Пандемия. Аркада. Эпизод второй

– Лучший хакер планеты позволил себя заблокировать, а защищают его две неполноценные железяки? – попытался воззвать к голосу разума Орк. – Так не бывает.

Однако переубедить почуявшего кровь Эрла оказалось невозможно.

– Мегеру предали.

– Но…

– Обе группы – вперед! Резко, парни, я не шучу!

И временный командир бросился по коридору, показывая временным подчиненным личный пример.

Орсон выругался, однако оспаривать приказ не стал, утешив себя тем, что «герой» бежит первым, а значит, примет на себя все возможные сюрпризы.

И Эрл принял, столкнувшись со стаей миниатюрных дронов-камикадзе, вылетевших из вентиляционного отверстия. В Маккинроя врезалось пять или шесть устройств размером с мизинец, серия взрывов пробила дюррилиевую защиту и растерзала офицеру грудь. Он умер за несколько секунд до того, как присланные Хабблом дроны РЭБ придавили глушилку хакеров и мощным внешним сигналом заставили взорваться камикадзе.

– Работаем, парни! – рявкнул вернувший себе командование Орк. – Мы одни! Девку брать живой, остальных – как получится. Дакота?!

– Принято!

В следующий миг Бен вынес металлическую дверь выстрелом из «зунды».

Грохот взрыва и грохот рухнувшего стола, в который врезалась выбитая дверь, оглушили засевших в убежище хакеров. А еще их смутили пыль, резкий натиск и взрывы трех светошумовых гранат. Крики боли, крики ужаса, крики недоумения… Привычная музыка, поэтому Орк в нее не вслушивался, зато с удовольствием отметил, что штурм развивается наилучшим образом: противник полностью деморализован и сопротивления не окажет. Да и кому оказывать? Умники сильны на расстоянии и легко плавятся, будучи прижатыми к стенке.

Напуганные…

Слабые…

Около стола корчится на полу китаец – не ранен, но его почему-то тошнит. Рядом сидит на корточках толстяк лет сорока: видимо, бросился на помощь другу, но, увидев спецов, предпочел остановиться, чтобы не попасть под шальную пулю. Он в грязно-серой футболке с едва различимыми буквами NF на левой стороне груди. NetFreedom, организация сетевых террористов, от которой остались лишь воспоминания – спасибо спецам GS. У стены – длинный шкаф с мощным оборудованием, дверцы полураскрыты, возле них растерянно стоит длинный рыжий оболтус в застиранной рубашке, рваных джинсах и низких кедах.

– Кто из вас Мегера?

– Fuck! – с чувством произносит Дакота, и Орсон понимает, что дело плохо: Дакота болтун, но ругается в крайних случаях.

Орсон смотрит налево и повторяет за заместителем:

– Fuck!

Потому что Мегера действительно оказывается женщиной. Девушкой. Довольно молодой, но, судя по взгляду, бешеной. Убежденной и не желающей сдаваться.

Мегера стоит у длинной стены, на равном расстоянии от Орка и Дакоты, и держит в руке пульт. И оба они, и Орк, и Дакота, одновременно понимают, что блефом тут не пахнет. И еще они понимают, почему Мегеру до сих пор не взяли: если она и крыса, то королева, не меньше.

А настоящие королевы не сдаются.

– Не подходить! – Она говорит громко, но голос не дрожит, ни одной фальшивой ноты. Она говорит громко и выставляет руку, чтобы оба, и Орк, и Дакота, видели работающий пульт.

– Тебе не уйти, – жестко говорит Бен.

– Только не думай, что сможешь отстрелить мне руку и забрать машинку, – улыбается Мегера. – Я запустила обратный отсчет.

Улыбается так, что Орк понимает, почему ее зовут Мегерой.

– Дакота, назад.

– Уверен? – шепчет заместитель.

– Да.

Толстый тихонько выдыхает и улыбается, у рыжего дрожат руки, китайца продолжает тошнить. Но никто из них не бежит. Не умоляет о пощаде. Они верят своей королеве. Хотя не могут не знать, что оба коридора блокированы.

– Убирайтесь, – повторяет Мегера.

– Мы не собираемся никого убивать, – пытается увещевать Бен, но не получается.

– Мы не сдадимся. – Голос девушку не предает. Глаза горят фанатичным огнем. – А предателю скажите, что за нас отомстят.

