. И пока деда Гена спешил исправить то, что еще можно исправить, Настюша стояла все там же, а лицо ее озарилось поистине невинной детской улыбкой. Маленький кулачок разжался, и пакетик с мерзкой гадостью, пролетев несколько метров, булькнул в воду, забирая с собой самые горестные воспоминания.

Голодный волк

Несмотря на очень жаркую погоду, ребята развели громадный костер неподалеку от палатки. Языки пламени бросали сажу в и без того повидавшую многое засаленную ткань. Если верить рассказу деда, эта палатка служила ему верным убежищем во время последнего года войны не одну ночь и досталась ему от верного товарища, которому повезло меньше, он не насладился радостью победы. И это было тем немногим, что дедушка позволял себе рассказывать внукам о пережитых годах.

Максим зашвырнул охапку вырванной травы в самый огонь, издав при этом боевой клич.

– Это чтобы комаров распугать! – на всякий случай объяснил он, косясь на брата.

Но Вадим не обратил на младшего внимания. Он как раз заканчивал прикручивать стальной проволокой к куску бруска аккуратный лоскут резины, вырезанный из вкрай прохудившейся камеры от «Уральца».

– Ну вот, это помощнее рогатки будет, – довольно потряхивая самострелом, сказал он. – Айда на уток?

– Так, стоп. Никаких уток, – строго перебила Олеся.

– Тоже мне мамочка, – усмехнулся Вадим.

– Как бы то ни было, я здесь старшая.

– Ну и что ты сделаешь? Кипятильником меня отшлепаешь?

– Не отшлепаю, – покачала головой сестра.

– Так и знал! – засмеялся Вадик.

– Но вот намекнуть отцу про папироски, спрятанные под полом в гараже, успею быстрее, чем ты их перепрячешь, – наклонившись к уху брата, прошептала она.

– Тоже мне угроза, мне в армию через пару лет идти, думаешь, меня накажут за это?

– Если нет, то зачем тогда прячешь?

– Дура! – сквозь зубы процедил Вадим.

– А мне можно пострелять? – подбежав к брату, спросил Максим.

– Конечно нет! Не нужно было в мужской поход брать девчонок. Теперь будем как прилежные пионеры сидеть вокруг костра, пока дед не закончит ставить сети.

– Ну зачем же сидеть, давайте в прятки играть! – предложила Олеся.

– Давайте, давайте! – радостно запрыгал Максимка. – Вадик, давай в прятки!

– Ну, хорошо, тогда она ведет, раз придумала!

– Да я вас быстро найду. Играем по берегу, на поляне. Лес – запретная территория, кто спрячется там, тот проиграл и водит потом пять раз!

– Давай, девчонка, до ста! – раззадорившись, велел Вадим.

Олеся, повернувшись лицом к озеру, честно зажмурила глаза, закрыв их ладонями, и начала отсчет.

– Сто, девяносто девять…

Мальчишки разбежались в стороны. Хотя Вадим старался не терять брата из виду. Максимка добежал до первого же стога сена и, недолго думая, зарылся под ним. Вадим, усмехнувшись, бежал что есть сил в сторону леса. Черта с два он станет играть по девчачьим правилам.

– Три, два, один. Я иду! – наконец закончив отсчет, крикнула сестра.

Закат был еще не скоро, но солнце уже шло на убыль, слегка касаясь жарким краем верхушек деревьев на горизонте. Ветер осторожно покачивал ветви одиноких берез посреди поля. К ним в первую очередь и направилась Олеся. Комары то и дело норовили покусать ноги и лицо, но она отпугивала их сорванной веткой.

За деревьями никто из мальчишек не спрятался, но Олеся и не рассчитывала сразу найти их. Несмотря на немного сложные в последнее время отношения с Вадимом, она частенько играла с братьями в прятки, в том числе и возле этого озера. Не было таких потайных мест, которые они не облазили, поэтому поимка братьев лишь вопрос времени.

В камышах у берега она также никого не обнаружила, после чего проверила густые кусты, полосой разделяющие поляну и лес.

«Неужели опять в стогу?» – подумала Олеся, вспомнив, где в прошлый раз схоронился младший брат.

Излазив первый стог вдоль и поперек, она побежала ко второму. Обойдя вокруг, она никого там не нашла, разве что сено со стороны леса было немного разбросано, но не примято к земле.

– Кажется, кто-то попался? – угрожающее закричала сестра, разгребая сено.

Приятный запах скошенной травы ласкал нос, а сердце бешено колотилось, предвкушая первую победу.

Вот уже показался маленький резиновый сапог. За него и потянула Олеся, но он поддался очень легко, явно не надетый ни на чью ногу.

– Ах ты, паразит, разулся, чтобы меня надурить?