Рыжий приседает и закрывает голову руками. Толстяк опускает глаза и крестится.

– Fuck! – повторяет Дакота и спиной отступает к двери. Остальные парни уже в коридоре.

– Уходим! – рявкает Орк.

Он выскакивает вон и прячется за стенкой, а за спиной грохочет мощный взрыв, превращая помещение в огненный ад.

* * *

Федеральная башня «Бендер» США, Нью-Йорк апрель 2029

Есть такая загадка: необходимо, но неприятно.

Правильных ответов на нее огромное количество, но для Карифы он звучал так: визит к гинекологу. Удовольствия от встреч с интимными докторами Карифа Амин не получала и походы к специалистам воспринимала как неизбежное зло. Причем ее не смущали ни вопросы – она легко говорила о своей сексуальной жизни, ни осмотр – Карифа понимала, что человек делает нужное дело, и доверяла без колебаний. Ее раздражало кресло. С самого первого взгляда. С того дня, когда юная Карифа впервые вошла в кабинет гинеколога, нервно представляя, как окажется перед незнакомым мужчиной с раздвинутыми ногами, увидела кресло, и все ее раздражение, весь страх и стыд, все плохое, что она чувствовала перед первым визитом, – все сосредоточилось на кресле, в котором ей предстояло оказаться.

С тех пор многое изменилось, многое осталось позади, в том числе юность, но неприязнь к гинекологическому креслу и, как следствие, к посещению врача никуда не делась.

А с недавних пор добавилась неприязнь к офтальмологам, но не ко всем, а исключительно к офтальмотехнологам знаменитой «Iris Inc.», монополисту на рынке напыляемых на глаза биотехнологических наноэкранов.

Сначала Карифа думала, что неприязнь вызвана необходимостью регулярных посещений специалиста, но вскоре поняла, что дело в кресле, в которое офтальмотехнологи усаживают пациента перед тем, как закрепить на его лице неприятную маску, фиксирующую веки в раскрытом положении. Кресло требовалось, чтобы человек не поддался инстинктивному желанию защитить глаза – руки посетителя привязывали к подлокотникам широкими ремнями. И лишь после этого к лицу обездвиженного пациента приближалась машина, и глаза оказывались в полной власти специалиста «Iris Inc.».

В представлении Карифы кресло роднило офтальмотехнологов с гинекологами и напоминало орудие пытки.

– Как вы оцените свое зрение? – поинтересовался врач, изучая пришедший из машины отчет на большом настольном мониторе.

Врач оказался новеньким, последние три года в штаб-квартире GS работала Тесс Курни, но ее повысили, отправили руководить филиалом «Iris Inc.» в Монреале, а в «Бендер» прислали Шлипстера, неприятного, рано облысевшего коротышку, смахивающего на суслика-переростка.

– Вы меня слышите?

«Черт!» Амин задумалась и позабыла ответить.

– Слышу.

– Как вы оцените свое зрение?

– Процентов на восемьдесят, док.

– Компьютер показывает восемьдесят семь.

– Тогда у него и спрашивайте.

Шлипстер вздрогнул, видимо, не привык к подобному отношению, но сдержался, вернулся к монитору и с улыбкой поинтересовался:

– Вы всегда агрессивно настроены, специальный агент Амин? Не нравятся наноэкраны?

– Нравятся, – поразмыслив, ответила Карифа. – Они удобнее smartverre.

Умные очки, которое человечество носило на носу до изобретения «Iris Inc.», и в самом деле нравились девушке меньше наноэкранов – очень уж они были неудобны для энергичной работы специального агента.

– Именно! – Он выдержал паузу. – Но получается, вам не нравлюсь я?

Честно говоря, Карифу так и подмывало согласиться, поскольку низенький офтальмотехнолог ей абсолютно не импонировал, однако благоразумие взяло верх, и откровенничать агент не стала. Во-первых, неизвестно, надолго ли нового врача прислали в «Бендер», и глупо ссориться с тем, к кому придется обращаться за помощью следующие несколько лет; во‐вторых, обидевшийся Шлипстер обязательно напишет донос в Отдел этики и равноправия, и придется отмазываться от обвинений в расовой дискриминации и вербальном насилии, за которые можно схлопотать не только временное отстранение, но даже позорное увольнение, если «нюхачам» удастся приплести наследственный шовинизм. Тут даже половина африканской крови не спасет, скажут, что белые гены оказались сильнее, сколько мулатов на этом погорело… И совершенно точно придется таскаться к психиатру, изо всех сил доказывая, что не ощущаешь превосходства над коллегами.

Все эти резоны заставили Амин выбрать наиболее безопасный вариант ухода от ответа.

– Док, вы наверняка читали мой психологический профиль и знаете, что я из тех, кто с недоверием воспринимает новшества, – ровным голосом произнесла Карифа, стараясь вести себя в точном соответствии с правилами толерантности. – Мне было двадцать пять, когда началось массовое внедрение наноэкранов, и я не могу сказать, что окончательно к ним привыкла. Вот и нервничаю на приеме.

– Да, знаю, – вздохнул врач, постукивая пальцами по столешнице. Карифа догадалась, что понравилась офтальмотехнологу и он не прочь за ней приударить, но боится даже намекать на свидание, опасаясь встречных обвинений в домогательствах и попытке склонения к недостойному поведению. – Извините.

– Вы меня извините.

Вот и поговорили.

Что же касается специального агента Амин, она могла понравиться кому угодно.

Карифа была мулаткой, но с примесью восточной крови по линии отца и «коктейлем» национальностей и рас по линии матери. Результатом чудного смешения стала удивляющая своеобразной красотой женщина с прямыми черными волосами и кожей цвета какао с большим количеством молока. Волосы Карифа стригла под короткое, едва прикрывающее шею каре, которое придавало ей неподходящий сотруднику Оперативного отдела дразнящий вид. С другой стороны, Карифа часто работала под прикрытием, и то, что она не походила на сотрудника GS, являлось скорее плюсом. Лицо у девушки было вытянутым, его форма, а также выпуклый лоб и большие карие глаза достались агенту Амин от матери, а слегка приплюснутый нос и полные, чуть вывернутые губы – от отца. Фигура спортивная, как у всех оперативных сотрудников GS, но при этом женственная. Но если кто по глупости принимал агента Амин за слабую барышню, его ожидал большой сюрприз: хватка у нее была железной, а удары – крепкими.

Карифа знала, что производит впечатление на мужчин, не удивилась реакции доктора, но идти навстречу не собиралась, а предложи он свидание – отказала бы.

Впрочем, он не предложил.

– Сейчас перед глазами станет темно – я подключусь к чипу… – Амин вздрогнула, привычно представив, как врач влезает ей в голову. – Пять, четыре, три, два, один… – Резкая, как вспышка, тьма и резкий, как вспышка, свет. – Вот и все.

Карифа вновь обрела зрение, однако теперь картинку покрывала калибровочная сеть.

– Пожалуйста, назовите зоны неуверенного приема изображения, – попросил Шлипстер.

– 1В, 2В, 1С…

– Чуть медленнее, пожалуйста.

– 1С, 1D.

– Все?

– Да.

– Спасибо.

Сетка задрожала, а изображение поплыло – это означало, что офтальмотехнолог приступил к тонкой настройке наноэкрана, поднимая в указанных Амин квадратах качество сигнала, но при этом продолжил разговор:

– Вы были под огнем, специальный агент Амин?

– Это моя работа, док.

– Я имел в виду настоящий огонь: вам приходилось преодолевать открытое пламя без специальной защиты глаз?

– Приходилось, – кивнула девушка, мгновенно припомнив детали последней операции. – Дом, в котором засели террористы, загорелся, и чтобы остаться в живых, мне пришлось пробежать через пару комнат и прыгнуть в окно. Со второго этажа, если вам интересно.

– Почему вы оказались на операции без спецкостюма?

– Вы имеете в виду боевой комплект с fullface-шлемом?

– Да.

– Моя команда работает под прикрытием.

– А-а… Точно, у вас ведь расширенная страховка.

– Верно.

– Я недавно в GS и еще не запомнил все нюансы.

– Ничего страшного, док.

– «Iris Inc.» официально рекомендует защищать наноэкраны от открытого огня, даже простые очки способны стать надежной преградой для…

– В следующий раз возьму вас с собой, – оборвала врача Карифа. – Подадите защитные очки, когда они понадобятся.

– Почему бы не надеть простые?

– Потому что их давно никто не носит.

– Ах, черт… – Калибровочная сеть дернулась, изображение резко сместилось вправо. – Я тоже никак не привыкну, что очки стали бесполезны.

Весьма полезный эффект наноэкранов: проблемы со зрением остались в прошлом. «Единица» стала стандартом.