Беспорядочно раскидывая сено, она продолжила копать. И вдруг что-то нащупала. Потянув находку, она извлекла из стога Максимкину фуражку. Она была запачкана чем-то липким…

– Это что, кровь? Максим!

Прорыв стог чуть ли не наполовину, Олеся поняла, что его тут нет.

Неужели он ранен? Как это получилось? А может, дурацкая шутка Вадима в отместку за ссору? Господи, хоть бы второй вариант. Уж лучше она устроит взбучку брату, нежели что-то случится с Максимом.

– Это не смешно! Выходите! Максим! Вадим! – что есть сил кричала Олеся. – Вы где? Выходите!

Страх все сильнее сжимал хрупкое сердце. Она металась по полю, выкрикивая имена братьев. Но их нигде не было. Она даже вернулась к палатке, но ребят не было и там. Лишь дотлевающий костер, одиноко потрескивая, угасал. И как назло, дедушка неизвестно, когда приплывет обратно. Озеро большое, дед мог быть в любой его части. До деревни идти тоже было далеко. Они приехали сюда на машине, она стояла на месте. Может, ребята прячутся в ней?

«Москвич» стоял позади палатки. Братьев в нем не было. Но зато Олеся заметила другое – все четыре колеса были спущены. Наклонившись над одним из них, она обнаружила колотую дыру. Кто-то намеренно проткнул их… Это уже точно не шутки Вадима.

– Максим! Вадим! – кричала Олеся, пробежав еще раз всю поляну, после чего повернулась к лесу. Солнце уже наполовину скрылось за верхушками сосен, лес внезапно показался чужим и холодным. Они не раз ходили по нему, собирая грибы и ягоды, неплохо в нем ориентировались, но все это словно осталось в прошлом. Теперь он был мрачен, как в книжках про оборотней. Олеся вдруг почувствовала, что кто-то следит за ней. Но оглядевшись вокруг, никого не увидела, хотя за ней могли наблюдать из-за стволов деревьев.

Сжимая в руке перочинный ножичек, которым Максим обычно срезал обабки и грузди, она шагнула в лес, который встретил ее полумраком. Вдруг кто-то словно переключил звук. Шум озера и ветра сменился тихим потрескиванием хвороста под ногами и далеким кукованием.

– Максим, Вадим, ау-у-у! – крикнула Олеся.

– …сим, дим… у-у-у, – ответило ей эхо.

Она решила дойти до их любимого места, дальше немного в глубине леса. Они нашли его еще несколько лет назад. В то время, когда Олеся и Вадим были неразлучны, что редко встретишь. Ведь часто так бывало, что больше времени проводили с друзьями, нежели с братьями и сестрами. А им повезло, они были и брат с сестрой, и лучшие друзья. Лишь в последний год они отдалились. Ребята стали старше, появились новые увлечения, а игры ушли на второй план.

Вот оно, старое дерево, кем-то срубленное и брошенное. Даже лежа на земле, ствол был высотой по грудь Олесе. А в трех метрах над ним свисала крепкая ветка, такого же дерева, но все еще живого и нетронутого.

Тогда, несколько лет назад, когда они обнаружили это место, Олеся первая залезла по стволу дерева, после чего, ловко потянувшись за ветвь, взобралась на нее и прошлась, словно по мостику. Вадим следовал за сестрою, и вот они сидят рядом друг с другом, весело болтая ногами. Еще через год они вновь сидели на этом месте, но на этот раз оставили зарубки на ветви в виде двух букв – О и В.

В прошлом году они привели сюда Максима, когда родители в первый раз отпустили его с ребятами и дедушкой на рыбалку с ночевкой.

Теперь она стояла перед этой веткой и смотрела на Вадима, который висел под ней, привязанный веревкой за шею. Его лицо было все испачкано кровью, рубашка изодрана в клочья, а юное тело сплошь усеяно порезами и царапинами.

Олеся хотела закричать, но почувствовала удар по затылку. Мир перед глазами поплыл в тумане, а мгла леса, словно сорвавшись с цепи, захватила сознание…

* * *

– Заткнись, сопляк! – первое, что услышала Олеся, приходя в себя, после чего последовал звук громкой затрещины.

Голова раскалывалась на части, особенно в районе затылка. Слезы непроизвольно текли по щекам. Красное небо – это первое, что она увидела перед собой. Олеся хотела было опереться о руки, но они были крепко связаны.

– Смотрите, принцесса очнулась! – послышался мерзкий хриплый голос.

– Семен, подними ее, – велел другой мужчина.

Олесю грубо схватили под руки и потянули вверх. Руки жалобно заныли, но она сжала зубы, чтобы не закричать. Так как прямо перед ней сидел Максим, обхватив руками ободранные коленки. Брат был настолько испуган, что боялся поднять глаза.