– Вы были офтальмологом, – догадалась Карифа.

– И хорошим, – грустно подтвердил Шлипстер. – Извините, что полез с советами.

– Я знаю, как нужно обращаться с глазами от «Iris Inc.», но не всегда могу делать то, что нужно, – вежливо ответила девушка. – Специфика работы, док, которая компенсируется расширенной страховкой.

– Извините.

Врач вновь замолчал и в следующий раз подал голос примерно через пять минут:

– Теперь как?

– Все в порядке, – отозвалась заскучавшая Амин, быстро проверив поврежденные сектора. – Прекрасно.

– Компьютер показывает стопроцентный уровень сигнала.

– Сейчас я с ним, пожалуй, соглашусь.

– Тогда я отключаюсь. Пять, четыре, три…

Затем последовало мгновение темноты, после которого Шлипстер отодвинул аппарат, убрал ремни, помог Карифе подняться с кресла и перейти на кушетку. Помог прилечь, после чего капнул в глаза успокаивающим раствором, снял маску и велел приходить в себя.

– Спасибо.

– Не за что.

Врач вновь замолчал, судя по звукам – занимался своей большой загадочной машиной, а затем стал щелкать по клавиатуре – заносил в базу результаты осмотра, и лишь закончив, поинтересовался:

– Система восстановилась?

– Да.

Наноэкран был активен и при закрытых глазах: рабочий стол с иконками приложений находился в доступе постоянно, отключаясь лишь распоряжением «Спать». Лежащая на кушетке Амин дождалась перезагрузки чипа, затем бездумно погоняла курсор с помощью вживленной в подушечку указательного пальца «мышки», легким двойным ударом открыла почтовое приложение, убедилась, что работа системы полностью восстановлена, и поднялась с кушетки. Капли подействовали: потревоженные глаза успокоились и вернулись в нормальный, рабочий ритм. Задерживаться в кабинете не имело смысла.

– Еще раз спасибо, док.

– Это моя работа.

– Вы сделали ее очень хорошо.

«Суслик-переросток» справился со своей задачей гораздо лучше болтливой, но не слишком внимательной Тесс.

– И все же… – Он откинулся на спинку кресла. – Агент Амин, мне действительно интересно, почему вам не нравятся наноэкраны?

– Они… – Карифа помолчала, раздумывая, стоит ли откровенничать с коротышкой, решила: «Почему нет?» и как-то по-детски уточнила: – Смеяться не будете?

– Ни в коем случае, – очень серьезно ответил врач.

И девушка ответила:

– С тех пор как появились наноэкраны, я перестала замечать настоящие взгляды.

– Что вы вкладываете в понятие «настоящие»? – не понял офтальмотехнолог.

– Нынешние слегка туманны, размыты, будто собеседник смотрит не на тебя, а внутрь себя, – ответила Карифа. – Полагаю, таков эффект экрана.

– В действительности нанопокрытие никак не проявляется внешне – для этого оно слишком тонкое, – не согласился Шлипстер. – Тончайшее.

– Мы оба знаем, что я имела в виду, – улыбнулась девушка. – Эффект экрана в том, что люди смотрят в него, а не на мир.

– В него и на мир, – уточнил врач.

– Он встал между миром и человеком.

– Да вы философ, агент Амин, – протянул удивленный Шлипстер. – Не ожидал, признаться… не ожидал.

– Мне часто приходится устраивать сюрпризы, док, это часть моей работы.

– Вы в этом поднаторели… – Было видно, что бывший офтальмолог хочет оставить последнее слово за собой и старательно подыскивает аргументы. – Теперь наноэкраны стали нормой, они есть почти у всех жителей Земли, поэтому нынешние взгляды и есть настоящие, агент Амин. Других не будет.

– Не согласна, – качнула головой Карифа. – Они превратятся в настоящие тогда, когда люди станут рождаться с наноэкранами на глазах.

Сказала и поняла, что задела «суслика» за живое. Он поднял брови, словно услышал нечто такое, чего никак не мог произнести специальный агент GS, помолчал, так же, как и Карифа несколько секунд назад, обдумывая, стоит ли откровенничать, решил, что стоит, и сообщил:

– Возможно, будут рождаться, агент Амин, – после чего еще больше понизил голос. – То, что я сейчас расскажу, не скрывается, но и не афишируется: в «Iris Inc.» целое подразделение работает над этой проблемой.

– Зачем? – поинтересовалась обескураженная девушка. – Какой в этом смысл?

– Мистер Паркер считает, что наноэкраны должны стать частью человека будущего, – объяснил Шлипстер. – Разве это не естественно?

С ответом Карифа не нашлась.

* * *

Форт Кэмпбелл США, Кентукки апрель, 2029

До прошлого, 2028 года полковник Сил специального назначения Бенджамин Орсон не задумывался над своей отставкой: ни над тем, что она когда-нибудь случится, ни над тем, как он ее встретит и что будет делать дальше. Понимая, что рано или поздно погоны придется снять, Орк признавался себе, что плевать хотел на то, как пройдет процедура, и был уверен в одном: после положенных чествований, прослушав правильные речи и аплодисменты, он обязательно отправится с друзьями и бывшими подчиненными в ближайший бар, как следует напьется и на следующий день проснется с больной головой.

Никому не нужным.

Орсон понимал, что так будет… Точнее, он знал, что будет именно так, но до прошлого года над своей отставкой не задумывался, поскольку планировал служить еще пару десятков лет. Однако 2028 год врезал по нему, как мул копытом. И не только по нему: 2028 врезал по всей цивилизации.

Удар получился не смертельным, но чудовищно сильным: 22 января 2028 года крупный метеорит стер с лица земли русский город Воронеж.

Столкновение не изменило климат, не вызвало грандиозных пылевых облаков, о которых предупреждали ученые, не столкнуло планету с орбиты. Зато убило огромное количество людей, вызвало землетрясение, и ударная волна семь раз обежала вокруг Земли. Человечество впервые столкнулось с настоящей космической катастрофой, и в те дни журналисты и блогеры много говорили о том, что Воронежский метеорит изменил жизнь всего мира.

Однако в те дни никто и не подозревал, как сильно метеорит изменил жизнь мира.

Во время удара и вызванных им техногенных аварий погибли около миллиона человек, однако настоящая катастрофа разразилась чуть позже, когда выяснилось, что Воронежский метеорит принес на Землю suMpa, неизвестный доселе вирус, который с ужасающей стремительностью распространялся по планете, заражая всех, от младенцев до стариков, но при этом никак себя не проявляя. До сорока двух лет. Да и после сорока двух можно было остаться нормальным и прожить долгую жизнь. А можно было «взорваться» под действием suMpa и превратиться в одержимого жаждой убийств сумасшедшего. Человек, достигший возраста сорока двух лет, становился бомбой с часовым механизмом, и чтобы это показать, в ar/G над его головой появлялись красные цифры с реальным возрастом: «42» или больше.

Именно благодаря suMpa в армейской бюрократии родилось хитрое юридическое понятие «положительная досрочная отставка», означающее, что тебя не выгоняют со службы, а прекращают сотрудничество из лучших побуждений. Потому что ты официально признан непредсказуемым и никто не хочет с тобой служить: старые друзья отводят взгляды, подчиненные пишут рапорты о переводе в другие подразделения, а в сети ar/G над твоей головой появляются несмываемые красные цифры.

Красные цифры означают, что ты теперь олдбаг[11] и обязан довольствоваться «положительной досрочной отставкой» и нищенской усеченной пенсией.

Добро пожаловать в эпоху suMpa.

Которая будет продолжаться до тех пор, пока ученые не справятся с вирусом.

///

– Полковник.

– Генерал, – Бенджамин вытянулся и щелкнул каблуками.

– Проходи.

– Спасибо, сэр.

Орсон закрыл за собой дверь и подошел к столу.

– Присаживайся.

– Спасибо, сэр.

– И перестань называть меня сэр, – вздохнул старший офицер, над головой которого краснели цифры «59». – Мы одни.

Орсон кивнул и улыбнулся.

Генерал Стюарт был сух, невысок и на его фоне плечистый Бенджамин выглядел настоящим гигантом, хотя в действительности выдающимися размерами не отличался. И даже мужественной внешностью похвастаться не мог: русоволосый и круглолицый полковник походил на слегка располневшего спортсмена, которому до окончательной потери формы осталось не более трех пивных вечеринок. Бенджамин казался добродушным, совершенно неопасным увальнем, но под мягкой оболочкой прятался стальной каркас, который позволил Орсону стать одним из лучших офицеров сил Специального назначения.