Оглядевшись по сторонам, Олеся поняла, что находится у палатки деда. Судя по сумеркам, прошло не менее двух часов с тех пор как она искала своих братьев. Их костер полыхал с новой силой, вокруг по земле были разбросаны вещи – покрывало, теплая одежда, удочки. Возле открытой палатки на перевернутом ведре сидел мужчина лет тридцати. Одет был довольно прилично, даже слишком для леса. Чистые брюки и выглаженная зеленая рубашка. Он, слегка наклонив голову, сидел и поедал с ножа свежие огурцы, которые бабушка положила им с собой вместе с другой домашней едой.

Его спутник выглядел менее опрятно. Тоже брюки, а сверху майка. На губе припеклась кровь, как и на казанках.

– Вы… Сделали это с Вадимом? – дрожащим голосом спросила Олеся.

– А то кто же, ясен пень, мы, – сзади прошипел ей на ухо Семен.

– Что вам нужно?

– Слышь, Сергеич, она спрашивает, что нам нужно.

Мужчина, продолжая закидывать кусочки огурца себе в рот, смотрел на нее. И от этого взгляда Олесе было особенно не по себе. Наконец он решил ответить:

– Нам не нужно ничего конкретного, но нужно все. Понимаешь?

– Нет…

– Ну, вот что ты можешь нам предложить?

– У нас ничего нет. Живем в деревне… Коровы, да куры, мы не зажиточные.

– Слышь, Сергеич, вот что нам по жизни не хватает, коровы, да куры, – засмеялся Семен.

– Помолчи, пожалуйста, дай нам побалакать спокойно, – приказал Сергеич, вставая с ведра. – Я похож на голодающего? Не отвечай, знаю, что нет. Да и брать с вас нечего, разве что эти огурчики.

– Тогда не понимаю. За что? – сквозь слезы прошептала Олеся.

– Может, еще варианты? – приблизившись к ней вплотную, спросил Сергеич, осторожно взяв пальцами за подбородок.

– Вы хотите… Хотите это со мной?

Он стоял прямо перед ней и улыбался. Его рука опустилась вниз и осторожно скользнула по бедру.

– Ты, конечно, дивчина привлекательная, сколько тебе?

– Семнадцать.

– Отличный возраст. Время непорочной и невинной любви, время, когда ты становишься взрослой. Ухажер-то есть?

– Парень. Весной в армию проводила, – потупив взгляд, отвечала она, всем телом сжимаясь в комок.

– Ждешь? Умничка. Но увы, и этого от тебя не нужно. Хотя Семен, наверное, и не прочь…

– Так а я ж про че… – перебил его Семен.

– Я что тебе сказал? – яростно сверкнув глазами, прошипел Сергеич, вытащив из-за спины охотничий нож.

– Я молчу, все.

Пробуравив его взглядом, Сергеич вновь повернулся к Олесе.

– Так вот, девчоночка, возвращаясь к нашему вопросу. И этого от тебя мне не нужно. Похоть для меня вообще ничего не значит. Знаешь, что самое желанное, ради чего стоит жить? Это не деньги, не еда, ни бабенки. Жизнь – самое дорогое, что есть у каждого. А самое приятное чувство – это когда ты ее забираешь. Ты видишь, как она угасает у другого, и начинаешь еще больше чувствовать свою. И чем больше жизней ты поглощаешь, тем сложней накормить волка внутри себя, который требует больше овец. Когда-нибудь не станет меня, но волк останется жить дальше. И всегда будут овцы, которых он поглотит. Жизнь и смерть, бесконечный цикл, бесконечная пища. Так было раньше, будет и потом. Понимаешь теперь?

– Отпусти брата, он совсем ребенок, – понимая, что тщетно, но все же умоляла Олеся.

– Ты не поняла. Каждая жизнь бесценна, волк голоден. Думаешь, почему Вадим висит там, в лесу, почему вы оба тут? Почему мы обращаемся друг к другу по именам, не скрывая лиц?

– Будьте вы двое прокляты…

– А кто сказал, что нас двое? Волки сильнее, когда живут и охотятся стаей, – упиваясь ее страхом, сказал Сергеич, поднося лезвие ножа к ее горлу. – Семен, пора кормить зверя. Сначала мальчишка, пусть овца смотрит!

– Нет! – закричала Олеся, но Сергеич, повернув ее лицом к брату, крепко держал, не относя лезвия от горла.

Она хотела зажмурить глаза, но не смогла. Олеся беспомощно смотрела, как Семен заносит над головой Максима дедушкин топор.

Но прежде чем он его опустил, раздался громкий выстрел. Несколько уток испуганно взлетели прочь из темных камышей.

Семен сделал шаг назад, роняя топор на землю, после чего повалился сам, словно набитый опилками мешок. Максим, испуганно отскочив, забился внутри палатки.

– Отпусти ее, ирод!

– Дедушка, – прошептала Олеся.

Но Сергеич оставался невозмутим, словно ничего не произошло. Словно его товарищ только что не пал на землю с простреленной головой.

– Приветствую, отец. Да только не дергайся, иначе на раз внучку-то в расход пущу.

– Отпусти ее,– приближаясь, велел дед.

Несмотря на возраст, пистолет крепко лежал в его руках, нацеленный на Сергеича.

– Я сказал, стой, иначе ей конец. Рассуди сам, какой шанс попасть в меня? Я крупнее девчонки, полностью ею не прикроюсь, тут правда твоя. Возможно, ты и успеешь меня подстрелить, ставлю полтинник, что ты не раз бывал в такой ситуации. Сколько фрицев-то положил, а, дед? Но хоть один прикрывался твоими внуками? То война, ты с товарищами шел умирать. А ей жить да жить еще. Промах, и ей капут. Либо от твоей пули, либо от моего ножа. Не дури, дед.

Дедушка с минуту постоял, после чего сдался, бросив пистолет на траву.

– Что ж, интересно, – удовлетворенно заключил Сергеич. – Держите его.

Еще один парень лет двадцати и девушка вышли из-за «Москвича». Парень сжимал в руках обрез ружья.

– И к чему этот цирк был, выродок?

– Да вот, батя, интересно было, рискнешь внучкой или нет. У тебя был шанс, но человеческая слабость как всегда взяла вверх.

Парень, молча подталкивая деда в спину, привел его к палатке. Девушка, довольно улыбаясь, шла следом за ними.

– Из-за старика у нас в стае появилось свободное место. Есть желающие примкнуть к нам? – весело проговорил Сергеич. – Шучу, конечно, из вас все овцы. Разве что старик хищник, но уже другой породы. Катька, подай-ка его волыну девчонке.

Голубоглазая девушка недоуменно пожала плечами, принесла брошенный пистолет и протянула его Олесе.

Та недоуменно смотрела на Сергеича. Их взгляды встретились, и она почувствовала что-то еще, кроме холодного страха. Возможно, ненависть?

– Возьми его, – велел он.

Олеся дрожащими руками взяла пистолет.

– Костик, нацелься на палатку.

– Что вы хотите?

– Даю простой выбор. Пристрелишь деда, мелкий будет жить. Не пристрелишь, умрете все, но ты последняя. Костик, если через три секунды не выстрелит, стреляй в палатку. Раз…

– Нет, я не могу…

– Два.

– Олеся, стреляй. Ты должна, ради него, – твердо приказал дедушка.

– Три.

Раздался очередной выстрел. Его эхо еще не стихло, когда где-то совсем рядом завыли собаки. Или же, точнее, волки, подумала Олеся.

Хотя это было очень странно, еще в детстве, когда она только пошла в первый класс, дедушка впервые повел ее и Вадима гулять в лес. Вадимка очень боялся переступить лесную чащу, мальчишки на улице до этого рассказывали страшные истории о пионервожатой, которую несколько дней назад якобы разорвала стая волков.

Но дедушка рассмеялся, рассказав, что это лишь пустая болтовня. Ближайший пионерский лагерь был километров за тридцать от деревни, но и это не главное. А то, что волки никогда не водились в местных лесах.

Но тогда чье завывание сейчас она слышала? Хотя это ли сейчас важно? Она уронила пистолет под ноги, а где-то в глубине палатки кричал Максим. Дедушка лежал на земле, на его груди темным пятном растекалась кровь.

Мир вновь заполонил непроглядный туман, и Олеся, как это уже было раньше, провалилась во мрак пустоты…

* * *

Олеся очнулась ночью, тусклые звезды с трудом проглядывались через листья вековых деревьев. Она едва могла видеть перед собою, зато ночная тишина сильно давила на слух. Больше всего на свете Олеся хотел услышать смех Максимки или едкое замечание Вадима, но до ушей доносилось лишь дыхание природы.

На ней было надето все то же летнее платьице, но как ни странно, тело не сковывал холод.

Рядом никого не было. Непонятно, но почему ее бросили одну? Она не ранена, значит, негодяи точно понимали, что оставляли ее не умирать. Олеся слышала их имена, даже если ненастоящие, то она все равно была способна описать милиционерам их внешность. Тогда почему она жива?

Хотя все это было неважно. Вадимку убили, заставили сделать это с дедушкой… Но возможно, Максимка еще жив. Она должна его найти!