– Орк, мы часто встречались в этом кабинете, но я впервые не знаю, что сказать, – произнес генерал, глядя Бенджамину в глаза. – Мне жаль. Ты даже не представляешь, как мне жаль. Я понимаю, что мир необратимо изменился, но до сих пор этого не принял. Не могу принять, потому что теряю лучших офицеров… Это не лесть и не лицемерие: ты и твои ровесники действительно лучшие. Вы опытные. Вы умелые. Вы должны натаскивать молодых и готовиться сменить меня в этом пыльном кресле, а вместо этого огребаете усеченную пенсию и пинок, мать его, под зад.

– Мир изменился, – повторил слова генерала Орсон. – Мы ничего не можем поделать.

– И это настоящее безумие.

– Безумие в том, что мир изменился?

– Безумие в том, что мы, такие крутые, вынуждены признавать собственное бессилие.

Стюарта это все еще задевало, Бенджамина – нет, привык.

Смирился.

Они оба понимали, что Орк смирился, но не собирались произносить это вслух. Да и какая разница, в конце концов? Смирился ты или нет, ты ни черта не можешь поделать с тем дерьмом, в котором вымазал планету Воронежский метеорит.

– Если WHO[12] не отыщет вакцину, мы с тобой увидим новый, абсолютно не похожий на привычный нам мир.

– Надеюсь, отыщут, – коротко отозвался Орсон.

– Я тоже надеюсь, – кивнул Стюарт.

Еще несколько месяцев назад кабинет украшала коллекция настоящих, в рабочем состоянии «кольтов»: «Патерсон», «Уокер», «Драгун», «Миротворец» и «1911», бывших предметом гордости генерала, объектом его любви и заботы. Теперь они исчезли, «отправлены на хранение», как того требовал протокол Каплан, разработанный одним из самых известных психиатров мира и регламентирующий прохождение службы после сорока двух лет. Военные и политики прекрасно понимали, что армия не в состоянии отказаться от опытнейших старших офицеров, во всяком случае, в ближайшее время, и выработали особые правила их пребывания на службе. Орсон категорически отказался подписывать унизительный протокол, а вот Стюарт уйти не смог. И до сих пор не оставил надежду удержать своего лучшего офицера.

– Я был уверен, что ты согласишься на штабную должность.

– Не люблю чувствовать ствол у затылка, – спокойно ответил Бен, намекая на то, что протокол Каплан ставил во главу угла абсолютное недоверие к тем, кто решился его соблюдать.

– Думаешь, на гражданке будет иначе?

– Думаю, да.

– Не ври себе, – поморщился генерал. – После сорока двух все под прицелом: и военные, и штатские. Тебя будут сторониться. И тебя будут опасаться.

– Я потерплю.

– Посмотрим, как долго ты продержишься.

– К чему наш разговор? – поднял брови Бенджамин.

– К тому, что я могу все изменить, – твердо ответил Стюарт.

– Зачем?

– Затем, что армия – единственная семья, которая у тебя осталась, Орк, тебе нечего делать за воротами базы.

Фраза прозвучала жестко, даже жестоко, если вспомнить историю Бена, но не покоробила его, потому что была правдой: никого больше у Орка не осталось. И Стюарт в роли приемного отца был далеко не самым плохим вариантом… Но соглашаться на него полковник не хотел.

– Придумаю что-нибудь, – ответил он. – Пришло время измениться.

– Здесь твоя жизнь.

– Была.

– Верно, была, – не стал спорить генерал. – Но там, за воротами, ее никогда не было. Ты не знаешь той жизни, ты не найдешь себя в ней, и поэтому я прошу тебя еще раз: подумай.

– Я все-таки рискну, – тихо ответил Орсон, понимая, что настойчивость старика вызвана исключительно заботой. – Я долго думал, что делать, принял решение и не собираюсь отступать.

– Ты всегда был твердым, – улыбнулся Стюарт.

– Спасибо.

– А я всегда был упорным.

– Знаю…

Генерал поднял руку, призывая Бенджамина к тишине, и продолжил:

– Поэтому я договорился с нашими бюрократами и выбил для тебя месяц на размышление. Ты выходишь в отставку, Орк, но в твоем личном деле значится, что ты имеешь право на подписание протокола Каплан в течение следующих четырех недель. Если ты воспользуешься этим правом, четыре недели будут считаться оплачиваемым отпуском, после которого ты спокойно продолжишь службу.